Спецслужбы

ФОТОМИССИЯ В ЗАПРЕТНОЙ ЗОНЕ
Военные миссии связи обладали весьма широкими правами и высоким дипломатическим статусом. Им предоставлялись здания и помещения, которые пользовались полной неприкосновенностью. Такую же неприкосновенность имели и автомашины военных миссий. Впоследствии это стало общей головной болью. Ведь единственной возможностью помешать разведывательной деятельности сотрудников миссий в запретных зонах было блокирование их автомобилей. А вот задержать самих «миссионеров» вне машин могли запросто. Так что, находясь на разведзадании в запретной зоне, важно было вовремя заскочить в автомобиль. Как это, например, сделал переводчик советской военной миссии связи при главнокомандующем сухопутными войсками США в Европе старший лейтенант Александр Ерохин.
Осенью 1974 года экипажу, в состав которого входил и Александр Ерохин, предстояло совершить разведывательный рейд к легендарной в Германии горе. Она называлась Вассер-купе и была известна тем, что здесь в конце XIX века начинал свои исторические полёты пионер германской авиации Отто Лилиенталь. Теперь её занимали американцы. Добрый десяток белых куполов станций ПВО и радиоразведки облепили вершину легендарной горы.
«Стояла поздняя осень, было уже холодно, – вспоминает Александр Иванович. – Мы подобрались к горе на машине насколько это было можно, дальше только пешком. Вооружившись фотоаппаратами, полез вверх. Вокруг горы, лес. Подобрался поближе к вершине. Выждал время. Сделал несколько снимков – и вижу из леса: наперерез мне бегут американцы. Я тоже бросился к машине. Откровенно говоря, ускользнул чудом. Водитель распахнул дверь, и я буквально влетел в салон автомобиля. Поранил себе ноги, но поначалу боли не чувствовал, хотя кровь стекала в ботинки. Взревел двигатель, и мы помчались. Наш «Опель-рекорд» вывез нас в безопасное место. С тех пор «Опель» – моя любимая машина. Езжу только на машинах этой марки».
Все члены миссий имели постоянные пропуска на двух языках, свободно передвигались по территории зоны оккупации. Исключение составляли места расположения войсковых частей. «Миссионеры» обязаны были носить военную форму, передвигаться на служебных автомобилях со специальными, единственными в своём роде номерами, что для разведчиков было большим минусом. Миссия при главнокомандующем сухопутными войсками США в Европе разместилась на окраине Франкфурта-на-Майне. В курортном городе Бад-Зальцуфлен, что в 100 километрах от Ганновера, расположилась советская миссия при главнокомандующем Британской рейнской армией. Позже миссия поменяет свою дислокацию и переедет в близлежащий город Бюнде. А вот в знаменитом Баден-Бадене была расквартирована советская миссия связи при главнокомандующем французскими войсками в Германии.
Миссии имели разную и в то же время строго ограниченную численность личного состава, оговорённую соглашениями. Впрочем, и американцы, и англичане успешно обходили запреты. Нет, они не нарушали численности аккредитованных сотрудников миссий. Но были ещё и неаккредитованные. Они работали в филиале штаб-квартиры в Западном Берлине.
«Численный состав нашей миссии не мог превышать 14 человек, – рассказывает полковник в отставке Юрий Тетяков, который являлся офицером советской военной миссии связи при главнокомандующем сухопутными войсками США в Европе в 1971 – 1975 годах. – Конкретная численность членов миссии на практике включала восемь офицеров-оперативников, офицера или прапорщика спецсвязи, радиста и четверо водителей».
В составе советской военной миссии связи при главнокомандующем Британской рейнской армией насчитывалось 12 офицеров, два прапорщика, пять солдат-водителей и радиотелеграфистов.
«Территория Британской оккупационной зоны в Германии по площади была самой большой. Там развёрнута основная группировка войск – более 200 тысяч человек. В самом центре этой мощной натовской группировки размещалась наша маленькая советская миссия связи. Выезжая в любом направлении с территории миссии, мы обязательно сталкивались с войсками – так густо была нашпигована ими территория ФРГ», – вспоминал бывший начальник советской миссии связи при главнокомандующем Британской рейнской армией в 1979 – 1983 годах Павел Голицын.
Начальник миссии, его заместитель (в званиях полковник – генерал-майор), офицеры среднего звена (в званиях майор-подполковник), как правило, являлись выпускниками Военно-дипломатической академии. Часто за плечами у них было и по два академических образования. Ведь в разведку старались привлекать офицеров, уже проявивших себя на практической работе, умеющих руководить людьми. Так в свою вторую зарубежную командировку Герой Советского Союза полковник Иван Лезжов, начальник советской военной миссии при главнокомандующем сухопутными войсками США в Европе в 1964 – 1970 годах приехал, когда в его «офицерском ранце» было три диплома: об окончании Военно-воздушной, Военно-дипломатической академий и Академии Генерального штаба.
Молодые лейтенанты, занимавшие должности переводчиков, обучались либо в Военном институте иностранных языков, либо на разведывательном факультете Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознамённого училища имени М.В. Фрунзе. Образование в вузах давали тогда основательное, c хорошим владением иностранными языками. Как правило, в составе миссии были офицеры со знанием английского, французского и немецкого языков.




КРУЖОК ХОРОВОГО ПЕНИЯ ОТРЯДА R
Не менее тщательно к подготовке офицеров для военных миссий подходили и в США. Будущие «миссионеры» в течение года изучали русский язык в школе иностранных языков в городе Монтерей, что в штате Калифорния. Некоторые из них потом обучались в Колумбийском университете. После этого они попадали в так называемый отряд R, который был ещё одним специальным учебным заведением, расквартированным на территории Германии в городке Гармиш-Партенкирхен. С 1978-го он стал именоваться Русским институтом армии США.
Созданный в далёком 1947 году, Русский институт вырос в крупное учебное заведение, выпускники которого были военными разведчиками, специалистами-советологами. Судите сами. Удалось разыскать учебный план института за 1979 год. Так вот летний семестр первого года обучения включал в себя 280 (!) учебных часов так называемой русской языковой программы. В осеннем семестре проводились семинары по советской литературе. И не просто семинары, а, как подчёркнуто в плане, с акцентом на отображение советского общества и его проблем в советской литературе. Далее, поскольку они люди военные, им читали лекции уже непосредственно по советской военной литературе. Разумеется, большое внимание уделялось изучению самих Вооружённых сил СССР, структуре и вооружению сухопутных войск, включая сравнительное исследование советской и американской тактики и оружия. Ещё одно направление – политическая история России (с начала XIX века и до Октябрьской революции).
Весенний семестр. Вновь семинары по советской литературе. А также изучается политическая история СССР, советское право, коммунистическая идеология и доктрина, международное коммунистическое движение.
Второй год обучения в Русском институте был не менее напряжённым.
Интересно, что кроме обязательных дисциплин в отряде R было большое количество факультативов. Да ещё каких факультативов! Советский театр, советское искусство, советская городская жизнь, классическая русская литература и даже советское сельское хозяйство. В институте также функционировали весьма оригинальные для американцев кружки: русского хорового пения, русской кухни и, что особенно забавно, ансамбль балалаечников.
Выпускники отряда R получали направление для дальнейшего прохождения службы либо в миссию связи в Потсдам, либо в аппарат военного атташе в Москву. «Подготовка у членов иностранных военных миссий – не только у офицеров, но и у сержантов – была весьма хорошей. Подавляющее большинство из них свободно разговаривали по-русски, знали наши пословицы и поговорки, популярные русские и советские песни, особенности жизни и быта советских людей», – вспоминал в нашем разговоре полковник Юрий Тетяков.




ЯДЕРНЫЕ КОЛОДЦЫ
Теперь, пожалуй, мы подошли к главному – к работе, о сути которой так не любили говорить «миссионеры». А на самом деле работа как работа. И имя ей – разведка.
«Несмотря на возможности, открывавшиеся при использовании радиоэлектронной и оптической разведки, – отмечают немецкие историки Армин Вагнер и Матиас Уль, – военные миссии связи поставляли такие сведения, которые не смога бы добыть ни одна техническая разведка. При этом качество и количество их разведывательных операций действительно постоянно увеличивались. В конце 1970-х годов только USMLM (американская миссия – Ред.) проявляла около 8000 плёнок в год и делала около полумиллиона оттисков. В 1988 году 7-й главный отдел Министерства государственной безопасности ГДР, занимавшийся слежкой за миссиями, сообщал, что каждый день по территории ГДР разъезжало от шести до десяти машин с 20 – 25 сотрудниками. Отдельные поездки продолжались до 120 часов».
Советские миссии связи также выезжали практически ежедневно. Иной возможности добыть достоверные разведданные о противнике у них просто не было. И поэтому, несмотря на запреты (это отдельная тема для разговора), офицерами миссий велась разведка действий войск прежде всего в районах учений.
Следует отметить, что манёвров в Германии проводилось много. Но, пожалуй, основными являлись ежегодные учения войск НАТО «Рефорджер» (Reforger).
«О сроках проведения учений «Рефорджер», – вспоминает полковник Юрий Тетяков, – мы узнавали из данных радиоперехвата и сообщений газет. Кроме того, на период проведения учений наша миссия получала от американцев карту временных запретных районов. Для нас это была жаркая пора. Работали по учениям очень активно. Действовать начинали заранее, выезжали в районы баз хранения американской боевой техники и вооружения. С прибытием на авиабазы личного состава из США основное внимание уделялось разведке маршрутов выдвижения колонн и обстановки в районах сосредоточения войск. Ежедневно в поездках по зоне находилось как минимум два-три наших экипажа».
В числе первоочередных задач офицеров миссий было и выявление полевых «топопривязочных» позиций американских баллистических ракет мобильного базирования «Першинг» и «Ланс».
В июле 1975 года в советскую военную миссию связи во Франкфурте-на-Майне американцы прислали письменное уведомление о предстоящем введении в действие временного запретного района. Это означало, что в войсках США идёт подготовка к важным учениям или тактическим занятиям. В короткий срок была сформирована группа для выезда. Её возглавил опытный разведчик-фронтовик, заместитель начальника миссии полковник Владимир Горячев. Совершив многокилометровый марш, офицеры прибыли в намеченный район и обнаружили там батарею 56-й ракетной бригады США УРС «Першинг-1А» на полевых позициях.
Фотокамеры всегда были с ними и наготове. «Миссионеры» отработали быстро и профессионально: съёмка была проведена в считаные минуты. Автомобиль рванул с места и помчался по полевой дороге. Но их уже заметили, и на перехват машины миссии устремился джип американской военной полиции. На узкой просёлочной дороге встретились две машины. В последний момент джип пытался уйти от лобового столкновения, но не успел: удар пришёлся в переднее левое крыло автомобиля советской миссии. Фара разлетелась вдребезги, крыло всмятку, колесо заклинило.
Американцы по рации доложили своему командованию о задержании экипажа советской военной миссии. Конечно же, полковник Владимир Горячев высказал протест по поводу «необоснованного» задержания членов миссии. Так же «миссионеры» сообщили американской стороне, что у них отсутствуют вода и пища.
Вскоре к месту задержания прибыл автомобиль технической помощи. Ремонтники не забыли привезти с собой и несколько сухих пайков. «Техничка» отремонтировала смятое крыло. Запустили двигатель. Он работал без сбоев, радиатор не был повреждён, переднее колесо слушалось руля.    Несмотря на столкновение и повреждение автомобиля, результат этой поездки был весьма положительным: удалось выявить полевые позиции УРС «Першинг-1А», а также выполнить разведзадачу по добыванию новых американских сухих пайков категории С.
Наряду с определением районов размещения американских баллистических ракет была у наших «миссионеров» и ещё одна головоломка. Натовские генералы, опасаясь мощи советских танковых армий, разработали план строительства так называемых атомных минных поясов в приграничных районах. И вскоре начали строительство специальных бетонированных колодцев, предназначенных для установки в них ядерных взрывных устройств. Разумеется, наличие разветвлённой сети подобных атомных «адских машин» крайне беспокоило командование Группы советских войск в Германии. Именно поэтому в перечне боевых разведывательных мероприятий выявление закладок ядерных фугасов считалось важнейшей задачей.
Кроме названных задач офицеры советских военных миссий занимались разведкой военных объектов, в том числе и в интересах планируемых операций сил специального назначения в угрожаемый период, проверяли данные космической и агентурной разведок, проводили инженерное изучение местности, готовили и осуществляли тайниковые операции.




ДОНЕСЕНИЯ ФРАУ ЛЮББЕН
Слежка за нашими офицерами начиналась непосредственно у самой миссии. Так, например, англичане содержали несколько наблюдателей, которые несли посменную службу на КПП у ворот советской миссии связи. Они вели журнал наблюдений, куда заносили все данные о выезжающих с территории.
Английской контрразведкой тщательно подбирался и обслуживающий персонал из числа немецких граждан: садовник-дворник, экономка, повара, официантки. Много лет этот коллектив обслуги возглавляла фрау Люббен, по совместительству агент контрразведки. Кроме своих непосредственных хозяйственных забот любознательная и оборотистая фрау трижды в день составляла подробные письменные донесения об отсутствующих офицерах и членах их семей на завтраках, обедах, ужинах. Для удобства работы контрразведчики даже разработали для своего агента специальные формализованные бланки. Подобный подход к подбору обслуживающего персонала практиковали и американцы.
Однако агентура в среде обслуживающего персонала миссий, объявление закрытых зон, слежка, блокирование автомобилей – это, как говорят в народе, лишь цветочки. Противодействие работе «миссионеров» нередко выливалось в более жёсткие, а порой и жестокие, агрессивные методы. Случалось это даже вне запретных зон. Так, в 1974 году экипаж советской военной миссии под руководством майора Николая Пивоварчука совершал поездку на юге Баварии. Спускались вниз по серпантину горной дороги. Позади ехал какой-то американский военный на служебном кадиллаке. Ничто не предвещало беды. И вдруг – удар в заднюю часть «Опель-рекорда» миссии. Машина пролетела между столбиками ограждения, совершила два оборота, проскользила по склону, покрытому толстым слоем мха, и вновь встала на колеса. К счастью, водитель и офицеры миссии были пристёгнуты ремнями безопасности, а мох, судя по всему, послужил хорошим амортизатором при падении машины на грунт.
В результате ни пассажиры, ни автомобиль чудом не пострадали.
Думается, американец не питал особой любви к советским «миссионерам» и решил показать, кто хозяин на дороге. Но штатовец явно не ожидал такой развязки. Чем можно объяснить подобную агрессивность? Правда, виновник аварии спустился к «Опелю», узнал, не пострадали ли офицеры, извинился. Потом автомобильной лебёдкой вытащил машину «миссионеров» на дорогу.
Что же касается задержания «миссионеров», то здесь интересен пример подполковника Григория Михляева, которому за время работы помощником начальника советской военной миссии при главнокомандующем Британской рейнской армией в английской зоне оккупации пришлось дважды побывать в западногерманских тюрьмах немецкого Рура. Случилось это в 1951 – 1952 годах.
Активная деятельность Григория Фроловича очень не нравилась британской контрразведке. На связи у него были несколько агентов. Михляев успешно вёл вербовочную работу. В частности, ему удалось привлечь к сотрудничеству бывшего генерал-лейтенанта вермахта, который в период войны командовал танковым корпусом, а теперь трудился на высокой должности в известной фирме Круппа.
Советский разведчик-«миссионер» действовал профессионально, и потому английским спецслужбам не удавалось отследить его и найти компрометирующие факты. И тогда британские контрразведчики пошли на провокацию.
В городе Золингене Григорий Михляев познакомился с немцем по имени Дитрих. Оказалось, что тот работал на одном из крупных заводов Рура, который выпускал в том числе и военную продукцию. А вот это уже было интересно. Михляев предложил немцу встретиться. Тот согласился. Через неделю подполковник подъехал к дому нового знакомого. Водителя оставил в машине. Дитрих уже поджидал его. Поздоровались. Подполковник передал подарки – продукты питания. В ту послевоенную пору с продуктами в Германии было туго. И тут их неожиданно окружили полицейские. Надели наручники, грубо втолкнули в полицейскую машину. В полицейском участке обыскали, раздели до нижнего белья. Собрались составлять протокол допроса, однако Михляев потребовал встречи с представителем главкома Британской рейнской армией. После этого их с водителем отправили в местную тюрьму, поместили в одиночные камеры.
«Утром в камеру пришёл британский майор, – рассказывал в беседе со мной Григорий Фролович, – представился, раскрыл блокнот и приготовился провести допрос. Но я сказал, что буду отвечать на вопросы только в присутствии начальника советской военной миссии. Майор возражать не стал и пригласил проехать в соседний город – Бохум. В пути следования спрашиваю своего шофёра рядового Ершова: «Тебя допрашивали?» «Пытались, но я ответил им русским сочным матом».
«Вот что, дорогой мой помощник, попали мы с тобой в грязную историю, – сказал я водителю. – Что будет с нами, не знаю. Нас могут арестовать и переправить в Лондон, объявят, что мы попросили политического убежища. Но я не хочу, чтобы нас заподозрили в измене Родине. Поэтому слушай боевой приказ: если я дам команду, направишь машину туда, где от нас останется только мокрое место». Знаете, что ответил мне солдат-водитель? «Будет сделано, товарищ подполковник». И я не на мгновение не усомнился в том, что он выполнит приказ».
К счастью, такой страшный приказ подполковнику Михляеву отдавать не пришлось. Их доставили к зданию военной контрразведки, предложили выйти из машины, вежливо пригласили на обед, выпить кофе, врали, что начальник советской военной миссии ждёт в особняке, а когда Григорий Михляев не поверил «сказкам» английских «контриков», позвали к телефону. Мол, звонит ваш начальник. Но подполковник не поддался на уговоры. Противостояние длилось шесть долгих часов. Водитель Ершов время от времени снимал фуражку и спрашивал: «Посмотрите, товарищ подполковник, я уже седой или пока нет?»
Не добившись успеха, британцы были вынуждены отправить «миссионеров» в Бад-Зальцуфлен. Григорий Михляев обо всём подробно доложил начальнику – полковнику И. Степанову. Тот одобрил его действия и сказал, что теперь самое главное – об этом инциденте толково доложить в Центр.
В тот же вечер подполковник направил в Москву большую телеграмму. Через два дня, которые показались ему вечностью, пришёл ответ. За мужество и правильные действия при силовом задержании начальник Генерального штаба объявил подполковнику Михляеву благодарность. Более того, советское правительство заявило британцам протест. Английское правительство принесло свои извинения.
Михляева поздравили коллеги, а опытный начальник миссии предостерёг: «Григорий, будь осторожнее, такого тебе англичане не простят».
И действительно, не простили. Во второй раз произвели арест тем же испытанным способом: взяли прямо на улице и отвезли в местную тюрьму. Рядом с тюрьмой Михляев увидел машину миссии. Значит, его товарища по экипажу майора Дутова и водителя тоже задержали. В этот раз британские контрразведчики вели себя иначе. Казалось, их не интересовал ни сам Михляев, ни его коллега Дутов. Вопросов не задавали, допрашивать не стали, бросили в камеру и словно забыли о них. Наутро, не объяснив причины задержания, без всяких извинений выпустили на все четыре стороны, сказав единственную фразу: «Вы свободны».
«Миссионеры» были в полном недоумении. Они понимали, что сделано это неспроста. Хитрые англичане всё просчитали. Зная гипертрофированно-болезненное отношение руководства ГРУ к такого рода происшествиям, контрразведчики, как выразился сам Григорий Фролович, «оставили нас один на один с нашими дорогими начальниками».
Британцы извлекли уроки из прошлой попытки скомпрометировать Михляева. Теперь, по сути, ему нечего было сказать своим начальникам. Это в прошлый раз подполковник сражался «аки лев», за что и получил благодарность начальника Генштаба. Сейчас же он оказался в странной ситуации: никто на него не давил, не требовал никакой информации, не оказывал психологического воздействия. Ему не задали ни единого вопроса. А наутро, вот так запросто, отпустили. Очень подозрительно. Англичане были уверены: теперь их провокация сработает, и этого излишне активного подполковника отзовут на Родину. Так оно и случилось. Подполковника Григория Михляева и майора Николая Дутова откомандировали в Москву.




ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ
Таков был накал противостояния военных миссий и контрразведок. Однако аресты – это лишь половина беды. Дело доходило и до стрельбы – как с той, так и с другой стороны.
В 1984 году недалеко от Лейпцига военнослужащий ННА ГДР, чтобы не допустить шпионской съёмки новой техники, направил свой автомобиль навстречу машине французской миссии связи. При столкновении погиб штабс-фельдфебель Филипп Мариотти. Это была единственная смерть «миссионера» при столкновении автомобилей, хотя подобные инциденты происходили нередко. Однако даже «автомобильное противостояние» было не так страшно, как применение огнестрельного оружия.
В 1964 году экипаж миссии в составе майора Шимчука и сотрудника Уэнделла подъехал к советской воинской части в городе Бранд. Их заметил часовой. «Миссионеры» спешно развернули автомобиль и постарались уехать. Часовой дал очередь вдогонку. Всё закончилось благополучно. Попаданий в машину не было.
Нечто подобное происходило и с офицерами советской военной миссии.
«В 1972 году, – вспоминает полковник Юрий Тетяков, – экипаж нашей миссии совершал поездку, которая могла закончиться трагически. Возглавлял нашу группу начальник миссии полковник Борис Андреевич Спивак. Часовой бундесвера выстрелил по нашей машине, пуля пробила заднее стекло и вылетела в окно боковой двери. Стекло двери в это время было опущено. Чудом никто не пострадал.
Полное осознание трагизма этой ситуации произошло по возвращении в расположение миссии во Франкфурте-на-Майне, когда жена полковника Спивака Мария Александровна и моя, Елена, увидели пулевую пробоину в стекле машины».
Вот такой обмен «боевыми любезностями». Однако самый трагический случай произошёл в 1985 году. Он привёл к крупному дипломатическому скандалу и новому витку напряжённости между СССР и США. От пули советского младшего сержанта Александра Рябцева погиб сотрудник американской военной миссии связи майор Артур Д. Николсон. Он проник на охраняемую территорию советской воинской части и вёл съёмку новых советских танков Т-80, недавно поступивших на вооружение полка.
Об этом инциденте рассказал мне Юрий Тетяков. В 1985 году он уже подполковник, старший офицер отдела внешних сношений штаба Группы советских войск в Германии. Юрий Иванович курировал деятельность американской военной миссии.
«24 марта 1985 года вместе с начальником штаба ГСВГ генерал-полковником Г.Ф. Кривошеевым мы вылетели на место происшествия. Там встретились с начальником американской военной миссии связи полковником Р. Ладжой. Ему были выражены сожаления «в связи с печальным инцидентом, явившимся следствием досадного недоразумения». По возвращении в штаб ГСВГ мне поручили подготовить проект докладной записки в Москву с предложениями по урегулированию инцидента. Рабочие встречи сторон проходили между советским начальником отдела внешних сношений и начальником американской военной миссии связи. Два раунда переговоров проводились на уровне заместителей начальников штабов ГСВГ и сухопутных войск США в Европе. Они прошли 1 июля 1985 года в Потсдаме и 10 апреля 1986 года в Гейдельберге. Заключительная встреча состоялась в июне 1986 года в Потсдаме. На этой встрече было подписано дополнение к соглашению Хюбнера – Малинина 1947 года об урегулировании инцидента. К концу 1986 года отношения полностью нормализовались».
А майора Артура Николсона, похороненного на Арлингтонском кладбище, назвали последней жертвой холодной войны.
Впрочем, вне зависимости от подобных трагических происшествий и международной обстановки советские военные миссии связи старались строить свои отношения – как с военным командованием США, Великобритании и Франции в западных зонах оккупации, так и с местными властями и населением – на основах добрососедства и взаимного уважения. Не всегда это получалось. Да и не всё зависело от их воли и желания.

«КОГДА Я ПОСЛАЛ РУЦКОГО, ОН ОБЕЩАЛ МЕНЯ ПОВЕСИТЬ…»
Сергей Голосов: Владимир Иосифович Панкратов, мой друг и соратник, был бойцом в полном смысле этого слова. Мы много лет тренировались и выступали в одной команде борцов – московском «Динамо». На ковре он боролся просто великолепно, работал в наступательном резком стиле. На него персонально ходили смотреть. Вот, например, противник уползает с ковра, а Панкратов его берёт за ногу, обратно тянет и опять начинает мутузить. Именно эти бойцовские качества постарался отразить скульптор. Но сегодня, когда наши гости смотрят на памятник Панкратову, мало  кто из них знает, что он один из тех, благодаря которому была предотвращена гражданская война в России. Я думаю, что если бы в октябре 1993 года верх взяла оппозиция, а милиция дрогнула, то, зная русский необузданный характер, можно было ожидать чего угодно – страшного кровопролития, а возможно, и гражданской войны.
Здесь, в Серпухове (спорткомплекс Сергея Голосова находится в Серпуховском районе Подмосковья), был начальник отдела КГБ, в то время переименованного в Министерство безопасности России. А потом его перевели в Москву заместителем начальника управления по Москве и области, дали звание генерала. Отношения с ним и до перехода в управление, и после были хорошими, доверительными. Мы вместе отдыхали, выезжали на природу – то баня, то застолье, – в общем, время вместе проводили часто. И в 1992 году этот генерал, не буду называть его фамилию, он жив ещё, узнал, что Володя Панкратов стал начальником ГУВД Москвы. Я их познакомил, мы вместе встретились, и они стали общаться.
К весне 1993 года стало ясно, что в стране, и особенно в Москве, зреют силы, которые хотят возвращения к советской системе, к власти коммунистов. Среди них оказался и этот генерал.
К концу лета 1993 года Панкратов попал в сложное положение. Скажу даже, что он, понимая, какое на него может быть оказано давление, разговаривал по телефону только с руководством и своими подчинёнными. Когда до него дозванивались по оперативной связи, по вертушкам, он на внеслужебные контакты не шёл. У меня, правда, был «секретный» номер, между прочим, обычный, городской, который знало считаное количество друзей генерала, и по нему я всегда мог дозвониться.
В это время люди из Министерства безопасности, отчаявшиеся выйти на начальника ГУВД напрямую, начали обрабатывать меня. Я чувствовал, что пахнет войной. Мой теперь уже бывший товарищ, генерал, стал меня доставать: сведи меня с Панкратовым, мне нужно с ним поговорить. А накануне событий 3 октября мне он вообще позвонил, потребовал связать его с Панкратовым, а когда я отказался, заявил: «Ничего, сука, мы скоро и до тебя доберёмся!» Я уже не говорю о том, что мой телефон оказался на прослушке, что за моими передвижениями следили. А ещё я прекрасно понимал, что допустить встречу силовиков – сторонников оппозиции и генерала Панкратова было нельзя. Я не сомневался в его твёрдости, но его неуступчивость и принципиальная позиция могли бы привести к его физическому устранению…
Добраться до генерала Панкратова и попытаться склонить его на свою сторону им так и не удалось. Разве что приходил на Петровку милицейский генерал, которого Руцкой видел начальником московской милиции. Он был знаком с Панкратовым, даже в баню с нами ходил. Но когда он заикнулся о том, что собирается занять пост начальника ГУВД, а Панкратову Руцкой обещает повышение, то Володя его выгнал из кабинета. Московская милиция стала главной силой, особенно в конце сентября и в первые дни октября, которая сумела выстоять и предотвратить массовое кровопролитие. Без преувеличения могу сказать, что если бы не милиция и не принципиальная позиция Панкратова, то тогда бы погибли тысячи, если не десятки тысяч людей. Многие помнят, что только его авторитет и личное влияние смогли заставить командира Софринской бригады ОМОНа, которая уже, было, начала брататься с восставшими и деблокировала здание Верховного Совета, увести это подразделение в казармы вместе со всей техникой. В то время происходившее в Москве определяло и отношение всей страны к конфликту. Сам Панкратов был, что называется, на переднем крае. Во всяком случае 3 октября он работал в штабе ГУВД в гостинице «Мир». После этого у него из бронежилета вытащили три пули.
Это, конечно, был чистой воды заговор, но те господа-товарищи, которые его осуществляли, оказались в меньшинстве. Ельцин, Лужков – это уже была сила. Почему Панкратов остался без внимания, не стал Героем России? Я не знаю. Скорее всего, потому, что «ближе к телу» оказались другие «герои» – Куликов, Ерин, Грачёв. Но мы же помним, как «затаились» руководители МВД 3 октября, как Ерин приказал подогнать к зданию МВД четыре танка и четыре БТР, а сам укрылся в бункере, откуда изредка выходил на связь.
Вечером 4 октября Панкратов пригласил меня на Петровку, 38. Перелом в октябрьских событиях уже наступил, хотя обстановка в столице была ещё напряжённой. Я почувствовал это, когда увидел выходящего из комнаты отдыха ещё одного нашего товарища, Толю Солодова, тоже из нашей борцовской динамовской команды. «Сергей, – приветствовал меня Панкратов, – ты молодец, что пришёл. На душе у меня как-то муторно было, противно. Тошнит меня уже от всего этого. Понимаешь? Ну да бог с ним! Вот, увидел тебя, отпустило. Надеюсь, ещё немного – и этот кошмарный сон закончится. Если можешь, побудь здесь немного вместе со мной. Мне так надёжнее и легче. Да и Толя пусть хоть немного отдохнёт. Он уже несколько дней рядом со мной дежурит. Я его сразу пригласил, как события начались. В такое смутное время одному, без прикрытия, нельзя оставаться. Руцкой тут ко мне несколько дней назад присылал гонца, приглашал в заместители министра внутренних дел. Когда я послал его, обещал повесить…»
В самые тяжёлые минуты Панкратов всегда больше доверял своим друзьям-спортсменам, и они его никогда не подводили. Спортивная дружба – она самая крепкая. И борцы-самбисты всегда помогали ему, даже в те критические для нашей страны времена.




ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ВАЖНЕЕ КГБ
Мы с ним, Володей Панкратовым, встретились в команде борцов «Динамо» в начале 1965 года. Он уже был членом олимпийской команды по дзюдо, а я – всего лишь начинающим самбистом. У меня, правда, была хорошая подготовка по классической борьбе, но я перешёл в самбо. В то время в Кремлёвском полку, где я служил, был закон: занимаешься или самбо, или ничем. Прогрессировал я довольно быстро. Начал осваивать новый для меня вид спорта в декабре 1964 года, в апреле следующего года стал кандидатом в мастера, а в июне – мастером спорта. Навыки борьбы и физподготовка были на уровне, так что адаптация прошла успешно. Мы боролись в одной команде, хотя в то время и не были особо близки. Но даже быть в одной команде с Володей Панкратовым было крайне интересно и поучительно. Его отношение к жизни меня в то время просто удивляло. Идут соревнования во Дворце спорта «Крылья Советов» на Ленинградском проспекте. Какой-то подвыпивший гражданин с улицы заходит и кричит с трибуны: «Дави его!» – добавляя различные нецензурные эпитеты. На трибунах были сотни людей, много спортсменов. Но лишь один Панкратов поднялся, подошёл, взял гражданина за шиворот и вывел. Он был милиционером в любой обстановке, всегда на защите общественного порядка.
Другая история. Саратов, 1966 год. Первенство ЦС «Динамо». Финальный день. Было среди нас несколько финалистов. А главным призом был фигура греческой богини Афины Паллады – покровительницы воинов. Мы выиграли, идём через саратовские дворы к реке, поскольку жили мы на дебаркадере.
И тут группа местной шпаны: «Ой, голая баба железная!» И опять матерные комментарии. Все были спортсмены, все здоровые ребята. Но среагировал один Панкратов. Разогнал их пинками – на дух преступников и шпану не переносил.
Отношения КГБ и милиции в советские времена были совсем непростые, но у спортсменов-динамовцев никаких споров из-за ведомственных противоречий не было. Помню, на одном из заседаний Центрального совета Общества «Динамо», на котором присутствовал Андропов, один из выступавших спортсменов-динамовцев сказал: «Над милицией и КГБ есть ещё одна структура, более важная». Юрий Владимирович, оживившись, поднял брови: что может быть важнее КГБ? А выступавший добавил: «Это Общество «Динамо». Андропов улыбнулся.
Когда мы учились – кто в милицейском вузе, кто в школе КГБ, – нам приходилось во время каникул подрабатывать. Вместе ездили в стройотряды. Однажды были в городе Ленске, в Якутии. Наша небольшая группа динамовских спортсменов из стройотряда столкнулась на танцплощадке, располагавшейся на берегу реки, с местной шпаной. Нас было четверо, а их – человек 15 – 20. Мы встали спина к спине в оборонительную позицию. Напали первыми на Панкратова, видимо, как на самого рослого из нас. Местный авторитет по кличке Король попытался нанести ему убойный удар в голову кастетом. Володя чуть наклонился, захватил руку с кастетом своей левой, а правой резко рванул распоясавшегося гражданина за ногу вверх. Тот буквально взлетел и, перевалившись через перила, упал в реку. У нападавших были в основном кастеты, штакетины из забора и две-три «розочки» из разбитых бутылок. Через несколько минут семеро из нападавших оказались в воде, а двое, получивших нокауты, лежали на площадке. Драка уже подходила к концу, когда появились местные милиционеры и дружинники. Правда, к тому времени особой охоты связываться с нами у местной шпаны не было. Если бы не спортивная подготовка, решительность и взаимовыручка, то живыми оттуда мы могли бы и не уйти…
Когда я поступал в высшую школу КГБ, сочинение на тему «Мой любимый герой – патриот» я написал не об Александре Матросове или Юрии Гагарине.
Я написал о Владимире Панкратове, хотя тогда он не был мне ещё другом, а скорее товарищем по спорту.
И последняя ремарка, иллюстрирующая отношение Владимира Панкратова к общественному порядку как норме поведения. Уже после его работы в качестве начальника ГУВД мы с ним отправились в Испанию на отдых. Берег Средиземного моря, яркое солнце, вода +25 градусов, отличный сервис – всё это располагало к тому, чтобы расслабиться и получить удовольствие. Отдых – он на то и есть отдых. О каких-то обязанностях и запретах даже думать не хочется. Вечером мы решили прогуляться. От нашего отеля отдыхающие потянулись к центру города. Среди них мы увидели группу немцев, наших соседей по этажу. А впереди по курсу был регулируемый светофором пешеходный переход. Наши дамы шли впереди. Машин в это время на дороге почти не было, и они, несмотря на красный свет, решительно отправились на ту сторону.
А немцы… Немцы остановились, подождали, пока загорится зелёный, и двинулись через дорогу. «Вот поэтому, – сказал мне Володя, – они ездят на «мерседесах», а мы – на «жигулях»…
Я не скажу, что у него был немецкий склад характера, он был настоящим русским человеком, резким, импульсивным, эмоциональным. Но проявлялось это в основном тогда, когда он выступал на борцовском ковре. А в остальной жизни общественный порядок для него был целью номер один. Можно сколько угодно рассуждать о том, что в нашей стране настоящего порядка никогда не будет, что у нас другой менталитет, что мы какие-то особенные. Настоящий порядок будет там, где привычку к нему воспитывают с детства, причём в нескольких поколениях подряд.




ЕГО ДЕЛАЛИ КРАЙНИМ МИНИСТР, ГОРКОМ И ПРЕЗИДЕНТ
Когда мы с ним уже заканчивали заниматься спортом, стали встречаться и общаться чаще, и не только на тренировках и соревнованиях. Панкратов по карьерной лестнице шёл быстрее, уже был начальником Управления охраны общественного порядка ГУВД. Со своими друзьями, особенно со спортсменами, он был всегда очень близок и готов был оказать помощь и поддержку. Когда я мог попросить его по какой-то чиновничьей надобности о помощи, вопросы решались незамедлительно. Он из тех, про кого говорят: «Своих не бросает». Но власть, известность и авторитет, которые накапливаются годами, имеют и свою теневую сторону. Несколько раз Володю Панкратова делали крайним в тех ситуациях, к которым он не имел прямого отношения. Например, в ноябре 1982 года, когда на стадионе «Лужники» во время давки, образовавшейся во время 1/16 розыгрыша Кубка УЕФА между футбольными клубами «Спартак Москва» (СССР) и «Харлем» (Нидерланды), произошла трагедия. Тогда в образовавшейся по случайности давке погибли около 70 болельщиков. Ответственность со стороны милиции возложили не на начальника ГУВД генерала Василия Трушина, которому покровительствовал лично министр Щёлоков, а на начальника управления охраны общественного порядка Владимира Панкратова. Его сняли с должности, но оставили в системе МВД, сделав начальником РУВД Свердловского района Москвы.
Уже через два года Владимир Панкратов пошёл на повышение и стал начальником ГАИ ГУВД Мосгорисполкома. Пост этот был одним из самых важных и престижных в структуре столичной милиции. Но со временем Панкратов стал неудобен многим гражданам, особо приближённым к руководству страны. Чего стоила его инициатива об установке «блатных» номеров на автомобили инвалидов и коммунальных служб и сокращение количества машин с мигалками с 5 тысяч до 500!
В конце 1989 года, уже на излёте власти Коммунистической партии, в горком КПСС поступила справка Контрольно-ревизионной комиссии: «Член КПСС т. Панкратов, начальник УГАИ ГУВД Мосгорисполкома и его супруга, член КПСС т. Панкратова, бывший сотрудник ГУВД Мосгорисполкома, майор милиции, вступили в неделовые отношения с работником кооператива «Автотрасса» т. Сидоровым, который оказывал им услуги в ремонте и продаже автомашины ГАЗ-24, оформленной на имя
т. Панкратовой…» Панкратова обвиняли в неправильном снятии автомобиля с учёта, в том, что кооператив был расположен в таксопарке, а также в том, что он «к решению личных вопросов подключил многих подчинённых». Социальный заказ обиженных чиновников (а это была их работа) поначалу закончился выговором «за нарушение этических норм». А потом горком КПСС и другие партийные инстанции стали давить на ГУВД как своими «решениями», которые через полтора года станут никому не нужны и неинтересны, так и через партийную печать. В общем, пришлось Владимиру Панкратову перейти в тихую заводь – на пост начальника отдела организационно-массовой и физической подготовки московского Общества «Динамо».
Через два года – новый поворот в жизни и карьере Владимира Панкратова. Пришлось ему надевать генеральскую форму и прибыть на Петровку, 38, чтобы возглавить родное ему ГУВД Москвы. Случилось это в сложнейший период, когда страну сотрясал не только экономический кризис, но и политические катаклизмы, о которых я говорил выше. Панкратов с честью вышел из событий осени 1993 года и начал решительную борьбу с поднимавшей голову организованной преступностью.
Но через три года карьера Панкратова снова вильнула. После убийства Владислава Листьева крайними стали он и прокурор Москвы Геннадий Пономарёв. Конечно, мэру Москвы было важно сохранить сильное руководство столичной милиции, и Юрий Лужков даже пригрозил Ельцину отставкой, если он не вернёт несправедливо уволенных. Но некие «добрые люди» убедили президента в том, что Лужков спит и видит себя на президентском месте, а Панкратов – на месте министра внутренних дел. И стал Владимир Иосифович в звании генерал-лейтенанта начальником Управления гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций Москвы. Но это была уже совсем другая, не его жизнь…
 
БАНДИТЫ БОЯЛИСЬ ДАЖЕ СВЯЗЫВАТЬСЯ С НАМИ
В начале 1990-х после отставки Панкратова с поста начальника московской ГАИ мы с Володей время от времени общались. В 1991 году это произошло по грустному поводу: умер мой тренер Валентин Кравченко, который был ближайшим другом Панкратова. Именно на его похоронах мы с Володей в очередной раз и встретились. Я в то время готовился к уходу из КГБ на пенсию. Мы с ним обменялись телефонами, стали встречаться и обдумывать, как дальше жить. Тогда уже появились кооперативы, охранные фирмы. Мы с ним решили, что надо создать охранную структуру. Но по неопытности (до этого мы бизнесом, естественно, не занимались) пошли в организацию одного гражданина, из аппарата мэра Москвы, Гавриила Попова. В охранной фирме «Московия» мы заняли вроде бы высокое положение – члены совета директоров – а я вообще был заместителем генерального.
И учебный процесс там вёл, и организацией занимался – в общем, приносили мы приличные деньги. Нам с Панкратовым было сказано: сколько заработаем, столько в пропорции и получим. Однако, когда пришла пора дивиденды получать, подчинённый Попова поступил как все хозяева-капиталисты: выдал нам какой-то прожиточный минимум, и всё. Так что мы поняли: нужно создавать что-то своё.
Название нашей охранной фирмы «Атлетико» придумала моя жена. Володя Панкратов был директором, а я стал его первым заместителем. Но в таком составе проработали мы недолго: в судьбе моего друга, как я уже отмечал, случился очередной поворот, и пришлось ему возвращаться на службу в ГУВД Москвы, но на этот раз на должность начальника управления. Тут произошёл забавный случай. Через два дня после назначения, 28 октября 1992 года, у нас с женой была серебряная свадьба. Приготовились вроде бы основательно, решили гостей побаловать. Заказали в ресторане даже два вторых блюда – мясное и рыбное, что по тем полуголодным временам было роскошью. Панкратов тоже был приглашён и приехал в ресторан вместе с супругой. Но со вторыми блюдами произошла накладка: стали выносить какую-то мясо-рыбную смесь. Мы с женой пошли к начальству, чтобы разобраться, в чём проблема, но были довольно грубо посланы. Через пару минут за нами пришёл Панкратов и получил от директрисы «сигнал»: «Сейчас, если вы скандалить будете, приедет милиция, и отправитесь в «обезьянник». Я тут всё решаю». Володя спокойно говорит: «Милиция уже здесь». И показывает новенькое удостоверение. В общем, немая сцена, падение директрисы на колени и заново приготовленные блюда стали своего рода подарком к нашему юбилею.
Задуманный и организованный нами охранный бизнес процветал. Годы были лихие. Но та охранная фирма, которую мы создали, была одной из немногих, которая вообще не была подвержена бандитскому влиянию. Мы ни на шаг не уступили криминалу. У меня в охранном подразделении было более тысячи человек. Триста с лишним сотрудников занимались охраной всего дипломатического корпуса. У меня было 80 человек, работавших в личной охране. Для сравнения: когда я пришёл на работу в профильное 18-е отделение 9-го управления КГБ, в нём было 150 человек. Потом, правда, количество выросло до 200. И там, где мы работали, криминал старался нас обходить, не иметь с нами никаких дел. И в этом, конечно, была заслуга Панкратова. И не только потому, что он был одно время действующим начальником ГУВД. Просто каждый инцидент с охраной мог иметь своё продолжение, и оно зависело от уровня структуры. Если нападали на объект, который охранялся обычным
ЧОПом, то отрицательных последствий для бандитов могло и не быть. Но только не у нас. У нас было своё оружие, а работали бывшие сотрудники милиции, КГБ и спортсмены высокого уровня.
О том, насколько профессионально и ответственно Володя относился к делу, можно судить по такому случаю из лихих девяностых. В 1994 году у Панкратова оторвался тромб. Врачи вовремя заметили это и стали готовить генерала к операции, вылавливать сгусток, пока он не закупорил артерию. А у нас в тот момент была одна из экстремальных ситуаций, когда была нужна реальная помощь милиции. На один из объектов управления по обслуживанию дипкорпуса приехала группа бандитов-вымогателей. Наши сотрудники могли бы с ней справиться, но без серьёзной стрельбы и жертв не обошлось бы. Для фиксации событий нужны были милицейские силы. Я позвонил Панкратову по мобильному телефону и описал ситуацию, а он отвечает: «Знаешь, я сейчас на операционном столе лежу, но не волнуйся, всё, что нужно, сделают». Только потом я узнал, что он давал распоряжения перед непростой операцией, когда ему уже начали делать наркоз. Для него в общении с друзьями не было слов «не могу», «устал», «как-нибудь потом». Он был и настоящим профессионалом, и настоящим другом… Фирма наша просуществовала практически 20 лет.
А ещё мы в середине 1990-х попытались поднять сельское хозяйство. Здесь, в Серпуховском районе, организовали производство колбасных изделий высшего качества. Помещение, где мы с вами сидим и беседуем, тогда было мясным и колбасным цехом. Это в середине 1990-х был наш с Панкратовым совместный проект. Охранное предприятие приносило приличный доход, и мы решили, что, пока страна наша ещё не наелась, самое важное – её накормить. Ведь даже колбасу возили из-за границы. Вложились в этот бизнес. Закупили оборудование, решили вопросы с сырьём, с персоналом. И стали выпускать не такую, как сейчас, продукцию, а ту, которая соответствовала всем советским ГОСТам: сколько положено мяса, столько и клали. Очереди за ней стояли. А потом практически всё колбасное производство перешло на добавки, и мяса осталось в колбасе в лучшем случае 20%. С одной стороны, мы проигрывали конкурентам экономически, выпуская настоящий продукт, а с другой – нам просто не хотелось терять лицо и свой знак качества. Лучше, как мы решили, вообще закрыться.
И после относительно неудачной попытки заняться сельским хозяйством я решил все деньги вложить в этот спортивно-гостиничный комплекс. Сейчас здесь тренируется сборная России по самбо, готовится к первенству мира, которое будет проходить в Сочи. Чемпионат приурочен к 80-летию самбо. А так на чемпионате мира и на чемпионате Европы наша сборная забрала все золотые медали. Спортсмены говорят, что это благодаря тем условиям подготовки, которые для них созданы в нашем центре. Я обычно отшучиваюсь: «А что от меня зависит? Только отношение хорошее.
А так это всё заслуга тренеров».
Володи Панкратова уже 10 лет как нет с нами. Он умер в феврале 2007 года. Но его память сохраняется, и здесь, у нас, на «Аллее самбо», и на Открытом турнире по самбо, названном его именем. Именем спортсмена, бойца, настоящего милиционера и человека, преданного своей Родине…

Специалисты российского радиотехнического узла Ганцевичи под Барановичами (радиолокационная станция "Волга") следят за ракетными пусками на дальности до 5000 км и наблюдают за космическими объектами на орбитах Земли. Объект интегрирован в Систему предупреждения о ракетном нападении и замыкается на "ядерный чемоданчик" президента РФ, а также входит в объединенную систему ПВО СНГ. Радиотехнический узел автоматически обменивается информацией о воздушной обстановке между командными пунктами ПВО-ПРО Беларуси, России, Казахстана, Украины и Узбекистана. Несмотря на то, что Украина не ратифицировала Устав СНГ, она все же относится к государствам-учредителям и государствам — участникам Союза. Полагаю, военная разведка, направленная против девяти государств СНГ — закономерное продолжение украинской "революции достоинства", поддержанной Вашингтоном.
Второй военный объект России на белорусской территории — зональный пункт связи Военно-морского флота. Вилейкинская радиостанция сверхдлинноволнового диапазона "Антей" обеспечивает связь Главного штаба ВМФ России со стратегическими атомными субмаринами, которые несут боевое дежурство  в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах. Интересов ВМС Украины "Антей" совершенно не затрагивает, ввиду отсутствия таковых в Мировом океане. Разумеется, информация о системе дальней связи с российскими стратегическими ракетоносцами интересует ГУР лишь потому, что пригодится заокеанскому "инвестору". И это еще не все.
Если украинские войска не планируют нападать на Беларусь, для чего "журналист" Шаройко собирал сведения о распределении в республике радиочастотного ресурса, состоянии радиолюбительства среди местного населения, зонах покрытия мобильной связи в приграничных районах с Украиной? И здесь служением родной стране не пахнет, заметны уши Пентагона. Полагаю, коллаборационизм на государственном уровне сути определения не меняет. 

Танец с бубном
Неловкие попытки украинских СМИ изобразить серьезный провал своей военной разведки в Беларуси как политические репрессии против независимой прессы зависимого от Кремля "диктатора" Лукашенко напоминают шаманское камлание. Однако КГБ черпает информацию из других источников, и "журналистская солидарность" погоды не сделает.
Известно, что Павел Шаройко родился в 1971 году в столице УССР, окончил Киевское суворовское училище и факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища (в 1992 году, с золотой медалью). Служил в ВСУ, руководил ведомственными пресс-службами (включая ГУР). Через два года после увольнения в запас Шаройко был восстановлен в действующем оперативном резерве ГУР, и под прикрытием должности корреспондента УНИАН в 2011 году начал трудиться в Минске. То есть в разработке КГБ оказался не сразу. Семь раз отмеряли, один — отрезали. Во время обыска в квартире "журналиста" обнаружили задания кураторов и копии разведывательных донесений (на электронных носителях).
Окончательные выводы делать рано. Предварительное расследование уголовного дела по статье "Шпионаж" (предусматривает лишение свободы на срок до 15 лет) будет идти не менее полугода. Украина может сделать запрос о выдаче своего гражданина в рамках международной правовой помощи. Как бы ни сложилась дальнейшая судьба Павла Шаройко и белорусских граждан из его агентурной сети, провал ГУР стал холодным душем для отношений Минска и Киева.
Вероятно, белорусский президент Александр Лукашенко в полной мере ощутил смертельную опасность предательской работы ГУР в своей стране, и уже принял контрмеры. А также проигнорировал "судьбоносное" приглашение на встречу "Восточного партнерства". Очевидно, в борьбе за светлое будущее лучше надеяться не на благорасположение Запада, а на собственные силы и союзников, проверенных столетиями совместной борьбы с завоевателями.

Много шума – и ничего
Почему так происходит? На этот счет существует несколько версий, которые лучше всего проиллюстрировать третьим громким делом НАБУ – арестом сына главы МВД Арсена Авакова Александра по знаменитому «делу рюкзаков». 
Само это дело датируется еще 2014 годом, когда, по версии следствия, МВД закупило у фирмы сына Авакова «Днепровенд» рюкзаки для областных управлений. Сама фирма закупала рюкзаки по 55 гривен за штуку, а продавала уже по 2900.
Скандал стал достоянием общественности в январе 2016-го, когда в Сети появилось видео, на котором Александр Аваков обсуждает операции с рюкзаками с тогдашним замминистра МВД Сергеем Чеботарем. Видео якобы было сделано антикоррупционным департаментом СБУ Украины и каким-то образом «просочилось» в Сеть. 30 октября 2017 года в НАБУ наконец-то «осознали» – сын Авакова, оказывается, коррупционер, после чего направились к нему домой, чтобы вручить подозрение и провести обыск.
Дальше было смешно. Срочно прибывшие на место бойцы МВД банально не дали детективам обыскать связанные с Аваковым помещения. Самому ему «вручали подозрение» добрые шесть часов, из-за чего даже опоздали передать дело в суд для решения вопроса о мере пресечения. Закончилось все так же, как и в предыдущих случаях: под впечатлением от группы поддержки, состоящей из ряда депутатов от «Народного фронта» и «неизвестных молодых людей в камуфляже», суд освободил Александра Авакова под залог в пять миллионов гривен. Новость о выходе «кронпринца» на свободу стала последним реальным сообщением по «делу о рюкзаках».
Основным доказательством, имевшимся в активе НАБУ, было то самое видео 2016 года. То есть не ясно, почему детективы решили заняться Аваковым именно сейчас. По одной из версий, причина заключалась в очередном конфликте между Аваковым и Порошенко, которые не сошлись во мнении насчет того, на каких условиях должны объединяться блок Порошенко и «Народный фронт». А так как, утверждают конспирологи, этот политический «брак» был благословлен в посольстве США, из Вашингтона решили немного «покошмарить» Авакова по просьбе Порошенко.
Изюминка в том, что «видео из интернета» доказательством в суде быть не может. Нужен оригинал, а оригинал у СБУ. По слухам, даже там его уже нет: видео якобы было уничтожено сразу после «слива» в 2016-м.
К слову сказать, слив этот вряд ли случаен: как раз тогда Порошенко пытался (под шумок переформатирования кабмина) сместить Авакова с поста главы МВД. Так что заявления министра и его окружения о том, что «наезд» НАБУ связан с президентом, вряд ли совсем уж необоснованны.
В общем, вся история НАБУ свидетельствует: ужаса коррупционеров из нового ведомства не вышло. Не помог ни «грузинский варяг» Гизо Углава на должности заместителя начальника ведомства, ни тактические носки для спецназа по 400 гривен за пару. В этой ситуации постоянные требования руководства НАБУ расширить их полномочия и оперативные возможности, а также «снабдить» ведомство «своим» антикоррупционным судом выглядят по меньшей мере малообоснованными: вы сперва с тем, что у вас есть, работать научитесь.

Похождения детектива под прикрытием
В общем, НАБУ срочно требовалась громкая победа в виде ареста какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Похоже, что выбор пал за замглавы Государственной миграционной службы Дину Пимахову. Для ее разоблачения затеяли целую операцию с внедрением «агента под прикрытием», который должен был всучить Пимаховой 15 тысяч долларов за оформление украинского гражданства для гражданина Ирана.
С учетом профессионализма, свойственного детективам НАБУ, можно представить себе, как строилась «спецоперация»: агент НАБУ, чеканя шаг, входит в кабинет чиновницы и громко, чтобы записалось на диктофон, говорит: «Дина Пимахова, я хочу предложить вам взятку в 15 тысяч долларов! Вы согласны?»
Следует понимать, что за 26 лет украинская коррупция обросла огромным количеством неписаных правил и приемов, позволяющим коррупционерам избежать ответственности за свои схемы. В частности, ни один чиновник никогда не станет брать деньги лично или даже обсуждать их с незнакомыми или малознакомыми людьми. Для таких вопросов у важного чиновника всегда есть посредники – обычно они не являются госслужащими, а работают «юристами-консультантами» в известных всем заинтересованным лицам фирмах. Все «решение вопросов» происходит через них, а сам «клиент» может даже ни разу не столкнуться с чиновником, которого подкупает.
Как бы там ни было, Пимахова осознала, что ее планируют скомпрометировать. И сделала естественную в такой ситуации вещь: проинформировала СБУ.
В самой СБУ утверждают, что до самого последнего момента не знали, что «соблазнитель» является агентом НАБУ. Но поверить в это сложно. Скорее, в ведомстве ухватились за благоприятную возможность усадить в грязь «зазнаек» с вашингтонской «крышей». И пока «агент» НАБУ «документировал» Пимахову, сотрудники СБУ документировали самого «агента».
Чем дальше, тем смешнее. Пимахова брать взятку у «агента» отказывалась, сроки срывались, план «горел». Согласно данным СБУ и генпрокуратуры, рассматривалась возможность, что «агент» хорошенько напоит Пимахову, а то и вступит с ней в интимную связь для завоевания доверия. Наконец неприступная крепость пала: Пимахова согласилась оформить паспорт за 30 тысяч долларов, половину из которых потребовала сразу. Предвкушая громкое задержание, «агент» пришел на встречу с оговоренной суммой – и немедленно был арестован сотрудниками СБУ, в контакте с которыми работала Пимахова.
В общем, история это скорее комедийная, нежели детективная. Но кое-какие выводы из нее сделать можно.
Во-первых, одолеть коррупцию, пронизывающую украинское государство сверху донизу, при таком уровне компетентности и профессионализма НАБУ не получится. И дело здесь не в отсутствии специализированного суда и не в возможности вести прослушивание телефонных переговоров, а в банальном умении уличать преступников в соответствии с требованиями украинского законодательства.
Во-вторых, украинские власти, включая и окружение Порошенко, не испытывают к «колониальной администрации» и ее представителям на местах ни симпатии, ни пиетета. Не будучи способными (по понятным причинам) напрямую атаковать бойких, хотя и не слишком ловких новичков, они не упускают возможности дискредитировать их при любом удобном случае.
В-третьих, откровенно беззубый «звездно-полосатый тигр» НАБУ является довольно удобной пешкой в куда более серьезных играх, которые ведут между собой украинские силовики и спецслужбы (точнее, их высокопоставленные покровители).
И все это было бы весьма забавно, если бы «ценой вопроса» не была судьба 40-миллионной страны.