Цитата: Sir Max Merfie от 16.07.2017 01:37:23По 3,14-ам в Чечне немного другая картина. Что там приключилось.
До недавнего времени чеченцы и иные выдающие себя за оных в желании получить статус в ЕС при обращении в страны прибытия заявляли о том, что они беженцы либо по политическим мотивам (независимость Чечни не дают отстаивать), либо по религиозным (не дают исповедовать "правильный" ислам). Благодаря ИГИЛ у ЕСовских чиновников пробудилось понимание "попадания в историю" с беженцами и теперь в таких бойцах видят потенциальных террористов, особенно с тезисом о правильном исламе. И естественно заворачивают.
И вот тут выяснилось, что если сказать, что ты 3,14-ор и тебя притесняют, то тебе откроется зеленый свет! И вполне естественно, что 90 % шелупони, едущей в ЕС как беженцы стали в один голос петь, что они те самые товарищи и их дико притесняет ненавистник Кадыров. Вот откуда пошла "проблема прав меньшинств в Чечне".
Ну а уж последующее использование темы в политических целях нашими "партнерами" это как говорится элемент политической борьбы.
Гомосексуализм и беженцыЭту реальную историю рассказала мне одна моя знакомая, которая работает в Германии переводчицей. Но сначала я должен кое–что разъяснить читателям.
Так вот, моей приятельнице часто приходится переводить для так называемых "беженцев" с территории всего бывшего Советского Союза. И в пересылочном лагере нужно сначала пройти собеседование и ответить на вопросы немецкой иммиграционной службы типа: "по каким мотивам вас преследуют на родине" и "зачем приехали в нашу красивую страну". Язык межнационального общения со всеми бывшими советскими — русский. Надо сказать, что в Германию приезжают обычно чисто по экономическим соображениям, но чтобы остаться хотя бы ненадолго, причину надо придумать политическую и покруче. Но вот причин этих с распадом Союза как бы больше и нет, и новоявленным солженицыным приходится искать другие причины. А Германия, как и большая часть свихнувшейся Европы, тоже теперь активно выступает за защиту прав голубых, розовых (лесбиянок) и прочих там зеленых. И тут прошел слух в лагере для беженцев, что для того, чтобы остаться в Дойчланде, нужно всего лишь обладать сексуальной ориентацией, за которую еще есть соответствующая статья в Уголовном кодексе своей страны. Как эту ориентацию доказать — простите, не знаю. Может, там они следственный эксперимент ставят...
Ну так вот что произошло.
Вызывают мою знакомую переводить собеседование для очередного преследуемого лица. Ну, пришла она, а в кабинете уже сидит скучающий полицейский, который это собеседование и должен проводить. Вызывают беженцев и в комнату входит мужчина, за которым покорно семенит жена и трое дошкольного возраста ребятишек, прибывших из одной солнечно–нефтяной кавказской республики. Семья явно простая и интеллектом не изуродованная. Мужика условно назовем Махмуд.
Теперь само интервью.
Полицейский:
— Почему вы решили приехать в ФРГ?
Махмуд, так важно:
— А нас прэслэдуют.
— По какой причине вас преследуют?
Махмуд с такой кавказской гордостью:
— А мы... эта... гомосексалисты!
Полицейский кладет ручку на стол и совершенно серьезно спрашивает:
— Что, и дети тоже?
Махмуд так же серьезно:
— Дэти тоже. По гэнам пэрэшло.
Лицо полицейского начинает дергаться и Махмуд, видя это, обращается
к переводчице, которая тоже со спазмами борется:
— Дошка, слишиш, если нэ так, то ты ему скажи, что нэ все дети, а толко два. Трэти маленки, он эшо нэ научильса.
Алла (так зовут мою приятельницу) кое–как перевела. Полицейский, еле сдерживая смех, уткнулся клювом в протокол и в таком положении с расстояния одного сантиметра записывает показания Махмуда. А по закону записывать надо все. И немецкий мент пишет: "Младший еще не научился" и кусает губы.
А Махмуд видит, что что–то не так, но не понимает. Оттого распаляется еще больше:
— Слишиш, дочка, да, если я что нэ так сказал, то знаиш, давай ты за меня скажи. Ти же знаиш, как надо. А я подпишу! А потом, знаиш, в долгу перед тобой не буду, дэнги ест, все ест! Мне в лагере сказали, иди скажи, что ты гомосексуальщик или как там... тогда оставят. А то я ошень знаю, што эта ваабще такой?
Не видя реакции, Махмуд снова обращается к полицейскому:
— А што, дарагой, э? Зачем нэ вериш? Я — гомосексист, жена мая... Мой атец гомосексист, мой дед тоже был гомосексист! Ми все потомственные гомосексисты!
Тут у Аллы из глаз потекли слезы и она вышла. Когда она вернулась, полицейский бысто закончил интервью и выпроводил последователя Моисеева из кабинета. По пути "беженец" заглядывал переводчице в глаза и томил расспросами:
— Дочка, а скажи, харашо, да все, да?
На что Алла так же проникновенно смотрела ему в его глаза и отвечала:
— Лучше не бывает.