Возвращение «сталинской экономики»В 2020-х Россия рискует повторить коллективизацию: вместо нефти прибыль будут извлекать из людей.
Сравнение сталинской «командной» экономики СССР и современной «рыночной» экономики России кажется странным. Но только на первый взгляд и только для тех, кто представляет себе Советский Союз времен первых пятилеток по картинкам из детских книжек, а современную Россию — по эфирам одноименного телеканала. Сопоставление через картинки мешает, потому что символами сталинских пятилеток нам кажутся плотины гидроэлектростанций и плавильные печи, а символами нынешних «нацпроектов» — нефтяные вышки и торговые центры. Но фундамент представлений начальства о том, каким образом и ради чего должна функционировать экономика страны совершенно не изменился за последние девяносто лет.
Возвращение в прошлоеСпросим сто человек о том, как Сталин управлял экономикой СССР, и 99 ответят, что вождь «строил социализм в отдельно взятой стране». Как известно, ни Маркс, ни Ленин, последователем которых себя провозгласил Сталин, никогда не говорили, что социализм надо как-то специально «строить». Точно так же, как никто не «строит» капитализм. А главным стимулом к работе должно было быть естественное желание людей жить завтра лучше, чем сегодня. Собственно, это и обещали большевики в 1917 году.
Отберем у капиталистов заводы, поделим между крестьянами землю, «прибавочную стоимость» обратим в общую пользу — вот тут-то мы и заживем.
Однако примерно к середине двадцатых годов ХХ века, когда земля была поделена, а заводы отобраны, выяснилось, что жить стало веселее, но ни как не легче — экономика страны более-менее вернулась к показателям 1913 года. Надо помнить, что граждане СССР того времени, включая самого товарища Сталина, имели опыт жизни до революции и могли сравнивать. И нельзя сказать, что сравнение было однозначно в пользу социализма. Как замечал персонаж шолоховской «Поднятой целины», крестьяне не видели большой разницы между старыми и новыми порядками — «плати налоги, живи, как знаешь. Ну, завоевали, а потом что? Опять за старое, ходи за плугом, у кого есть, что в плуг запрягать».
Точно так же и рабочие в городах не могли сказать, что их уровень жизни как-то значительно вырос по сравнению с дореволюционным. Надо было так же стоять у станка и так же отдавать в магазин заработанное. А цены были выше. А зарплаты — ниже. Как писал российский исследователь проблем модернизации Сергей Журавлев: «… в 1928 году объемы производства национального дохода и его структура были примерно такими же, как и в довоенном 1913-м… Одновременно обозначилась и другая проблема — нехватка хлеба в городах… Государство мало что могло предложить производителям товарного зерна, и они отказывались продавать его, поскольку не могли реализовать вырученные деньги»…
Денег нет, и как держаться? Сталин и его окружение прекрасно знали, чем может обернуться ситуация, когда недостаток товаров в деревне сочетается с недостатком хлеба в городе. Собственно, такое сочетание обстоятельств и опрокинуло царский режим в феврале 1917-го. И знаменитая сталинская фраза насчет того, что Россия отстала от передовых стран на 50–100 лет, и это отставание надо «пробежать за десять лет, иначе нас сомнут», — была вовсе не о возможном поражении в войне с «империалистическими хищниками».
Товарищ Сталин намекал, что народ снесет большевиков, хотя бы под лозунгом «За Советы без коммунистов», который его соратники прекрасно помнили и которого до смерти боялись…
Но для преодоления дистанции, о которой говорил вождь, нужна была одна, но критически важная вещь — деньги. А денег не было. Сталин отдавал себе отчет, что служило драйвером индустриализации Российской империи. Экспорт зерна плюс иностранные инвестиции, бывшие источником капитала для промышленности. Накануне Первой мировой войны доля этих инвестиций в совокупном торгово-промышленном капитале России достигла 43%.
Новая Газета в Яндекс.Новостях Но мировые цены на зерно после Первой мировой войны рухнули и никогда более не восстановились. А чтобы привлечь иностранный капитал, нужно было для начала вернуть заводы и фабрики прежним владельцам — всем этим Лесснерам, Гужонам, Михельсонам и Сименсам, на что товарищ Сталин пойти не мог. То есть сам Сталин, наверное, и вернул бы, он был прагматиком и циником, но как было убедить товарищей по Политбюро?
Рассчитывать на привлечение внутреннего капитала тоже не приходилось. Есть рассказ, как один из руководителей советской тайной полиции вызвал к себе на беседу знатных московских «нэпманов», легальных «советских капиталистов».
«Что же вы, уважаемые граждане, не желаете хранить деньги в трудовых сберегательных кассах, — заорал почетный чекист. — Или забыли, сукины дети, что Советская власть гарантирует безопасность вкладов?!» «Мы, гражданин начальник, — пискнули «нэпманы», — не сомневаемся, что ваша власть гарантирует безопасность вкладов. — А вот как насчет безопасности вкладчиков?». «Безопасность вкладчиков», в отличие от «безопасности вкладов», Советская власть гарантировать не могла — по принципиальным соображениям.
«В консервные банки обую, а на работу пойдешь!» Деньги нужно было искать внутри — по карманам рабочих и крестьян. Крестьян было больше. Девяносто лет назад в сельской местности проживало свыше 80% населения СССР. Крестьянам и предстояло стать «ресурсом» для индустриализации. Так и нынешнее начальство скалит зубы, называя людей «второй нефтью».
Какое-то время большевикам нравилась идея изъятия ресурсов из деревни через «ножницы цен» — дешево покупаем хлеб, дорого продаем товары. Но ничего не получилось — крестьяне просто начали сокращать посевные площади. И тогда Сталин решил пойти с козырного туза — коллективизации.
С точки зрения экономики, «коллективизация» была ничем иным как сверхналогообложением крестьян. Каждый колхозник был обязан отработать определенный минимум «трудодней» как в колхозе, так и на общественных работах. Крестьяне получили «обязательства» и по государственным поставкам — перечень видов сельскохозяйственной продукции, которые производили колхоз и личные подворья. К этому следует добавить многочисленные денежные налоги — вплоть до налога на рыбалку и налога на овощи, выдававшиеся в оплату трудодней. И всю социальную инфраструктуру на селе колхозники содержали за собственный счет. Это не считая покупки облигаций государственного займа, налога на строения и так далее…
Кто мог, побежал из деревень в города. Этого и хотели большевики. Новых рабочих уже ждали лопаты, носилки и кирпичи для строительства заводских корпусов, а как только из-за границы были привезены американские конвейеры, к этим конвейерам тут же нашлись рабочие руки, готовые трудиться на любых условиях, только бы не возвращаться в колхоз.
Кстати, представление, что индустриализация была оплачена исключительно экспортом колхозного хлеба, не подтверждается статистикой. Согласно данным справочника «Внешняя торговля СССР за 20 лет. 1918–1937 гг.», выпущенного в Москве в 1939 году, в течение двух первых пятилеток за счет экспорта товаров и сырья удалось выручить (в современных ценах) не более 50 миллиардов долларов. Откуда взялись деньги на конвейеры? Как ни парадоксально — из займов от «империалистических партнеров» плюс из золота, которое изымалось у населения. Товарищ Сталин был настоящим мастером извлечения барышей — минимум можно было купить по твердым ценам — по карточкам, а все остальное нужно было заработать самому и купить по ценам «коммерческим». Кто не мог работать, нес в магазины «Торгсин» припрятанные сбережения — вплоть до серебряных ложек.
Понятно, что такая политика означала экстремальное снижение доходов и потребления населения «в среднем». Но концентрация ресурсов в руках государства позволяла обеспечить повышение потребления привилегированных групп, в первую очередь разнообразного начальства, пропагандистов и силовых структур.
Никакого «равенства» — даже официальная зарплата сталинского министра в тот период превышала средний заработок в стране в 30 раз.
Не считая начальников «главных управлений-чего-то-там» — полного аналога современных российских государственных корпораций.
Но крестьянин, ушедший в город, сравнивал свой быт не с бытом начальства, а с бытом родного колхоза. И сравнение было явно в пользу города, даже барачного городка по соседству с лагерными бараками.
А в снижении уровня потребления товарищ Сталин большой беды не видел. Как говорили в его лагерях: «В консервные банки обую, а на работу пойдешь!»
Оттепель: «нефть» вместо «людей» Только в 1960-х наследники Сталина пошли на смягчение экономического режима для крестьянства, да и вообще «отпустили гайки». Причин здесь было две.
Во-первых, у власти появился инструмент, позволяющий решить проблему продовольственного обеспечения индустриальных городов без участия деревни — путем «обмена нефти на зерно». С точки зрения макроэкономики, это было вполне приемлемое решение — в духе «замещения труда капиталом»: добыча нефти требует инвестиций, но она значительно менее трудоемка, чем сельскохозяйственное производство при тогдашнем технологическом уровне.
Проще говоря, эффективнее стало инвестировать в нефтяную скважину, чем в колхоз!..
Во-вторых, начальникам приходилось разговаривать с представителями двух сравнительно многочисленных поколений советских граждан. Первое, родившееся в 1910-х, своими руками построило так называемую «индустриальную базу социализма». Другое поколение, родившееся в 1920-е, выиграло войну. На рубеже 1960-х тем, кто выжил на ударных стройках и в передовых окопах, было от 35 до 50 лет — возраст, когда человек задумывается о промежуточных итогах жизни. И граждане могли спросить: «Когда же будет многократно обещанный коммунизм?» Поэтому народу были объявлены «земля и воля». «Землей» стали метры жилплощади в «хрущевках», а «волей» — смягчение паспортного режима в деревнях. Программа КПСС обещала даже коммунизм еще при жизни нынешнего поколения советских людей, но… коммунизма так и не получилось.
Зато — уже после демонтажа командной экономики — удалось наполнить прилавки магазинов, ликвидировав ненавистный дефицит, терзавший страну еще с 1930-х.
Заморозки: «люди» вместо «нефти»Петр Саруханов / «Новая газета»
Однако в какой-то момент экономический рост новой России уперся в тот же самый барьер, что и девяносто лет назад — отсутствие долгосрочных инвестиций. Российская власть делом доказала свое умение обеспечивать безопасность вкладов и полное нежелание обеспечивать безопасность вкладчиков. Даже самые близкие к начальству государственные капиталисты предпочитали держать заработанное подальше от родной земли. Сделать же ставку исключительно на доходы от экспорта начальство опасалось — учитывало мировой опыт. И тогда наследники Сталина решили использовать приемы из арсенала вождя народов — изъять ресурсы из потребления и направить их на инвестиции. Одновременно увеличив налогообложение.
Кстати, вопреки начальственным заверениям, б
ольшая часть российского бюджета обеспечивается вовсе не экспортом. Экономист Андрей Мовчан приводил расчет, согласно которому граждане платят не только подоходный налог, обеспечивающий примерно 10% совокупных доходов бюджета, но также НДС (20%), налоги на совокупный доход и имущество (5%), социальные взносы (20%) , часть акцизов и таможенных платежей (10%). Кроме того, частные компании, бенефициарами которых являются граждане, платят налог на прибыль, а это еще 5% бюджета. Получается, что налоги россиян формируют две трети бюджета. Но и оставшаяся треть — доходы «государства» от добычи и реализации полезных ископаемых и доходы от деятельности «госкомпаний», с точки зрения Конституции, тоже принадлежат гражданам, а государство, как верно заметил экономист, — есть «посредник в процессах платежа, и ничего более».
Глядя на практику строительства российского государственного капитализма, товарищ Сталин мог бы похвалить строителей за следование заветам вождя.
Вот вам «ножницы цен» — покупаем у народа дешево, продаем дорого. Вот рост налогов и сборов, с одновременными инвестициями в то, что кажется привлекательным главному начальнику… Именно так товарищ Сталин и действовал. Иностранные технологии и сложная техника? Купим и привезем. Кончилась дешевая рабочая сила в деревнях? Ерунда! Если в начале 1930-х бежали из деревни в ближайший областной город, то теперь из областных и районных городов бегут в Москву или за кордон…
Коррупция? Нашли чем удивить! Это швею могли посадить за вынесенную с фабрики катушку ниток, оформив дело на «двести метров пошивочного материала». А для начальственного воровства в сталинское время существовал особый термин «самоснабжение», за которое строго не спрашивали — в крайнем случае, могли переместить на другую руководящую работу. Вот если начальник утрачивал «политическое доверие», его могли ждать ужасные неприятности, а из его квартиры выволакивали чемоданы денег и вещей. Так и сейчас какой-нибудь начальник сначала «утрачивает доверие», а уже потом оказывается взяточником и расхитителем. Не наоборот.
Народ обеднел — это не проблема…
Бег без результатаВозникает вопрос — если наши начальники действительно следуют сталинским рецептам управления экономикой, где же тот многократно описанный учебниками подъем экономики СССР, который считается главным достижением вождя народов?
А кто вам сказал, что там был какой-то особенный подъем, пожмут плечами статистики. Скачок ВВП в 1930-е — это результат переброски трудового ресурса из сектора с низкой производительностью (сельское хозяйство) в сектор с высокой производительностью (конвейерное производство). Но в масштабах страны такую карту можно разыграть только единственный раз в истории, как это, собственно, и сделал в свое время товарищ Сталин. Он «построил» не «социализм», а командную систему, позволявшую мобилизовывать ресурсы и концентрировать их в довольно узком сегменте — военной промышленности. А если посмотреть на экономический рост России на протяжении всего ХХ столетия, то он был даже ниже среднего — чуть меньше двух процентов в год, которые сейчас считаются российскими начальниками отличным достижением.
В то же время сегодняшняя «сталинская» политика дешевого труда, на которой зациклилось российское начальство, в сочетании с такой же политикой дорогого капитала (ее отражение — это высокие ставки кредита, спровоцированные высокими рисками невозврата займов), приводят к тому, что в промышленности применяются трудозатратные технологии, а не капиталоемкие. В точности, как в сталинские времена.
Как говаривали в лагерях Главного управления железнодорожного строительства: «Шпал не хватит — вас положу!»
Формально безработица невысока и рабочих мест много. Но это «плохие» рабочие места, не позволяющие работнику не то, что накопить капитал для инвестиций, но и выйти за пределы обеспечения своего выживания. Да, возможность «платить мало» формально означает повышение конкурентоспособности российских производителей и рост их прибылей. Но одновременно обнищание покупателей и падение потребительского спроса внутри страны заставляют получателей этой дополнительной прибыли искать объекты для инвестиций за рубежом. И поэтому рост прибыли крупных предприятий и рост доходов их владельцев никак не трансформируются в рост российской экономики, выраженный в росте благосостояния граждан.
Самым простым вариантом привлечения инвестиций было бы действительное (а не декларированное) обеспечение «прав вкладчиков», то есть собственников. Но решение вопроса о собственности подорвет главную парадигму, в которой действует российский начальник, — источником собственности в реальности является власть. А не бумажка «прав» на гектары или квадратные метры…
А что же делать? Пока начальство действует по заветам товарища Сталина, выжимает из населения остаточный трудовой ресурс. Отсюда и слова начальника по экономике о чудотворности повышения пенсионного возраста. Отсюда и слова начальницы по медицине об эталонной системе здравоохранения. По этому же поводу начальник карагандинских лагерей — полковник Чечев — выражался откровеннее: «Инвалид у меня во всем лагере один — без двух ног. Но и он на легкой работе — посыльным работает!».
«В Советском Союзе темпы строительства железных дорог были хуже, чем у царей» К распаду СССР общая протяженность железнодорожной сети составляла 147 тыс. километров. Для сравнения: сейчас в Америке 225 тыс. километров, при этом она в два раза меньше России, а нам остро не хватает железнодорожной сети, это сильно сдерживает освоение территории, развитие. Как образовался этот унаследованный дефицит?
В самом конце XIX века Ленин пишет замечательную работу «Развитие капитализма в России». В ней написано, что после реформ Александра II, царя-Освободителя, за 10 лет, с 1865-го по 1975-й, средний темп железнодорожного строительства в России составлял 1,5 тыс. километров пути в год. Быстрее, чем в Великобритании, но медленнее, чем в Германии, и еще медленнее, чем в Соединенных Штатах (в США, где не было никакого государственного регулирования, а был сплошной «либеральный беспредел», железные дороги в последней трети XIX века строились со скоростью 7-8 тыс. километров в год).
На рубеже веков, как пишет Ленин, темпы строительства составляли 2,5 тыс. километров в год. А в период строительства Транссиба цифра доходила до 3 тыс. километров. На 1913 год, по данным статистических справочников, в России было построено примерно 70 тыс. верст железных дорог, Россия на втором месте после США (400 с лишним тыс. верст). Эти же данные приводятся в сталинской энциклопедии 1952 года. (При этом данных, какова была протяженность железнодорожного пути на 1917 год не было ни в одном советском справочнике, кроме ведомственных, закрытых, такие сведения появились только в постсоветский период: оказалось, за четыре года Первой мировой войны царское правительство много что построило — около 180 тыс. километров железных дорог).
Получается, что прибавка за советские годы составила 80 тыс. километров. Если бы темпы строительства оставались на уровне 3 тыс. километров в год, у нас было бы порядка 300 тыс. километров железнодорожных путей, что сопоставимо с Америкой. А если 1,5 тыс. в год, то больше 180 тыс. Но оказалось 150 тыс. Это значит, что в Советском Союзе благодаря индустриализации и всему остальному темпы строительства железных дорог были хуже, чем у Александра II и Николая II.
Согласно добросовестной постсоветской статистике на первую пятилетку 1928-33 годов было запланировано строительство 16 тыс. километров путей, примерно по 3 тыс. километров в год, то есть исходя из вполне реальных темпов, достигнутых царем-батюшкой на рубеже XIX и XX веков (цифра неслучайна: план составлял Георгий Тахтамышев, который во Временном правительстве две недели возглавлял Министерство путей сообщения). В итоге за первую пятилетку было построено свыше 6 тыс. километров пути, то есть план был выполнен на 40%. Но, имея за спиной эти «блистательные достижения», Сталин говорит, что по промышленности и транспорту первая пятилетка выполнена не за пять лет, а за четыре года плюс «особый квартал». Все встают, бурно аплодируют. Никто из железнодорожников не спрашивает: как так получилось?
Еще интереснее история со второй пятилеткой. В 1932 году, когда еще не подведены плачевные итоги первой, проходит партийная конференция и публикуются директивы на составление второго пятилетнего плана: построить 25-30 тыс. километров железнодорожного пути и несколько десятков мостов через крупнейшие реки. Это значит 5-6 тыс. километров в год. Такие и близкие к ним цифры были показаны царской Россией только дважды — в 1899 году, когда как раз стремительно строился Транссиб, и в 1916-м, во время Первой мировой войны. В эти годы Россия вплотную подошла к темпам строительства железных дорог в Америке. И не зря Ленин писал, что капиталистическая Россия развивалась темпами истинно американскими. Даже быстрее. Потому что доля России в мировом промышленном производстве в конце XIX века увеличивалась быстрее, чем доля Соединенных Штатов.
Итак, в 1933 году становится понятно, что первая пятилетка выполнена на 40%. И тогда директивы на вторую пятилетку по-тихому подменяются планом, где говорится уже не о 25-30 тыс. километров, а об 11 тыс., это в 2,5 раза меньше. Сколько в итоге удалось построить за вторую сталинскую пятилетку? В [постсоветском] трехтомнике «История железнодорожного транспорта России и Советского Союза» сказано: 3,8 тыс. километров. Таким образом, победные директивы 1932 года выполнены на 11-13%. Но по итогам второй пятилетки проходит XVIII съезд ВКПб, где Молотов говорит, что задания партии в области промышленности и транспортного строительства выполнены с опережением графика. Все опять аплодируют.
Сталин был очень странным человеком и он не допускал никаких проявлений слабости. Если у него что-то не получалось, говорить об этом было нельзя, а можно было говорить только о том, что все получается, даже если не получалось. Я думаю, что у него было что-то с психикой, потому что он сам был абсолютно уверен, что все идет «как надо», а если железнодорожное строительство отстает, это потому, что кругом враги и предатели, и их надо расстрелять. Вместо Рухимовича поставить Андреева, а вместо Андреева — Кагановича (советские наркомы путей сообщения — Znak.com), и с Кагановичем будет все прекрасно. И действительно, стало «все прекрасно»: Каганович разоблачил в составе железных дорог 442 шпиона, 2 тыс. бывших белогвардейцев. И у Сталина ощущение, что у него все под контролем, Каганович на своем месте, докладывает об успехах, и газетные сводки полны сообщений о невероятных успехах. И Сталин верит. Но при этом все ресурсы Наркомата путей сообщения брошены на строительство московского метро и никаких железных дорог в стране не строится.
«Силовики говорят: мы горбачевских ошибок не допустим» И возникает вопрос: это у нас такая индустриализация, это так мы готовимся к разгрому Гитлера и ради этого погубили в коллективизацию 6-8 млн крестьян? Не слишком ли? Нет, нормально. Мы идем от победы к победе. К войне, в которой мы тоже победили, правда, пожертвовав более чем 20 млн человек.
В результате нам досталась рахитичная транспортная структура, острый дефицит населения. А самое печальное — недокормленные мозги и болезненные очи, которые ничего этого в упор не видят, а, наоборот, хотят видеть, какими мы были великими и могучими, как нам завидовал весь окружающий белый свет. Это и есть «Джугафилия и статистический эпос», когда цифры — это не отражение реальности, а иконописный узор вокруг облика вождя, издалека они похожи на цифры, но за ними ничего не стоит, кроме выдуманных пузырей. И от этого неприятно, начинаешь думать: за кого они тебя держат? С другой стороны, раз с тобой так общаются, ты, наверное, этого достоин.