Большой передел мира

Хотя Аденауэр был ревностным католиком (при этом одновременно и один из основателей германского филиала Ротари-клуба, парамасонской структуры), консерватором, традиционалистом и жестким антикоммунистом, его социально-экономические взгляды нельзя считать просто рыночно-капиталистическими.

Действительно, выбранная им для ФРГ модель социального рыночного хозяйства основывалась на том, что: «Капиталистическая система экономики не соответствует жизненным политическим и социальным интересам немецкого народа. Новая структура немецкой экономики должна основываться на учете того факта, что время безграничного господства капитализма ушло».

Так говорил Аденауэр, и понятно, что после национал-социалистического Третьего рейха и при существовании на востоке Германии социалистической ГДР, да еще и при наличии в самой ФРГ сильной социал-демократии, переход к свободному рынку был бы просто безумием, которое не приняли бы ни правые, ни левые.

При этом Аденауэр очень не любил социал-демократов, считая их склонными к сползанию в сторону коммунистов (которых он вообще запретил как партию). Понятно, что это во многом было для него продолжением той политической борьбы, которую он вел в донацистской Германии, ведь «старый Конрад» был выходцем именно из той эпохи. Когда в 1945-м в британской зоне оккупации начал делать карьеру 69-летний пенсионер, еще многие помнили, что он был одним из немногих уцелевших заметных немецких политиков 20-х годов. И единственным, кому удалось не просто вернуться в политику, но и подняться на ее вершину.

Аденауэр родился в семье небогатого кельнского служащего – но экстерном закончил университет и делал карьеру юриста. Неизвестно, к чему бы она его привела, но в 28 лет он женился на племяннице Макса Вальрафа – бывшего шефа полиции Аахена. Уже через пару лет Аденауэр вступает в католическую Партию центра и становится членом городского совета Кельна. Уже через год дядя его жены становится кельнским бургомистром, а спустя еще пару лет Аденауэр перемещается на должность его первого помощника.

Следующий шаг в карьере он сделает еще через семь лет, заняв кресло своего родственника. Бургомистром Кельна Аденауэр проработает 16 лет – до прихода к власти нацистов. Причем он был не просто главой одного из крупнейших городов Германии, но и председателем Государственного совета Пруссии, то есть номинальным президентом по сути половины Германии. Кроме того, Аденауэр входил в руководство Партии центра, и выдвигался в качестве ее кандидата в рейхсканцлеры.

При этом с 1921 года формально возглавляя Пруссию, он не любил прусский дух. В 1919-м он назвал ее «злым духом Европы, убежищем антикультуры, воинствующего милитаризма, ... виноватой в Первой мировой войне». Причина в том, что Аденауэр хотел сделать Рейнскую область самостоятельной, отделив ее от Пруссии, а то и вообще от Германии. Ради этого он был готов чуть ли не на союз с французами, но ничего из этого не получилось. Подобные настроения, конечно, не могли нравиться ни пруссакам, ни Берлину.

И уже тем более Гитлеру – поэтому в 1933-м карьера Аденауэра закончилась. Он отказался встречать Гитлера на кельнском вокзале и вскоре перестал быть бургомистром. При этом его не посадили в тюрьму, а назначили пенсию, а два его сына (всего у него было восемь детей от двух браков) служили в вермахте. За 12 лет правления Гитлера Аденауэра пару раз ненадолго арестовывали (в 1934-м и 1944-м, после покушения на фюрера), но потом отпускали. Вначале он укрывался в одном из католических аббатств, но в основном жил у себя дома, в Кельне – как потом говорили, «предаваясь раздумьям». Когда в 1945-м в город вошли союзники, пенсионерство Аденауэра закончилось – он даже ненадолго снова стал бургомистром Кельна. А потом пошел на федеральный уровень, чтобы строить новую Германию.

Или не Германию, потому что сближение с Францией было важнейшей задачей для Аденауэра. Понятно, что это было выгодно и англосаксам – Союз угля и стали устранял возможности для конфликта между ФРГ и Францией, потому что их сырьевые регионы и промышленность оказывались связанными в единый комплекс, а военный контроль над ними осуществлялся через НАТО. Но Аденауэру это нравилось и до войны, франко-германский союз представлялся ему правильным. Ведь он относился к той части немецкой католической элиты, что мыслила не категориями рейха, но империи Карла Великого, то есть единой Европы. Не случайно в 1954-м Аденауэр получил учрежденную в Аахене премию Карла Великого как «влиятельный пропагандист объединенной Европы».

Ради укрепления ФРГ Аденауэр готов был на самые разные шаги – от того, чтобы отдать  еврейским беженцам (в том числе и бывшим узникам концлагерей) половину полученных от американцев по плану Маршалла средств, до получения атомной бомбы. Понятно, что в обоих случаях решающей оказалась позиция США. И если в первом случае они были только за, то во втором резко против. Планам Германии обзавестись совместной европейской атомной бомбой – вместе с Францией и Италией – не суждено было сбыться. Но французов американцы остановить не могли.

При том, что ради того, чтобы не допустить к власти в ФРГ социал-демократов Аденаэур был против включения в состав страны Западного Берлина (где они были в большинстве), он был жестким противником любого компромисса на востоке, не признавая ни ГДР, ни новые, включающие бывшие прусские земли, границы Польши. Но в 1955-м приехал в Москву – единственный раз – договорившись об установлении дипломатических отношений и возвращении домой последних десяти тысяч остававшихся в СССР немецких военнопленных. После смерти Аденауэра именно это возвращение немцы назвали главным его достижением. 

Вполне естественно, что в ходе данного кризиса (как, впрочем, и большинства иных) будет решаться вопрос будущего переустройства мира, как в его экономическом, так и геополитическом плане.

Хотя в глобальном масштабе экономический спор (чащ всего именуемый торговой войной) ведется между самыми масштабными экономиками планеты – американской (США), китайской и европейской (в масштабах Евросоюза), достаточно большая совокупность государств имеет свои интересы в тех или иных вопросах нового мирового экономического порядка. К числу таких стран можно отнести и Россию (наряду с другими игроками с большей или меньшей заинтересованностью), имеющую собственные интересы в целом ряде стратегических отраслей: на рынке энергоносителей (нефть, газ, уголь), в атомной энергетике, торговле оружием, продукцией металлургии (по широкой номенклатуре продукции), торговле продовольствием (первоначально зерном, а в последствии и другими категориями сельскохозяйственных товаров), удобрения, нефтехимия и многое другое. На некоторые рынки Россия только выходит, это и авиастроение и IT технологии, судостроение (невоенное) ряд иных областей.

Конечно же в тех сферах, где интересы России пересекаются с интересами других «больших» игроков мы видим ответную реакцию. Причем весьма жесткую. Это и конкуренция с США по поставкам систем ПВО на нетрадиционные рынки (Турция, Саудовская Аравия, Индия), это и рынок IT (санкции против Касперского) и авиастроение (отказ Японии продавать материал для композита, используемого в крыле самолета МС-21).

Однако в сфере политической активности картина иная. На глобальном уровне Россия участвует в качестве игрока первого порядка, активно участвуя в политическом процессе в разных зонах земного шара: в Арктике и на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и Африке, Южной Америке и на Дальнем Востоке.

В начале XXI века Россию не принимали всерьез, на ее геополитическое пространство пытались зайти и заходили все кто мог (Китай пытался сформировать удобный формат работы в Средней Азии, ЕС организовывал кабальное «восточное партнерство», США просто контролировало отдельные режимы, порой с крайне реакционными последствиями, как видно на примере Грузии Михаила Саакашвили, не заморачиваясь особо с форматами), более того, какие то попытки предпринимали и государства второго и третьего ряда (Саудовская Аравия направляла проповедников в республики Северного Кавказа и Поволжья, Финляндия на полном серьез присматривалась к Карелии, Турция лелеяла надежды закрепиться на Кавказе, в том числе северном, даже затрапезная Венгрия пыталась лепить из себя центр угорского мира, облизываясь на ряд регионов России с финно-угорским населением) все это было. Было на фоне экономической просадки, последствий финансового кризиса, вызванного обрушением пирамид ГКО, колоссального воровства бюджетных средств и аферы с залоговыми аукционами («навальнята» – ау! Не хотите оценить уровень воровства госбюджета 90-х годов?), тотальным обнищанием населения, бандитскими войнами, дискредитацией и публичным поруганием в СМИ российской армии на фоне пресловутых хасавюртовских соглашений и вновь начавшейся второй чеченской войны. США настолько уверовали в развал России, что даже н удосужились просчитать реакцию на бомбардировку Югославии.

Пока Россия в нулевые оправлялась от катастрофы 90-х и экономически и самое главное морально (а избавление от чернухи и опошливания это особая тема в нашем разговоре, т.к. без этой кропотливой работы вряд ли что-то вообще получилось бы) другие игроки не замечали особо роста геополитического влияния России. И даже памятная речь В.В. Путина в Мюнхене не был понята должным образом, а рассматривалась как пустая бравада, не связанная с наличием реальных возможностей.

Обратили внимание они тогда, когда оказалось нужным предпринимать какие-то особые шаги к «сдерживанию» России. Именно тогда от Обамы прозвучало и про экономику «разорванную в клочья» и от многочисленных «комментаторов» про разговор с Россией с позиции силы и жалобы о том, что Россия якобы «неправильно себя ведет» с их, разумеется позиции о правильном и не правильном.

Более того, крайнюю степен удивления вызвало у них то, что даже устойчивые тренды, которые они считали неизменными оказались не действующими. Оппоненты были очень удивлены тем, что, кажущиеся им сакральными «фантомные боли» по «советским войскам в Афганистане», что они (в частности американские эксперты) на примере собственного «Вьетнамского синдрома» окрестили «Афганским синдромом» и попытались пугать им общественность в контексте начавшейся операции России в Сирии. Общество не испугалось «перспектив Афанистана», которым пугали в один голос и наши доморощенные грантополучатели и зарубежные политики и сирийские террористы разных мастей и наименований. Тем более это оказалось странным с учетом того, какие силы были вложены в создание страшного образа последствий Афганской войны в пропагандистских фильмах типа «Афганского излома» псевдо-коммуниста Бортко, «Груз 300» Кузнецова, или снятом с прямым участием Великобритании псевдо-документальном «Мы» Ю. Подниекса не говоря уже о многочисленных литературных поделках «певцов свободы» от Алексиевич до Скрипаля (да-да того самого, неотравленного в Солсбери с его совместной с Геннадием Рытченко книгой «Обречённый контингент».

И вот вся эта подготовительная работа оказалась неудачной. Российское общество не настолько сильно «испугалось» сирийских перспектив, чтобы начать давить на руководство, скорее наоборот, восприняло факт совместной борьбы России вместе с сирийским народом против террористов всех мастей, собранных на территории Сирии другими террористами, манипулировавшими ими за кадром (из США и Великобритании, Франции и Германии, Турции и Израиля, Саудовской Аравии и Катара).

Но наше сегодняшнее исследование не о них, а о реальных проблемах экономики кризисного периода с ее спадом производства (вплоть до закрытия производств), безработицей, скупкой задешево ресурсов (кстати, украинская «распродажа» всего как раз и приурочена к кризису, когда у большинства потенциальных инвесторов не будет средств даже защитить себя, а у «того кому надо» они будут практически в избытке. Почему именно так? Потому что конкуренция свята, а использование трудностей конкурента еще святее).

Вторая плоскость, это готовность расталкивать локтями других и занимать освободившиеся ниши. Почему? Потому что это для «пресноводных рыб» кризис - это страх и ужас от которого надо спастись, а для «акул» это время съедать рыбу поменьше. Для серьезных игроков кризис будет временем захода на новые рынки, установления контроля над новыми ресурсами, переориентации денежных потоков под себя. Именно об этих двух сторонах экономической медали кризиса мы и поговорим.

Начнем с того, что Россия практически готова к кризису с точки зрения причиняемого вреда. Россия торгует тем, без чего крайне сложно обойтись. В то время как многие страны теряют по 20 % экспортной выручки на торговле электроникой, Россия торгует энергоносителями, которые сейчас некоторые страны вообще запасают впрок, пшеницей, без которой невозможна продовольственная обеспеченность, вооружением, что вообще свято, так как многие предпочтут сократить потребление граждан, нежели чем вложения в оборону и т.д. Фактически Россия не может понести серьезного экспортного ущерба. И это первый плюс к устойчивости российской экономики в период кризиса.

С другой стороны, не ожидается и стресса от падения объемов закупи за рубежом. В значительной мере он связан с тем, что Россия оказалась закалена санкциями и антисанкциями ограничивающими свободный приток товаров на российский рынок, а значит и негативные последствиями обрыва поставок. Опять же если посмотреть на сальдо торгового баланса, то оно основательно профицитно, что опять же можно отнести к плюсам.

Вторым плюсом является отсутствие критического состояния национального долга России. Суммарный внешний дол России составлял на 1 июля 2019 года 482 млр. долларов США, что составляет менее 30 % номинального валового внутреннего продукта из которых государственный долг менее 17% ВВП. При этом следует учесть, что золотовалютные резервы России растут и составляют на 6 сентября 2019 года более 530 миллиардов долларов США, становится очевидно, что кризисное покрытие возможного досрочного погашения долов в том числе в корпоративном секторе не просто возможно, но и полностью обеспечено золотовалютными резервами (хотя ситуация стопроцентного предъявления долов к досрочному погашению в принципе является не возможной). Учитывая же то, что российский Центробанк не склонен заниматься традиционным аргентинским развлечением, сжигать резервы в угоду стабильности валютного курса, что было уже продемонстрировано не один раз, то и варианта сколь-нибудь длительной провокации на валютном рынке со значительным сжиганием ЗВР ожидать не приходится. Да, на волне апокалиптических новостей СМИ на рынках гарантирована высокая волатильность. Да, курс рубля к евро и доллару может скакать и даже весьма серьезно на пиковых значениях. Но в этом не будет ничего нового по сравнению с тем, что мы уже переживали. Более того, курс на котором будет установлено равновесие вероятно будет более эффективен для российской экономики и гарантировано не приведет к коллапсу ни в потребительской сфере, ни в сфере производства.

Что касается рынка труда, то, разумеется возможно некоторое увеличение безработицы, хотя не значительное. Однако деятельными шагами Правительства данная проблема может быть нейтрализована в течение считанных месяцев, что опять же не тянет на какие-либо катастрофические последствия.

Банковская сфера России менее устойчива, чем все остальные сферы. Однако с учетом преобладания крупных банков, поддерживаемых государством, вряд ли стоит волноваться по поводу их устойчивости. Какие-то банки рухнут, но система страхования вкладов и механизмы поддержки устойчивости не должны привести к негативным последствиям ни для потребительских рынков, ни для банковской системы, где прекращение работы нескольких банков не является чем-то из ряда вон выходящим.

Политическая часть спряжена с рядом политических реформ. Сейчас видится как минимум три реформы, которые могут быть проведены.

Первая это реформа структуры правительства. В последние дни в СМИ и телеграмм каналах активно заговорили о том, что ожидаются некоторые перестановки в правительстве. Это и реформирование МВД с возможной отставкой министра Колокольцева, и возможный уход лавы Минпромторга Мантурова в Ростех, с потенциальным слиянием Минпромторга и Минэкономразвития. Да и Греф что-то активно заговорил о стремлении занять должность лавы Правительства. Так что если не полная смена правительства, то по крайней мере отдельные перестановки с целью повысить эффективность процесса управления ожидаются. Вполне возможно, что реформа затронет систему госкорпораций и приведет к внедрению новых принципов управления.

Второе это реформа федеративного устройства. Как минимум ожидается одно событие, к которому готовились очень долго. Это слияние Москвы и Московской области. Московская область уже к этому готова. В городские округа преобразованы все муниципальные районы. Теперь слияние Москвы и области - это только вопрос времени. Апробирование механизма на примере Южной Москвы проведено, опыт учтен, законодательство к слиянию подготовлено. Вполне возможно на фоне этого будет поставлен вопрос слияния еще нескольких регионов с целью повышения их самодостаточности.

Наконец, третье – это окончательное решение по транзиту в контексте проблемы президентских выборов 2024. Весьма вероятно, если какой-то из проектов, например, Государственного совета, или Парламентской республики окажется более популярным то его воплощение может начаться уже этой осенью. Опять же с указанием на то, что такие реформы сократят бюджетные расходы и повысят эффективность управления.

Экономическая часть тоже очевидна. Первое - это прямые инвестиции из суверенных фондов в инфраструктурные проекты. Проблема, которые решали фонды в период пребывании в должности министра финансов Кудрина по большому счету изменились. Даже при условии неиспользование фондов как подушки безопасности Россия по большому счету не испытывает серьезных угроз. А значит, эти деньги могут быть направлены на генерацию экономического роста.

Второе – это новая серия инфраструктурных проектов. Крымский мост не только стал уникальным инженерным сооружением, элементом инфраструктурной самодостаточности Крыма и предметом гордости, но и внес приличный бонус в копилку валового внутреннего продукта. Сейчас речь может идти о мостовом переходе на Сахалин и еще ряде вещей. Скорее всего серьезные инвестиции пойдут в охрану окружающей среды. По крайней мере видится две таких точки, это озеро Байкал (где уже планируется серьезная работа по строительству повсеместно современных очистных сооружений, водозаборов, лесовосстановление и ряд других работ) и Большая Волга, так же требующего решения проблем.  Эти проекты масштабны и скорее всего приведут как росту показателей ВВП, так и к созданию новых рабочих мест.

Третье, это серьезные вложения в отдельные сферы экономики. Если раньше основные расходы были по созданию мощностей в оружейной промышленности, судостроении и авиастроении, то сейчас к этим отраслям скорее всего добавятся агрегатное производство (судя по радости Дерепаски), нефтехимическое и лесохимическое производство и т.д. Плюс роботостроение, плюс искусственный интеллект, о чем уже говорилось много раз.

Четвертое, это усиление фискальной политики. Весьма вероятно, что к контролю в сфере обналичивания денежных средств (очень многие обнальщики уж ушли с рынка) скорее всего произойдет переход к универсальной системе контроля транзакций, обеспечит минимизацию уклонений от уплаты налогов. Это повысит финансовую дисциплину, что хорошо и в период кризиса и вне его.