За Китай

Михаил Митрофанов – Ну, вот об этих изменениях, собственно, и хочется с вами поговорить. В 2014 году в программе «В круге света» у наших московских коллег вы сказали, что китайская дипломатия очень своеобразная, как это, по Дэн Сяопину − не высовываться. То есть Китай пока ещё тогда, по мнению руководителей не набрал достаточного веса и мускулатуры на мировой арене…  Сегодня юань уже де-факто стал – а де-юро официально станет пятой резервной валютой в октябре следующего года. Означает ли это, что время «не высовываться» прошло?
Андрей Островский – Ну, в какой-то степени так. Если подводить итоги закончившегося в октябре 5 пленума ЦК КПК 18 созыва, то да, были озвучены новые задачи, которые стоят перед страной до 2020 года. К 2020 году Китай должен построить общество малого благоденствия, это общество СЯО КАН по-китайски, то есть достичь новых показателей в экономике и обойти по объёму ВВП США. Объём ВВП к 2020 году должен составить, как минимум, 80 триллионов юаней.
Михаил Митрофанов – То есть, выйти на первое место в мировой экономике?
Андрей Островский – Да. И соответственно по доходам выйти с 77 места на 51 место. Но надо сказать, что жизнь в Китае она идёт более быстро, чем мы себе представляем. Часто не успеваем за изменениями в Китае, в частности, кто мог предположить ещё год назад, что Китай войдёт в корзину обязательного резервирования валют. Вот вы, например. могли бы это предположить?
Михаил Митрофанов – Ну, у китайцев были такие амбиции. Они, насколько я помню, с 2009 года активно продвигали эту тему.
Андрей Островский – Нет, они продвигать-то продвигали, а в 2010 году они как бы и планировали. Но дело в том, что сегодня то, что китайский юань вошёл в корзину обязательного резервирования – это очень большой шаг по пути в этом направлении. И нам следует обратить внимание на то, что Китай идёт такими семимильными шагами. Кто мог бы предположить ещё в конце 70-х годов, что Китай прорвётся на второе место в мире по объёму ВВП?
Михаил Митрофанов – Ну, тогда точно никто не мог предположить. Я помню наше отношение – ну, не пасынок, но точно младший партнёр, так Советский Союз тогда рассматривал Китай.     Юань по удельному весу в специальных правах заимствования, о которых вы сказали, потеснит и японскую иену, и фунт стерлингов, но до доллара и евро пока не дотянется, но перспективы есть, как вы считаете?
Андрей Островский – Есть, безусловно. Всё будет зависеть от того, как будет развиваться экономика страны. Дело в том, что в значительной степени состояние валюты зависит от состояния экономики. Если в стране есть, чего экспортировать, то соответственно, и валюта укрепляется. Вот сегодня доля китайского юаня в мировой торговле где-то около 17%. Конечно, это ещё не показатели евро и доллара, но, тем не менее, если Китай ещё лет 10 назад имел долю менее процента… Понимаете, такие рывки, они очень значимые, знаковые! И всем видно, как развивается китайская экономика. Становление юаня, как мировой резервной валюты символизирует быстрое развитие китайской экономики.            
Михаил Митрофанов – Андрей Владимирович, ну, мы тут рядом с Китаем, и, в общем-то, рады за успехи сопредельного государства (я без всякой иронии это говорю). Но с другой стороны, а России-то на фоне этого каково себя чувствовать? Мы ж тоже, помнится, некоторое время назад заявляли о том, что рубль может и должен войти вот в эту корзину резервных валют. Но сейчас даже, по-моему, уже и разговоры об этом прекратились.
Андрей Островский – Для того, чтобы рубль вошёл в корзину резервных валют, должна развиваться экономика. А если взять показатели 2015 года, вы знаете, что у нас доллар был равен в своё время 30-ти рублям, сейчас опустился до 70-ти рублей, и в этой ситуации у нас, по сути дела, объём ВВП, если исчислять в долларах, он практически в 2015 году упал по сравнению с 2014-м. то есть, здесь разговора об этом… Для того, чтобы мы куда-то вошли, для этого надо поднимать экономику. И здесь вопрос отнюдь не в Западе и в западных кознях, а вопрос в том. как мы сами развиваемся. Мы почему-то постоянно следим за тем, как развивается китайская экономика, но мы до сих пор, сколько лет прошло с 78-го года, мы никак не хотим изучать китайский опыт. В своё время, до 1991 года, нам говорили – отстаньте вы с китайским опытом, они отклоняются от линии марксизма-ленинизма, и нам китайский опыт не подходит – они ревизионисты.
Михаил Митрофанов – У нас свой путь.
Андрей Островский – Да. В 1991 году сказали нам, когда предложили, ну, сейчас-то надо обращать внимание на китайский опыт, вот мы же как раз… у них реформы, рынок… Нет, нам китайский опыт не подходит, потому что там у власти КПК. То есть, тоже по политической причине китайский опыт, по-моему, до сих пор отвергался.
Михаил Митрофанов – Но КПК, это совсем не та КПК, которая была при Мао? В смысле внутренней экономической политики.
Андрей Островский – Ну, да, внутренняя экономическая политика она принципиально изменилась. Она изменилась с 1978 года. 3-й пленум ЦК КПК 11 созыва, было принято решение о переходе от плана к рынку, и Китай принципиально отказался от американской модели перехода к рынку, от Вашингтонского консенсуса. Нет, нам такой переход к рынку не нужен, мы пойдём своим путём! И как выяснилось, китайский путь оказался лучше, чем предложенный Советскому Союзу, а потом России американский  путь.
Михаил Митрофанов – То есть, у нас и американский путь не получился, теперь мы и с Америкой как-то не очень дружим, и китайский путь нам не по нутру, не по зубам, я не знаю, не по плечу… У нас третий путь какой-то. Он появился этот третий путь?
Андрей Островский – Я, честно говоря, третьего пути не вижу. Мы должны чётко определиться, что мы хотим в экономике. По  крайней мере, если говорить о рынке, вот мы хотим перейти от плана к рынку, от плана мы ушли, но по большому счёту к рынку мы не пришли. И на мой взгляд, в Китае рынка больше, чем в России на сегодняшний день. И самый главный вопрос в том, что по соотношению в плановой и рыночной экономики, куда государство имеет право вмешиваться, а куда – не имеет. То есть этот вопрос по большому счёту не решён ни в Америке, ни в Китае, ни в России. То есть сейчас главное, это определить степень государственного вмешательства. Вот социальная политика, может быть государство уходит из социальной политики? Но это хорошо или нет? Всё-таки государство должно какие-то вещи контролировать. В Китае тоже есть проблемы, куда государство должно входить, в какие сферы экономики, в какие нет. Например, определение тарифов на транспорт, тарифов на энергоресурсы. В Китае практически 95% цен определяется рынком, а 5% - государством. Так вот, тарифы на топливо, по большей части, на транспорт, пока ещё государство контролирует. Потому что, если бы в Китае, например, топливо, бензин, например, государство не контролировало, то возникли бы серьёзные проблемы. Сейчас, вы знаете, в Китае энергоресурсов не хватает. Баланс нефтепотребления 500 млн тонн в год, из которых 210 млн тонн – это собственное производство, и 308 – завозится. Сами понимаете, в этих условиях цена в Китае на бензин повыше будет, чем в России. В России сейчас в среднем по Москве цена на 92-й бензин где-то 34 рубля за литр.
Михаил Митрофанов – У нас уже 37 здесь!
Андрей Островский – А в Китае этот показатель составляет где-то около 7 юаней за литр, в пересчёте по курсу это 70 рублей.
Михаил Митрофанов – С бензином, конечно, тема отдельная, наверное, потому что, несмотря на то, что цена на бензин там довольно высокая по сравнению с нашей, практически в 2 раза. Тем не менее, рубль подешевел в 2 раза за последний год, даже в 2 с лишним раза, и, в общем-то, при таком подешевевшем рубле цена 37, она практически ни о чём не говорит.
Андрей Островский – Ни о чём. Самое страшное другое, что подешевевший рубль нанёс сильный удар по российско-китайской торговле. Дело в том, что юань остался прежним. Если раньше здесь в Благовещенске за юань давали 3,5 рубля, то сегодня уже 10,5 рублей.
Михаил Митрофанов – Совершенно верно. Скажите, вот заместитель управляющего Народным банком Китая И Ган заявил, что Китай готов справляться с возможными рисками, которые могут появиться после включения юаня в корзину мировых валют, в частности, удерживать стабильный курс юаня. О каких ещё рисках идёт речь?
Андрей Островский – Ну, в основном риски валютные, валютно-финансовые риски, валютные спекуляции на бирже, акции, облигации… Как вы знаете, самые большие риски, это когда вбрасываются на валютно-финасовый рынок, на рынок ценных бумаг огромные массивы…
Михаил Митрофанов – Интервенции?
Андрей Островский – Осуществляют интервенцию. В Гонконге 1997 год вспомните. Тут, надо сказать, требуются большие усилия, чтобы держать курс юаня. Требуется достаточно серьёзные встречные потоки. И всё зависит от того, как большое государство с сильной экономикой, с большими валютными запасами способно удерживать это от всяких таких рисков.
Михаил Митрофанов – Если взять к примеру летнюю девальвацию юаня…
Андрей Островский – Ну, она сначала 2 %, потом ещё 2%. Понимаете, это не девальвация российского рубля, в конце концов.
Михаил Митрофанов – Задачу, которую ставил перед собой народный банк Китая, она была достигнута эта цель?
Андрей Островский – В Китае юань стабильный. Понимаете, 2% девальвации – это не девальвация. Когда меня спрашивают, вот в Китае девальвировали юань. Прекрасно! А в России девальвировался рубль. Давайте сравним масштабы китайской девальвации и российской. И как-то сразу о девальвации уже речь не идёт – если в Китае девальвация, то в России речь идёт просто о падении, об обвале.
Михаил Митрофанов – Андрей Владимирович, вы ещё говорили, что нам надо развивать Дальний Восток. По экономическому развитию Дальний Восток серьёзно отстает. За прошедшие полтора года что-то поменялось в этом смысле здесь?
Андрей Островский – Ну, кое-что поменялось. Я как раз на этой конференции больше всего и понял, что поменялось. Вот ТОРы – территории опережающего развития. В Москве как-то так очень много сомнений, и у меня есть сомнения. Пока идут разговоры, нет ещё конкретных результатов. Ну, вот здесь были презентации отдельных проектов ТОРов на территории Амурской области. Я считаю, что от них польза большая. Например, создание нефтеперерабатывающего и газоперерабатывающего заводов здесь в Амурской области. Вы знаете, что с 1991 года у нас практически не создавались вообще предприятия по нефте- и газопереработке. То есть у нас дополнительные мощности производства бензина так созданы, в общем, по большому счёту и не были, особенно на территории Дальнего Востока. Тут, по-моему, один Хабаровский НПЗ существует ещё с незапамятных времён. А когда появится этот НПЗ, причём предполагается использовать китайскую технологию, готовить группу молодых инженеров-химиков с китайским языком, которые будут выезжать учиться в Дацине и языку, и технологии переработки нефти. А китайский опыт переработки нефти сейчас считается одним из передовых, хотя у нас это до сих пор не признают. У нас как-то в Москве считают: ну, что в Китае в науке и техники ничего нет, они всё только копируют. Но на самом деле есть очень заметные результаты. Компании CNPC, Sinopec, они имеют достаточно заметные результаты.
Михаил Митрофанов – Кстати, о копировании, я лично считаю, что ничего плохого в этом нет, наоборот, хорошо, если какой-то передовой опыт копировать.
Андрей Островский – Да, но в Китае есть ещё одна проблема. Надо не просто скопировать, надо скопировать применительно к китайским условиям, которые существенно отличаются от условий, допустим, стран Западной Европы и Восточной Европы. То есть, надо грамотно скопировать, то, что надо.
Михаил Митрофанов – Так, ну, вот об этом опыте вы сказали. А что там принципиально такого нового?
Андрей Островский – Ну, это и экологичность, и система переработки газа и нефти. Китайское руководство будущего предприятия, которое здесь будет создано на территории Амурской области считает, что надо использовать китайский опыт. Наши эксперты считают, что есть польза, и конкретно мы получим довольно заметный результат в производстве продукции уже на российской территории с использованием китайских новых высоких технологий.
Михаил Митрофанов – То сеть, всё-таки как-то начинают использовать китайский опыт?
Андрей Островский – Китайский опыт можно много где использовать. Вот возьмём высокоскоростные железные дороги. В Китае всего 100 тысяч километров железнодорожных путей, из них 15 тысяч – это высокоскоростные железные дороги. Сегодня из Пекина до Шанхая можно добраться за 4 часа.Б
Михаил Митрофанов – 15% железной дороги высокоскоростные.
Андрей Островский – Более того, китайское руководство поставило задачу: Пекин должен связываться со всеми провинциальными центрами, а их всего 31 центр, 31 административная единица, должны быть связаны высокоскоростными железными дорогами.
Михаил Митрофанов – Задача поставлена – она выполняется?
Андрей Островский – Она выполняется. Более того, в марте будущего года будет связан Пекин с Урумчи, столицей Синьцзяна высокоскоростной железной дорогой, и можно будет из Пекина до Урумчи доехать уже на за двое суток, а за 7-8 часов.
Михаил Митрофанов – Стесняюсь спросить, у нас какой процент высокоскоростных дорог?
Андрей Островский – У нас их нет. Для высокоскоростной железной дороги нужна отдельная колея. Вот как раз опыт создания такой отдельной колеи это и есть китайский опыт. Более того, Китай же выиграл тендер на постройку высокоскоростной железной дороги в Америке от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско. Китайцы строят там.
Михаил Митрофанов – Это о многом говорит.            Проходящий у нас форум называется «Россия и Китай: вектор развития», что собой сегодня представляет этот вектор и изменится ли он, меняется как-то в связи с входом юаня в клуб резервных валют?
Андрей Островский – Он меняется, но не так быстр, как хотелось бы. Дело в том, что как показывает жизнь, у нас бизнес больше ориентирован на запад, а не на восток.
Михаил Митрофанов – При всех санкциях..?
Андрей Островский – При всех санкциях, особенно в европейской части. Например, сейчас китайская программа Экономический пояс «Шёлкового пути». Казалось бы там сопряжение, подписаны документы, но движение-то, оно идёт крайне медленно.
Михаил Митрофанов – Пока на бумаге в основном?
Андрей Островский – Пока на бумаге, да. Хотелось бы более быстрого движения, чтобы было больше российско-китайских проектов. Поскольку сегодня у нас как-то недостаточно много внимания китайскому вектору. Всё-таки мы больше ориентированы, по крайней мере, бизнес в европейской части по-прежнему по инерции больше ориентирован туда на запад.
Михаил Митрофанов – Видимо, это связано с тем, что основные денежные массы там – в европейской части, в Москве, и всё туда идёт.
Андрей Островский – Правильно, но дело в том, что здесь для востока, для вас на востоке более жизненно важно развивать отношения со странами Юго-Восточной Азии. Хотя, если мы посмотрим на структуру нашей внешней торговли, то мы увидим, что 85% это Европа, это западный вектор, 15% - это восточный вектор всего лишь. Но так, собственно, было все годы, и в царской России, структура мало менялась. И из 15% сегодня 13% приходится на Китай. Китай значит является главным партнёром. Хотя вот за 2015 год после падения курса рубля у нас объём внешней торговли снизился существенно. То есть мы, вы помните, была поставлена задача к 2015 году довести объём внешней торговли до 100 млрд американских долларов. Теперь можно констатировать, что эта задача не будет выполнена в связи с падением рубля и цен на нефть мировых. Ну, тут два фактора сразу наложились, и в результате мы вместо $100 млрд  , будем иметь хорошо, если 75.
Михаил Митрофанов – Те проекты, которые по крайней мере существуют, и уже даже начата какая-то отчасти реализация, в частности «Сила Сибири», сейчас всё больше говорят о том, что под угрозой вообще осуществление этих проектов. Что на эту тему вы можете сказать?
Андрей Островский – В данном случае мне трудно что-то сказать, потому что проектом «Сила Сибири» занимается Газпром, к ним надо обращаться за интервью, как они мыслят. Я могу только в общем-целом, что нам «Сила Сибири» нужна. Потому что в своё время у нас и диссертации писались по всем проблемам, и статьи, я могу сказать одно, что вот эти показатели 100 и 200: 2015 год – 100 млрд, 2020 – 200 млрд. ну, про 100 млрд мы уже знаем результаты. Про 200 млрд я могу сказать одно: без газового контракта на $ 200 млрд мы не выйдем.
Михаил Митрофанов – А нефть? Вы сказали, что Китай больше завозит, процентов 60.
Андрей Островский – Россия в данном случае не является главным поставщиком нефти в Китай, давайте называть вещи своими именами. Это, прежде всего, Саудовская Аравия, Ангола, Оман, то есть Ближний Восток и Африка. Россия – где-то 10-12 млн тонн идёт по трубе «Восточная Сибирь – Тихий океан», ещё какая-то часть железной дорогой.
Михаил Митрофанов – То есть, у нас просто возможностей нет доставки большего количества?
Андрей Островский – Да. Здесь надо нам достраивать до Сковородино трубу, решать вопросы с другими средствами доставки. У нас одна из основных проблем торговли с Китаем на сегодняшний день – это слабая инфраструктура на Дальнем Востоке. Это – железные дороги, это – погран-переходы, это – порты, аэродромы, это – газо-и нефтепроводы, продуктопроводы. Здесь у нас проблем достаточно много, и это требует довольно серьёзных инвестиций.
Михаил Митрофанов – Эти и надо в первую очередь заниматься?
Андрей Островский – Да. Но дело в том, что тут есть форма, вот китайцы используют такую форму, как государственно-частное партнёрство.
Михаил Митрофанов – Ну, у нас тоже о ней много говорят.
Андрей Островский – Говорить-то говорят, а реально что сделано?
Михаил Митрофанов – Практически ничего.
Андрей Островский – Ну вот, надо от говорения перейти к реальным делам. У нас сейчас основная проблема – это инвестиционное сотрудничество. Вот российско-китайское инвестиционное сотрудничество. Давайте на цифры посмотрим. С одной стороны сегодня накопленных инвестиций из Китая в Россию прямых – где-то 8 млрд долларов, всего, с учётом кредитов, займов, 32 млрд. Много это или мало? С одной стороны вроде и много.8 млрд звучит, 32 млрд – тем более звучит! А теперь из Китая всего по состоянию на конец 2014 года было вывезено за рубеж прямых (подчёркиваю) иностранных инвестиций 880 млрд долларов. 8 от 880 – это менее 1%. Вот наша доля. Теперь посмотрим на российские инвестиции в Китай. Там ситуация ещё хуже. Там где-то 1 трл 16 млрд долларов накопленных инвестиций, всех, начиная с 1978 года, и российских инвестиций где-то скромно от 20 до 60 млн долларов, то есть российский бизнес там практически не просматривается. За прошлый год – это 0,02% примерно.
Михаил Митрофанов – О каком же тогда повороте на восток можно говорить?
Андрей Островский – Дело в том, что российский бизнес, как я сказал, ориентирован в основном на запад. Для того, чтобы российский бизнес повернуть на восток, для этого они должны почувствовать интерес. Китайский рынок огромный, это 1 млрд 370 млн человек. И Россия вполне может найти какие-то виды продукции, которые заинтересовали бы Китай.
Михаил Митрофанов – Может быть уже пора перестать заниматься политикой и заняться экономикой?
Андрей Островский – Да! Я тоже считаю, что надо заняться прежде всего экономикой. И причём пока в основном, если говорить о торгово-экономических отношениях с Китаем, у нас преобладает простая торговля: мы им поставляем сырьё, они нам поставляют либо предметы потребления, либо в последнее время доля машино-технической продукции увеличилась довольно существенно.
Михаил Митрофанов – Ну да, плюс ещё наша приграничная торговля, вот эти «челноки».
Андрей Островский – Приграничная торговля доля от 15 до 20% всего. «Челноки» сейчас прекратятся, потому что не выгодно закупать после падения курса.
Михаил Митрофанов – Сейчас в основном китайцы увозят продукты питания, золото, много чего.
Андрей Островский – Да, много чего везут.
Михаил Митрофанов – В завершение беседы, практический вопрос. Скажите, тем кто покупал доллары и евро, стоит ли теперь переориентироваться на юань?
Андрей Островский – Да. Но об этом мы ещё лет 10 назад говорили, что пора в юанях копить. Дело в том, что в странах Юго-Восточной Азии уже народ имеет хорошие накопления в юанях. То есть когда только была создана зона КАФТА с 2010 года, в ряде стран в Юго-Восточной Азии у многих бизнесменов появились накопления в юанях. То есть там люди чувствуют, куда дело идёт. Тогда было подписано рамочное соглашение с Тайванем в июне 2010 года, когда Тайвань почувствовал, что китайский рынок уходит, и не только китайский, и рынок Юго-Восточной Азии. А на Тайване вот этот рынок Юго-Восточной Азии и Китая является решающим для развития Тайваньской экономики. Тогда было подписано рамочное соглашение. Это принципиальный момент. То есть в июне 2010 года Китай по сути дела осуществил свою экономическую экспансию в страны Юго-Восточной Азии. И теперь, если мы посмотрим на структуру товарооборота Китая, то темпы роста объёма торговли Китая с Юго-Восточной Азией идут больше, чем, например, с Евросоюзом, чем с США, хотя и там цифры очень серьёзные. Например, Китайско-Американский товарооборот вышел уже за 500 млрд $. То же самое со странами Евросоюза. Только с Германией у Китая сейчас 70 млрд долларов товарооборот.
Михаил Митрофанов – Спасибо! Андрей Владимирович, я могу только в каком-то смысле позавидовать тем, кто успел купить юани, пока они так сильно не подорожали с прошлого года.
Андрей Островский – Может и подорожать, кстати. Ну, не сразу, а сейчас, поскольку юань вошёл в корзину обязательного резервирования, что это означает? Это означает, что все российские банки на будущий год должны будут иметь у себя юаневый запасы. Значит они должны выходить на валютный рынок и покупать. Сейчас пока временно курс юаня немного девальвировался, а через год будет ревальвация. Я не говорю, что она будет резкая, но постепенно. Китайская экономика, она имеет такую особенность, что там всё происходит медленно, но верно.
Михаил Митрофанов – Китайцы умеют ждать.
Андрей Островский – Как китайцы говорят, мы всё делаем медленно, постепенно и шаг за шагом. Мы никогда не стремимся быстро, у нас уже был один «большой скачок». Мы не хотим повторять ошибки «большого скачка».
Михаил Митрофанов – России, наверное, как раз стоит этому и поучиться у Китая?
Андрей Островский – Да, я думаю, что полезно. Нам не нужны большие скачки и не нужен быстрый рост, поскольку быстрый рост означает быстрое падение. Надо медленно, но верно идти.
Михаил Митрофанов – Спасибо! Я беседовал с заместителем директора Института Дальнего Востока РАН, доктором экономических наук, профессором Андреем Островским. Андрей Владимирович, спасибо вам большое за то, что нашли время поговорить. Удачи и успеха в Харбинской части форума.
Андрей Островский – Спасибо большое!

«На фоне геополитической напряженности не только снизился поток инвестиций в Россию, но и существенно повысилась стоимость внешних займов для российских банков и предприятий. В минувшем году девальвация рубля к доллару США и евро составила 72,2 % и 51,7 % соответственно. Валютный кризис привел к увеличению инфляции и, следовательно, снижению реальных располагаемых доходов населения и потребительского спроса», – констатирует «Синьхуа».
Но еще хуже китайское издание описывает перспективы: «Не представляется возможным выйти из системного кризиса, не преодолев диспропорции в развитии финансового и реального секторов экономики, которые продолжают нарастать».
В принципе, проблемы российской экономики описаны правильно, о них неоднократно в еще более резкой форме писали как российские, так и западные эксперты. Но вот Китай традиционно сохранял выдержку. Более того, на публичном уровне старался всячески показывать свое расположение к России. К примеру, китайская пресса называла великим событием присоединение Крыма к России, а китайский кабелеукладчик помогал нам восстановить электроснабжение полуострова, невзирая на окрики с Запада.
Сейчас же, помимо констатации проблем экономики, издание зачем-то привело слова директор Института России при Китайской академии современных международных отношений Фэн Юйцзюня. Дескать, «из-за украинского кризиса Россия зашла в серьезнейший с начала века стратегический тупик». Если не знать, кто это сказал, то можно подумать на политиков из Вашингтона или Брюсселя.
Так с какой целью «Синьхуа» опубликовала статью? С этим вопросом «СП» обратилась к экспертам-китаеведам.
– Статья в «Синьхуа» была опубликована сразу после визита Медведева, но был ли сам визит благополучным? – задается вопросом зам. директора Института российско-китайского стратегического взаимодействия Андрей Девятов. – В чем было благополучие? Обычная ежегодная плановая встреча премьеров, Медведева встретили, проводили с почестями, в стиле восточного гостеприимства. Но «Синьхуа» - это официальный рупор китайского руководства. И издание честно, не эзоповым языком, а прямо сказало, что Китай думает.
«СП»: – Можно ли появление публикации считать сигналом, что Пекин решил сворачивать сотрудничество с Россией?
– А что, по сути, сворачивать? Товарооборот между нашими странами в этом году упал на треть. Обещали сотрудничество на 100 млрд. долларов, наш премьер говорил о росте до 200 млрд. к 2020 году. Но ведь Медведев считает до сих пор в долларах США, мыслит категориями долларов! Китай решил в ответ просто оповестить нас всех о своей позиции. Речь о том, что в российско-китайских отношениях сегодня нет абсолютно никакой динамики!
При этом не стоит думать, что китайцы раздражаются этим фактом. Медведева приняли, накормили, провели экскурсии – никакого раздражения. Но при этом китайцы говорят: «Взгляните, что в вашей стране происходит. У нас есть китайская мечта, а что есть у вас?». Китай спрашивает: «Как вы хотите с нами сотрудничать?». И по всем раскладам получается, что мы отвечаем: «Никак».
Сколько нам говорили про «Силу Сибири». Но что с ней? Китайцы явно не удовлетворены развитием проекта. Агентство «Синьхуа» фактически и говорит о том, что мы врем Пекину. Китайцы всегда разговаривают с сильными и ответственными. Сейчас они просто оповестили о том, что представляют себе происходящее в России.
«СП»: – Получается, китайцы начинают нас списывать со счетов, как важных экономических и, что не менее важно, геополитических партнеров?
– Нас – это кого? Нет, наш народ китайцы со счетов не списывают. Они списывают только Медведева и его правительство!
– Публикация в «Синьхуа» явно говорит о том, что Медведев не договорился с китайским руководством, ситуация очень простая, – уверен зам. директора Института Дальнего Востока РАН Андрей Островский. – Видимо, разговор проходил в таком тоне, что китайцы решили свое недовольство выразить публично. Накануне визита я предполагал, что на переговорах будут проблемы, сейчас опасения подтвердились.
«СП»: – Что, прежде всего, могло не устроить китайскую сторону?
– Прежде всего, не устраивает падение объемов торговли. Я совсем недавно приехал из Китая, там я выступал с докладом о роли «Нового Шелкового пути» в развитии Дальнего Востока. И мне китайцы задали два очевидных, но сложных вопроса: с чем связано падение объемов двусторонней торговли, как его увеличить? Почему – ответить не так тяжело. Рубль обвалился, раньше за юань давали 3,5 рубля, потом 6, а сегодня уже 11. Упала еще мировая цена на нефть. Но важно, как увеличить товарооборот в нынешних условиях.
А для этого надо не просто заниматься торговлей самой по себе, меняя «вилки на бутылки». Сейчас мы поставляем нефть, а за это получаем ширпотреб и немного продукции машиностроения. Но надо заниматься серьезными проектами, инвестировать в развитие производства. Одновременно необходимо развивать совместные научно-технические проекты, строить инновационные площадки, как на российской, так и на китайской территории. Как это делают, к примеру, немцы. Объем торговли между КНР и ФРГ составляет 170 млрд. долларов в год, но и в Китае, и в Германии существуют совместные предприятия, построенные на прямые инвестиции.
«СП»: – Мог ли неудовольствие вызвать проект «Сила Сибири»?
– Лично для меня загадка, что происходит с этим проектом. По плану первые порции газа должны поступить в Китай в 2019 году. На каких условиях соглашение подписано, кто им занимается? Насколько я понимаю, Китай заинтересован в российском газе, в том числе и через западную ветку на Алтае. Но для этого нам надо до границы хотя бы построить автомобильную дорогу. С китайской стороны вся инфраструктура до границы доведена, с нашей – надо построить 250-300 км дороги.
«СП»: – С какой целью «Синьхуа» приводит слова профессора Фэн Юйцзюня, что Россия зашла в стратегический тупик с украинским кризисом?
– Я хорошо знаю Фэн Юйцзюня. Но разве он не прав? По большому счету, мы просто отгородились от Украины, судя по экономическому сотрудничеству, эта страна для нас  - «отрезанный ломоть». Но Фэн Юйцзюнь, наверное, сказал свои слова не просто так. Из-за Украины у нас испортились отношения с Западом. По идее, мы должны больше ориентироваться на Китай в экономической сфере. Два года назад мы сказали о развороте на Восток, но реально этого не произошло. Об этом говорят объективные статистические данные. Два года назад соотношение в торговле с Западом и с Китаем было примерно 85% на 15%, сейчас цифры те же.
«СП»: – То есть, Китай недоволен нашей медлительностью при развороте на Восток?
– Конечно, Пекин хотел бы видеть Москву стратегическим партнером. Во время визита Си Цзиньпина к нам в мае Россия подписала много соглашений по конкретным проектам. Включая, строительство высокоскоростной железной дороги Москва-Казань и сопряжение «Нового Шелкового пути» с Евразийским экономическим союзом. В сентябре, казалось бы, надо было развить успех. Но никаких новых соглашений не было, только какие-то меморандумы о взаимопонимании. Сейчас вот по итогам трехдневных консультаций в Благовещенске подписали соглашение о строительстве моста через Амур. Уже не в первый раз обсуждали проект, сейчас опять утверждали параметры строительства и финансирования. Жизнь покажет, будет ли соглашение выполняться.
«СП»: – Какую цель ставили китайцы статьей в «Синьхуа»? Если они недовольны переговорами, то могли дипломатично промолчать.
– Китайцы показывают, что знают о российской экономике больше, чем мы думаем. Речи о сворачивании сотрудничества в целом, конечно, нет. Объективно без нас Китаю не обойтись. КНР нужны российские энергоресурсы и геополитическое влияние Москвы.
Сухопутные поставки газа США никак не смогут пресечь, а Китай хочет чувствовать себя более уверенно по отношению к другим поставщикам. Туркменского же газа никак не хватает для нужд китайской экономики. Нынешний баланс Китая по нефти – 500 млн. тонн в год, из них только 210 они добывают сами. Из необходимых 220 млрд. кубометров газа добывают только 120 млрд. Без России энергобаланс просто не сложится.
Но чтобы получить необходимое, Китай начинает давить на Москву. Он активно использует свою экономическую мощь и ухудшение отношений между Россией и Западом. Собственно, у нас «козырей» особо и нет. Раньше мы в переговорах с китайцами могли говорить, что у нас есть Запад. Но Европа сейчас решила минимизировать поставки энергоресурсов из России. В результате, мы можем оказаться с энергоресурсами, но без рынков сбыта. Китай этим пользуется.
Но и мы не выполняем подписанные соглашения. Мы до сих пор не построили трубу до Сковородино, и нефть гоним цистернами, а вот на китайской стороне от Сковородино до Дацина труба построена, там всё нормально.
Китай хочет  для начала выполнения ранее подписанных договоров! Мы пока только говорим о больших планах.
 
«СП»: – Можно ли публикацию в «Синьхуа» считать проявлением недовольства лично Медведевым?
– Именно так. Не Россию списывают со счетов в целом, а правительство Медведева. В свое время так списали со счетов мэра Москвы Юрия Лужкова. Мы помним, какой скандал подняли официальные представители Китая при закрытии Черкизовского рынка. Но главный его просчет был в том, что он не смог построить в Москве китайский деловой центр «Парк Хуамин» около Ботанического сада.
А вот Валентина Матвиенко построила на берегу Финского залива «Балтийскую жемчужину», и ее карьера пошла в гору, она стала председателем Совета Федерации. Лужков же погорел.
Вспомните, как отстранили Лужкова! В 2009-м разгорелся скандал с «Черкизоном», а в 2010-м Лужкова сняли. Он выступил по московскому телевидению, что собирается работать полный срок, а буквально на следующий день вышел Указ президента Медведева о недоверии. Но Медведев в этот день находился в Шанхае на выставке ЭКСПО, его Указ пришел из Китая, и это очень символично.
А какой скандал в отношениях с китайцами сопровождал отставку с поста премьера Михаила Касьянова. В 2000-м он обещал Пекину, что будет построен нефтепровод Ангарск-Дацин, а в сентябре 2003-го дал понять, что тянуть со строительством будут долго. Вскоре, в феврале 2004-го, мы узнали, что у нас другой премьер-министр.
«СП»: – Неужели у Китая есть серьезные рычаги влияния на российскую элиту?
– Могу предположить, что влияние у Китая в нашем истеблишменте есть. А напрямую китайцы никогда не работают. Это в Юго-Восточной Азии они действуют довольно жестко. А вот в США и России более тонко.
Скажем, в США есть большое китайское лобби, как в правительстве Штатов, так и в Конгрессе. Америка до сих пор не сняла с КНР санкции за события на Тяньаньмэнь, но есть режим «максимального благоприятствования», иначе не было бы такой масштабной торговли между КНР и США, уже под 600 млрд. долларов в год.
В России во взаимодействии с Китаем заинтересованы руководители сибирских и дальневосточных регионов. Вообще, механизмы китайского лобби несколько другие, нежели в США.
Но что раздражает китайцев? Сегодня в области один губернатор, а завтра другой. Вначале соглашение подпишут, а потом игнорируют. Китай уже давно добивается законодательной защиты своих инвестиций в России, чтобы не зависеть от причуд губернаторов. Скажем, чтобы на вложенные средства был какой-то гарантированный государством доход.
Но гарантий пока нет, и объем инвестиций мизерный. Китайские инвестиции за рубежом составляют 880 млрд. долларов, из них в России накоплено около 8 млрд., то есть менее 1%. Столько в Китай в процентном отношении вложено Россией.
Поймите, статья для «Синьхуа» была подготовлена, скорее всего, заранее, в ходе визита лишь обсуждался вопрос о публикации. Было получено разрешение на публикацию со стороны высшего государственного и партийного руководства Китая. Медведев только взлетел, и статья вышла. Вот и делайте выводы.

Камрад obamamat нашел первоисточник и проверил.
В оригинале совсем по-другому:
Директор Института России при Китайской академии современных международных отношений Фэн Юйцзюнь считает, что из-за украинского кризиса Россия зашла в серьезнейший с начала века стратегический тупик. По причине резкого спада цен на нефть и суровых санкций западных стран экономика России вступила в период депрессии. В российско-американских отношениях наблюдается значительное повышение уровня взаимного недоверия и степени противостояния, а Россия и НАТО во главе с США вновь стали рассматривать друг друга в качестве главных стратегических противников.
Несмотря на то, что Вашингтон и Москва возобновили контакты на высоком уровне, а Париж и Москва усилили координацию в борьбе с терроризмом после нападений ИГ, Западу все же трудно изменить общую политику в отношении России в краткосрочной и среднесрочной перспективах. Тем не менее, ни одна из сторон не хочет видеть "неконтролируемое усугубление ситуации". В борьбе с ИГ Россия обладает моральным преимуществом по сравнению с рядом стран, которые занимаются крохоборством и даже спекуляцией на этой проблеме.Таким образом, опираясь на собственные силы и разум, а также на эффективное сотрудничество с другими странами, россияне способны преодолеть существующий непростой кризис.
http://russian.news.cn/2015-12/17/c_134926887_2.htm
Ыксперт — в топку.

Однако не стоит полагать, что цели Москвы так просты, уверяет автор. Ведь удары свои Кремль наносит не только по позициям террористов ИГ, но и по территориям, где оппозиционные силы наступают на армию Башара Асада. Таким образом Москва, с одной стороны, поддерживает своего сирийского союзника, а с другой – укрепляет свое присутствие в регионе.
 
Россия стремится сохранить свои базы в Тартусе и Латакии, и ни для кого не секрет, что Москва давно хочет укрепиться на Черном море и заполучить проход к морю Средиземному. К тому же эти позиции помогут России увереннее себя чувствовать в условиях «окружения» НАТО.
 
Но и этим расчет Кремля не ограничивается. Сейчас США уходят из Ближневосточного региона и концентрируют свое внимание на Азиатско-Тихоокеанском, поэтому на Ближнем Востоке образуется «вакуум», которого не было со времен окончания холодной войны. Россия хочет воспользоваться моментом и занять пустующее место. Восстановив свое влияние на Ближнем Востоке, Москва получит отличную фигуру, стратегически важную для шахматной партии с США, полагает Фэн Юйцзюнь. К тому же успех в этом деле поможет возродить российское великодержавное самодостоинство, которого страна не чувствует уже долгое время.
 
Еще нужно учитывать исторические особенности российской дипломатии. Так, на протяжении 300 лет она работала по принципу «днем строим дорогу, а ночью совершаем вылазку». Так и теперь, показав свою слабость на Украине, Россия демонстрирует силу в Сирии, пытаясь таким образом  «сыграть с Америкой вничью».
 
Нельзя забывать, что внешняя политика является продолжением политики внутренней. А внутри России сейчас все не слишком гладко. Западные санкции и падение цен на нефть повлекли за собой рецессию, и это может негативно сказаться на общественно-политической обстановке в стране. Российские стратеги предположили, что операция в Сирии отвлечет Саудовскую Аравию от демпинга нефтяных цен и Иран от выхода на рынок и общая политическая нестабильность региона повлечет за собой подорожание черного золота. Кроме того, сам факт, что этой операцией Россия «утерла нос» США и НАТО, поднимет боевой дух россиян, а вместе с ним и рейтинг президента.
 
В общем, своими действиями в Сирии Россия не просто хочет помочь Асаду вернуть свою страну или побороть ИГ, не хочет она и «насмерть сражаться» с Америкой и альянсом. Москва лишь приводит в исполнение свой тщательно продуманный план: чередование наступлений и отступлений, кнута и пряника, поиск компромисса, даже путем борьбы. Впрочем, «человек предполагает, а звезды располагают», поэтому успех этого плана зависит не только от России и ее удачной или нет стратегии, но и от ее мощи, реакции Запада, поведения ближневосточных стран и многого другого.

* Организация запрещена в России (прим. RT).
  
Комментарии читателей на сайте Global Times:
 
sanbaihua:  Сирийская военная операция – это первый шаг в глобальной стратегии России! Вы скажете, все это поверхностно, – неверно. В конце концов, какова цель Путина, знает лишь сам Путин! А остальные лишь гадают! С тех пор как Путин возглавил Россию, он сделал столько восхитительных вещей! Все достойные!
 
Россия перестала быть марионеткой США! Нынче Америка может не считаться с Китаем по поводу важных дел, но Россию она игнорировать не может! У Путина железный кулак и стальные мышцы, а у Китая…
 
yishan: Объединимся все, кто может: Россия ударит, Китай повалит – все вместе надерем хвост этим янки.
 
laoyuangong: Россия все-таки славный друг Китаю. По крайней мере сейчас.
 
ID_3053784: Путин – самый выдающийся стратег современности. А Обама тут и школу еще не закончил.

Высшей формой «активной обороны» интересов Анкары в сирийском конфликте стало уничтожение турецким истребителем российского бомбардировщика. Очевидно, турецкие спецслужбы в координации с партнерами по НАТО планировали взять в плен российских летчиков, но поддерживаемые Анкарой исламисты не смогли выполнить наземную часть операции.
Турецкие власти поддерживали ИГ, желая уничтожить Сирию и заработать на торговле контрабандной нефтью. По мнению китайских специалистов, ИГ добывает только на месторождениях «Аль-Танк» и «Аль-Омар» (всего в распоряжении ИГ около 10 месторождений) от 20 до 40 тысяч баррелей в сутки. При стоимости 10 долларов за баррель террористы зарабатывают от 200 до 400 тысяч долларов. Турецкие бизнесмены получают маржу в два-три раза больше, так как среднемировая цена на нефть достигает 39 долларов за баррель. По данным китайских СМИ, зарплата рядового боевика ИГ составляет 400 долларов. Для содержания 30 тысяч бойцов необходима устойчивая работа двух нефтепромыслов в течение одной недели в месяц. Турецкая сторона при самых низких объемах поставок сирийской нефти зарабатывает сотни миллионов долларов США ежегодно.
Китайские спецслужбы сделали весьма нелицеприятные выводы относительно Турции по результатам обработки фото- и видеоматериалов после атаки на российский военный самолет. В интервью журналистам один из руководителей турецкой группировки «Серые волки» заявил о своей ключевой роли в убийстве российского военного летчика. Активисты этой организации принимали участие в погромах китайских ресторанов и магазинов и демонстрациях в 2015 году, сопровождавшихся нападениями на китайских туристов и сжиганием китайского флага перед зданием посольства КНР. По информации спецслужб Таиланда, члены именно этой группировки организовали теракт в Бангкоке, целью которого должны были стать китайские туристы.
По мнению китайских аналитиков, на роль официальной Анкары в становлении ИГ указывают высказывания бывшего министра иностранных дел Ахмета Давутоглу (действующий премьер), сделанные в 2014 году в связи с задержанием в Таиланде 400 китайских уйгур, которое он назвал незаконным. Известно, что посольство Турции в этой стране выдавало желающим уехать на войну против «неверных» в Сирию паспорта и билеты до Стамбула. Для пресечения деятельности по пополнению ИГ спецслужбы Китая и Таиланда провели ряд мероприятий. За первые 10 месяцев 2015 года сотрудники МОБ КНР арестовали 109 соотечественников, вернувшихся из Сирии, и 20 граждан Турции, вербовавших рекрутов среди китайских мусульман. Было изъято 653 бланка паспортов граждан Турецкой Республики и 200 заявлений на получение въездной визы в посольстве Турции в Бангкоке.
Известный китайский военный аналитик контр-адмирал Чжан Чжичжун сказал, что основанием для сдержанной позиции НАТО стали возможности российской дальней авиации. Он отметил, что ракетные удары ВКС РФ, осуществленные стратегическими бомбардировщиками Ту-160, продемонстрировали руководству НАТО, что российская авиация может безаварийно выполнять долгие перелеты с дозаправкой в воздухе и с высокой точностью совершать пуски крылатых ракет (Х-101, Х-555). Эти перелеты дороги, но шлют ясный сигнал НАТО о необходимости воздержаться от поддержки Турции в ее действиях против ВКС РФ и Сирии.
По мнению председателя Совета по информатизации ВМС НОАК контр-адмирала Инь Чжо, действия Турции – провокация, спланированная в Вашингтоне и Брюсселе, однако реакцию президента Путина на них не просчитали. По его мнению, турецкие военные не ожидали быстрого развертывания ЗРК С-400, а дополнительным отрезвляющим фактором для Анкары стало размещение на истребителях-бомбардировщиках Су-34 ракет класса «воздух-воздух».
В сложившейся ситуации Анкара начала активный поиск новых партнеров в борьбе с Россией. Примечательно объединение турецких и украинских оборонно-промышленных компаний, разрабатывающих бронетанковую технику. Китайские СМИ сообщают, что Турция пригласила к сотрудничеству украинских специалистов по разработке системы активной защиты АККОР для нового турецкого танка «Алтай». Основная проблема данной системы – низкая эффективность РЛС обнаружения реактивных снарядов.
СМИ КНР, оценивая действия Эрдогана, говорят, что это не просто «удар в спину» Москве, но «его поведение напоминает действия ядовитого пресмыкающегося, которое нападает из засады, а затем ретируется в ожидании результатов». Китайские специалисты считают, что политическая элита Турции продолжит курс на обострение отношений с РФ, но в итоге будет загнана в угол, так как в НАТО понимают реальный уровень военной мощи России и откажутся поддержать Анкару.

Эрдоганов клубок

Говоря о текущем состоянии дел в Турции, можно констатировать, что выборный марафон в Турции завершен: избраны президент, меджлис и местные органы власти со сроками полномочий до 2019 года. Эрдоган стал первым президентом страны, выбранным в результате прямого голосования. Партия справедливости и развития (ПСР) установила рекорд пребывания у власти. Однако подтверждение ее полномочий стало возможным под обещание восстановить стабильность в стране и продолжить курс на политические и экономические реформы. Генеральная цель в экономике – оздоровление и возвращение к высоким темпам роста. Задолго до назначения правительства 24 ноября было понятно, что страна находится в непростом состоянии. В настоящее время ситуацию в Турции можно охарактеризовать как кризисную. Перечислим главные проблемы.

• Упавшие до трех процентов в год темпы экономического роста. В 2002–2008-м экономика Турции росла в среднем по 6,8 процента. Реформы, инициированные в начале века, себя исчерпали.
  


• За девять месяцев текущего года рост промышленного производства составил 1,3 процента. При этом оно зависит от импортных поставок (зависимость на уровне 70 процентов), а значит, от курсовых колебаний национальной валюты по отношению к доллару и евро.
  


• Экспорт сократился примерно на девять процентов в итоге «арабской весны» и ухудшившихся отношений с рядом стран региона, включая Ирак, Израиль, Египет и Сирию. Ливийский рынок строительных подрядов также потерян.
  


• Официальная безработица достигла 10 процентов. По неофициальным данным, число безработных – около 16 процентов.
  


• Падение национальной валюты вследствие внутриполитической нестабильности (за год к евро на 10 процентов, к доллару – на 30 процентов) не способствует наращиванию экспорта из-за высокой зависимости турецких производителей от импорта.
  


• В стране большая вилка доходов населения. 10 процентов самых богатых людей страны получают в 13 раз больше, чем 10 процентов самых бедных.
  


• Продолжающаяся антитеррористическая операция на востоке страны, ситуация с беженцами и прямое вовлечение в гражданскую войну в Сирии приводят к падению привлекательности Турции в глазах иностранных инвесторов. При этом прогнозируется растущее конкурентное давление со стороны Ирана.
  


• Страну ждут референдумы по принятию новой конституции и переходу к президентской форме правления, что потребует дополнительных расходов и продлит период внутриполитической нестабильности.
  

 
Турецкий внутренний рынок перегрет и характеризуется высокой конкуренцией. Развитие экономики невозможно без опережающего роста экспорта и получения турецкими подрядчиками проектов за рубежом. В этой связи последствия кризиса в отношениях с Россией, которые пока выражаются в прямых расчетах стоимости аннулированных контрактов, еще предстоит экстраполировать на средне- и долгосрочную перспективу. Турция теряет российский рынок, который является для нее приоритетным по официально принятой долгосрочной экспортной стратегии страны. Это обострит внутреннюю конкуренцию и снизит норму рентабельности. Реальной замены российскому рынку у Турции не просматривается ни в регионе, ни в мире.




Анкара разрабатывает планы по реагированию на меры, принятые Россией. Однако находится в уязвимом экономическом положении с точки зрения войны санкций. Запрет на проход российских судов через Босфор и Дарданеллы расценивается американскими экспертами как невероятный вариант. Это нарушение Конвенции Монтре делает Анкару проигравшей стороной с точки зрения международного права. Кроме того, такой шаг может повлечь за собой оправданное прекращение поставок российского природного газа в Турцию. Несмотря на риторику Анкары по вопросу контрсанкций, западные аналитики отмечают, что она призвана «сохранить лицо».
Турция – второй в мире покупатель российского природного газа, значимый импортер российской нефти, угля и металлов, крупнейший – пшеницы и подсолнечного масла. Теоретически Анкара может найти альтернативных поставщиков, но только по более высокой цене. Альтернативы поставкам российского природного газа у Турции, особенно в период пика отопительного сезона, нет. Россия поставляет 55 процентов импортируемого Турцией газа (27 млрд куб. м из 50 млрд куб. м годового объема). Поставки осуществляются по газопроводу «Голубой поток» и через сеть трубопроводов Украины, Румынии и Болгарии. 20 процентов поставляет в Турцию Иран. Однако Анкара активно конкурирует с Тегераном в Сирии и Ираке, так что иранцы будут солидаризироваться с Москвой. В любом случае ИРИ не может резко нарастить объем экспорта газа в Турцию в силу нехватки инфраструктуры.
Заявления президента Эрдогана в отношении альтернативных поставок катарского газа взамен российского не имеют под собой основы. Турция располагает двумя терминалами для сжиженного газа: в Мармара Эреглиси (8,2 млрд куб. м в год) и Алиага (5 млрд куб. м), что недостаточно для покрытия годовых потребностей. Строительство новых терминалов требует двух-трех лет и серьезных инвестиций. Даже при условии согласия Катара их предоставить освоение потребует времени. Американцы сомневаются, что в Дохе предпримут реальные шаги по покрытию всего объема импорта газа в Турцию. Катар скорее всего отделается строительством одного-двух терминалов. Дохе невыгодно поставлять природный газ в Турцию – Анкара как стратегический партнер Катара требует скидок и льготных кредитов, а Дохе выгоднее продавать сырье в Азию и Европу.
Нефть Турция может заместить за счет поставок из Иракского Курдистана, лично контролируемых Эрдоганом и Барзани. Это их семейный бизнес. На ситуацию в данной сфере влияют военные действия против ИГ и ликвидация путей контрабанды нефти (которую курды «смешивают» со своей), а также давление Турции на отряды Рабочей партии Курдистана (РПК). Отряды РПК в Иракском Курдистане играют главную роль в борьбе против ИГ, удерживая нефтеносный Киркук. Впрочем, это верно только в случае, если сохранится нынешнее руководство Турции. В противном случае все может измениться очень быстро.
Планы оживления трансанатолийского газопровода (TANAP) из Азербайджана в Турцию ставятся Анкарой во главу угла, но существует несколько серьезных препятствий его реализации. Баку и сегодня, и в перспективе не сможет единолично заполнить весь объем газопровода. Он может дать только 16 миллиардов кубических метров. Для того чтобы довести этот объем до уровня внутреннего потребления Турции, необходимо восполнить дефицит в 40 миллиардов кубических метров. Здесь есть два пути – закупать газ у России либо у Туркменистана. Причем скидок, которые предоставлял «Газпром» Анкаре в рамках «Голубого потока» или замороженного «Турецкого потока», Анкара не получит. Все альтернативные России пути получения углеводородов будут для нее дороже и требовать дополнительных инвестиций в строительство инфраструктуры.
Последнее относится прежде всего к туркменскому варианту. Для его реализации нужно проложить газопровод по дну Каспия, что требует согласования с прикаспийскими странами, среди которых Россия и Иран. Эрдоган тем не менее пытается развивать туркменский вариант получения газа. 11 декабря он нанес визит в Ашхабад, где встречался с президентом Бердымухаммедовым. При этом отношение к Турции в Центральной Азии нельзя назвать дружеским. В регионе четыре республики из пяти имеют тюркские корни. Их руководство настороженно относится к деятельности Анкары по воссозданию «Великого Турана». Турецкие организации и лицеи в Центральной Азии находятся под наблюдением местных спецслужб. Причем организованы они в основном были враждующим с Эрдоганом в настоящее время имамом Ф. Гюленом, который стоит за доброй половиной утечек в СМИ о фактах коррупции в семье турецкого президента. Ташкент при этом помнит, что Турция укрывает функционеров Исламского движения Узбекистана (ИДУ), которым покровительствуют местные спецслужбы.

И Ашхабаду не очень надо

Ашхабад в данном случае стоит особняком. 26 процентов импорта в эту страну идет из Турции. При этом Ашхабад последовательно искоренял любые попытки экспансии Анкары в сфере образования и создания агентуры влияния с 2011 года. Визит Эрдогана был призван обозначить контуры будущего экономического взаимодействия, прежде всего в газовых проектах. Туркменистан добывает около 83 миллиардов кубических метров газа в год и примерно 58 процентов (около 43 млрд куб. м) поставляет в КНР по долгосрочным контрактам. Ашхабад заинтересован в диверсификации поставок, но турецко-азербайджанский вариант экспорта не является для него приоритетным – в первую очередь по вопросам рентабельности.
В настоящее время турецкие перевозчики вынуждены доставлять грузы в Туркменистан через Азербайджан, а затем морем. С начала турецко-российского конфликта Ашхабад резко снизил закупки турецкой продукции. Туркменистан вынужден оглядываться на Москву, понимая, что в случае экспансии исламистов из Афганистана военную поддержку ему может оказать только Россия. Надежды Анкары на туркменских бизнесменов, которые пролоббируют отношения с Турцией, провалились, и Эрдоган убедился в этом в ходе визита в Ашхабад.

СМИ Вьетнама, целиком и полностью находящиеся под властью правящей партии, на сей счет хранят упорное молчание, продолжая придерживаться политики абсолютного нейтралитета. Увеличивая боевую готовность, некогда затворнические генералы Ханоя обращаются к широкому ряду стратегических партнеров. В их числе Россия как основной источник современного вооружения. Ханой также строит связи с Соединенными Штатами, австралийскими и филиппинскими союзниками.
18 декабря 2015 года в Ханое был организован научный семинар на тему «Вьетнамо-американское всеобъемлющее сотрудничество» с участием посла США Теда Осиуса. Днем ранее с ним также встретился заместитель министра общественной безопасности Вьетнама То Лам, который отметил, что сотрудничество между министерством общественной безопасности Вьетнама и правоохранительными органами США в борьбе с транснациональной преступностью развивается благополучно.
«То Лам выразил пожелание, чтобы в ближайшее время обе стороны подняли отношения сотрудничества на новую высоту, что поспособствует дальнейшему углублению отношений всестороннего партнерства между двумя странами во имя мира, стабильности и развития в регионе и мире», — сообщает Вьетнамское Информационное агентство.
О готовности сотрудничать с Вьетнамом в сферах, связанных с Восточным морем, на прошлой неделе заявила Франция в лице председателя комитета по международным делам Национальной ассамблеи Франции Элизабет Гигу, которая находилась в Ханое с рабочим визитом.
Недавние действия Тайваня на спорных территориях вызвали возмущение правительства Вьетнама.
12 декабря Тайвань отправил своих чиновников на остров Бабинь, входящий в состав вьетнамского архипелага Чыонгша (острова Спратли), и проинформировал о введении в эксплуатацию некоторых объектов на этом острове.
По сообщению Vietnam News, 13 декабря официальный представитель МИД СРВ Ле Хай Бинь заявил: «Вьетнам имеет все юридические основания и исторические доказательства своего неоспоримого суверенитета над островами Хоангша и Чыонгша. Любые действия заинтересованных сторон в районе этих островов без разрешения Вьетнама являются незаконными и недействительными. СРВ требует, чтобы Тайвань немедленно прекратил действия, нарушающие суверенитет Вьетнама, и не повторял подобных действий».
Как сообщает правительственная китайская газета «Женьминь жибао», 16 декабря правительство США объявило о продаже Тайваню оружия на общую сумму 1,83 млрд американских долларов.
Соединенные Штаты хорошо знают о щекотливости вопроса продажи вооружений Тайваню. Тайваньский вопрос в свое время был ключевым, препятствовавшим нормализации китайско-американских отношений. В процессе развития двусторонних связей КНР постоянно выступает против того, чтобы американская сторона тем или иным образом вмешивалась во внутреннюю политику Китая по Тайваню.
Вашингтону также не следовало бы забывать о том, что КНР и США уже достигли базовых договоренностей по Тайваньскому вопросу. В трех китайско-американских коммюнике подчеркивается принцип «одного Китая». В коммюнике от 17 августа 1982 года отмечено, что США не стремятся к осуществлению долгосрочной политики по продаже вооружений Тайваню, что постепенно объем военных поставок будет сокращаться, а через некоторое время стороны и вовсе закроют этот вопрос.
Однако администрация американского президента осуществила очередную поставку вооружений Тайваню спустя четыре года после последней продажи.
Военная поставка Обамы перед окончанием его президентского срока возмутила Китай и навредила имиджу США. Вашингтону ничего не остается, как пожинать «горькие» плоды своих действий, считают обозреватели «Женьминь жибао».
КНР немедленно отреагировала на поведение Соединенных Штатов, решив предпринять необходимые меры, в том числе ввести санкции против предприятий, которые принимали участие в нынешней сделке.
Министр обороны США Эштон Картер и министр обороны Сингапура Нг Енг Хен 7 декабря в Пентагоне подписали расширенную версию соглашения об укреплении оборонного сотрудничества.
Далее, по сообщению американских СМИ, с 7 по 14 декабря США разместили противолодочный патрульный самолет Р-8А «Посейдон» в Сингапуре.
Военный эксперт Инь Чжо в интервью Центральному телевидению Китая сообщил, что развертывание Р-8А в Сингапуре поможет США не только содействовать продажам Р-8А, но и контролировать большой участок Южно-Китайского моря. Это приведет к тому, что страны Южно-Китайского моря и США могут скооперироваться для борьбы с Китаем.
Как сообщает китайская газета «Женьминь жибао», официальный представитель МИД КНР Хуа Чуньин на пресс-конференции 8 декабря заявил: «Мы считаем, что усиление военного развертывания американской стороны и содействие региональной милитаризации не соответствует общим и долгосрочным интересам стран в регионе».
Вслед за сообщениями американских СМИ о приближении двух американских стратегических бомбардировщиков В-52 к рифовым островам в Южно-Китайском море ранним утром 10 декабря ситуация в Южно-Китайском море вновь привлекла всеобщее внимание.
Позиция американской армии в отношении данного происшествия, по мнению китайских СМИ, наводит на размышления. Пентагон подтвердил, что бомбардировщики В-52 10 декабря действительно приблизились к китайским рифовым островам в Южно-Китайском море. Однако вместе с тем американская сторона заявила, что этих полетов не было в плане, «не было и в мыслях залетать на 12 морских миль вглубь пространства над рифовыми островами Южно-Китайского моря».
Подобный инцидент произошел 19 декабря: тот же бомбардировщик В-52 ВВС США пролетел на расстоянии 2 морских миль от архипелага Спратли. Как заявили представители Пентагона, причиной отклонения от курса стало ухудшение погодных условий.
Однако для Китая слова и поступки американской стороны не могут оправдать военную деятельность в Южно-Китайском море, включая факт разведки вблизи китайских рифовых островов. «Случайное вхождение» на самом деле является «самовольным вторжением». Китай также отметил, что США и их союзники в АТР присоединились к крейсированию в Южно-Китайском море в тщетной попытке «взять Китай в окружение».
КНР уже несколько раз объясняла США свою позицию. Во-первых, Китай выступает решительно против провокаций. Так называемая «Декларация свободы судоходства» США не в состоянии поддерживать мир и безопасность в Южно-Китайском море, но является важным фактором продвижения «милитаризации». Демонстрация военной мощи США в районе китайских рифовых островов Наньша подрывает суверенитет и интересы безопасности Китая. Во-вторых, США не имеют права вмешиваться в вопрос Южно-Китайского моря, поскольку не являются участником спора по этому вопросу, в связи с чем эта территориальная проблема не должна стать проблемой между Китаем и США. В конечном итоге, сообщает правительственная «Женьминь жибао», КНР не побоится действовать в случае необходимости.

— После подписания соглашения ТТП многие заговорили о необходимости углубления процесса интеграции ЕАЭС и Экономического пояса Шелкового пути. Не могли вы подвести краткие итоги того, что было сделано в этом направлении? Какие успехи? Какие вызовы и риски?
— Сопряжение продвигаемой Китаем стратегии Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП — ред.) и Евразийской экономической интеграции — это самостоятельный проект, он с процессом создания ТТП не связан. Это абсолютно отдельная идея, но суть ее примерно та же, что и у любой интеграционной модели. Она направлена на сложение преимуществ. Говорить о каких-то реальных результатах проработки этой концепции еще рано. Ей нет еще и года, только в мае во время визита председателя КНР Си Цзиньпина в Москву было объявлено о состыковке двух проектов.
В майском совместном заявлении лидеров России и Китая говорится о формировании механизма обсуждения подходов этого сопряжения. Такой механизм постепенно создается. У нас уже есть совместная группа экспертов, к которой подключаются эксперты других стран-членов ЕАЭС. Возглавляют эту группу руководители министерств иностранных дел России и Китая. Группа провела первое заседание в Пекине, и скоро, как мы надеемся, вновь соберется в Москве.
Дело в том, что мы в самом начале пути, нам нужно этот процесс осмыслить, в общем виде определить вектор движения. Этим группа экспертов и занимается. Туда входят представители правительственных ведомств — в нашем случае это министерство иностранных дел и министерство экономического развития — и экспертного сообщества. На данном этапе это так, а дальше посмотрим. По идее нужно создавать более широкий механизм с привлечением, прежде всего, бизнеса. Потому что одно дело — создать некие рамки, а другое дело — наполнить эти рамки содержанием. Рамки создавать — это как раз дело государственных органов, подсказывают им эксперты, а вот как и чем наполнять — это уже дело бизнеса.
Страны-члены ЕАЭС уже имеют двусторонние меморандумы с Китаем в части, касающейся совместной реализации проекта Шелкового пути. Сложение этих двусторонних меморандумов, подведение под них общей нормативной базы в виде, например, соглашения о партнерстве в торгово-экономической области и будет означать наполнение идеи той самой стыковки, о которой условились наши лидеры.
Иногда говорят, что между ЕАЭС и Китаем в свете концепции ЭПШП создается зона свободной торговли. Это не совсем так. Зона свободной торговли может рассматриваться как конечная цель этого процесса, причем достаточно долгосрочная. Потому что в рамках подобных переговоров страны-участницы, независимо от их величины, экономического потенциала, всегда очень скрупулезно подсчитывают свои выгоды и, наоборот, возможные потери, потому что так или иначе приходится выходить на некий баланс. Этот процесс требует времени. Поэтому говорить о зоне свободной торговли можно, но как о цели. Пока же мы формируем общие правила сотрудничества на торгово-экономическом поле. Я еще раз хочу сказать, что интеграция — это веление времени, тенденция, которая действует в глобальном масштабе, от которой в 21 веке никуда не уйти. Вопрос не в том, сопротивляться ей или нет, сопротивляться бесполезно. Вопрос в том, на каких принципах интеграционную работу строить.
— Эксперты считают, что зона свободной торговли ЕАЭС с Китаем невыгодна России, что вы на это можете сказать?
— Невыгодна когда? Это первый вопрос, который напрашивается. Невыгодно сегодня или невыгодно в долгосрочной перспективе? Интеграционные объединения эффективно работают в том случае, когда входящие в него страны являются более или менее сопоставимыми экономическими игроками. Тогда они могут налаживать какую-то специализацию, разделение труда и использовать свои естественные преимущества, которые всегда есть у кого-то и которые, как правило, разные. Что касается нашего ЕАЭС, то Россия здесь по своим масштабам существенно опережает партнеров. И это с точки зрения интеграционного строительства проблема, к которой как-то нужно приспосабливаться. Что касается взаимодействия с Китаем, то мы исходим из того, что Китай — это очень внушительная экономическая сила, которая продолжает расти ускоренными темпами, несмотря на некоторое замедление в последнее время. По численности населения Китай опережает нас примерно в 10 раз. В чем наше преимущество? Прежде всего, в территории и, стало быть, в транспортном потенциале, что, может быть, еще более важно с точки зрения экономики, а также в природных ресурсах. Поэтому так или иначе определенная взаимодополняемость и баланс интересов могут быть предметом поиска.
Насколько я понимаю, наши планировщики исходят из того, что какие-то кратковременные потери на первом этапе строительства интеграции — это плата за создание нормативных условий, которые в более отдаленной перспективе, но не в заоблачной, а вполне осязаемой, позволят создать такие экономические формы, которые принесут экономике России в рамках ЕАЭС ощутимые дивиденды. Расчет строится на это. Ведь и Китай, продвигая свою концепцию ЭПШП, тоже идет на достаточно серьезные, скажем так, затраты, прежде всего в виде инвестиций.
— После введения западных санкций все заговорили о так называемом развороте России на Восток. Уже прошло достаточно много времени. Можем ли мы констатировать, что этот разворот на Восток действительно произошел? Насколько сотрудничество России и Китая стимулировалось именно режимом санкций?
— Разворот на Восток — это, прежде всего, стратегический выбор России, который с политикой санкций, в общем-то, не связан. Во всяком случае, он начался задолго до того, как на нас обрушилась череда санкций. Наше правительство всерьез заговорило о развороте на Восток где-то примерно три года назад, когда санкциями нам никто не грозил.
Но если идти вглубь, то он начался еще раньше, уже как минимум с начала нулевых годов. За последние 10 лет, с 2005 по 2015 годы, наш товарооборот с Китаем увеличился почти в три раза. То есть прирастал темпами порядка 15% в год в среднем. В 2014 году он (товарооборот — ред.) достиг исторического максимума и немного не дотянул до 100 миллиардов долларов. В нынешнем торговом году с точки зрения стоимостных показателей произошел определенный спад. По итогам года он составит 30 %, это, конечно, много. Произошло это в основном из-за падения мировых цен на основные товары нашего экспорта, прежде всего на нефть и нефтепродукты. Соответственно, потеряв поступления от экспорта, наши операторы потеряли возможность импортировать, а перипетии с курсом рубля усугубили эту тенденцию. Так или иначе, реалии уходящего года оказали влияние на нашу торговлю, но, мы надеемся, не решающее. Торговля России с Китаем смещается от простого обмена товарами в сторону продвижения различного рода инвестиционных проектов, инвестиционного сотрудничества в различных областях. Это залог того, что мы создаем базу на перспективу, потому что инвестиционные проекты реализуются в течение ряда лет.
И вот здесь как раз время поговорить о санкциях. То, что санкции неблагоприятно сказалась на развитии нашей экономики, это факт, который не нужно скрывать. Это действительно так. И в какой- то мере санкции стимулировали наше более внимательное отношение к тем возможностям, которые можно найти на восточных рынках. Это тоже факт. И наше сотрудничество в области энергетики или буквально в последнее время получившее быстрое развитие сотрудничество в области сельского хозяйства в немалой степени стимулировалось, конечно, реакцией на санкционную политику западных стран. Повторяю, мы с нашими китайскими партнерами на этих направлениях развивали и развиваем сотрудничество без всяких оглядок на санкции, но абсурдный санкционный нажим с Запада, конечно, это сотрудничество стимулировал.
С другой стороны, нельзя сказать, что санкции оказали прямо-таки определяющие влияние на развитие экономических связей с китайским соседом. Скажем откровенно, что не оправдались надежды тех, кто думал, что мы в отсутствие финансового взаимодействия с Западом из-за политики санкций повернемся на Восток и к нам тут же хлынут инвестиционные средства из Китая.
Этого не произошло. Наши китайские партнеры подходят к вопросам предоставления финансовых ресурсов крайне сдержанно и осторожно. Во всяком случае, вывод такой: китайский капитал отнюдь не ринулся в Россию после ухода западных банков для того, чтобы заполнить нишу. Пока наши китайские партнеры не спешат делать это, говоря, что для них прежде всего важно качество проектов. Будут проекты, достойные внимания наших китайских партнеров, будет и сотрудничество. И здесь я должен сказать, что наш бизнес в целом это понимает. Поэтому и подход наших компаний, в том числе и в области привлечения финансовых ресурсов, которые действительно в Китае есть, по опыту завершающегося года стал значительно более проработанным, глубоким, я бы сказал, профессиональным. Так что и здесь никаких барьеров нет, а перспективы есть. Хотя тут я бы хотел припомнить высказывание Мао Цзэдуна, который как-то сказал: "Перспективы светлые, но путь — извилистый". В общем, если отойти от специфики нынешнего года — здесь и санкции, и падение цен на сырье, и целый клубок различного рода монетарных факторов, влияющих на торговлю, — то поворот нашей экономики на Восток — это реальность. Это становится очевидным и приносит положительный результат.
—  США в последнее время достаточно активно наращивают свое военное присутствие в АТР. Об этом свидетельствуют и недавний инцидент с американским эсминцем в Южно-Китайском море, и заявления о том, что США продолжат эту практику и в дальнейшем. Китай резко критикует действия США, заявляя, что они ведут к милитаризации и дестабилизации в регионе. Затрагивает ли подобное поведение США интересы России в АТР? Какой позиции придерживается Москва в вопросе Южно-Китайского моря?
— Позиция России применительно не только к проблематике Южно-Китайского моря, а вообще к различного рода территориальным спорам, которых немало в этой части света, выверенная и каким-то конъюнктурным изменениям не подвержена.
Мы призываем решать территориальные споры, во-первых, исключительно политическими и дипломатическими средствами, не только без применения силы, но и без ее демонстрации. Во-вторых, на основе норм международного права. И в третьих, между самими сторонами, непосредственно вовлеченными в спор. Известное правило "третий лишний" здесь более чем уместно. В конечном счете, вопросы эти очень тонкие, и стороны должны прежде всего договариваться напрямую между собой, искать какой-то баланс интересов. Всякого рода ходатаи со стороны здесь имеют больше шансов помешать делу, чем ему помочь.
Что касается недавних американских "упражнений" в Южно-Китайском море, то они действительно привлекли внимание и даже имели какой-то оттенок сенсационности. На самом деле это частный случай проявления американской политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Цель этой политики, которую американцы и не скрывают, — подразнить Китай, найти какие-то новые рычаги давления на Пекин, на китайскую политику в регионе. Это совершенно очевидно. Да и сами американцы, надо сказать, действуют бесцеремонно и о целях своей политики говорят откровенно, не считая нужным как-то это камуфлировать.
Что касается российских интересов, то, конечно, для нас это тоже имеет значение. Наращивание американских военных сил, конечно, фактор для нас неприятный. Он не только повышает градус напряженности вблизи наших границ, но и чреват переходом на следующую ступень, то есть в перспективе может создать реальную военную угрозу. Это все-таки, согласитесь, разные вещи.
Одно дело — нагнетание напряженности, другое дело — создание реальной военной угрозы. Если взять американские планы создания системы противоракетной обороны на тихоокеанском рубеже, это не что иное, как появление непосредственной угрозы нашей безопасности. Надо сказать, что в политике наших американских соседей по "тихоокеанскому кольцу" удивительным образом сочетается "голубиная" риторика и очень агрессивная практическая деятельность. Если послушать американцев, то они все свои действия объясняют заботой о мире, безопасности, стабильности и так далее.
— Свобода навигации?
— О свободе навигации с тем же Китаем можно разговаривать и без демонстрации военной силы — это первое. Второе: кто-кто, а Китай в значительно большей степени, чем американцы, заинтересован в свободе навигации именно в этом регионе мира.
Собственно, и американцы это признают. Они говорят о свободе навигации не столько для себя, сколько радея таким образом за свободу навигации для своих союзников. Хотя союзники эти никакого ущерба от китайских партнеров не несут и вполне способны сами договариваться с Китаем, если бы дело было только в этом. Но, к сожалению, американские планы наращивания военного присутствия в регионе имеют значительно более далеко идущий характер, чем просто навязчивое "обеспечение свободы судоходства". Тут не должно быть ни каких-то иллюзий, ни каких-то двойных оценок.
—  Могут ли такие дальнейшие действия США, как отправка кораблей в регион, привести к действительно серьезному столкновению с Китаем?
— Видите ли, можно, конечно, ходить по канату или по какой-то тонкой жердочке и не упасть, сохранять равновесие, а можно и упасть. Вероятность такого падения весьма велика. Так что здесь все будет зависеть от поведения сторон, от их способности остановиться, не переступая роковую черту. Чтобы сама возможность пресечения этой черты не возникала, не нужно к ней близко подходить. Совсем не обязательно посылать свои военные корабли для демонстрации силы, демонстрации своего флага и провоцирования угроз, потому что, говоря простым языком, когда-то можно и нарваться. Этого, безусловно, необходимо избежать. Совершенно очевидно, что любые проблемы, существующие в этом регионе, поддаются решению политико-дипломатическими методами.
— Китай и Россия являются участниками шестисторонних переговоров по проблеме северокорейской ядерной программы и активно выступают за возобновление переговоров. Исходя из нынешнего положения дел, можно ли ожидать возобновления переговоров в скором времени? Что для этого делается?
— Ситуация здесь достаточно запутанная и подходить к ней приходится с позиции традиционной китайской методологии: с одной стороны, с другой стороны.
С одной стороны, процесс шестисторонних переговоров, в который активно вовлечены Китай, США, Россия, в последнее время переживает стагнацию. Переговоры не ведутся, они прерваны, и реальных перспектив, скажем, видимых перспектив их возобновления пока, к сожалению, не просматривается.
С другой стороны, иного механизма для поиска развязок нет. Главный методологический принцип — о неприемлемости наличия ядерного оружия у КНДР — разделяется всеми пятью участниками шестисторонних переговоров. И здесь никаких отклонений в сторону нет и быть не может. Это базисный принцип. Поэтому продолжим работать в этом направлении, чтобы перспектива возобновления шестисторонних переговоров рано или поздно открылась.
— Есть ли вероятность, что проблему можно будет решить по аналогии с иранской?
— Иногда говорят о том, что можно использовать иранский опыт. Применительно к корейским делам опять приходится прибегать к той же китайской методологии.
С одной стороны, иранский опыт к Корейскому полуострову неприменим. Слишком много там специфики. Это, конечно, вещи совершенно разные. С другой стороны, иранский принцип отчетливо показывает, что выйти на политико-дипломатическое решение самой сложной проблемы, связанной с ядерным оружием, все-таки можно. И это настраивает пусть и на очень осторожный, но оптимистический лад.
Что касается межкорейских отношений, то понятно, что это, как говорится, самый корень проблемы. Взаимоотношения между двумя частями Кореи, к сожалению, на наших глазах развиваются по чаще всего неблагоприятной синусоиде, когда провалов больше, чем взлетов. Не раз эти страны стояли на грани перерастания конфликта в крайне опасную стадию, близкую к горячей. Тем не менее сейчас, к удовлетворению всех соседей по региону, наметились пускай слабые, не слишком отчетливые, но все-таки признаки возобновления диалога между двумя частями Кореи. Если это так, то мы можем лишь пожелать сторонам успеха.
Если говорить о Китае и России как участниках процесса, то они оба заинтересованы не просто в развязке конфликта, в поиске решения ядерных аспектов проблемы, но в целом в создании атмосферы мира, стабильности и спокойствия в Северо-Восточной Азии. Опять-таки исходим из того, что это нужно делать политико-дипломатическими средствами. Прежде всего, нужно снижать военное присутствие, военную угрозу. А это зависит отнюдь не только от двух Корей. Это касается в первую очередь американского присутствия в регионе. Всем участникам процесса надо проявлять крайнюю осмотрительность, делая все возможное, чтобы не допустить осложнения этой очень хрупкой ситуации. Ну а перспектива все-таки — создание универсальной, равноправной, доступной для всех транспарентной системы региональной безопасности. В этом и состоит общая или, по крайне мере, очень близкая позиция России и Китая. И в этом же состоит отличие нашей позиции от американских подходов, которые вместе со своими союзниками с давних пор и по настоящее время практикуют и не собираются отказываться от блокового строительства, обеспечения безопасности путем создания разного рода замкнутых блоков и группировок. Наш подход диаметрально противоположный: всеобъемлющая система коллективной безопасности на основе универсальных принципов. Он значительно более трудоемкий, но в перспективе более надежно гарантирующий безопасность.
— С учетом актуальности вопроса борьбы с терроризмом как продвигается сотрудничество с Китаем в этой сфере?
— Китай, к сожалению, сталкивается с этой проблемой непосредственно. Несмотря на очень строгие и в целом эффективные меры безопасности, которые принимаются в Китае, известные случаи терактов, к сожалению, периодически имели место и сопровождались человеческими жертвами. Наше сотрудничество в области антитеррора развивается по разным направлениям. Мы достаточно активно взаимодействуем с Китаем в различных международных организациях, в том числе в ООН, контртеррористическом комитете Совета Безопасности ООН. И здесь наши позиции чаще всего совпадают, принципиальных различий между ними нет, потому что характер угроз, с которыми мы сталкиваемся, примерно одинаковый. 
Второе направление — работа в региональных организациях. В рамках ШОС есть специальный постоянно действующий антитеррористический орган, который объединяет все страны ШОС, и там ведется серьезная работа. Кстати сказать, это не просто кабинетная работа. Мы с недавнего времени достаточно активно практикуем проведение контртеррористических учений. Это новый этап сотрудничества. Он отражает возросшее доверие между сторонами. Вообще, любые совместные военные учения — это отражение взаимного доверия между участниками такого рода мероприятий. И, наконец, мы не скрываем, что между нашими странами есть сотрудничество и по линии соответствующих служб. Я бы сказал, что это хорошее партнерское взаимодействие. Так что, если давать оценку нашей совместной работе на контртеррористическом направлении, то эта работа, на мой взгляд, развивается достаточно эффективно и дает свои результаты, в том числе и в деле обмена информацией, которое имеет большое значение и для нас, и для наших китайских партнеров.
Что касается вовлеченности в те или иные конкретные страновые ситуации, скажем, как это было по Ираку и Сирии, то здесь каждая страна определяет степень своего участия, исходя из собственных возможностей, интересов, общего позиционирования в решении международных и региональных проблем. И Россия, и Китай — постоянные члены Совета Безопасности ООН. И на Китае, и на России, как и на других членах Совбеза, лежит повышенная ответственность за обеспечение международного мира и безопасности.
Мы уже показали способность к поиску решений в самых сложных ситуациях и к тесному партнерскому взаимодействию. Наилучший тому пример — это история с вывозом химического оружия из Сирии, где Китай и Россия выступали активными элементами международной схемы, которая обеспечила решение этой труднейшей задачи.

С уйгурами всё иначе. Эти граждане Китая для титульных китайцев остаются постоянной «группой политического риска». Уйгурский язык относится к тюркским, письменность уйгуров основана на арабском алфавите, и сами коренные жители выглядят иначе, чем ханьцы — крупнейшая государствообразующая народность Китая. Сегодняшние уйгуры — это замкнутая этническая группа, мало подверженная ассимиляции, чтящая всё, что составляет ее идентичность: культуру, историю, религию. Историческим топонимом этой территории является Восточный Туркестан.
Синьцзян же на китайском языке означает «новую границу». И это неслучайно. Эти земли после сложных исторических перипетий окончательно вошли в состав КНР только в XX веке, да и расположены они на периферии страны. Последний шанс создать самостоятельное государство история предоставила уйгурам, когда в небытие ушла Российская империя, а в Китай вторглись японцы. Однако долго уйгурское исламское государство не продержалось. Созданная в 1933 году Восточно-Туркестанская республика (ВТР) была совместными усилиями советских и китайских войск «упразднена» в 1935 году.
Повторно ВТР была провозглашена в 1944 году. Однако в августе 1945 года между Китаем и СССР был подписан договор о дружбе и сотрудничестве, в приложении к которому Советское правительство заявляло, что вопрос с Уйгурией СССР относит к внутренним делам Китая, в которые он не будет вмешиваться.
В 1949 году, после победы Компартии Китая над Гоминьданом, Политбюро ЦК КПК приняло решение о дислоцировании в Синьцзяне (Уйгурии) частей Народно-освободительной армии Китая численностью в 250 тысяч человек и о начале массового переселения туда ханьского населения. Официально о создании Синьцзян-Уйгурского автономного района было объявлено в 1955 году.
В своей более ранней истории Синьцзян несколько веков был зоной влияния Китая, но одновременно территорией бунтов, восстаний, завоеваний, разделов и междоусобиц. Уйгурский каганат VIII–IX вв. имел множество политических «государственных наследников», каждый из которых, не добившись внутренней консолидации, в итоге утрачивал самостоятельность. В разные периоды истории территория проживания уйгуров подолгу оставалась зоной политической нестабильности. И неудивительно, что с момента официального создания СУАР в составе КНР в 1955 году центральные власти Китая проводят там жесткую политику.
Однако политика эта несет в себе отнюдь не только запреты. Например, уйгуры как национальное меньшинство имеют послабления в части государственной политики «одна семья — один ребенок». Запреты же начинаются там, где возникает угроза радикализации. К примеру, очень жестко соблюдаются антирелигиозные меры: так, лицам до 18 лет запрещается участвовать в религиозных обрядах.
Вообще, за любыми очагами религиозности в светском Китае следят с повышенным вниманием — как за питательной почвой трех зол: сепаратизма, терроризма, экстремизма. Это внимание резко повысилось после начальной фазы «арабской весны». От китайских политиков не укрылось, что важнейшей организационной структурой подготовки «арабской весны» стали многотысячные группы в социальных сетях. И что именно через интернет проходили управляющие сигналы во время начавшихся беспорядков. К этой угрозе в Пекине отнеслись всерьез. И ответили уголовными преследованиями за поиск и просмотр в интернете материалов радикально-религиозного характера.
Но первым и основным элементом стратегии пекинского правительства в отношении Синьцзян-Уйгурского автономного района стало его массовое заселение представителями базовой китайской этнической группы — ханьцами. На 2000 год уйгуры составляли 45 % населения Синьцзяна, ханьцы — 40 %, в абсолютных числах — 8 345 622 уйгуров в СУАР из примерно 11 миллионов проживающих в Китае вообще. При этом расселение уйгуров и ханьцев в регионе неравномерное: есть территории и города, где уйгуры составляют до 90 % — например, Кашгар. И потому Кашгар сегодня является одной из наиболее взрывоопасных точек СУАР.
При этом переселенные в СУАР экономически и политически активные ханьцы занимают ведущие положение в основных сферах жизни региона. Когда в начале XXI века в Пекине было принято решение об ускоренном экономическом развитии этой отсталой территории, сюда пролился финансовый ливень. Преобладающая доля благ от этого инвестиционного потока досталась ханьцам, что не могло не вызвать недовольства уйгуров. Это недовольство начала активно подогревать инициированная Западом пропаганда, направленная на социально-экономическую дестабилизацию. Результатом стали массовые беспорядки, унесшие сотни жизней.
Но и политика Пекина в СУАР основательно продумана. С начала 2000-х она проводится в соответствии со стратегической концепцией «Большое освоение запада», рассчитанной до 2050 г.
Практическая реализация концепции разделена на 3 этапа. Первый этап (2001–2010 гг.) уже полностью реализован. По его итогам экономика западных провинций достигла первичного уровня индустриализации и среднегодового роста ВВП в 10 %. В СУАР этот показатель уже в течение 10 лет не опускается ниже 10 %, а в 2012 г. превысил среднекитайский уровень, составив 12 % ($119 млрд).
Сейчас идет осуществление второго этапа (2011–2030 гг.), нацеленного на модернизацию промышленности. И этот второй этап также проходит в условиях борьбы Пекина с дестабилизацией региона.
5 июля 2009 года в столице СУАР Урумчи вспыхнули массовые беспорядки. При этом поводом для митинга, переросшего в кровопролитие, стали события, произошедшие еще 26 июня 2009 г. в провинции Гуаньдун, географически являющейся едва ли не максимально удаленной точкой от родины уйгуров. Там, на заводе игрушек, подрались местные рабочие и гастарбайтеры-уйгуры, которым не нашлось работы у себя дома. Число пострадавших среди последних составило 89 человек, из которых двое скончались в больнице. Драка в другом конце страны аукнулась в Синьцзяне 197 убитыми, 1600 ранеными, сожженными автомобилями, автобусами, разгромленными магазинами, точные данные о которых просто несущественны по сравнению с человеческими потерями.
Столь специфические географические обстоятельства волнений говорят о явной скоординированности данных событий. А о серьезности отношения к ним властей КНР говорят последовавшие за ними 30 смертных приговоров уйгурам, ставшим инициаторами этих волнений. В сочетании с обвинениями местных ханьцев в присвоении основных благ от правительственных инвестиций в регион эти приговоры резко повысили градус конфликтности уйгуров в отношении Пекина. А заодно — привели к очередной активизации разжигания конфликта из-за рубежа. Так, 7 октября 2013 года в статье «Нью-Йорк таймс» был приведен пример: на китайском веб-сайте по поиску работы примерно в половине из 161 вакансии имелось предостережение, что заявки от лиц, не являющихся ханьцами, или тех, для кого китайский язык не является родным, даже не будут рассматриваться.
Положение с каждым годом становилось всё более серьезным. И в мае 2014 года новый руководитель КНР Си Цзиньпинь созвал высшее партийное руководство на специальное совещания по «уйгурскому вопросу». В результате было признано необходимым поднять трудовую занятость уйгуров, особенно на юге автономии. Причем государственные предприятия обязали предоставить национальным меньшинствам квоту не менее 25 % рабочих мест.
Однако это политическое решение пока не слишком сказалось на стабилизации ситуации, поскольку процесс уйгурской радикализации в регионе за последние годы успел зайти очень далеко. В последние 15 лет заметная часть уйгуров последовательно переходила с позиций национализма и борьбы за сохранение родного языка на позиции исламского радикализма во всех его экстремистских проявлениях. Уже с 90-х с уйгурами в Китае стали связывать деяния, носящие очевидно террористический характер.
О причинах этого можно говорить много. Среди них и общая радикализация ислама в соседней Средней Азии, и бурный всплеск активности талибов в соседнем Афганистане, и учеба уйгурских радикалов в пакистанских исламских военных лагерях талибов, и их участие в боевых действиях террористического «исламского интернационала» во множестве «горячих точек». Эти процессы, радикализующие уйгурский национализм и сепаратизм, получали постоянную и активную подпитку американских политиков, идеологов и специнструкторов.
В целом подоплеку событий последних лет в СУАР, и особенно уйгурских терактов этого года, уместнее искать не столько в характере отношений СУАР с Пекином, сколько в быстром росте влияния КНР в мире. Когда Китай стал стремительно набирать вес на мировой арене, в его застарелые «болячки» вдохнули новое содержание. Какое же именно?

2013 год стал поворотным в росте уйгурского терроризма. Теперь теракты — с использованием смертников — вышли за пределы Синцзяна. 28 октября джип с тремя пассажирами протаранил толпу туристов около площади Тяньаньмэнь в Китае, после чего взорвался. Погибшие террористы были опознаны как уйгуры. Отметим, что проведение такого рода акции именно на Тяньаньмэнь — это очевидный вызов именно Пекину, а не местным властям где-то на окраине.
В этом году произошли уже четыре теракта, причем новизна заключается не только в интенсификации деятельности террористов, но и в выборе объектов. Так, трижды объектами атак становились железнодорожные вокзалы. Но обо всем по порядку.
1 марта 2014 года группа из десяти вооруженных ножами уйгурских сепаратистов устроила резню на вокзале города Куньмин, убив 29 человек и ранив свыше 100. Куньмин, между прочим, находится в 3800 км от Синьзцяна. А значит, стоит вопрос о дестабилизации на всей китайской территории, а не только в СУАР. Обращает на себя внимание также резкое повышение жестокости нападения.
30 апреля 3 человека погибли и 79 получили ранения в результате комбинированной атаки с использованием взрывного устройства и холодного оружия на железнодорожном вокзале в Урумчи. Особо значимо то, что этот теракт пришелся на время визита туда Председателя КНР Си Цзиньпиня.
6 мая на вокзале города Гуанчжоу, провинция Гуандун, ножевые ранения получили шесть человек. То есть если раньше целью уйгурских террористов были госслужащие, а также государственные объекты, то теперь целью стали гражданские лица и объекты. Гуанчжоу расположен еще дальше, в 4200 км от СУАР, почти на побережье Южно-Китайского моря.
Такая продуманная география очевидно указывает на наличие штаба планирования терактов. А особое внимание к железным дорогам обличает отнюдь не импульсивный характер акций.
Дело в том, что улучшение инфраструктуры, в частности, железных дорог, является критическим элементом в планах по использованию природных ресурсов Синьцзяна, а также большей интегрированности через него экономики Китая со странами Южной и Центральной Азии, Европы, а, возможно, и Среднего Востока. По информации «Уолл Стрит Джорнэл», власти Китая планируют инвестировать в инфраструктуру СУАР 2 триллиона юаней (300 млрд долларов) за период с 2010 по 2015 год, построив шесть аэропортов, 8400 км железных дорог и 7155 км автомагистралей.
Но это не всё. Проходящие через автономный регион железные дороги также рассматриваются как составная часть широко рекламируемого проекта создания экономического пояса Нового Шелкового Пути. Например, реальностью стала железнодорожная линия протяженностью в 11 тысяч км, стартующая в китайском Чунцине, «нанизывающая» на свои рельсы Казахстан, Россию, Беларусь, Польшу и финиширующая в германском Дуйсбурге. Чунцин, город центрального подчинения, хотя и расположен в глубине страны, на реке Янцзы, благодаря построенным водохранилищам и гидроузлам может принимать в городском порту суда класса «река-море» тоннажем до 10 000 т. Введенная в эксплуатацию в январе 2011 года железная дорога хотя еще и не работает на полную мощность, но уже перевезла экспортных товаров в Европу на 3 млрд долларов.
Бум китайской экономики должен вдохнуть вторую жизнь в так называемый «Второй евроазиатский трансконтинентальный мост», который начинается на побережье Тихого океана, в порту Ляньюньган, в широтном направлении пересекает КНР, через пограничный переход Алашанькоу — Дружба (Достык) соединяется с железнодорожной сетью Казахстана, а затем через железные дороги России и стран СНГ выходит на страны Европы. Хотя проблем здесь хватает — от разницы в стандарте ширины колеи до таможенно-тарифной политики стран-транзитеров.
Через Синьзцян в Европу по построенной в 2012 году железной дороге экспортируется электронная продукция заводов города Ухань (провинция Хубэй), например, крупнейшего в мире производителя электронных компонентов и готовых изделий Foxconn.
О том, какое внимание уделяется прорыву Китая в Центральную Азию, говорят сами за себя даже названия статей в официальном органе Компартии Китая «Жэньминь жибао»: «Какие различия существуют в стратегиях Китая, США и России в Центральной Азии» и «Экономический пояс Шелкового Пути — какими конкурентными преимуществами обладает Китай в Центральной Азии».
Подчеркнем, что проект нового Шелкового Пути, соединяющего Дальний Восток с Европой через страны Средней Азии, активно разрабатывался в 90-е годы именно под патронатом США и ЕС. Однако тогда он основывался на общетюркской интеграции. А поскольку впоследствии США сделали в регионе ставку на исламизм и дестабилизацию, то проект оказался заморожен. Этим, в свою очередь, воспользовался Китай, фактически ставший новым держателем американского политического проекта.
Другие китайские проекты нацелены на уменьшение зависимости от морских поставок сырья, которые рискуют натолкнуться на противодействие ВМФ США или Индии. Это, например, планы соединить порт Гвадар в пакистанском Белуджистане и синьцзянский город Кашгар нефтегазопроводом, железной дорогой и автомагистралью. Проектная стоимость работ — 18 млрд долларов. Начало строительства новых объектов и расширения существующего Каракорумского шоссе запланировано на начало 2015 года, межправительственные соглашения подписаны еще в прошлом году.
В случае успешного претворения гвадарского проекта в жизнь Китай сможет импортировать средневосточную нефть и природный газ, не используя Малаккский пролив в Индийском океане. Который столь же легко блокируется, как, к примеру, Ормузский пролив между берегами Ирана и ОАЭ. А такая возможность, несущественная в мирное время, становится критически важной в военной обстановке.
Так что атаки уйгуров именно на железнодорожные объекты четко высвечивают стратегический смысл этих инфраструктурных единиц.
Разумеется, китайское правительство осознает угрозу со стороны террористов планам создания экономического пояса Нового Шелкового Пути и урбанизации городов второго и третьего эшелонов. И действует, не дожидаясь, пока они наберут достаточно силы, чтобы стать серьезной проблемой для главных инфраструктурных проектов.
Однако вернемся к трагическим событиям.
22 мая 2014 года объектом теракта стал Урумчи, административный центр СУАР. На сей раз атаке подверглось скопление людей на рынке. Две машины, протаранив ограждение, врезались в толпу, затем из них стали выбрасываться взрывные устройства, после чего одна машина взорвалась. Итог — 39 погибших и 94 раненых. Как видим, сделан новый крупный шаг в совершенствовании техники террора. Власти объявили, что исполнителями теракта являются мусульмане-уйгуры. Как было установлено, «данные лица находились под влиянием религиозного экстремизма, прослушивали и просматривали материалы экстремистского содержания». Такое заключение заместителя центра изучения этнических и религиозных исследований при Синьцзянской академии общественных наук было опубликованы в китайской газете «Чайна дейли» 23 мая, сразу после теракта.
Ответ центральной власти не заставил себя долго ждать. Уже первый месяц объявленной Пекином годичной антитеррористической кампании дал 380 арестованных. 13 человек казнены. Ликвидированы 32 банды «отъявленных террористов», конфискованы 264 взрывных устройства, 3,15 тонны взрывчатки и 357 единиц холодного оружия.
Но что питает этот взрыв терористической активности?
Чтобы разобраться в этом, необходимо проанализировать не только проблематику отношений между Китаем и США. А также внутрикитайскую проблематику. Необходимо также разобраться во взаимоотношениях Китая и Пакистана.
У Пекина с Исламабадом есть, во-первых, общий — Каракорумский — проект. И есть общий террористический враг. Террористы, угрожающие Китаю и Пакистану, проходят подготовку в лагерях на неконтролируемой властями Пакистана территории племен в районе афганской границы (Северный Вазиристан). Причем для Китая опасность представляет в первую очередь Исламское движение Восточного Туркестана (ИДВТ), в рамках которого осуществляется связь между уже рассмотренными нами уйгурами из СУАР и достаточно могущественными террористическими группами исламистов Центральной Азии.
Именно эта связь подпитывает быстрый рост уйгурского терроризма.
С ИДВТ связывают нападения на китайских граждан в пакистанском Белуджистане в 2007 году. Пакистанские власти за период 2008–2013 гг. экстрадировали в Китай свыше 20 схваченных активистов этой организации. Лидер Туркестанской исламской партии, приравниваемой Пекином к ИДВТ, Абдулла Мансур, на уйгурском языке дал тогда краткое телефонное интервью агентству Рейтер, в котором заявил, что Китай является не только врагом его организации, но и врагом всех мусульман, а война с Китаем –священный долг его организации. Тем самым американцы явным образом хотят заточить против Китая весь исламский радикализм, а не только его уйгурский передовой отряд.
Руководитель исламабадского центра политических исследований FATA Сайфулла Махсуд утверждает, что в последние несколько лет повстанцы-талибы создают новые укрытия для уйгуров, причем всё ближе к границе с Китаем. Итоговая цель — новый коридор, ведущий на родину. Плюс постоянная поддержка в части логистики. Плюс обкатка уйгурских боевиков в Сирии. Плюс многое другое.
В принципе, для объяснения этого уже достаточно. Понятно, что в годы постбиполярного мира в Китае настойчиво оформлялось его собственное «уйгурское подбрюшье». А теперь идет ускоренное создание и уйгурской террористической армии как первого эшелона войны с Китаем, и второго эшелона этой же войны — эшелона общеисламского. Налицо тем самым новый виток мироустроительной войны. Теперь уже по формуле «ислам против Китая».

Любопытна история с датировкой заявления главы MIT. В первый раз оно мелькнуло в электронных СМИ 18 октября 2015 года, но тогда не получило существенного резонанса. Громкую известность высказывание Хакана Фидана приобрело после повторного распространения на сайтах информагентств 13 ноября. То есть прямо перед началом серии терак­тов во Франции, произошедших в ночь на 14 ноября.
Получилось, что Турция призвала Запад признать квазигосударственное объединение, которое, со своей стороны, отказывается признавать право остальных государств на существование. По существу перед нами призыв согласиться на требования ИГИЛ как глобального террориста. А его требование известно — это присяга ему как новому халифату.
Что сулит большому исламскому миру и всем его соседям (включая РФ) живое участие Турции в судьбе «Исламского государства»? Именно теперь — после переправки тысяч беженцев при участии Турции с Ближнего Востока в Европу, после эксцесса со сбитым из Турции российским самолетом, после далеко идущих заявлений турецких официальных лиц — этот вопрос приобретает новую остроту. В связи с этим вспомним еще об одном важном аспекте ближневосточной политики.
В начале «арабской весны» падение режима Мубарака в Египте, и уничтожение в Ливии государства Муаммара Каддафи практически обрушили экономические коммуникации этих стран с Китаем. Причем речь шла именно о стремительно растущем экономическом присутствии Китая в указанных странах. Таким образом, правомочно считать, что события «арабской весны» создали преграду для угрожавшей США китайской экономической экспансии на Ближний Восток и в Африку. Значит, «арабская весна» представляла собой действенный инструмент США в их глобальной конкуренции с КНР.
Сейчас, исследуя взаимосвязи Турции и ИГИЛ, необходимо обсудить, что означает для Китая расширение «Исламского государства».
Осенью 2015 года в СМИ появились сведения о том, что турецкие спецслужбы готовят группы террористов из числа китайских уйгуров. Можно было бы счесть, что этот факт говорит лишь о традиционно тесной связи между тюркскими народами. А также о заинтересованности Турции в укреплении своего влияния на самую восточную часть тюркского мира — Туркестан. Всё это, конечно, так. Но дело не только в этом. Дело также в том, что уйгурские группы готовятся и проходят военную обкатку именно в рядах ИГИЛ. И свидетельств присутствия таких групп в Сирии всё больше.
Таким образом, ИГИЛ представляет собой новый, улучшенный после «арабской весны» инструмент, способствующий дестабилизации главного американского конкурента — Китая. И если бы «Исламскому государству» удалось быстро присоединить к зоне своего объявленного халифата территории, подконтрольные афгано-пакистанским талибам, то угроза дестабилизации подступила бы к Китаю вплотную. А мощность возникшего в этом случае халифатистского объединения — с перспективой подключения к нему уйгуров — сделала бы такую дестабилизацию неизбежной.
Однако совершить быстрое продвижение в афгано-пакистанскую зону ИГИЛ не удалось. Вспомним, что писала в октябре газета The Daily Beast в статье под названием «Талибан объединяется с Россией, чтобы бороться с ИГИЛ?». Газета сообщала, что представители «Талибана» несколько раз ездили в Китай, где во время их встреч обсуждалась проблема синцзянских уйгуров, проживающих на юге Афганистана. The Daily Beast цитировала слова одного из представителей «Талибана»: «Мы сказали им (то есть уйгурам — М.П.), что они находятся в Афганистане и что мы можем помешать им вести антикитайскую деятельность».
Эксперты настаивают на том, что Пакистан (спецслужбы которого сыграли решающую роль в создании движения «Талибан») существенно переориентируется с США на Китай. Ведь перспектива уступить собственную и афганскую пуштунские зоны «Исламскому государству», которое на этом не остановится, для Пакистана неприемлема. Очевидно, с этим связан пакистанский поворот к Китаю. И этот поворот настолько крут, что его последствия создают для США новую угрозу расширения китайского влияния.
На прошедшем в октябре в Пекине Сяншанском форуме по безопасности прозвучало выступление министра обороны, водных ресурсов и энергетики Пакистана Хаваджа Мухаммада Асифа. Пакистанский министр объявил о выдворении из страны уйгурских боевиков «Исламского движения Восточного Туркестана». Он сказал: «Я думаю, что они в небольших количествах скрывались в племенных районах, они все покинули их или были уничтожены. Их там больше нет». К этому Асиф добавил, что Пакистан готов бороться с «Исламским движением Восточного Туркестана». Поскольку это отвечает не только интересам Китая, но и его собственным интересам.
Далее, в первой половине ноября 2015 года китайское издание China Daily сообщило о том, что китайская госкомпания China Overseas Port Holding получила от пакистанского правительства 152 гектара земли в порту Гвадар в аренду сроком на 43 года (!). Не пора ли признать, что Китай практически вырвался к Аравийскому морю через стратегически важный пакистанский район Белуджистан (именно там находится Гвадар), а запланированное расширение ИГИЛ на восток не успело этому помешать? Очевидно, что борьба США с Китаем на этом направлении продолжится, и потому Китай очень торопится закрепить достигнутый результат и создать возле Ормузского пролива собственную особую экономическую зону.
China Daily писала: «Как прописано в соглашении, базирующаяся в Гонконге китайская компания получит полные права на управление портом Гвадар, который является третьей крупнейшей морской гаванью Пакистана».
В данном сюжете есть примечательная деталь: Гвадар считается южным окончанием большого китайско-пакистанского экономического коридора. Начало же этого коридора располагается в Синцзян-Уйгурском автономном районе КНР. Это означает, что необходимость дестабилизации Китая именно оттуда становится для его конкурентов всё более острой.
А поскольку Пакистан и талибы отказываются раскачивать китайских уйгуров (которых в Китае более 9 миллионов), то эта роль достается, с одной стороны, Турции как тюркскому покровителю уйгуров, а с другой стороны — игиловцам как исламистским ультрарадикалам. Далее, если афгано-пакистанский коридор для доставки в Китай радикальных групп пока перекрыт, значит, нужен другой. Какой? Конечно, тюркский мир — от Турции до тюркских стран Центральной Азии и китайских уйгуров. И вряд ли коридор, необходимый Турции и ИГИЛ для коммуникаций с уйгурами, обойдет стороной Поволжье и Северный Кавказ.
Китайские СМИ обращают на это внимание с конца 2014 года. Тогда на новостном сайте Want China Times появился материал под названием «Сепаратисты из «Восточного Туркестана» проходят обучение в ИГИЛ и планируют вернуться в Китай». Сайт опирался на данные, ранее уже опубликованные китайским изданием Global Times: «...Радикалы из числа этнических уйгуров... пробираются за границу, чтобы присоединиться к силам ИГИЛ, обучаться и воевать в Ираке и Сирии. Их цели — завоевать большее признание со стороны международных террористических группировок, наладить каналы для контактов и обзавестись реальным боевым опытом прежде, чем принести свои знания назад в Китай».
Издание Global Times сообщало, ссылаясь на китайских экспертов, что синцзянские уйгуры вступают в ИГИЛ либо в Сирии и Ираке, либо в отделениях ИГИЛ в странах Юго-Восточной Азии. Далее в материале издания говорилось: «Однако поскольку международное сообщество активизировало антитеррористические усилия, ИГИЛ теперь избегает вербовки новых членов прямо на своей «базе», предпочитая разделять их путем направления в более мелкие ячейки в Турции, Сирии, Индонезии и Киргизии».
Летом 2015 года уйгурская проблема привела к осложнениям турецко-китайских отношений.
Началось всё в Таиланде, где властями было принято решение о депортации в Китай более ста уйгуров. В ночь на 9 июля, протестуя против этого решения, турецкие уйгуры разгромили китайское консульство в Стамбуле.
В ответ власти Таиланда скорректировали свою позицию и заявили, что без доказательств противоправной деятельности уйгурских переселенцев их не будут высылать в Китай, но... будут депортировать прямо в Турцию! Такое решение не было новым, депортации уйгуров в Турцию происходили и раньше. Всего же в Турции проживает около 60 тысяч уйгуров. Так что речь идет, видимо, не об одиночных случаях депортаций, а о последовательной концентрации в Турции разбросанных по странам Азии уйгурских групп.
В июле арабское издание «Аль-Канун» процитировало слова Тонг Би Чана, высокопоставленного чиновника Министерства общественной безопасности КНР, который заявил: «Турецкие дипломаты в странах Юго-Восточной Азии выдают уйгурам, которые проживают на территории китайской провинции Синцзян, документы Турецкой Республики. Это дает им возможность беспрепятственно попадать на территорию Турции, где уйгуры проходят соответствующую подготовку для участия в вооруженной борьбе против режима Башара Асада на стороне радикалов из ИГИЛ».
И наконец, совсем недавно на пропагандистском ресурсе «Исламского государства» под названием «Аль-Хайят» была выложена песня на китайском языке. В песне содержится призыв пробудиться, адресованный китайским мусульманским братьям. Такие призывы — это часть запущенной ИГИЛ антикитайской кампании. В другом видео халифатистов 80-летний мусульманский священник из Синцзяна призывает своих соотечественников-мусульман присоединиться к ИГИЛ. На следующих видеокадрах демонстрируется класс из уйгурских мальчиков, один из которых обещает поднять флаг ИГИЛ в Туркестане.
Все это подводит к выводу о том, что среди задач ИГИЛ в кооперации с Турцией — разогрев и запуск «китайской весны» в достаточно обозримые сроки. Такая задача потребует использования «кооператорами» сопредельных с Китаем территорий — прежде всего, тюркских государств Центральной Азии. Например, Киргизии в этом плане явно предназначена роль пункта накопления и подготовки радикальных группировок.
Большая ближневосточная мироустроительная война ищет свой путь на восток, в сторону Китая. А значит, новые крупные фазы этой войны — не за горами.

Можно сказать, что китайско-российские отношения с течением времени все больше упрочивались, развиваясь на протяжении 66 лет. Будучи наиболее стабильными, наиболее здоровыми и наиболее зрелыми, они стали образцовыми межгосударственными отношениями в современном мире. Китай и Россия относятся друг к другу как к равным, в полной мере учитывают взаимные интересы и предметы озабоченности, а также извлекают пользу из взаимного всестороннего стратегического взаимодействия. Китай и Россия прилагают совместные усилия к поддержанию международного равенства и справедливости, развитию международных отношений нового типа, основанных на сотрудничестве и общем выигрыше, и тем самым играют незаменимую важную роль в поддержании мира, стабильности и развития во всем мире.
Во-первых, совместное проведение праздничных мероприятий в честь Победы во Второй мировой войне повысило уровень политического взаимодоверия между Китаем и Россией, придало позитивную энергию в дело установления мира и стабильности во всем мире. Китай и Россия провели ряд торжественных и памятных мероприятий в честь 70-й годовщины Победы во Второй мировой войне, чтобы сохранить память об историческом прошлом, отдать дань павшим, чтобы дорожить миром и смотреть в будущее. Главы двух государств в мае и сентябре присутствовали на памятных мероприятиях в честь 70-летия Победы во Второй мировой войне, прилагали совместные усилия по принятию совместного заявления глав государств-членов ШОС в связи с 70-й годовщиной Победы над фашизмом. КНР и РФ продемонстрировали всему миру общую решимость поддерживать международную справедливость и защищать итоги Второй мировой войны, своим практическими шагами настойчиво призывая всех извлечь уроки истории. Также Китай и Россия закрепили за собой положительный имидж победителей Второй мировой войны и ответственных держав. Во время проведения данных мероприятий главы двух государств подписали совместное заявление КНР и РФ об углублении всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия и о продвижении взаимовыгодного сотрудничества, тем самым всеобъемлющее стратегическое партнерство КНР и РФ поднялось на новый уровень. Также государства провели совместные учения "Шанхайское взаимодействие — 2015", что еще больше обогатило содержание стратегического взаимодействия китайско-российских отношений.
Во-вторых, сопряжение стратегий развития двух стран принесло пользу нашим странам и народам, активизировало рост экономики региона. Вслед за углублением развития отношений, концепции устойчивого развития двух стран выявилось множество точек соприкосновения. Российская сторона утвердила стратегию развития на период до 2020 года с опорой на инновации, Китай поставил перед собой серьезную цель к 2020 году построить общество средней зажиточности. Также для реализации нового этапа государственного инновационного развития, гармоничного экологического развития, развития открытости и общего благосостояния КНР выдвинула стратегическую инициативу совместного строительства экономического пояса Шелкового пути, Россия инициировала образование Евразийского экономического союза. В мае 2015 года главы двух государств подписали совместное заявление КНР и РФ о сотрудничестве по сопряжению строительства экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза, которое явилось новой важной исторической вехой в развитии отношений двух стран, еще больше сблизило сопряжение инициатив развития КНР и РФ, создало прочную материальную основу для процветания народов наших стран, что в будущем будет содействовать сотрудничеству, развитию и процветанию всей Евразии. В настоящее время обе страны уже сформировали рабочий механизм для координации процессов сопряжения, активно ведутся переговоры по утверждению долгосрочных планов, а также в рамках этого проекта ведется сотрудничество в области финансов, инвестиций, энергетики, инфраструктурных объектов и в других сферах.
В-третьих, продвижение сотрудничества в области крупных стратегических проектов открывает направления двустороннего практического сотрудничества. Это придает российско-китайским отношениям мощную движущую силу. В 2015 году в присутствии глав двух государств, премьер-министров были подписаны двусторонние документы в таких стратегических областях, как энергетика, инвестиции, финансы, высокие технологии, таможенный контроль, контроль качества продукции, образование, туризм и др. На территории КНР уже начались строительные работы восточного маршрута газопровода, соглашение которого получило в СМИ название "сделки века".
Две стороны также подписали договор на разработку проектной документации строительства ВСМ Москва — Казань, отметив, что сотрудничество КНР и РФ в области железнодорожной магистрали вышло на этап практической реализации. "Китайские железные дороги" будут вести сотрудничество двух сторон в сфере строительства высокоскоростных магистралей. Китайская навигационная система Бэйдоу и российская спутниковая система ГЛОНАСС развернули сотрудничество, прилагая все силы на создание лучшей в мире китайско-российской навигационной системы. Две стороны ускорили процесс совместной разработки дальномагистрального широкофюзеляжного самолета, повысив уровень сотрудничества в сфере строительства больших самолетов. Также две стороны ведут сотрудничество в сфере атомной энергетики, электроэнергии, химической промышленности, разработке полезных ископаемых. Широта и глубина измерений китайско-российского практического сотрудничества расширяются и углубляются все больше и больше.
В-четвертых, совместное проведение крупных мероприятий на государственном уровне повысило уровень взаимопонимания между народами двух стран, укрепило базу на уровне общественных масс для развития российско-китайских отношений. "Годы дружественных молодежных обменов между КНР и РФ" 2014-2015 годах сыграли ведущую роль в гуманитарном культурном сотрудничестве, привлекли большой интерес и внимание у населения стран, вызвали новую волну китайско-российского гуманитарного сотрудничества. В период проведения "Годов дружественных молодежных обменов между КНР и РФ" было проведено в общем более 600 совместных мероприятий, которые территориально охватили значительную часть Китая и России. Содержание мероприятий охватило такие сферы, как образование, культура, наука и технологии, здравоохранение, спорт, архивное дело, журналистика, радио и телевещание и многие другие. Основными формами проведения стали соревнования, молодежные обмены, форумы, выставки, конференции, тренинги, студенческие обмены, фестивали искусств, недели кино. Количество принимающих непосредственное участие в мероприятиях в рамках "Годов дружественных молодежных обменов между КНР и РФ" и зрителей достигло 100 млн человек. Степень взаимного интереса двух сторон продолжает увеличиваться. Согласно опросу общественного мнения в России, Китай является самой дружественной страной для России, кроме того, количество китайских туристов, въехавших на территорию РФ, демонстрирует тенденцию роста на протяжении трех последних лет. Китай стал первой страной по количеству въезжающих на территорию России туристов среди других стран. Кроме того, образование Ассоциации медицинских университетов, клуба молодых предпринимателей Китая и России, обмен визитами председателей молодежных организаций двух стран, дипломатов, журналистов, совместное проведение творческих фестивалей, неделей кино и т.д. взаимообогащают друг друга, придают динамику сотрудничеству стран во всех сферах, все больше повышают качество сотрудничества.
- С какой целью в Китае был провозглашен антитеррористический закон? Данный законопроект обязывает иностранные предприятия, в особенности научно-технические фирмы (НТФ), предоставлять китайской стороне ключевые данные. Некоторые страны выразили обеспокоенность по этому поводу. Как вы это прокомментируете?
— Терроризм – это общий враг для всего человечества. Во второй половине прошлого года международные террористические организации в Сирии, Франции, Мали последовательно совершили ряд террористических атак, которые потрясли мировое сообщество. В том числе несколько граждан Китая были безжалостно убиты террористами, принесшими людям глубокое горе и страдание.
Китай резко осуждает зверские действия террористов и желает постепенно усиливать сотрудничество с мировым сообществом. Китай желает непреклонно бороться с губящей невинные жизни террористической деятельностью и защищать мир и спокойствие в долгосрочной перспективе.
Развитие антитеррористического законодательства — это общепринятая практика во всех странах мира, особенно сегодня, когда международная антитеррористическая борьба с каждым днем усложняется. Страны посредством принятия различных мер предотвращают террористические акты и борются с терроризмом. Китай также сталкивается с прямой угрозой терроризма, исходящей от "Исламского движения Восточного Туркестана". Поэтому разработка и провозглашение антитеррористического закона в Китае это требование совершенствования государственного законодательного строительства и стимулирования плана всестороннего продвижения управления страной в соответствии с законом. А также это действительная необходимость предотвращения террористических актов и борьбы с терроризмом в соответствии с законом, чтобы Китай в полной мере взял на себя международную ответственность великой державы. В процессе разработки этого закона мы уделяли большое внимание заимствованию удачного опыта других государств. Поэтому я считаю, что нравоучения некоторых государств по этому вопросу не имеют никакого смысла, наоборот, специально создает политику двойных стандартов в вопросах борьбы с терроризмом, наносит большой вред взаимному доверию и сотрудничеству.
Китай и Россия в качестве постоянных членов Совета Безопасности ООН всегда отдавали силы защите мира и стабильности во всем мире. Усиление борьбы с терроризмом является важной составляющей китайско-российского всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия. Обе стороны в двустороннем и многостороннем форматах продемонстрировали эффективное сотрудничество в борьбе с терроризмом, которое получило положительную оценку мирового сообщества. МИД РФ 31 декабря 2015 года выступил с комментарием, в котором Москва выразила одобрение принятию антитеррористического закона в Китае, посчитав его полностью соответствующим основным международным нормам и общепринятым действиям. А также выразила уверенность в том, что данный закон в будущем будет способствовать постепенному усилению сотрудничества двух государств в борьбе с терроризмом. Китай высоко ценит этот комментарий.
- Последнее время в СМИ обоих государств стали появляться пессимистичные заявления касательно торгового сотрудничества России и Китая. Что вы думаете по этому поводу? Как вы считаете, какие меры следует принять для того, чтобы изменить тенденцию к снижению товарооборота между Россией и Китаем?
— Действительно, в 2015 году двусторонняя торговля между Китаем и Россией продемонстрировала очевидное снижение, однако объем торговли не снизился, напротив, поставки сырой нефти из России в Китай даже выросли. Я считаю, что снижение двусторонней торговли временное. Китай и Россия обладают крупными экономиками и высокой степенью комплементарности промышленности, а также большими рынками и, что особенно важно, сильным желанием двустороннего сотрудничества и налаженным механизмом сотрудничества.
Если смотреть на проблему объективно, то у снижения двусторонней торговли есть несколько причин. Это продолжающийся застой в глобальной экономике, в особенности фактор колебания цен на нефть и другие основные товары, а также реальная проблема экономического развития и потребностей рынка обоих государств. Кроме того, структура двусторонней торговли все еще недостаточно диверсифицирована, а объем взаимных инвестиций невелик и ограничен.
Поэтому обе стороны должны развивать роль межправительственных комитетов по сотрудничеству, способствовать росту предпринимательского доверия, активизировать сотрудничество предприятий; сделать акцент на улучшении структуры двусторонней торговли, стимулировать упрощение торгового сотрудничества; осуществлять подписанные обоими государствами крупные стратегические проекты, заложить направление двустороннего практического сотрудничества; интенсифицировать сотрудничество в сфере инфраструктуры, сельского хозяйства и регионального сотрудничества, искать новые источники роста; увеличивать расчеты в национальных валютах и расширять сотрудничество в области электронной коммерции, в то же время усиливать сотрудничество в рамках АБИИ, Нового банка развития БРИКС, фонда Шелкового пути и других структур; продолжать российско-китайское ЭКСПО, чтобы демонстрировать преимущества двустороннего сотрудничества, играть роль посредника в сотрудничестве предприятий; ускорять создание стыковки "Один пояс и один Союз", стимулировать создание зоны свободной торговли в рамках ШОС, приводить в движение развитие региональной экономики. Я убежден, что благодаря совместным усилиям двустороннюю торговлю между Россией и Китаем ждет новый подъем.
Говоря о появившихся в СМИ обоих государств сообщениях, я считаю, что главной причиной их появления является то, что некоторые СМИ недостаточно разбираются в текущей ситуации двусторонних межгосударственных отношений и в остальных сферах сотрудничества. СМИ обоих государств должны укреплять взаимное доверие, увеличивать взаимное общение. По договорённости глав двух государств следующие два года объявлены "Годами обменов между китайскими и российскими СМИ", что будет постепенно углублять и расширять гуманитарный обмен и сотрудничество двух государств. Надеюсь, что СМИ обоих государств в полной мере используют этот редкий шанс и, основываясь на принципах равноправного взаимодоверия, укрепления дружбы, служения общим интересам, будут постепенно укреплять сотрудничество, углублять взаимное доверие, создавать сообщество китайско-российских СМИ с единой судьбой. Важно полностью реализовать роль государственного рупора и активно бороться за право голоса на международной арене, прилагать усилия для создания отвечающего интересам России и Китая общественного мнения, способствующего развитию и углублению китайско-российских отношений и практического сотрудничества.
- Многие государства внимательно следят за реализацией концепции экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП). Некоторые из них готовы конкурировать за возможность стать страной-транзитером в рамках проекта. Заинтересован ли Китай в том, чтобы транспортные пути ЭПШП проходили через территорию России? Есть ли у России конкурентное преимущество?
— Сейчас много стран проявляют активный интерес к инициативе экономического пояса Шелкового пути, были заключены соглашения и меморандумы на двустороннем и многостороннем уровнях. Россия, как крупнейший сосед и стратегический партнер Китая, является важным участником общего строительства Шелкового пути, имея при этом существенные преимущества. Во-первых, уникальное географическое соседство с Китаем. Китайско-российская граница протяженностью 4300 км является мирной, стабильной и дружественной и уже стала важным звеном в укреплении дружбы и сотрудничества двух стран. Строительство моста Нижнелененское — Тунцзян, которое началось в феврале 2014 года, а также другие проекты транспортной инфраструктуры, которые находятся в стадии переговоров, заложили прочную основу транспортному объединению стран.
Во-вторых, уникальное политическое взаимодоверие стран. Китайско-российские отношения можно назвать самыми хорошими среди всех двусторонних отношений крупных держав в мире. Лидеры наших стран проводят встречи каждый год, механизм регулярных встреч глав правительств и комитетов работает эффективно, особенно подписанное КНР и РФ совместное заявление о сотрудничестве по сопряжению строительства ЭПШП и ЕАЭС, что дает возможность обеим сторонам в данных рамках иметь общие цели, скоординированную позицию и принимать общие меры.
В-третьих, содержательное практическое сотрудничество. Обе стороны начали строительство восточной ветки газопровода, подписали меморандум о строительстве ВСМ Москва-Казань, устойчиво продвинули развитие регионального и приграничного сотрудничества, активно провели финансовое сотрудничество в рамках АБИИ, Нового банка БРИКС и Фонда Шелкового пути.
В-четвертых, различные формы гуманитарного сотрудничества. Страны непрерывно взаимно проводят годы России и Китая, годы языка, туризма, молодежных обменов и другие мероприятия на государственном уровне. Кроме того, проводились фестиваль китайско-российской культуры, диалог искусств, фестиваль культуры, кинофестивали и другие мероприятия для активизации культурных обменов. Россия и Китай взаимно организовали культурные центры как платформу для углубления взаимного понимания народов двух стран. 
Региональное сотрудничество является важной частью и постепенно становится точкой роста двустороннего практического сотрудничества.
В 2016 году обе стороны должны сосредоточиться на трех ключевых аспектах взаимодействия. Первый, это приграничное сотрудничество. Роль в активном продвижении делового сотрудничества играет Совет глав регионов Дальнего Востока России и провинций северо-востока КНР. Китай готовится к организации инвестиционного фонда китайско-российского регионального развития, который сделает упор на реализации проектов на Дальнем Востоке. Китайская сторона готова рассмотреть подходящие для России формы сотрудничества, чтобы проекты, направленные на сотрудничество в области портовой логистики, глубокой обработки ресурсов и сельскохозяйственной продукции, науки и образования, туризма, строительства гостиниц, транспортной инфраструктуры, как можно раньше дали результаты.
Во-вторых, верховье реки Янцзы в Китае и российский Приволжский федеральный округ имеют мощный экономический потенциал, уровень технической оснащенности и богатое культурное наследие. В дополнение к преимуществу обоюдного выигрыша, два региона установили контактный механизм, сформулировали план из 153 инвестиционных проектов, имеющих гуманитарный приоритет, и уже приступили к практическому сотрудничеству. Стороны должны ускорить запуск прямых рейсов, а также открытие консульских представительств.
В-третьих, города- побратимы. Деятельность городов- побратимов это не только установление связей, но и прямое участие в развитии экономики и социальной сферы. Китай и Россия уже установили дружественные связи между десятками городов и провинций, которые поддерживают тесные контакты. Китай и Россия должны обобщить этот опыт, чтобы углублять контакты городов-побратимов и содействовать развитию и процветанию российской и китайской экономик и обществ.
- В 2016 году Китай примет у себя саммит G20. Какие вопросы будут основными в повестке во время китайского председательства?
— Механизм G20 возник в наиболее критический момент международного финансового кризиса 2008 года. В качестве форума по сотрудничеству между развитыми и развивающимися странами группа двадцатки способствовала международному экономическому сотрудничеству, приложила усилия и сыграла решающую роль в восстановлении и стабилизации мировой экономики. В этом году саммит G20 пройдет в Китае, что демонстрирует не только высокое доверие международного сообщества к нашей стране, но и готовность Китая внести свой вклад в мировое сообщество. На саммите в Анталье Си Цзиньпин пригласил глав стран-участниц, надеясь, что они соберутся в Китае, чтобы совместно обсудить принципиальный политический курс на основе развития в одной лодке и взаимовыгодном сотрудничестве, открывать новую ситуацию мирового экономического сотрудничества.
В настоящее время в мире происходит слабый экономический рост, производственный потенциал сокращается, мировая торговля и инвестиции находятся на низком уровне, проблема безработицы все еще выходит на первый план, неравноправие и диспропорция беспокоят многие страны. Экономические тенденции и политические ориентиры ведущих стран серьезно отличаются, усложняется согласование макрополитики. Мировая экономика призывает к новым импульсам. Это требует от стран G20 изучить ситуацию, принять конкретные действия, углубить сотрудничество, скоординировать политику и действия для разрешения проблем мировой экономики, а также приложить усилия для сильного, устойчивого и сбалансированного роста. Как принимающая сторона саммита G20, Китай готов работать с каждой из стран, чтобы построить "инновационную, жизнеспособную, связанную и толерантную экономику". Это станет основными темами саммита в 2016 году.
Инновации являются движущей силой для устойчивого роста мировой экономики. Группа двадцати должна стать двигателем инновационного развития и структурных реформ, поощряя всестороннюю инновацию и реформы в таких областях, как наука и техника, развитие идей, институциональные механизмы, бизнес-модель. Необходимо повысить эффективность факторов производства и ресурсов в глобальных сферах, а также создать новые источники роста мировой экономики.
Жизнеспособность означает имеющий потенциал для мирового экономического роста. Группе 20 необходимо продолжать совершенствовать глобальное экономическое управление; прикладывать усилия для того, чтобы это управление было справедливым, разумным и эффективным; последовательно повышать динамику и качество внутреннего экономического роста каждого государства, а также способность противостоять экономическим рискам; полностью высвободить мировой экономический потенциал.
Связанность — это тесная взаимосвязь и позитивное взаимодействие. В эпоху глобализации взаимосвязь в росте и развитии каждого государства стала сильной и тесной. Группе 20 нужно создать ощущение единства в глобальном сообществе с единой судьбой и общими интересами, построить открытую мировую экономику "я в тебе, ты во мне", сообща отвечать на вызовы, достигать взаимного выигрыша, скоординировано обсуждать и строить мировую экономику.
Толерантность означает развитие на благо всех народов. Уровень развития стран в мире сильно отличается, и этот разрыв нужно сокращать, а не увеличивать. Итоги развития должны быть разделены, а не монополизированы. Группе двадцати следует продолжать работать, чтобы сделать рост более всеобъемлющим, сократить неравенство и дисбаланс в глобальном развитии посредством практических действий, тем самым принеся пользу всем сторонам.
Работа по подготовке саммита уже началась. Готовятся заседания координационных советов, заседание министров финансов и глав ЦБ, заседание глав профильных министерств, а также другие мероприятия в рамках G20, в том числе гражданская двадцатка, трудовая двадцатка, молодежная двадцатка, двадцатка мозговых центров и саммит женской двадцатки. Китай будет укреплять координацию и сотрудничество со всеми странами и прилагать неустанные усилия, чтобы построить мировую экономику на принципах " инновации, жизнеспособности, взаимосвязи и толерантности". Я уверен, что, благодаря совместным усилиям, Саммит G20-2016 будет впечатляющим для мирового сообщества.
- Сейчас китайская концепция, китайская программа, китайская скорость развития находятся в центре внимания мировых СМИ. Как вы можете оценить итоги трехлетнего правления Си Цзиньпина?
— За три года ЦК КПК во главе с генеральным секретарем Си Цзиньпином продемонстрировал обязанность, решимость, активность и целеустремленность, открыл новую ситуацию всеобъемлющей дипломатической системы с китайской спецификой. За этот период Си Цзиньпин совершил 19 политических визитов по 40 странам, это около 133 дней и 380 тысяч километров. Он выдвинул новые идеи, концепции, принял ряд мер и действий, расширил взаимные интересы с различными странами, получил широкую поддержку в мире, что позволило Китаю чувствовать себя более уверенным на международной арене. Именно поэтому "китайская позиция", "китайское предложение и совет" привлекли широкое внимание в мире.
Во-первых, активное содействие дипломатии крупных держав. Председатель КНР Си Цзиньпин выбрал Россию в качестве первой страны его первого зарубежного визита после вступления в должность и за три года посетил Россию пять раз, особенно активно участвовал в праздновании Дня Победы. Лидер КНР проявил "спортивную дипломатию" и с президентом РФ Путиным провел 17 встреч. Глава КНР также установил тесные рабочие связи с лидерами других крупных стран, активно строит механизм сотрудничества и общего выигрыша в качестве основы отношений нового типа между крупными державами.
Во-вторых, внимательное планирование дипломатии с сопредельными странами. Председатель КНР выдвинул концепцию дипломатии в отношении соседних стран, основанную на "близости, честности, доброжелательности и толерантности", а также стратегическую концепцию "один пояс и один путь". Трижды он посещал Юго-Восточную Азию, два раза Центральную Азию, Южную Азию и Северо-Восточную Азию. Такая дипломатия по разным важным сопредельным местам получила эффективные результаты. Визит Председатель Си Цзиньпина на родину премьера Индии Моди также произвел на нас глубокое впечатление.
В-третьих, интенсивное проявление инициативы в многосторонней дипломатии. Китай выступил с инициативой создать АБИИ, получив интенсивную реакцию более чем 50 стран. Россия стала одним из учредителей банка. От саммитов G20 до саммита ШОС и БРИКС, от саммитов ООН до климатического саммита в Париже и саммита в рамках Форума по китайско-африканскому сотрудничеству Си Цзиньпин продвигает китайскую позицию, которая получила серьезное внимание со стороны международного сообщества и проявила имидж Китая как ответственного государства.
В-четвертых, непрерывное расширение сотрудничества Китая с развивающимися странами. Сразу после избрания Си Цзиньпин посетил Танзанию, где изложил политический курс Китая в Африке. В конце прошлого года на закрытии саммита форума по китайско-африканскому сотрудничеству он сообщил о десяти программах сотрудничества Китая с африканским континентом. В 2013 году он провел встречу с лидерами восьми стран Карибского бассейна. Во время саммита БРИКС в 2014 году состоялась его встреча с лидерами стран Латинской Америки, которая положила начало новой эпохе в китайско-латиноамериканских отношениях.
В-пятых, отличная организация дипломатии на своем поле. За три года Си Цзиньпин 165 раз встречался с главами иностранных государств на территории Китая. На проспекте Чанъаньцзе в Пекине беспрерывно сменялись флаги иностранных государств. С саммита Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии в Шанхае до саммита АТЭС в Пекине, с Боаоского азиатского форума до Всемирной интернет-конференции в Учжэне — целый ряд вышеупомянутых дипломатических мероприятий успешно проведены одна за другой. В 2016 году мировое сообщество снова соберется в Китае на саммите G20.
За три года круг друзей Китая постепенно расширился. Глобальная сеть партнерских связей Китая преобразовалась — с 67 странами, пятью регионами или региональными объединениями Китай установил 72 партнерских соглашения в различной форме и на разных уровнях.Концепция "один пояс и один путь", как две цветные ленты, объединила 4,4 миллиарда человек. В рамках концепции продвигается много крупных многосторонних проектов, запущен Фонд шелкового пути объемом в 40 миллиардов долларов. Учреждение АБИИ, Нового банка развития БРИКС, участие Китая в ЕБРР и включение юаня в корзину МВФ позволили Китаю стать важной частью мировой финансовой системы.
За три года в мире распространился образ Китая как уверенной, открытой, динамичной страны. Сдержанный, миролюбивый и общепризнанный голос Китая был услышан во всем мире. Китайские рассказы о честности, равенстве, взаимной выгоде, сотрудничестве и общем выигрыше получили широкое распространение.