Цитата: zhyks от 11.05.2020 06:28:35Эта проблема осмысления является непреодолимым естественным свойством осмысления. Свойством природы и нашим свойством.
Взять в помощь Платона
.
Платон Государство Символ пещеры.
Скрытый текст
Символ пещеры
– После этого, – сказал я, – ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. bЛюди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная – глянь-ка – невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
– Это я себе представляю.
– Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.
– Странный ты рисуешь образ и странных узников!
– Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?
– Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?
– А предметы, которые проносят там, за стеной; Не то же ли самое происходит и с ними?
– То есть?
– Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?
– Непременно так.
– Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?
– Клянусь Зевсом, я этого не думаю.
– Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.
– Это совершенно неизбежно.
– Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.
Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше.d И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?
– Конечно, он так подумает.
– А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?
– Да, это так.
– Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?516 А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.
– Да, так сразу он этого бы не смог.
– Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и, его свет.
– Несомненно.
– И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.
– Конечно, ему это станет доступно.
– И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.
– Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.
– Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?
– И даже очень.
– А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, dчто после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы
как поденщик, работая в поле,
службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный [1]
и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?
– Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.
– Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?
– Конечно.
– А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон?517 О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?
– Непременно убили бы.
Какой яркий пример восприятия материи через ощущения. Пусть повернулись лицом к источнику света. Но это не меняет принципа. Узнали, на что похожи ощущения (на все остальное), узнали что носителем ощущений является такая же материя. Теперь сутью и переносчиком идеи стала информация, слово. Так же опосредованно, обособленно.
.
Кроме этого принципиального "инструментального" ограничения или определенности, есть определенность по направлению и величине этого осмысления, его связи с потенциалом применения, использования. Здесь мы просто бьемся головой в крышку, но условия зависящие только от нас, не созданы.
Мандельштама 130 лет назад интересовала стоимость такого товара как интеллигенция.
Алексей Сафронов в своём жж попытался донести до нас мысли Мандельштама
книга Михаила Львовича (Моисея Лейбовича) Мандельштама "
Интеллигенция как категория капиталистического строя' 1890 года выпуска привлекла внимание рядом мыслей, которые сейчас, через 130 лет, по-прежнему привлекают новизной
Мандельштам говорит, что раз для продукта труда интеллигенции надо затратить труд, и раз этот продукт находит спрос на рынке (т.е. труд признается общественно необходимым), то стало быть труд этот создает стоимость, хоть и не имеет материального воплощения.
Далее он делает ещё более смелое заявление, что вложения в образование являются накоплением капитала в самом буквальном смысле слова (и вводит понятие человеческого капитала, наверное, на 100 лет раньше, чем оно закрепилось в экономической науке).
Капитал обыкновенный вкладывается в образование детей, и получается капитал человеческий, который даёт (должен давать) отдачу.
Отсюда крупные гонорары интеллигенции суть в основном прибыль, или точнее рента с накопленного в голове капитала.
При этом если из 10 учеников 9 оказались дураками, то десятый будет получать ренту со всего капитала, вложенного в подготовку всех десяти, т.е. сверхприбыль. В образовании, как в любом бизнесе, риски неизбежны.
(это был первый этап. Образованных мало, и они всем нужны. При этом резко увеличить их количество не получается, т.к. большинство населения не в состоянии выделить достаточно средств на обучение своих детей.)
Родители, принимая решения, вложить ли средства в образование детей, или же в обыкновенный капитал, руководствуются положением дел на рынке. С развитием капитализма крупный капитал жрёт и разоряет мелкий, и вариант "вложить деньги в лавочку, в кофейню, в кондитерскую" становится всё менее привлекательным по сравнению с вариантом "вложиться в образование".
Это вызывает всплеск желания учиться, связанный не с потребностями спроса на образованных людей, а с желанием мелкой буржуазии сохранить свои капиталы под напором крупных капиталистов. Результатом становится перепроизводство интеллигенции, падение гонораров до уровня, когда они может и покрывают затраты на воспроизводства рабочей силы, но точно не дают адекватной отдачи на вложенный в образование капитал.
Предложение образованных людей превышает спрос на них, т.к. вызывается стремлением семей сберечь накопленные средства и не скатиться в пролетариат. "Старая" интеллигенция пытается защититься от демпинга со стороны "новой" всякими союзами, сертификатами (например, на право заниматься врачебной или адвокатской практикой) и т.п.
Это второй этап.Наконец, на третьем этапе средств получать образование "на свои" у большинства больше нет, и крупные капиталисты начинают (иногда в форме государственных субсидий) вкладываться в обучение рабочей силы в тех объемах, которые нужны им по производственной необходимости. Получившие "на чужой счёт" образование вынуждены его отрабатывать, сливаясь по своему положению с рабочими (последний вывод как своё крупное научное достижение вынес на защиту диссертации в 1987 году некто Б.Г. Каландия).
Это третий этап.Изложенная трехэтапная модель, при всей её схематичности, позволяет продвинуться дальше в размышлениях о советской интеллигенции, чем это смогли сделать советские обществоведы.
Если признать затраты на образование капиталом особого рода, который не отчуждаем от своего носителя, то противоречивая позиция интеллигенции объясняется не пустым замечанием о "прослойке", а тем, что прибыль (ренту) с интеллектуального капитала может получать сам интеллигент, а может кто-то ещё. Причём поскольку знания человека нельзя отделить от самого человека, то этот капитал нельзя с одной стороны накопить сверх определенного предела (ограниченного умственными способностями и трудоспособностью), а с другой - полностью экспроприировать. Интеллигенция оказывается своего рода "вечной мелкой буржуазией", которая всегда претендует на то, чтобы получать за свой труд не только зарплату, возмещающую расход рабочей силы, но и ренту на вложенный в образование капитал.
Три описанных Мандельштамом этапа мы легко находим в советской истории.
В восстановительный период, во время индустриализации и послевоенного восстановления спрос на образованных существенно превышал предложение. При этом в разоренной стране быстро нарастить производство образованных кадров, пусть даже и на государственный счёт, было невозможно. Отсюда высокий престиж инженеров и прочих людей с высшим образованием и их высокие зарплаты, содержащие элемент ренты.
С отменой платы за обучение в вузах учёба в них всё больше приобретает характер избегания. Защиты во-первых от армии (хотя падение престижа армии - это уже ближе к развалу), а во-вторых от тяжелого неквалифицированного мало оплачиваемого труда на заводе. Наступает перепроизводство интеллигенции, падение зарплат, приводящее к середине 70-х к парадоксальной ситуации, когда неквалифицированный рабочий кое-где получал больше инженера. Т.е. отдача на вложенный в образование капитал падает до нуля. И хотя материальные затраты понесло государство, но учиться-то приходилось каждому человеку лично!
Советская интеллигенция во-первых не находит приложения своих творческих сил (на это, кстати указывалось в авторефератах - тех, где были хотя бы соцопросы, а не только пережёвывание решений очередных пленумов), а во-вторых стремится все-таки получить отдачу от вложений в образование. То и другое создаёт питательную почву для недовольства, ощущения, что "мой потенциал (при этом строе) недоиспользуется". Что вообще говоря верно, только вот при любом другом строе будет точно так же.
Кроме того, как указывалось выше, если при капитализме вложились в 10 человек, а толк вышел из одного, то этот один получает отдачу на вложенный капитал со всех десятерых. Своего рода венчурное инвестирование. При социализме с сеткой зарплат такой малины не было. Мысль, что если б не тарифная сетка, я мог бы, делая работу и за себя, и за Петю с Васей, которые только зря штаны в вузе просиживали, получать за троих, объективно толкала к индивидуализму. О том, что в процессе перехода в мир свободного предпринимательства моё КБ как заказчик моего труда может вообще исчезнуть, тогда не думали.
сама книга
https://yadi.sk/i/R72DN5waRi9kvg
Отредактировано: Masiax - 11 май 2020 08:27:01