За Китай

Полученные данные свидетельствуют о том, что подводники «подвержены более высокому риску и имеют более серьезные психологические проблемы», - заявили исследователи в отчете, опубликованном в этом месяце в журнале «Военная медицина» , выпускаемом Обществом федеральных медицинских работников США.

В исследовании говорится, что необходимы дополнительные исследования, чтобы понять причины проблем с психическим здоровьем, и что стратегическое значение моря для Китая, вероятно, будет одним из факторов, способствующих  возникновению  таких  проблем.

«Мы предполагаем, что это может быть связано, с одной стороны, с увеличением количества военных маневров на юге Китая в последние годы, которые могут включать от 60 до 90 дней подводного плавания», - заявили исследователи.

«С другой стороны, физически недружелюбная среда означает, что подводники не только живут в изолированной, постоянно закрытой среде, но и спят в каютах  с   чрезмерным  уровнем  шума».

Исследование также показало, что моряки служащие на атомных  подводных  лодках чаще испытывали психологические проблемы, чем их коллеги на традиционных судах, то  же  самое относится к тем кто  имеет  университетское образование.

Что касается последнего, исследователи заявили, что  замкнутое пространство подводной лодки  может «не отвечать рабочим требованиям высокообразованного персонала, стремящегося к свободе и интеграции в общество».

В исследовании говорится, что необходимы дополнительные исследования, чтобы понять причины проблем с психическим здоровьем подводников. Фото: AFP

Несмотря на свои выводы, исследователи заявили, что открытие, что 21 процент подводников испытывают проблемы с психическим здоровьем, не сильно отличается от исследования 2005 года, которое показало, что у 18 процентов всех китайских военных-мужчин были такие проблемы.

Но более высокие баллы по некоторым симптомам и общая оценка подчеркнули уязвимость подводников Южно-Китайского моря и предоставили военным базу для разработки  мероприятий  по улучшению  психического здоровья в этой  группе   военнослужащих,   сказали они.

Пекин считает почти все Южно-Китайское море своей суверенной территорией, но Бруней, Индонезия, Малайзия, Филиппины, Тайвань и Вьетнам   имеют конкурирующие претензии.

Чтобы подкрепить свои заявления, Пекин увеличил свое военное присутствие в  этом  водном  бассейне, создав базы и организовав регулярное морское патрулирование.

До недавнего времени Турция продвигала собственную концепцию интеграции евразийского пространства, которая предусматривала развитие межрегиональной транспортной инфраструктуры, которая соединит Турцию, Грузию, Азербайджан, Туркменистан и Казахстан железными дорогами и паромной переправой на Каспийском море.
Что же касается проблемы сопряжения своей инициативы с китайской, то Анкара действовала с оглядкой на Запад, прежде всего, США, держалась на расстоянии, не спеша к совмещению проектов. Да и Китай внешне не форсировал ход событий, исходя из того, что Ближний Восток, где расположена Турция, выделяется высокой конфликтностью. Ведь концепция его проекта «Один пояс – один путь» базируется на принципе «без мира – нет развития», следовательно, для Пекина ключевой является проблема безопасности.
Внешне все вроде бы лежит на поверхности, если оценивать ситуацию с утвердившейся на Западе позиции, согласно которой президент Турции Реджеп Эрдоган практически реализует геополитическую доктрину неоосманизма как в идеологической, так и в экономической сфере.
В Турции многие представители экспертного сообщества не скрывают, что Анкара стремится консолидировать вокруг себя все тюркские народы, то есть продвигают идею пресловутого пантюркизма (объединение всех территорий, населенных тюрками, в единое государство).
Для этой цели ей необходима прямая граница с другими тюркскими странами. Так, по итогам карабахской войны и подписанному мирному соглашения намечено проложить транспортный коридор межу западным Азербайджаном через территорию Армении в Нахичевань и оттуда в Турцию.
Возникший турецко-азербайджанский тандем стал первым кирпичиком в создаваемом новом «великом Туране». Напомним что к тюркским странам, кроме Турции и Азербайджана, относят Казахстан, Туркмению, Узбекистан, Киргизию и Северный Кипр.
К ним же пытаются причислить население Венгрии и Монголии, имеющее кочевых предков, хотя они являются совсем другими этносами. Территории, населенные или когда-то бывшие населенными тюркскими народностями, тоже причисляют к будущему Турану.
В России это Среднее и Нижнее Поволжье, Крым и почти половина Сибири и Дальнего Востока вплоть до берегов Берингова пролива. В Китае это Синьцзян-Уйгурский автономный район, его чаще называют Восточный Туркестан. На Ближнем Востоке к этим территориям можно отнести северные части современного Ирана, Афганистана и Ирака.
Что касается Китая, то в таком контексте он воспринимает Турцию весьма своеобразно. Прежде всего, Пекин видит, что эта страна вовлечена сразу в четыре конфликта на Большом Ближнем Востоке – Сирия, Ирак, Ливия и Нагорный Карабах, и воспринимается как «страна с проблемами». Тем не менее, Китай это не очень волнует.
Как пишет турецкое издание USAK, Китай, во-первых, не относит Турцию к странам западного мира, и ее разворот на Восток, который подается официальной властью как существование в противовес Западу альтернативных геополитических решений, воспринимается политическими кругами Китая положительно как «политика, обращенная к Востоку» (к Азии).
Во-вторых, неоосманизм не квалифицируется как экспансия, а всего лишь как вариант открытости по отношению к Востоку и попытку «сдвинуть оси». В то же время внешнеполитической стратегией Китая в отношении Турции было невмешательство в ее внутренние дела, хотя объективно Китай стал оказывать большее влияние на нее на экономическом, политическом и военном уровнях.
Так, когда в начале июля 2019 года в Пекине принимали Эрдогана, то в китайской Global Times, газете, которую делают в международном отделе Центрального комитета Коммунистической партии Китая, Турция была отнесена к числу стран, которые «несут значительную долю ответственности за появление нового мирового порядка».
Китайцы отмечают, что Турции не место в ЕС, и выражают недоумение по поводу того, что «Анкара все еще настаивает на членстве в этом союзе, который переживает кризис».
Любопытно и то, что в Пекине даже не пытаются оспаривать утверждения многих турецких экспертов о том, что якобы Эрдоган предпринимает «китайский бросок». На самом деле Китай уже давно присутствует в Турции и принял поезд Стамбул- Сиань как событие обычного торгово-экономического сотрудничества.
В 2018 году ввиду роста напряженности в отношениях с США правительство Турции получило от Китая существенный займ в размере 30 млрд долларов на сооружение высокоскоростных железнодорожных линий общей протяженностью более 10 тыс. км. Проведено принципиальное согласование интеграционных моделей Китая и Турции, что позволило перевести достигнутые договоренности в практическую плоскость.
Сегодня китайские компании вовлечены в широкий круг проектов, реализуемых в Турции в рамках «Один пояс – один путь». В числе наиболее значимых проекты увеличения пропускной способности высокоскоростных железных дорог Стамбул–Анкара, Анкара–Сивас, Баку–Тбилиси–Карс.
Продолжаются переговоры о строительстве высокоскоростной магистрали Эдирне–Каре протяженностью 2 тыс. км, которая свяжет западные и восточные провинции Турции, а также соединит страну с железными дорогами Азербайджана и Ирана.
Проводится также модернизация морских портов в Турции. Приобретение китайским консорциумом 64,5% акций контейнерного терминала Кумпорт, третьего по величине в Турции, позволило интегрировать его в морские коридоры китайского Шелкового пути.
Анкара готова включить в морские проекты Китая еще три крупных гавани – Чандарлы на Эгейском море, Мерсин на Средиземном море и Филиос на Черном море. Обозначены также серьезные проекты и в сфере сотрудничестве в области энергетики и в других сферах.
Сегодня в Турции работает свыше 1 тыс. китайских компаний, 16 из них входят в рейтинг 500 самых влиятельных корпораций мира. Китай уверенно находится в первой тройке торговых партнеров Анкары. И намерения сторон в ближайшие годы удвоить взаимный товарооборот до 50 млрд долларов выглядят вполне реальными.
Очевидна заинтересованность турецкой стороны в инвестициях. На вопрос о том, может ли Турция добиться экономического роста без иностранных инвестиций ответ Китая однозначен – нет, собственных ресурсов у страны для этого недостаточно.
Для стабильного развития Турции требуется ежегодный приток внешнего финансирования в размере не менее 50 млрд долларов, а сегодня наметилось серьезное отставание турецкой стороны в глобальной конкуренции за привлечение прямых иностранных инвестиций.
И Анкара рассчитывает, что источником этих инвестиций станет Пекин. Против чего в Китае не возражают. При этом Турция занимает 54-е место среди крупнейших экспортеров самой густонаселенной страны мира. Другими словами, состояние торговли с Китаем является одним из основных источников дефицита текущего счета Турции наряду с импортом энергии.
Но вопрос в другом. В целом, процесс турецко-китайской интеграции еще только начинается, и многое в политике Турции на этом направлении будет зависеть от складывающейся международной и региональной конъюнктуры, ее отношений со старыми партнерами на Западе.
Значительная доля турецкого экспорта и импорта приходится на США и страны ЕС. Кроме того, западные государства остаются основным источником прямых иностранных инвестиций в турецкую экономику. Так что экономическое «вторжение» Пекина в Турцию пока находится на начальных этапах.
Другое дело, что сохранение неопределенности в отношениях с Западом все сильнее позволяет Анкаре использовать традиционную «дипломатию качелей», баланса между центрами силы. Так, как, к примеру, она выстраивает свои отношения с Москвой в поисках противовеса с США и другими западными странами.
Тем не менее, денежный китайский поток стал спасением для Эрдогана на фоне экономических неудач на внутреннем рынке и укрепил его позиции в критические моменты. Еще одно столь же важное соображение заключается в том, что наличные деньги из Китая позволяют Эрдогану не обращаться за помощью к западным институтам, например, таким, как МВФ. Потому что получение кредита от МВФ сопровождается политическими требованиями.
Сейчас, как отмечается в докладе американского Института Ближнего Востока, может появиться уже четвертая часть интриги. Ожидается, что после пандемии может возрасти экономическое влияние Китая в Турции. Азиатский банк инфраструктурных инвестиций сообщил, что турецкая сторона «подала заявку на кредитную линию в размере 500 млн долл. для двух своих банков развития, чтобы облегчить ситуацию с дефицитом оборотных средств и нехваткой ликвидности, которая возникла в результате пандемии.
Более того, Турция может пойти на укрепление связей с Китаем в оборонной сфере и повторить схему, которая родилась в ее взаимоотношениях с США после закупок российских ракетных систем С-400. Последствия скандала вокруг С-400 и F-35 действительно нанесли удар по способности Турции импортировать ключевые подсистемы, в которых она нуждается для своей продукции.
Это привело к тому, что Анкара стала искать новых партнеров в процессе расширения своей оборонно-промышленной базы. В свете нынешнего конфронтационного подхода США к китайской политике вполне вероятно, что это может вызвать сопротивление со стороны Вашингтона.
Но проблема в том, готова ли Турция диверсифицировать свою внешнюю политику. Она не спешит разрабатывать с Китаем детальную «Дорожную карту» полной стыковки своих инициатив и предпочитают оставаться в формате узкого взаимодействия по конкретным проектам. Власти страны также не готовы взамен на финансовые потоки, пусть даже внушительные, предоставлять Пекину преимущественные права на получение выгодных тендеров во избежание долговых ловушек и иных рисков.
Со своей стороны, Китай хотел бы воспользоваться активной региональной и международной ролью Турции в различных вопросах, главным образом на уровне стран Персидского залива, и прочными отношениями Турции со странами Центральной Азии.
Не исключено, что новая администрация США Джо Байдена начнет активно разыгрывать китайскую «карту» и станет давить на Турцию, будет использовать вопрос об уйгурах как инструмент давления на Китай. В таком же контексте США могут использовать влияние Турции в Средней Азии и в Совете тюркоязычных государств, чтобы вызвать антикитайские настроения в регионе и создать нестабильность в Синьцзяне.
В этом контексте можно рассматривать и возможные события, которые могут появиться в Закавказье после карабахской войны, ведь, как не крути, но Армения географически разъединяет Турцию от остальных тюркоязычных стран, имеет особое важное место в обеспечении стабильности и безопасности в Средней Азии и Синьцзяньском автономном регионе Китая.
Кстати, сейчас связи между Турцией и Китаем развиваются в позитивном ключе отчасти потому, что Турция стала игнорировать уйгурскую проблему во имя своих экономических и политических интересов.
Сегодня в Турции на этом направлении определены политические силы с разной геополитической ориентацией. Одна прозападная, не считает перспективным турецко-китайский альянс, ждет действий избранного президент США Байдена. Как пишет американское издание Politico, «при Байдене можно ожидать частичного смягчения подхода США к КНР – как минимум, нивелирования жесткой антикитайской риторики, которой придерживается Трамп».
А что ждет Турцию? По оценке большинства американских и турецких экспертов, Байден усилит подход восприятия Турции как члена НАТО, но противника. Как считает турецкий экономист и политолог Айдын Сезер, Вашингтон вернется к традиционной концепции однополярного мира и будет оказывать давление на Анкару по вопросу систем ПВО С-400 и по энергетическим соглашениям между Турцией и Россией и, не исключено, в отношениях с Китаем. Другая сила придает огромное значение турецко-китайским связям в контексте «Восток против Запада».
Как недавно писало турецкое издание Star, Анкаре нужно принять активное участие в формировании на периферии нового, ориентированного на Восток мирового порядок, и эта новая «имперская сила» должна будет включать «турецко-китайский союз», чтобы помочь свергнуть ориентированный на Запад мировой порядок и создать обходящие Соединенные Штаты торговые пути.
Многие турецкие СМИ подают китайскую инициативу «Один пояс – один путь» в контексте широко распространенного антиамериканизма в проправительственных СМИ Турции.
Так издание Yeni Safak провозглашает, что «идея ориентированного на Запад мира рухнула», и описывает китайский проект как «новый торговый путь, куда вход США запрещен». По мнению газеты, проект является «явным фронтом» в «борьбе за политическую власть под прикрытием экономической войны».
То, что Турция в настоящее время явно претендует на статус лидера среди государств мусульманского мира, уже давно не является секретом ни для кого. Официальной Анкаре удалось за сравнительно короткий срок приковать к себе пристальное внимание мировой общественности.
Политическая активность, демонстрируемая Эрдоганом и его командой на Ближнем Востоке, весьма ощущаема и зрима. Укрепление позиций на этом дипломатическом фронте позволило Эрдогану взяться за другое внешнеполитическое направление, на котором Турция весьма активно действовала все последние годы – Китай.
Тем не менее, делать прогнозы прямо сейчас о возможном исходе взаимоотношений Турции и Китая еще слишком рано. В Анкаре говорят, что возрастающая ее активность Турции в Центральной Азии вряд ли способна обернуться успехом на европейском направлении.
Поведение ЕС все больше раздражает Анкару, которая считает, что сегодня та же Россия пользуется большей благожелательностью со стороны европейцев, нежели Турция, будучи членом НАТО. Возмущенный таким отношением Евросоюза Эрдоган открыто заявил, что Турция может официально присоединить к себе север Кипра, если Республика Кипр будет принята, как это планируется, в Евросоюз.
Если нечто подобное произойдет, то отношения Турции с США и странами НАТО могут резко осложниться. И затеянный эксперимент переориентации Турции на Восток в целом, и на Китай, в частности, имеет все шансы завершиться метаморфозой по иранскому сценарию, когда в 1979 году самая прозападная страна Ближнего Востока за считанные дни преобразовалась в теократическое государство и непримиримого врага американизма.
Столь глубокого разрыва между Турцией и ее западными партнерами, возможно, сразу не произойдет, но то, что в турецком обществе исламская составляющая приобретет все большую значимость – сомнений  нет. Как известно – Восток дело тонкое.
Есть и парадокс: самые большие инвестиции в Китай приходят с Запада, а самые большие инвестиции на Запад приходят из Китая. Турция находится в экстраординарном географическом положении с точки зрения логистической сети, которую Китай создает для своей глобальной торговли. Таким образом, интерес Китая к портовой и железнодорожной инфраструктуре Турции является естественным и закономерным...

Полная статья по ссылке

Рис. 1. Расходы на НИОКР, млрд долл. (Источник: Main Science and Technology Indicators // OECD. 2019)

Таблица: Расходы на фундаментальные исследования (в % к ВВП) (Источник: Main Science and Technology Indicators // OECD. 2020. Issue 1.)

Рис. 2. Динамика и структура китайских патентов (Источник: What Does China’s Rise in Patents Mean? A Look at Quality vs. Quantity // Economic Research of Federal Reserve Bank of St. Louis. 2018. May, 4.)

Рис. 3. Ключевые показатели технологического сектора КНР по отношению к США, % (Источник: China’s tech industry is catching up with Silicon Valley // Economist. February 16, 2018.)

Рис. Расходы на НИОКР, % к ВВП

Озвученное 31 января сообщение о том же сопровождалось следующими словами премьер-министра Б. Джонсона: “Спустя год после нашего выхода из ЕС мы налаживаем новые партнёрские отношения, которые обещают народу Великобритании гигантские экономические выгоды”. Использование сильных оборотов вообще отличительная черта действующего премьер-министра СК. Как и то, что они по большей части слабо соответствуют реалиям.

© twitter.com/MoNDefense

© gwytb.gov.cn

© twitter.com/MoNDefense