Спецслужбы

Теракт в метро Петербурга
Взрыв в Петербургском метрополитене произошёл 3 апреля 2017 года в 14:33 на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт». Террористы планировали подорвать станцию «Площадь Восстания», однако этого удалось избежать: взрывное устройство вовремя обнаружили.
Очевидцы сообщают, что взрыв прогремел в вагоне поезда, как только состав отъехал от «Сенной площади». Машинист принял решение не останавливать поезд в тоннеле, а довести его до следующей станции — так проще было произвести эвакуацию пассажиров.
«Когда подъехал поезд, в его вагоне была раскурочена дверь. Выбегали люди. Началась давка, потому что дым заполнил всю станцию. Стало трудно дышать. Я растерялся, не знал — либо мне уходить, либо, может, кому-то помощь нужна. И только где-то через десять минут подъехала первая машина скорой помощи», — рассказывал RT петербуржец Евгений, который стал очевидцем теракта.

• globallookpress.com
  


• © Russian Archives
  

«Когда я ехала на эскалаторе, почувствовала резкий запах гари. А в то время, как поезд проезжал «Технологический институт», где уже к тому времени произошёл взрыв, пассажиры увидели большое количество пожарных и медработников. Какая-то незнакомая девушка схватила меня за руку, сказала: «Давай выйдем из метро, мне страшно», — сообщала другая очевидица трагедии.
Жертвами террористической атаки стали 16 человек, включая террориста-смертника Акбаржона Джалилова.
По данным СК, исполнителем теракта является именно Акбаржон Джалилов. Он родился в Киргизии, но в 2011 году получил гражданство России.
6 марта сотрудники ФСБ задержали участника террористического сообщества, лидер которого причастен к теракту в метро Санкт-Петербурга.
«В ходе спецоперации задержан гражданин России — участник террористического сообщества «Джамаат Таухид валь-Джихад», являющегося структурным подразделением запрещённой на территории России международной террористической организации «Исламское государство»*», — отметили в ФСБ.
По заданию руководителя задержанный финансировал боевиков и помогал в подборе добровольцев для участия в боевых действиях в Сирии.
ФСБ и Telegram
В июне 2017 года представители ФСБ заявили, что члены международных террористических организаций на территории России активно используют для общения мессенджер Telegram. Этот ресурс, по словам представителей спецслужбы, даёт террористам возможность создавать секретные чаты с высоким уровнем шифрования.
В ФСБ  подчеркнули, что устроивший теракт в Петербурге смертник, а также его пособники и «зарубежный куратор» при планировании атаки использовали именно Telegram.
20 марта Верховный суд России отклонил иск Telegram, в котором компания просила признать недействительным приказ ФСБ от 19 июля 2016 года №432, устанавливающий порядок предоставления организаторами распространения информации данных, необходимых для декодирования.
После этого Роскомнадзор направил уведомление, в котором напомнил, что в октябре 2017 года суд обвинил мессенджер в «неисполнении обязанности предоставлять информацию, необходимую для декодирования принимаемых, передаваемых, доставляемых и (или) обрабатываемых электронных сообщений». За отказ передать информацию для расшифровки переписки обвиняемых по делу о теракте в Санкт-Петербурге Telegram также был оштрафован на 800 тыс. рублей.

• РИА Новости
  


• © Кирилл Каллиников
  

При этом российские органы власти готовы к вступлению в силу антитеррористического пакета законов, заявлял в интервью RT глава Минкомсвязи РФ Николай Никифоров.
«Если потребуется, мы будем совершенствовать нормативную базу. Пока обсуждается небольшая корректировка сроков вступления закона в силу. Операторы будут осуществлять эту подготовку поэтапно, постепенно, и мы находимся с ними в тесном взаимодействии», — подчёркивал министр.
Однако сам основатель Telegram Павел Дуров считает, что попытки заблокировать мессенджер бесполезны.

Инициатива наказуема
Наиболее серьезный интерес для НТР представляла на тот момент Япония. Которая вполне законно позволяла своим предпринимателям заниматься промышленным шпионажем. А во-вторых, тесно сотрудничала с США в области как раз химической промышленности. Именно туда отправили молодого сотрудника Внешторга Анатолия Максимова.
Сотрудники Внешторга помогали Максимову осваивать азы коммерческой деятельности, а он в свою очередь постепенно стал понимать, что предпринимательская сметка и неожиданные ходы могут помочь в выполнении непосредственных заданий по линии НТР. Так, в 1966 году он на свой страх и риск «привязал» к НТР весьма важного источника. Тот был инициативщиком и вышел на советское торгпредство с предложением продать за 2 тысячи долларов документацию по новому способу переработки нефти — платформингу. Максимов сразу понял, что инициативщик собирается сдать всего одно ноу-хау, а затем исчезнуть из поля зрения советской разведки. Но это был весьма знающий источник, и необходимо было его как-то замотивировать на продолжение сотрудничества. На свой страх и риск Максимов пообещал тому, что за каждое новое ноу-хау в нефтепереработке советское торгпредство будет платить ему в два раза выше предыдущего гонорара.
Это решение привело к тому, что инициативщик продал советской разведке еще пару ноухау из нефтеперерабатывающей отрасли. Позволив сэкономить советской промышленности десятки миллионов рублей. Однако это вызвало серьезное недовольство у тогдашнего резидента КГБ в Японии. Которому сильно не понравилась инициатива Максимова. Началось противостояние сотрудника НТР, который уже зарекомендовал себя как результативный добывальщик секретов, и резидента. Противостояние закончилось отзывом Максимова из Японии.


Советские специалисты осматривают образцы западной вычислительной техники

Начало «Турнира»
После отзыва из Японии Максимова послали представителем ТХИ на выставку «Экспо-67», проходившую в Канаде. До сих пор достоверно неизвестно, знали ли в ЦРУ и КККП о том, что Максимов работу во Внешторге совмещает с работой в разведке. С большей долей уверенности, и по мнению самого Максимова, канадцы о его работе в Первом главном управлении КГБ СССР не знали. Но Максимов считался крупным функционером Внешторга, а значит, был обладателем информации политико-экономического характера. Его стали активно разрабатывать.
Наиболее настойчиво действовал канадский бизнесмен Джеффри Вильямс. Который настойчиво предлагал Максимову «левый» заработок. Последний неизменно отказывался, но Вильямс не отставал. О чем Максимов составил несколько рапортов непосредственному начальству. Но реакции не было, а резидент в Канаде лишь отмахнулся, заявив, что здесь ко всем советским гражданам пристальное внимание.


Французский павильон на «Экспо-67»

После окончания работы выставки Максимов вернулся в Москву, где его пригласили в управление «К» (контрразведка). А там предложили поучаствовать в игре с канадской спецслужбой. Подоплеку этого предложения Максимов узнал много позже. Дело в том, что у КГБ появился весьма ценный агент в КККП, который имел доступ к разведывательным секретам как ЦРУ, так и СИС (британская разведка). Его имя неизвестно до сих пор, но агент посоветовал советской разведке малость повысить рейтинг канадской спецслужбы. Чтобы у него имелись более серьезные козыри для проникновения в секреты стран-союзников по НАТО. А рейтинг можно было повысить, позволив завербовать канадской спецслужбе ценного агента. Роль «предателя» было предложено сыграть Максимову. Так началась операция, которую в СССР назвали «Турнир», а в Канаде «Золотая жила».
Максимова опять направляют в Канаду, на этот раз на четыре года. Практически сразу по приезде на связь с ним выходит Вильямс. Но по правилам игры, разработанным в КГБ, Максимов должен был играть ОЧЕНЬ осторожного и в то же время перспективного для вербовки высокопоставленного сотрудника Внешторга. А потому сотрудники КККП и вскоре присоединившиеся к ним сотрудники ЦРУ продолжали кружить над Максимовым и его семьей. А он ждал, когда же с ним на связь выйдет не дилетант Вильямс, а кто-то повесомее.


Памятная медаль выставки

Гарантии
В конце концов «подход» сотрудника КККП к Максимову состоялся. Это случилось в поезде Монреаль-Оттава в 1972 году, незадолго до отбытия Максимова в СССР. Незнакомец подсел к Максимову, хотя в вагоне была масса свободных мест. А затем завел разговор, сразу обо-значив, что у попутчиков имеются общие знакомые. Незнакомец по-сле нескольких фраз предложил Максимову остаться в Канаде и гарантировал ему безбедную жизнь. Но Максимов с гневом отверг предложение.
После той проверки были еще несколько, которые специалистами с Лубянки сразу раскалывались, как проверочные. Сам Максимов позже вспоминал, что думал: из операции «Турнир» ничего не выйдет. Но аналитики КГБ оказались правы: интерес к Максимову только усилился. С одной стороны, как и было заранее разработано, он демонстрировал явное желание обогатиться. А с другой — весьма опасался попасться советским спецслужбам. Такой осторожный агент мог оказаться весьма перспективным, надо было лишь поймать его на крючок.
К 1974 году Максимов сумел создать у канадцев впечатление, что он вроде как готов предоставлять информацию, но требует гарантии собственной безопасности. В частности, документальные свиде-тельства того, что в случае провала ему будет предоставлено убежище в Канаде. И этими доказательствами должны были служить канадский паспорт, два номерных счета (один в Канаде на 10 тысяч долларов, второй в Швейцарии на 60 тысяч), карточка медицинского страхования и письмо премьер-министра. В котором тот должен подписаться под тем, что данному человеку в любой точке мира будут предоставлены все права и гарантии гражданина Канады.
Это были весьма серьезные условия, но канадцы (возможно, под давлением ЦРУ) решили продолжить работу с Максимовым, которому дали псевдоним Аквариус На следующей встрече с перспективным агентом сотрудник КККП показал Максимову копию паспорта на имя Майкла Дзюбы, карту медстрахования, свидетельство о рождении, две квитанции о переводе средств в банки и письмо за подписью министра юстиции (он же генеральный прокурор) Канады, в котором говорилось: «Настоящее письмо гарантирует в соответствии с канадским законом об иммиграции, что Майкл Дзюба является гражданином Канады со всеми вы текающими последствиями. Одновременно канадское правительство гарантирует предоставление убежища Майклу Дзюбе в любое удобное для него время».
В обмен на это канадцы получили список возможных агентов КГБ и военной разведки, действующих на территории Канады. Этот список заранее готовился, и в него включались люди, которые, по оперативным данным, и так были на подозрении. Но то, что Максимов «сдал» своих, уверило сотрудников КККП в том, что он окончательно «на крючке».


Выставка продукции выпускаемой в СССР. Многие образцы созданы благодаря действиям НТР КГБ СССР

Информационная бомба
Следующие четыре года прошли вполне плодотворно. Встречаться в СССР с канадцами Максимов наотрез отказался, а потому им прихо-дилось ждать его выездов за границу.
Ну а эти выезды организовывались тогда, когда в КГБ успевали подготовить очередную «дезу», которая выглядела достоверной. Потому что, начиная с третьей встречи, канадцы стали составлять для Максимова вопросники. Которые имели в себе скрытые ловушки. Вот и приходилось долго согласовывать, что можно «слить» на Запад, а что необходимо правдиво замотивировать.
Еще одним плюсом во всей операции «Турнир» служило то, что по мере того, как КККП все больше доверяла «Аквариусу», тем предметнее становились вопросы. А по ним можно было вычислить, какие именно направления в СССР наиболее серьезно волнуют страны HATQ, Ну и попутно выяснилось, что все первые секретари посольств Канады в любой стране работают на КККП. Но игра закончилась в 1978 году.
Канада, под давлением своих союзников по НАТО, пошла на довольно рискованный шаг: объявила персонами нон-грата 13 советских дипломатов и торговых представителей. Половина из них не имела никакого отношения к разведке. Но таким образом западные страны пытались поссорить «чистых» дипломатов и «внешторговцев» с теми, кто просто пользовался их крышей. Такое уже случалось, когда Великобритания в 1971 году, в результате предательства советского разведчика Олега Лялина, выдворила из страны 105 советских граждан, многие из которых не имели отношения к разведке, но пострадали от темных игр разведывательного сообщества. Между различными ведомствами в СССР (МИД, Внешторг, Интурист, Аэрофлот и др„ с одной стороны, и КГБ вкупе с ГРУ — с другой) начались серьезные проблемы.
Канада в 1978 году попыталась провернуть нечто похожее. Но едва только они начали подготовку к выдворению советских граждан из страны, как в Мини стерстве иностранных дел Канады появился чиновник из советского посольства и прямо заявил министру, что если этот процесс не остановится, то СССР сможет дать адекватный ответ. В частности, докажет, что канадские спецслужбы нарушают собственные законы. Министр не прислушался, и 13 советских граждан были выдворены из страны. А чуть позже разорвалась настоящая информационная бомба.
В «Литературной газете» появилась статья, которая рассказывала о судьбе некоего Алексея Мартынова, которого завербовали канадские спецслужбы. Причем назывались номера канадских паспортов, номера медицинской карты и банковских счетов, указывалось, что встречи с агентом проводились на территориях не только Канады, но и Швейцарии, ФРГ, США. Также сообщалось, что КККП следит за собственными гражданами, не обращая внимания на такие формальности, как предписание суда, то бишь нарушая закон. Ну и до кучи приводился текст «гарантийного» письма министра юстиции.
Результатом этой статьи, перепечатанной многими западными изданиями, стало то, что шесть весьма перспективных сотрудников КККП были уволены с госслужбы. Сама КККП была реорганизована: в 1980 году функции внешней разведки были переданы вновь соз-данной структуре: Canadian Security Intelligence Service (Канадская секретная разведывательная служба). Еще одним побочным эффектом всей этой истории явилось то, что Либеральная партия Канады, возглавляемая премьер-министром Трюдо, в 1979 году проиграла парламентские выборы. Позже аналитики с уверенностью будут утверждать, что именно провал операции «Золотая жила» и развернутая PR-кампания вокруг этого провала стали основным поводом того, что канадцы отдали предпочтение консерваторам.

По немногим фотографиям того времени видно, что Хелен Лоури была не просто обаятельной девушкой — красавицей. Но поначалу ее красота вовсе не была для Ахмерова главной причиной их знакомства. В дальнейшем проверка показала, что она была убежденной коммунисткой. Более того, руководитель американской компартии приходился Хелен родным дядей!



Эрл Браудер, генеральный секретарь компартии США с 1930 года. Во время его руководства партия имела максимальное влияние в политических кругах. В 1936 году Браудер баллотировался в президенты Соединенных Штатов, партия насчитывала в своих рядах до 100 тыс. человек. 
Соратники воспринимали его как настоящего вождя. Для партии главным в то время было бороться с нацизмом, фашизмом, и вся ее политика была сосредоточена на защите Советского Союза — центра антифашистской борьбы в Европе, главного препятствия на пути завоевания мира «коричневой чумой». Коммунистическая партия США была той силой, которую можно было использовать в борьбе против профашистски настроенных политиков.



Как член Коминтерна, Эрл Браудер часто встречался с представителями международных левых движений. На одной из таких встреч ему и представили молодого турецкого студента Мустафу. Это была удача для Ахмерова, но главной целью для него был не сам генсек, а его племянница. По словам Сергея Яковлева, ветерана Службы внешней разведки Российской Федерации (СВР), «у Хелен были знакомые, которые имели отношение к администрации Белого дома, появились источники и в министерстве финансов, и в Государственном департаменте». Она согласилась выполнять любые функции. 
Вначале взяв ее на службу в качестве курьера, Ахмеров быстро расширил круг ее обязанностей, включил ее в работу своей нелегальной резидентуры. Он обзавелся солидными связями в Госдепартаменте, в военном ведомстве: Хелен была чуть ли не основным поставщиком новых контактов для разведчика. А за несколько лет круг советской резидентуры увеличился в разы.
Одним из первых удачных знакомств для Ахмерова был Гарри Декстер Уайт — экономист, профессор, выпускник того же Колумбийского университета. В 1934 году Уайт поступил на работу в министерство финансов США, а в 1938-м, после получения докторской степени по экономике, возглавил только что созданный отдел валютных исследований, в котором работали в основном ученые и университетские преподаватели. Он имел много связей как в своем министерстве, так и в Госдепартаменте. Придерживался левых взглядов, имел большое влияние на министра финансов Генри Моргентау (младшего), а тот был запросто вхож к президенту США Рузвельту. Ведь что такое министерство финансов в Америке? По их законодательству, в форс-мажорных ситуациях, в случае войны и так далее третьим лицом в государстве, к кому переходит власть, если что-то случится с президентом или вице-президентом, — это министр финансов. Так что цена этого знакомства была запредельна.
«При контактах с Уайтом Ахмеров выступал уже как синолог, китаевед, — рассказывает на радио „Маяк“ Александр Коршунов, историк, журналист-международник, лауреат премии СВР. — Ему очень помогла Хелен Лоури. С ее помощью, с помощью ее связей (а она была дамой высокопоставленной) он вошел в определенный круг знакомств, общения, презентуя себя как специалиста по Востоку, китаеведа. У Хелен, которой в нашей разведке дали ник „Таня“, было также несколько квартир, которые использовались как конспиративные для разного рода встреч».
На первой же встрече Ахмеров заинтересовал Уайта своими знаниями геополитической обстановки на Дальнем Востоке. В июле 1937 года Япония активизировала военные действия в Китае, и этот вопрос сильно волновал Уайта как экономиста. На встречах в кафе Ахмеров в буквальном смысле читал ему лекции о ситуации в Китае. О том, что там происходит, разведчик знал не понаслышке.
Как сообщает официальный сайт СВР о предыдущей деятельности Ахмерова, «в 1934 году он был направлен в качестве оперработника на нелегальную работу в Китай, куда он прибыл по чужим документам через Европу. И. А. Ахмеров поступил на учебу в американский колледж, где в течение года совершенствовал знания английского языка и вышел в первые ученики. Одновременно выполнял задания разведки по разработке японских представителей в Китае».
 Как это происходило — тема отдельной публикации, а сейчас прислушаемся к тому, что излагал собеседнику Ахмеров, и к чему вскоре прислушаются министр финансов, госсекретарь и президент США.
Осенью 1931 года войска Японии вторглись в Китай. 1 марта 1932 года было официально объявлено об образовании на оккупированной территории «независимого» Маньчжурского государства — Маньчжоу Го с 30-миллионным населением. Заполучив этот плацдарм, Япония могла расширять его как на юг, так и на север. Существовало два пути развития событий, которые получили названия Северного и Южного планов. 
Южный вариант предполагал, что начать нужно с нападения на Китай и колонии европейских государств, вплоть до Британской Австралии, и только потом начинать конфликт с СССР. 
Северный начинался с нападения на Советский Союз. В то время как ее союзник, Германия, атакует СССР с запада, Япония должна была открыть второй фронт на Дальнем Востоке и, захватив советские территории, перенаправить свои войска на юг. Необходимость осуществления обоих этих планов не вызывала сомнений в японских политических кругах. Нужны оба, но в каком порядке? Решения по этому вопросу пока принято не было...
Хелен и Исхак неоднократно шли на риск, но он всегда был оправдан. Но в июле 1938 года произошло событие, которое могло стоить им жизни. Резидент советской нелегальной разведки Базаров бесследно пропал. В конце 1930-х годов в Москве в наркомате внутренних дел начались «чистки» командного состава. В 1938 году руки дошли и до нелегальной разведки. 
А Базарова, как оказалось, отозвали в Москву и арестовали. Его признали «врагом народа» и впоследствии расстреляли по приказу нового наркома внутренних дел Лаврентия Берии. Практика «чисток» в разведке предполагала, что все, кто работал плечом к плечу с «врагом народа», будут уничтожены. Ахмеров должен был стать следующим. Но он предпринял шаг, которого в Центре никто не ожидал.
«Он не был опрометчивым человеком, — продолжает комментарий ситуации Яковлев. — Но он был смелым, мужественным, решительным. У него все основывалось на тщательном анализе. Он всегда думал как-то наперед: что с ним будет, как он будет действовать, и относился к своим действиям очень продуманно».
 И вскоре в Иностранный отдел Главного политического управления приходит шифровка от агента Юнга — таков был оперативный псевдоним Ахмерова. Он просит официального разрешения вступить в брак с гражданкой США Хелен Лоури!
В то время многих обвиняли в шпионаже просто за знакомство с иностранцем, а тут разведчик, выполняя задание Родины, — и вдруг влюбляется в представителя капстраны, да еще какой!
Случай в истории разведки беспрецедентный. Решиться на такой шаг было равносильно самоубийству. Но сотрудничество с Хелен Лоури стало ключевой точкой в его судьбе.
 В процессе совместной работы у него и у Хелен возникли самые искренние чувства, любовь. И это вполне естественно.
«Не забывайте, что мамин дядя как-то все-таки контролировал ее жизнь. Пусть даже на расстоянии. А его влияние на Сталина было велико, — говорит дочь Хелен и Исхака Екатерина Ахмерова. — Я считаю, что благодаря Сталину папа и остался жив. И им позволили пожениться».
Ахмерова отозвали в Москву, понизили до стажера и перевели в американский отдел ИНО ОГПУ. Но главное — он остался  в строю.


Виталий Павлов

После «чисток» был произведен так называемый «партийный набор». Молодых коммунистов после короткого обучения зачисляли на службу. Руководителем Ахмерова стал 25-летний Виталий Павлов, который к тому времени ни разу не был за границей. Он после института окончил в 1938 году курсы в Центральной школе НКВД СССР. Затем был зачислен в американский отдел, довольно скоро стал оперуполномоченным, заместителем начальника, а потом и начальником отдела.
К тому времени вопрос с Японией так и не был решен. Она до последнего момента рассчитывала, что, может быть, как-то удастся сохранить нейтралитет со стороны Соединенных Штатов. Работая стажером, Ахмеров был лишен возможности предпринимать самостоятельные действия. Но на тот момент он был единственным человеком, способным изменить ситуацию.



Писатель Владимир Карпов, фронтовой разведчик, автор многих книг о войне и разведке, неоднократно беседовал со вторым участником операции под условным названием «Снег», генералом КГБ в отставке Виталием Григорьевичем Павловым и наиболее полно и четко рассказал о роли Ахмерова в операции: «В одном из кабинетов на Лубянке опытный разведчик Исхак Абдулович Ахмеров, не один год проработавший в США, и молодой чекист Виталий Павлов еще в октябре 1940 года начали разработку операции по нейтрализации Японии с помощью Америки. У Ахмерова остались за рубежом ценные агенты и просто знакомые, через которых можно было бы осуществить намеченное... Вот такого близкого к министру финансов США Моргентау и президенту Рузвельту человека вычислили Ахмеров и Павлов. Это был Гарри Декстер Уайт. (В переводе с английского эта фамилия означает „Белый“. Поэтому кодовое название для операции было выбрано именно такое: „Снег“). 
Ахмеров с ним встречался в Вашингтоне. Уайт не был его агентом, но они оказались единомышленниками по вопросам политики США на Востоке, и особенно — в непримиримой требовательности к Японии. Этими немаловажными предпосылками и решили воспользоваться наши разведчики...



Было принято решение направить в США Павлова. Он тщательно и довольно долго готовился к поездке. По мере приближения войны с Германией нарастала угроза начала боевых действий и со стороны Японии. Вот тут-то Сталин и дал указание действовать более решительно... 
Операцию „Снег“ Павлов осуществил в полном объеме. Он прибыл сначала в Нью-Йорк, затем в Вашингтон. Встретился с Уайтом, провел с ним от имени Ахмерова сложный разговор. И, понимая ответственность поручения Сталина и Берии, чтобы не забыть какую-то деталь, дал Уайту перечень вопросов („конспект“), написанный заранее на листе бумаги...
Далее события развивались благоприятным для нашей страны образом в соответствии с точным и обоснованным прогнозом опытного разведчика и блестящего аналитика в области разведки Исхака Абдуловича Ахмерова и его молодого коллеги Виталия Павлова. В октябре 1941 года немцы подошли к Москве. 
Как и предполагалось, Уайт „сработал“ по той схеме, которую предвидели Ахмеров и Павлов. Он подготовил проект меморандума. Его подписал министр Моргентау, затем представил Рузвельту... Ультиматум был вручен послу Номуре. (В истории он известен как „Нота Халла“, по имени Корделла Халла, в то время госсекретаря США ). 
В документе излагались очень жесткие требования: вывести войска из Китая, Вьетнама, Кореи, Маньчжурии; выйти из Тройственного пакта Берлин-Рим-Токио... В общем, в ультиматум вошли все вопросы из ахмеровского „конспекта“... Японцы поняли, что война неизбежна, и первыми 7 декабря 1941 года нанесли удар по Перл-Харбору — главной морской базе США на Тихом океане. Американцам не оставалось ничего, как защищаться и вступить в войну со своим противником в этой зоне океана. Японии уже было не до нападения на Советский Союз. 
Таким образом, важнейшая по значимости и сложная по исполнению задача, поставленная руководителем нашей страны Сталиным перед советской внешней разведкой, была своевременно и успешно решена».
Полумиллионная армия, квартировавшая в Сибири для отражения потенциального удара японцев, была переброшена под Москву. Это резерв из знаменитых «сибирских дивизий» и внес решающий вклад в битве за столицу СССР.
Ахмеров же еще в сентябре 1941 года вместе с женой Еленой Ивановной (Хелен) вернулся в Соединенные Штаты Америки для продолжения своей нелегкой нелегальной работы, продолжавшейся в течение всей Великой Отечественной войны.



С помощью находящихся у него на связи агентов добывал и направлял в Центр важную политическую, научно-техническую и военную информацию. За этот период лично привлек к сотрудничеству с внешней разведкой нескольких ценных агентов.
После 12-летнего пребывания за рубежом на нелегальной работе в 1945 году возвратился на Родину. Был назначен заместителем начальника отдела нелегальной разведки. На этом посту принимал активное участие в создании нелегального разведывательного аппарата за рубежом.
Выполняя поручения руководства разведки, выезжал в краткосрочные командировки в различные страны. Проводил операции по восстановлению связи с агентами-нелегалами. Выполнял другие ответственные задания по оказанию помощи разведчикам-нелегалам.
И.А. Ахмеров умер 18 июля 1976 года.

ОНИ НАЧАЛИ ПЕРВЫМИ
Краткий экскурс в историю холодной войны неопровержимо свидетельствует, что Запад является главным источников генерации идей холодной войны и наполнения ее воинственным содержанием.
Принято считать, что холодная война началась со знаменитой речи Черчилля в Фултоне в марте 1946 года. Обстановка в мире тогда стала быстро накаляться, недавние союзники в войне с фашизмом вдруг как-то очень резко превратились в недругов. Ключевым этапом в раскрутке холодной войны стало создание в 1949 году блока НАТО.
Весьма примечательно, что для одного из главных инициаторов холодной войны – Соединенных Штатов – она началась весьма неудачно. Поход группы из двух американских разведывательных дизельных субмарин к берегам нашего Кольского полуострова, организованный в 1949 году, был самым первым в подводном противостоянии США и СССР. И этот, самый первый секретный шпионский поход американских субмарин к берегам Советского Союза закончился страшной трагедией…

В ЦЕЛЯХ СБОРА ИНФОРМАЦИИ
Как и ожидалось, с созданием блока НАТО и началом активной фазы холодной войны разведывательное управление ВМС США усилило внимание к информации из различных источников о состоянии ВМФ СССР и деятельности наших ракетных полигонов. Американцы особенно были озабочены программой создания ракетно-ядерного оружия для советского Военно-морского флота.
Забегая вперед, отметим, что американские специалисты ошиблись в своих прогнозах насчет темпов создания советских баллистических ракет для подводных лодок (БРПЛ). Первый пуск баллистической ракеты с советской подлодки был произведен только 16 сентября 1955 года, американцы же ожидали создание «подводного кулака» в Советском Союзе гораздо раньше…
Для достижения своих целей американцы старались осуществлять сбор информации о военном потенциале советского ВМФ с максимальной осторожностью. С этой точки зрения американские подводные лодки, направляемые тайно к нашим берегам, были идеальными платформами для скрытного сбора информации о нашем флоте. Расчет делался, очевидно, на удачный радиоперехват важной информации о деятельности нашего флота в полигонах боевой подготовки. Для этих целей командование ВМС США подготовило для направления к нашим северным берегам две подводные лодки – «Кочино» (Cochino, SS-345) и «Таск» (Tusk, SS-426), обе относились к типу «Балао». Их главной задачей была разведка деятельности советских ракетных полигонов.
Подготовка к походу проводилась на военно-морской базе в Лондондерри в Северной Ирландии. Подводную лодку «Кочино» оснастили специальной разведывательной аппаратурой, а на рубке субмарины дополнительно смонтировали антенные системы для радиоперехвата.
Следует при этом отметить, что экипажи подводных лодок ВМС США комплектовались не только обычными подводниками. Среди них были и специалисты в области радиошпионажа. Так, в составе экипажа подводной лодки «Кочино» находился один из лучших американских радиоразведчиков – Харрис Остин, специально подготовленный для дешифровки военных переговоров.
В конце июля 1949 года на английской военно-морской базе Портсмут подготовка к походу была закончена, а в августе 1949 года подлодки «Кочино» и «Таск» вышли в море и направились к берегам Кольского полуострова. Так началась разведывательная операция с участием подводных лодок ВМС США, получившая кодовое имя «Кайо».

СОВЕТСКИЕ СЕКРЕТЫ НЕ ПОДДАЛИСЬ АМЕРИКАНЦАМ
Выйдя из военно-морской базы Портсмут, подлодки через неделю прибыли в район выполнения поставленной задачи. Впереди шла «Кочино», за ней – «Таск», которая должна была прикрывать и отвлекать советские противолодочные силы, если они обнаружат «Кочино». Последняя заняла позицию примерно в 150 милях от Мурманска, недалеко от основных баз Северного флота, представлявших интерес для американцев.
Приблизившись к Кольскому полуострову, лодки должны были скрытно маневрировать, перехватывать радиопереговоры и дешифровывать их. Особый интерес представляли, конечно, возможные испытательные пуски с советских подводных лодок баллистических ракет.
Находясь на перископной глубине, подводная лодка «Кочино» длительное время осуществляла контроль радиоэфира. Однако, несмотря на многодневное патрулирование «Кочино» в южной части Баренцева моря, американские специалисты так и не смогли добиться обнадеживающих результатов.
За много суток ни акустики, ни радиометристы подлодки «Кочино» ничего ценного о советских тайнах узнать не смогли. Средствами радиоразведки подводной лодки было перехвачено несколько коротких радиопередач и неразборчивых сигналов. Это и был весь «улов», несмотря на миллионы долларов, брошенных на организацию разведывательной миссии американских подлодок в Баренцево море. Шпионская миссия, по сути, оказалась проваленной. Правда, успехом было то, что лодку не обнаружили противолодочные силы советского Северного флота.

ТРАГЕДИЯ
После неудачной шпионской миссии подводная лодка «Кочино» вышла из района патрулирования для участия в тактическом противолодочном учении. 25 августа командиры подлодок «Кочино» и «Таск» связались по радио и начали совместное учение. 25 августа 1949 года в 10.30 подводная лодка «Кочино» шла под РДП (устройство для обеспечения работы дизеля под водой. – «НВО»), а подводная лодка «Таск», находясь в нескольких десятках кабельтовых, осуществляла учебный поиск «Кочино».
В ходе учения поднялся резкий шквальный ветер, вызвавший короткие и высокие, более 5 м, волны. Подводную лодку «Кочино» стало сильно раскачивать. В это время в центральный пост субмарины пришел доклад о поступлении забортной воды в дизельный отсек через устройство РДП. Причина – заклинка предохранительного (поплавкового) клапана РДП в открытом положении. В результате система РДП перестала функционировать, дизельные двигатели заглохли. Вскоре в кормовой части корпуса раздался мощный взрыв. Старший помощник доложил о взрыве и пожаре в аккумуляторной яме.
В этой сложной обстановке командир подлодки «Кочино» Рафаэль Бенитес, спасая людей от задымления, приказал личному составу, кроме тех, кто боролся с огнем, выйти наверх. 47 человек вышли на палубу. 12 вместе с командиром находились на мостике. 18 человек сражались с огнем под руководством старшего помощника. И вскоре подводникам удалось запустить дизель.
Один из матросов был смыт за борт, но его удалось спасти благодаря удачному маневрированию подводной лодки на малом ходу.
Через 50 минут после первого взрыва на ПЛ «Кочино» раздался второй взрыв. С «Кочино» на подлодку «Таск» был передан сигнал о помощи. Через час подошла субмарина «Таск». Между лодками натянули канатную дорогу и начали эвакуацию экипажа. Первый моряк, который был передан с «Кочино», погиб при ударе о корпус подлодки «Таск». 12 человек экипажа подлодки «Таск», которые принимали участие в спасении экипажа «Кочино», были смыты за борт огромной волной. Шестерых из них спасти не удалось.
Только через девять часов после аварии подводную лодку «Кочино» начали буксировать. Однако 26 августа после 00.00 раздался еще один взрыв водородной смеси, и пожар охватил корму. Там находилось 15 моряков, которые покинули кормовой отсек через кормовой люк. Обожженный старший помощник не мог двигаться. Но в конце концов всех удалось поднять на мостик.
Надежды на спасение аварийной подлодки «Кочино» не оставалось, и командир субмарины Р. Бенитес принял решение об эвакуации оставшейся части экипажа на подводную лодку «Таск». Последняя встала к борту подлодки «Кочино», предварительно выстрелив боевые торпеды из носовых торпедных аппаратов, чтобы они не могли взорваться при случайном ударе. Моряки в итоге покинули аварийную лодку «Кочино», последним корабль оставил командир Рафаэль Бенитес.
Вскоре аварийная подводная лодка «Кочино» затонула в 100 милях от Норвежского побережья на глубине 200 м. В свою очередь, подлодка «Таск» через шесть часов вошла на рейд норвежского порта Хаммерфест.
В целом совместный поход «Кочино» и «Таск» обернулся фатальной неудачей. Семь погибших, десять раненых, потерянный корабль – таков был печальный итог самой первой разведывательной операции подводных сил ВМС США у берегов Советского Союза в ходе холодной войны.

Королева шпионажа - Зоя Воскресенская-Рыбкина

Не случайно, что задумала операцию именно Зоя Ивановна Рыбкина. Своеобразный мозг внешней разведки, она одной из первых поняла, что против оккупировавших значительную часть страны немцев надо действовать нестандартно. Уж очень силен у гитлеровцев аппарат подавления. Репрессии наваливаются, настигая и виновных и безвинных безжалостно. Требовалось испробовать нечто новое, для фашистских спецслужб нежданное. И когда по разведканалам до Рыбкиной довели информацию, что епископ Василий, по паспорту Василий Михайлович Ратмиров, 1881 года рождения обратился в военкомат с просьбой отправить его на фронт, у Зои Васильевны созрел план, сначала несколько расплывчатый, а затем воплотившийся в стройную, рискованную, однако правдоподобную легенду. Не сможет ли Церковь послужить прикрытием для разведчиков?
И епископ был тотчас приглашен на встречу. Но не на Лубянку, там обстановка беседовать на церковные темы совсем не располагала, а на квартиру Зои Ивановны.


Здание ЧК на Лубянке

И когда опытный чекист поняла, что патриотизм у Ратмирова искренний, "спросила его, согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он "прикроет" их своим саном". Епископ подобной просьбы не ждал. Высказал требование: Божий храм ни в коем случае не должен быть осквернен кровопролитием. И Рыбкина не моргнув глазом заверила, что цель разведывательной группы - выяснение намерений фашистов, наблюдение за передвижением их частей, выявление немецких шпионов. Рыбкина лукавила: террор - вот что должно было ожидать Гитлера, Геринга, Гиммлера и прочую нечисть, которая могла бы прибыть в Калинин накануне взятия Москвы. Чтобы не привлекать излишнего внимания, не светиться, мелких немецких офицеров и будущих бургомистров разведгруппе приказали не трогать. К чему долго объяснять: задание могло стать смертельным. Вырваться из города после совершения громких актов возмездия ни спутникам Ратмирова, ни ему самому не удалось бы.
К счастью, для страны и для разведгруппы события развернулись по-другому, тоже предусмотренному Рыбкиной и Судоплатовым сценарию. Остановит Красная армия наступление вермахта, и тогда разведчикам предстояло вести наблюдение за немецкими войсками. Проникать во враждебное окружение, завязывать связи, выявлять агентов и шпионов, добывать любую информацию, полезную для Москвы. Для этого в город отдельно от троих мужчин в церковном обличье проникнет женщина-радистка.


Радистка

А согласие епископа на сотрудничество было получено. "Прикрыть", по выражению Рыбкиной, разведчиков Ратмиров предложил как двух своих помощников. Но предупредил Рыбкину: "Для этого им надо основательно подготовиться". А время поджимало.

Из Михеева - в Михаси
22-летний Иван Иванович Михеев, включенный в эту операцию под псевдонимом Михась, вовсе не был "выпускником авиационного училища, являвшимся с начала войны сержантом госбезопасности истребительного батальона войск НКВД", как пишет Рыбкина. В 1939 году его, как и сотни комсомольцев, ждала профессия другая. Старые чекистские кадры были выбиты чистками, Наркомату внутренних дел требовались молодые способные ребята, к числу которых и отнесли Ваню Михеева. Правда, в последний момент зачисление в НКВД повисло на волоске. Пришлось доказывать, что его семья не кулацкая, как было записано в каких-то неведомых документах, а происходит он из твердых середняков. Проявил способности, и в 1940-м Михеева перевели уже в более престижную внешнюю разведку. А когда в июне грянуло, первый раз в жизни вызвали на Лубянку - сразу к начальнику управления по работе в тылу врага.


Агитплакат времен раскулачивания

Вопросы, заданные ему известным всей разведке Павлом Судоплатовым и привлекательной, довольно молодой женщиной, позже он узнал - Зоей Рыбкиной, его удивили: "Как относитесь к религии? Есть ли верующие в семье? Бывал ли в церкви на богослужениях и знаком ли с православными обрядами? Сам-то - крещеный?" На все это, как и на всем и на каждом шагу задававшийся в те годы "А немецкий знаете?", ответил твердым и честным "Нет". Тут же выяснилось, Рыбкина и Судоплатов решали, кого из двух кандидатов взять в группу, которая должна работать в тылу у немцев под "церковным прикрытием". Выбрали Михеева. Был он в ответах правдив, быстр, никакой неприязни к Церкви, в отличие от другого кандидата, не высказал.
Наутро Михеева познакомили с командиром разведывательно-диверсионной группы, капитаном внешней разведки, будущим резидентом Василием Михайловичем Ивановым. Тот тоже был не в курсе предстоящего. Но им быстро разъяснили: в тылу у немцев вы, иподиаконы, будете помогать настоящему епископу вести церковные службы. Ну и, конечно, разведку. "Может, архиереями станете", - рассмеялся Павел Анатольевич, не предполагая, что вещей шуткой определяет судьбу Михеева на долгие-долгие годы. Возникала масса сложностей. Иванов с Михеевым были далеки от Церкви настолько, насколько только можно было. Как себя вести в церкви? Как молиться? А они ни единой молитвы не знали. Ладно, если есть шанс как-то обмануть немцев, не понимают они Россию с ее православием. Но своих, русских, настоящих верующих не проведешь. Значит, малейший промах и конец легенде? Донесут, допросят... И уничтожат вместе с епископом, о котором говорил Судоплатов.
Сомнения решительно рассеяла Рыбкина. Понятно, что времени почти нет. Но вас обязательно всему научат. За это возьмется сам епископ. И тут же на горизонте появился Василий Михайлович Ратмиров. Он побеседовал с Михеевым и Ивановым. Отношения с ним у Михеева, да и у капитана Иванова сложились сразу. И между двумя разведчиками - тоже. Сблизила опасность, предстоящее общее дело. Старшим был безоговорочно признан Иванов.



Каждый день владыка Василий обучал своих помощников - членов разведгруппы всему тому, что было необходимо знать для участия в архиерейских службах, и другим церковным премудростям на квартире у Зои Ивановны. И только церковное облачение примеряли в кабинете у Судоплатова. Занимались часами, иногда до изнеможения. Василий Иванов и Иван Михеев, по оценке строгого пастыря, за месяц многое освоили. Насколько правдоподобно, предстояло выяснить уже в Калинине, куда решением главы Русской православной церкви Василий Михайлович Ратмиров был назначен епископом Калининским и Кашинским. Обстановка на фронте складывалась неблагоприятная. И что бы ни писали "Правда" с "Красной Звездой", на Лубянке сложилось понимание неизбежности сдачи города. Разведывательно-диверсионную резидентуру туда завезли в последний момент. 12 октября Калинин оставили все части Красной армии, и в городе два-три дня шли повальные грабежи магазинов, частных домов. Только церковь мерзавцы не тронули. Василий Ратмиров вместе с Ивановым (оперативный псевдоним Васько) и Михеевым (Михась) успели провести церковные службы и при Советах, и при безвластии. Верующие приходили. Чувствовалось, что владыка Василий пришелся им по душе.
Васько, руководитель группы, встретился с радисткой, которую успели-таки подобрать вместо одного скандального атеиста. Бывшей служащей Московского центрального телеграфа Любови Алексеевне Бажановой - псевдоним Марта - исполнилось 23 года. Прошла коротенькую подготовку. Ей быстро втолковали то, что должна была знать любая верующая. И радистка, и прихожанка из нее получались неплохие. Но хотя еще до Калинина чекисты знали, что к молодым женщинам немцы пристают, насилуют, угоняют в Германию, действительность оказалась еще хуже, в Москве представлявшейся. Не давали солдатня, полицаи, вся нечисть никакого прохода женщинам. И по подсказке Васька Марте пришлось изображать старуху, мазаться углем, золой, покрывать голову старческим грязным платком. А вот встречаться с разведчиками ей оказалось на первых порах неожиданно просто. Она не пропускала богослужений, прослыла верной сторонницей владыки Василия и, приходя в церковь, получала от Васька текст радиограмм. Немцы Марту не трогали.
Пока была рация, моментально передавали шифровки через Баженову. Увы, дом, в котором она снимала угол, был позже разбит при авиационном налете. Рация осталась под обломками. Это затруднило работу. Корили себя и начальство. Ну как можно было отправляться на неизвестно сколь долгое оседание с одной радиостанцией. Пришлось на время у себя дома устроить тайник. Хранили в нем добытые сведения, записанные условным, им одним понятным кодом.
Разбомбили и церковь Покрова Пресвятой Богородицы, где прошли первые богослужения. Епископ, его помощники и за ними паства облюбовали городской собор. О владыке пошла среди верующих лестная слава. Заботлив, со всеми доброжелателен, очень доступен. И совет даст, и ласковым словом ободрит. Верующие в надеждах не обманулись. И к двум иподиаконам отношение сложилось доброе. Молодые, подтянутые, может, не слишком и разговорчивые, они являли пример строгости и скромного послушания. Было в них еще одно притягивающее: мужчин такого возраста в городе почти не оставалось. В собор потянулись и девушки.
Жаль, но у младшего по возрасту иподиакона обнаружилось нездоровье. Однажды прямо во время службы, уже при оккупации, случился у него припадок. Вдруг начал задыхаться, упал, изо рта пошла пена. Хорошо, что не растерялась какая-то женщина. Подбежала, испугавшись, что язык завалится и служка задохнется. Измерила давление: ужас! Типичный эпилептический припадок. Его умело имитировал Михась. А как иначе было дать понять пастве, а заодно и немцам, почему здорового - с виду только внешне - парня не призвали в армию? И, предупредив владыку и напарника, разыграл целое представление. А пульс довел до высокого неимоверным усилием воли. В эпилепсию поверила и самая первой подбежавшая к нему прихожанка.
Что оказалось исключительно важно. Православная немка Елена Рудольфовна Линде работала помощником бургомистра Калинина. Давно жила в городе, где трудилась врачом. Знала в Калинине если не всех, то многих. Михеев в своих записках утверждал: "По нашим сведениям, гестаповка по профессиональной принадлежности". Часто бывала на богослужениях. Тут, не исключаю, и вера. И наверняка приглядывалась к владыке Василию. Разведывательная группа попала в условия тяжелые. Храмы подвергались бомбежке. Жить было негде. Голодали и не выжили бы, если б не благодарная паства, приносившая, пусть по крохам, скудное пропитание служителям Божьим.


После бомбежки

Решили идти к бургомистру, обратившись к нему через Елену Линде. Она, имевшая собственные планы на использование владыки, охотно согласилась устроить встречу. Решили, что епископа Василия будет сопровождать Михась, признанный эпилептиком. Беседа с бургомистром, бывшим полковником царской армии в офицерском кителе без погон, продолжалась недолго. Линде представила владыку как борца с Советами, просила помочь. Бургомистр согласился выделить продовольствие, помочь с ремонтом храма. Подкинул им бывший полковник еды: кормили епископа и двух его помощников только хлебом. Зато благодаря энергии Ратмирова и его спутников удалось оборудовать городской собор для богослужений. Разведчики торопились. Требовалось полностью легализоваться, добывать сведения: надо было общаться с паствой, привлекать еще больше прихожан, завоевывать их доверие, заводить конфиденциальные беседы.
Это удавалось. Выясняли, кто остался верным патриотом, а кто добровольно работает на фашистские спецслужбы. Очерчен круг лиц, сотрудничавших с немцами втихую. Эти были особо опасны. Маячила надежда, что наши отобьют Калинин, и фашисты, конечно, готовили приобретенную агентуру на оседание. Разведчики добыли информацию о штабах немцев, расположившихся в Калинине, о численности местного гарнизона. Узнали, что хранится на военных складах. С тревогой заметили: из своего тыла фашисты перебрасывают в Калинин пополнения.
А за разработку епископа взялась Елена Линде. Предложила ему познакомиться с важным представителем новой немецкой власти. И на встречу с ним прийти без провожатого. Василий Михайлович, не раздумывая, рассказал о разговоре Ваську и Михасю. Решили, что владыке лучше пойти одному. Утром Линде, показав пропуск, беспрепятственно провела Ратмирова в дом, где располагалось гестапо. По тому, как уверенно проходила Елена Рудольфовна через все кордоны, с каким почтением ее приветствовали, владыка быстро понял, что здесь секретарь бургомистра была своей. Начальник гестапо, относительно молодой оберштурмбанфюрер, повел разговор в присутствии Линде, выступавшей безукоризненной переводчицей. Поблагодарил епископа за помощь, выразил надежду, что Божьи проповеди во славу немецкого оружия привлекут на сторону фюрера еще больше прихожан. И попросил сообщать ему или фрау Линде о всех, кто покажется пастырю неблагонадежным.
Епископ подробно обсудил случившееся с двумя разведчиками. Решили во что бы то ни стало держаться подальше от гестаповца. На встречи с бургомистром ходить только вдвоем с Михасем. Определилась и роль секретаря бургомистра. Это она, а не престарелый белый офицер фактически правила городом. Так Линде пристроила в храм еще одного священника. Проверили, и он оказался немецким агентом. Рекомендовала присмотреться и поближе сойтись с группой прихожан - молчаливых, малоприметных. Потом Михась и Васько выяснили, чем такие безликие приглянулись немцам. В случае чего эти обученные Абвером агенты должны были остаться в городе, как когда-то осела в Калинине сама Линде.
Вдруг один из доверенных бургомистра тихонько сообщил владыке, что немцы уходят. Гестаповец, тот, что пытался вербовать владыку, уехал одним из первых. На восточной окраине города началась стрельба, фронт снова приближался.
Что тут было делать разведгруппе? Еще до заброски, в Москве, получили приказ: уходить с немцами, обосноваться с ними в другом крупном городе, проводить богослужения. И начинать разведывательную работу. Михась побежал в управу. Там пахло горелым. Это жег свои бумаги бургомистр. Просьба Михася предоставить транспорт для отъезда повисла в воздухе. Похоже, и бургомистра немцы бросили, не на чем было ему драпать. Обещал помочь, но только завтра. А назавтра в город вошли наши.
В Кремле Всесоюзный староста дедушка Михаил Иванович Калинин наградил Иванова, Михеева и Бажанову орденами "Знак Почета" и медалями "Партизану Отечественной войны". Уже в качестве иеромонаха Михеев стал секретарем Ратмирова, назначенного архиепископом Минским и Белорусским. Но до освобождения белорусской столицы было далековато. Чтобы не терять времени, Ратмирова, получившего еще и титул архиепископа Калининского и Смоленского, направили в Смоленск, где при помощи Ратмирова Михась раскрыл оставленную гитлеровцами агентурную сеть. Возглавлял ее священник, закончивший разведшколу Абвера. Она действовала под прикрытием богословских курсов. Вот таким образом проходила своеобразная "церковная" борьба разведок.

Кстати
Благодаря упорству, способностям, умению ладить с людьми разными и чутко улавливать происходящие изменения Иван Иванович Михеев продвигался вверх по профессии церковного прикрытия так, как не ожидали даже Судоплатов с Рыбкиной. К нему хорошо относился будущий патриарх Алексий I.
Вера обогатила внутренний мир, многому научила, однако покидать Службу разведки Иван Михеев не хотел. Молодого иеромонаха Ювеналия (Лунева) - он же Михеев, ждала сложная и деликатная работа в зарубежье. Достойно ее выполнив, он вернулся в Москву. В отставку вышел в звании полковника. Был глубоко верующим, воцерковленным человеком.