Украина и украинско-российские отношения

«Здесь умирает надежда на мир на Украине» — так называется материал немецкого издания «Бильд» о ситуации на Донбассе. Сложно не согласиться с названием. Если стрелять по городам, которые ты называешь своими, из артиллерии и систем залпового огня, то мир вряд ли наступит. Ведь те, кто еще вчера не думал об этом, сегодня возьмут в руки оружие. И война продолжится с новой силой. Стреляя по Донецку, киевские власти вынуждают донбассцев «отодвигать» линию фронта, чтобы просто прекратить жуткие, сильнейшие артобстрелы. Мотивация армии ДНР возрастает неимоверно.

Правда о трагедии пусть медленно , но пробивает путь к тем, кто «я Шарли» и к обычным, нормальным европейцам. Из материала немецких журналистов мы возьмем только фотографии — важно то, что на них война показана жестокой и кровавой. Такой, какой она является на самом деле...










[movie=640,385]http://youtu.be/lnsWFk8S-Mw[/movie]
[movie=640,385]http://youtu.be/_2dsVMpyL40[/movie]

Наша беседа с Дмитрием затронула непростые темы — войну и мир, Крым и Донбасс, веру и будущее Новороссии. «Кедр» предан

своим идеям, и при этом мудр в своих оценках. Идеальный замполит. — Как вы считаете, возможна ли еще война в Крыму или он уже

наш окончательно? Если да, то каким образом ее могут развязать? — Это будет зависеть от того, как будут развиваться события

дальше. И один из вариантов, который имеет право на существование — что за Крым придется еще воевать. Когда? Из меня плохой

предсказатель. Не могу сказать, но думаю, что это будет связано с событиями в Москве. Для того чтобы взять Крым военным путем

нужно деморализовать российскую армию. Без этого нечего даже и начинать. Это прекрасно понимают все хорошие аналитики и

политологи. Они будут действовать по аналогу киевского Майдана, а-ля Грушевского-Институтская, когда деморализовали украинские

силовые структуры и можно был делать, что хочешь — брать Межигорье, и Администрацию Президента, и Верховную Раду голыми

руками. Но для этого нужно сначала деморализовать силовые структуры. Силовые структуры в РФ имеют прочные позиции, но если

каким-то образом получится их деморализовать, тогда будет наступление на Крым. — Как вы считаете, почему отдали Чонгар Украине,

это же важная стратегическая точка? — Хотим мы этого или нет, приходится соблюдать правила международного права, в той же

Организации Объединенных Наций. Да, мы понимаем, что это земля наша, но войска отошли от административной границы Херсонской

области. С одной стороны это плохо, с другой стороны мы понимаем, что есть в этом какая-то необходимость.


— Если не говорить о внешнем нападении, можно ли взорвать ситуацию в Крыму изнутри и как? — Конечно, возможно и такое. Есть

такая проблема, как взаимоотношения крымских татар и местного населения. Я бы даже сказал, что этот взрыв будет не на религиозной

почве, скорее всего, на почве экстремизма. Есть среди крымских татар люди, которые воевали в Сирии, есть те, кто воевали на

Донбассе, их небольшое число, но они достаточно активны, а для того чтобы подорвать ситуацию, достаточно небольшого количества

людей, готовых переступить черту. — По вашим наблюдениям, осталась ли еще в Крыму и Севастополе проукраински и проевропейски

настроенная молодежь? Может ли она представлять какую-то угрозу для благополучия полуострова? — Нет, ничего подобного я не

заметил. Но я не так давно нахожусь в Севастополе и не так часто бывал здесь до. В первый раз я сюда приехал 3 марта 2014 года и

помогал ополчению Крыма обеспечивать проведение референдума. Да, мы сталкивались с украинскими активистами, но большинство

из них сейчас уехало, хотя они могли и оставаться, им ничего не угрожало. Но они нашли для себя более подходящую среду, за

пределами Крыма. — Люди на Донбассе действовали во многом с оглядкой на Крым, но они не думали, что будет такая страшная война

— нет ли у них обиды или разочарования, что с Донбассом вышло иначе, далеко не так благополучно, как с Крымом? — У кого есть, у

кого нет. Эта война действительно поражает своими масштабами, и очевидцы других войн, у кого есть боевой опыт, в один голос

говорят, что это более крупномасштабные действия, чем в Чечне и Афганистане. Мне, можно сказать, повезло, я зашел в числе первых в

город Славянск, и там были такие настроения людей: продержим оборону день, два, неделю, другую, а потом войдут российские

войска. Лично у меня было такое седьмое чувство, что придется самим все это расхлебывать, так и вышло. Но я считаю, достаточно

успешно расхлебывали, особенно успешным был первый период. У людей больше сожаления не по поводу того, что Россия не ввела

войска, как в Крыму, а потому, что Россия не признала ДНР и ЛНР на государственном уровне, были только легкие намеки: мы уважаем

референдум и выборы, мы помогаем дипломатически и гуманитарно, а как такового признания нет. Столько много было положено сил,

здоровья, жизней людей, и не признали. Вот, на примере Южной Осетии — там война была всего 5 дней, но ее как государство Россия

признала, хотя, казалось бы, там язык другой, чем в России, и расстояние дальше, и многие другие отличительные черты есть. Но мы

все понимаем, что ситуация непростая, и тоже надеемся на признание. И это неизбежно. —

Как вы можете сравнить жителей Крыма и жителей Донбасса? — Это разные люди абсолютно. Даже на Донбассе в разных городах

живут разные люди. Если взять Славянск, то это город, который самым лучшим образом принял ополченцев и участвовал в их жизни, а

если взять Донецк, там все по-другому происходило, там люди тоже нормально переносили тяготы и лишения, но не так

самоотверженно, как в Славянске, в Донецке живут не такие фаталисты. Если взять Крым, то я думал, что крымчане больше проявят

участия в Крымской весне. Может быть, они не столкнулись с трудностями, как жители Донбасса, но хотелось надеяться, что они

все-таки больше активизируются. Я четко увидел, что люди на Донбассе, хоть и позже вступили в Русскую Весну, но сделали это более

активно. — Как вы, житель Киева, оказались в Донбассе, воюющим за Новороссию? — У меня, можно сказать, особого выбора не было.

Я с 2004-2005 годов выступал как организатор различных мероприятий пророссийского, православного толка, следовал Канонической

Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, эта тема для Украины очень болезненная. Я проявлял также некоторую

активность в помощи Беркуту на Майдане. Для меня не было повода думать, ехать или не ехать, это просто надо было делать. — В

Новороссии вы также занимались общественной работой — были заместителем командира по идеологической работе в Семеновском

батальоне, расскажите об этом опыте, пожалуйста. Почему возникла необходимость в этой деятельности? — Я даже не подозревал, что

в этом возникнет такая необходимость, мы не думали, что это все надолго затянется, но когда война затянулась, появилось большое

количество людей в ополчении, и все они вступили в войну буквально вчера. До этого они не интересовались ничем особо, кроме как

заработать себе на жизнь, и им много приходилось объяснять о причинах этой войны, почему она началась и как она, возможно,

закончится. — То есть у вас есть ответы на эти сложные вопросы? — Пытался найти на них ответы, по крайней мере. Плюс ко всему, в

шутку скажу, что есть у меня такой недостаток — я человек верующий, а на войне это очень помогает. Люди это видели, и тоже

интересовались, там достаточно большой процент людей воцерковленных, и они, как правило, проявляли активность, в этом тоже

особенность этой войны, что люди православные становились замполитами. Есть даже яркий пример — закон Стрелкова о запрете

матерной брани, у него была именно религиозная подоплека, дело не в том, что это некультурно, а в том, что, матерясь, ты

приближаешь себя к смерти. Были в Новороссии и знамена с Ликом Христа Спаса Нерукотворного, и все это подкреплялось

саможертвенностью, одним из главных принципов был «положить душу за други своя». Но когда активные люди становились

замполитами, это был такой первый период, потом это осознанно или неосознанно сошло на нет, из Новороссии ушли несколько

лидеров. Сейчас такое отношение: есть и есть, нет и нету. А я считаю, что это важно, идеологическая работа — одна из самых

необходимых вещей на войне. — Православная составляющая войны в Новороссии неоспорима. А что вы можете сказать по поводу

использования Моторолой элементов ислама? Наверняка, ведь слышали выражение «русский джихад»? — Я даже имел разговор по

этому поводу с Моторолой. Объясняется все просто — в ополчении ребята, крещенные в детстве родителями, невкусившие всех

прелестей православного образа жизни, хотя они по воспитанию своему православные. Когда мы столкнулись с серьезными боевыми

действиями, то действительно возникла необходимость в военной хитрости. Нас было в Семеновке 300 человек против одной трети

украинской армии, и нам ничего не оставалось, как прибегать к таким хитростям. Впервые намаз Моторола включил в Семеновке, там

же впервые прозвучал возглас «Аллах Акбар», там же появился первый в Новороссии джихад-мобиль. Моторола, когда включал намаз,

сказал мне, что это все невсерьез. И это действовало, тот же Аваков заявил, что 1500 чеченских боевиков воюют на стороне

Новороссии, это действовало подавляюще на противника, и мы, 300 человек, держали Семеновку 45 дней. Это было необходимо —

Славянск был полностью окружен, за исключением этого поселка, через него получали самое необходимое в Славянск. Тем не менее,

когда у нас был серьезный бой, было непонятно, чем он закончится, очень серьезные силы были против нас, когда мои люди выполнили

боевую задачу, и им было нечем воевать, а у Моторолы были еще позиции заняты, он мне сказал: «Кедр, иди к иконам и читай

молитву». И я часа три читал «Живы в помощи Всевышнего», пока шел бой. Моторола такой — всеядный, он может креститься, звать

православного Бога и одновременно может пугать врага криками «Аллах Акбар». И многие ребята, сидя в блиндажах, переставали

материться и начинали молиться, молитва действительно спасает на войне, и при этом у них «Аллах Акбар» вместо «Ура» есть. Есть и

язычники в ополчении, у них культ войны хорошо развит, у них считается, что погибнуть на войне почетно, и они достаточно хорошо

воевали на передовой. В одном и том же окопе могли сидеть и язычник, и человек крайне левых взглядов. И все хорошо ладят. Это

интересный, уникальный культурный момент. — Что будет с остальной территорией Украины, как можно будет с ними договориться

Новороссии? Какие перспективы вы видите для родного Киева, не раз звучали заявления от представителей армии Новороссии о

готовности идти на него? — Тут я могу рассказать анекдот: два ополченца сидят на развалинах львовской ратуши, молча курят и

смотрят друг на друга. И один из них говорит: «Жалко, проиграли экономическую войну»… В Киеве есть нормальные люди, но они не

были так хорошо организованы, а другая половина была достаточно активна и приняла новую европейскую идентичность. Но, если

посмотреть, как это все происходит — путем подпитки из-за рубежа с помощью грантов и дипломатической поддержки. И я видел, как

мои знакомые ломались и становились из нормальных людей сначала нашими противниками, а потом врагами. Я другого способа

здесь, кроме хирургического вмешательства наших танков не вижу. Есть, конечно, опасения, что если мы будем наступать, то как же

местное население — как же они нас встретят, как они будут с нами существовать? Да, действительно, это важно. И я более чем

уверен, что им ничего не останется делать, как надеяться на милость победителя. Есть одна главная причина того, почему они стали

нашими врагами — они не увидели никакого сопротивления. Я называю это Синдромом Труффальдино, они встали с теми, кто реально

побеждает. Когда в августе реки крови с Донбасса полились на Крещатик, то люди перестали быть такими уверенными. А если наши

танки войдут в Киев, то вся эта спесь и безнаказанность слетит как шелуха и нас будут встречать как в 1944-м. — Год начался с бурных

обсуждений в медиасфере произошедшего в Луганской Народной Республике, ваше мнение на этот счет? — Что касается последних

событий в ЛНР, убийства командира Александра Беднова «Бэтмена», то тут надо начинать сначала. Есть такое понимание у некоторых

людей на Донбассе, а в ЛНР это еще более ярко выражено, они почему-то решили, что сейчас, победив украинские войска и освободив

свои территории, создадут там некоторую утопию, по образу Советского Союза, когда люди были социально обеспечены. При этом мы

же прекрасно понимаем, что находимся в окружении стран, далеко не социально справедливых. От России ДНР и ЛНР зависят,

непосредственного участия она не принимает, конечно, но оказывает влияние — дипломатическое и гуманитарное. В России

социальная справедливость на каком уровне? На том, о котором мы хорошо знаем, она такая, какая она есть. Почему-то некоторые

командиры решили, что в ДНР и ДНР будет по-другому. Дело в том, что люди, которые пошли воевать и находились в первых рядах, в

большинстве своем идеалисты, они верили в светлое будущее, они жертвовали собой, они добились успеха, стали командирами, но

руководителями страны становятся реалисты, прагматики. Вот и получается такой казус. Между романтиками и прагматиками

случаются споры, а на войне вооруженные споры. Нужно находить контакт, проявлять понимание и терпение друг к другу. Я считаю, что

там виноваты две стороны: и сторона Плотницкого, и сторона Беднова, одна мне более симпатична, другая менее, но это дело десятое,

виноваты обе стороны в случившемся. Я не думаю, что убийство было запланировано, скорее всего, не было запланировано,

производился арест и случился бой, деталей я, конечно, не знаю, там надо было присутствовать, чтобы понимать. Я глубоко сожалею о

гибели Беднова и его верных товарищей, пусть это будет первая и последняя междоусобица. Сейчас мне тоже звонят люди из ДНР и

пытаются рассказать про ситуацию, пожаловаться и попросить совета. Если просят совета, я говорю: не выступайте сильно против

властей, это не очень правильно, вам нужно в первую очередь сохранить свою жизнь, и если что-то случится в Москве, если будет

расшатывание ситуации по киевскому сценарию, вы там пригодитесь больше, и вы исправите больше, чем воюя в Новороссии против

машины, которую мы сами создали. Жизнь надо принимать такую, как она есть.