Украина и украинско-российские отношения

Что имеем? Агрессивная пропаганда и ложь из всех щелей разжижает мозг европейскому контингенту, где большинство людей капитулирует после накала бреда и вынуждены принимать официальную точку зрения, которая заключается в том, что «Россия – террористическое государство и агрессор». Ставя Россию в один ряд со странами изгоями – Куба, КНДР, Венесуэла, Сирия, Ливия, Афганистан, Ирак образца 2003 и так далее, где у руля «кровавый диктатор» на одном уровне с Милошевичем, Хусейном, Каддафи, Асадом и Ким Чен Иром. Очень мало думающих и образованных людей, умеющий сепарировать фейк и бред от правды. Более того они становятся маргиналами, которым все сложнее сопротивляться общественному давлению.

Второе. Вспомним, в марте бунтовал Днепропетровск, но поставили коломойского и он заглушил всех недовольных. В марте-апреле бунтовали Харьков и Одесса, но всех недовольных также прижали к полу. В Одессе показательная казнь в начале мая окончательно всех запугала.

Остались Луганск и Донецк. Однако, внешняя официальная позиция России заключается в «невмешательстве» и всяческое дистанцирование от конфликта, т.к. ДНР и ЛНР не были признаны Россией, как суверенные республики. Кроме того, всяческие уступки и прогибы перед ЕС и США однозначно трактуются, как страх и слабость (признание порошенко, отвод войск от границ, отзыв решения Совета Федерации о вводе войск, согласие на закрытие границ с Украиной, постоянная озабоченность МИДа, но без конкретных действий). Плюс к этому, слишком мягкая и обтекаемая риторика оф.лиц на фоне того унижения, которое Россия испытывает на международной арене. Если исключить закулисные игры, а смотреть со стороны рядовых жителей, как ситуация выглядит со стороны?

Жители Донецка и Луганска после Крыма ожидали, что «Россия своих не бросает» и люди готовы были сидеть в окопах с оружием, доказывая делом серьезность своих намерений о воссоединении с русскими землями и родными славянами после того, как сумасбродные майданутые упыри с потрохами продали Украину США и полностью слили свою страну.

На деле признания от России не получили, масштабной военной помощи тоже. Опрокинули и плюнули в морду - так это выглядит. В итоге, а за что боролись то? С палками-копалками и ржавыми Калашами идти против регулярной армии Украины, у которых авиация, танки и артиллерия?

Пока сложно количественно оценить, какую помощь оказала Россия ополченцам, т.к. это закулисные игры. Но с позиции обычных жителей Донецка и Луганска это выглядит, как предательство, т.к. они особо не видят никакой помощи России, а видят, как каждый день их расстреливают из Градов.

В итоге, в Харькове, Днепропетровске и Одессе людей запугали местные олигархи (насилием, пытками, угрозами и тюрьмой), и взяли ситуацию под контроль. В Луганске и Донецке люди умываются в крови в непропорциональной войне, где противник превосходит их во всех отношениях, кроме морального духа и идеологии.

В России большинство людей воспринимают позицию властей, как проявление страха, слабости и в некотором роде трусости перед санкциями, т.к. ответить то нечем (союзников нет), рычагов давления также немного, вот и приходится понура идти со стыдливо опущенной головой. При этом олигархи боятся за свои капиталы и бизнес и всячески стараются дистанцироваться от украинского конфликта.

Внешне казалось бы конструктивная позиция России «за мир, стабильность и переговоры» в реальности не работает. Запад принял принципиальное решение рассматривать нас, как врага, методично уничтожая. Сначала санкциями, потом грубой силой. США всегда действуют с стороны силы, поэтому такая позиция России является проявлением слабости, готовности идти на уступки, что недопустимо в условиях, когда имеешь дело с агрессором (США). СССР по сути никогда не шел на уступки до конца 80-х, что позволяло сохранять мировой баланс.

Нужно более решительные и жесткие действия.

В случае с Боингом ситуацию может отчасти спасти прямые и неопровержимые доказательства причастности Киева к трагедии, где уже можно искать заказчиков конфликта, усиливая давление на США. Очевидно, что это не приведет к отказу США и ЕС от своей трактовки событий, какими бы выпуклыми и красноречивыми не были бы доказательства. НО это позволит сбить напор пропаганды и истерии в СМИ, т.к. зная, насколько быстро информация распространяется в СМИ, то факты от России заставят мировую общественность, не аффилированную с лоббистами из Вашингтона, как минимум, задуматься о бенефициарах и организаторах конфликта.

Ранее Австралия внесла в Совет Безопасности ООН проект резолюции по поводу расследования обстоятельств крушения малайзийского самолета, который сегодня должен быть рассмотрен членами Совбеза. В воскресенье Россия представила в СБ ООН собственный проект резолюции о проведении такого расследования под эгидой Международной организации гражданской авиации.
Самолет Boeing 777 компании Malaysia Airlines, совершавший рейс по маршруту Амстердам - Куала-Лумпур, упал в четверг, 17 июля, в Донецкой области в районе боевых действий между местными ополченцами и правительственными войсками Украины. Все находившиеся на его борту 298 человек погибли.

Мы работаем из 120-миллиметровых минометов образца 1943-ого года. Совершенное оружие. Простая оптимальная технология уничтожения живой силы и техники противника. Нагревающийся от выстрелов, как сковорода, ствол. Двунога-лафет, с помощью которой ствол наводится. Плита, в которую ствол упирается, в которую уходит отдача от выстрела. Один человек не поднимет, не установит, не сделает выстрела — расчет миномета 6 человек.

Технология 1943-ого года — придумана нашими дедами и прадедами, чтобы воевать против нацистов.

Мины — каплевидная форма, в хвостовой части раскрывшимся цветком круговое оперение. Перед выстрелом на хвостовую часть наматываются мешочки с порохом для дальности стрельбы. Фиксируются толстыми капроновыми нитками, пришитыми к мешочкам. В одном ящике две мины. Подающий вытаскивает одну, скручивает колпачок с носика-взрывателя и передает заряжающему. Тот навешивает мину в ствол. По команде «выстрел!» отпускает. Чтобы не оглохнуть, надо закрыть уши и открыть рот.

Плита дернулась и просела в грунт. Мина с быстрым шуршанием через тугой воздух пошла по наводке. Максимальная дальность стрельбы — 6 километров. Через полминуты слышим разламывающийся грохот от попадания нашей мины. Корректировщик сообщает результат — если надо, дает поправку, чтобы точнее работать по цели. Наводчик проверяет смещение миномета после выстрела, выправляет его по вертикали и горизонтали, прокручивая ручки на двуноге-лафете. Команда — «Беглым по три». Выпускаем три мины по готовности — серией.

После длительной стрельбы с мягкого грунта плита глубоко утопает, зарывается. Чтобы выдернуть ее — цепляем тросом к «Уралу». На каменистой почве миномет сильно смещается при отдаче — наводчик гоняет ручки горизонтирования и вертикали.

Мы не видим результатов своей стрельбы. Нам их сухо сообщает корректировщик. Позже, на базе, мы видим их в видеосюжетах новостей, читаем о них в интернете. «В результате минометного обстрела ополченцев…» — это новости про нашу работу.



СТОЛОВАЯ

Ритуальное место. Никаких преувеличений. Типовой советский зал с четырехугольными колоннами между полом и потолком. В Средней Азии вибрирующее сердце города — это базар. В западном мире — прогулочные пешеходные улицы. На войне — столовая. Чтобы хорошо воевать, надо хорошо кушать. Есть вожди, направляющие, указующие — командиры. И есть жрецы — повара. Наши жрецы — сплошь женщины в комплекте с одним мужчиной. Практически каждый боец в общении с ними вежлив, корректен, воспитан. Кто не воспитан — того поправят другие.

В столовой смешиваются разбросанные по разным расположениям и участкам фронта подразделения. Автоматы уложены сбоку — в руках ложки и хлеб. В столовой равны министр обороны ЛНР и только что прибывший доброволец, разведчики-«спецура» и пропитавшиеся соляркой и маслом танкисты. Мы все едим из одного котла, один и тот же борщ, одну и ту же кашу, пьем одинаковый компот. Учтивое «было очень вкусно» поварам — часть хороших манер.

Сегодня на ужин были отличные макароны с подливкой.

Пленных кормят из нашей столовой, тем же, что едим мы — только в отдельной посуде.



АРТИЛЛЕРИЯ

Артиллеристы дают своим гаубицам имена. У них есть «Лёля», «Катенька», «Мулатка», «Виктория». Красной краской имена написаны на зеленых стволах. В разговоре артиллерист не говорит «моя гаубица», «мое орудие» — говорит: «моя Лёля», «моя Мулаточка». Есть новоприбывшие «девочки» — пока безымянные.



МИРНЫЕ

Мы защищаем население ЛНР. Мы защищаем, в первую очередь, женщин и детей — мирных жителей. Но есть часть мирного населения, которая нас раздражает, злит, которую мы ругаем при любой возможности — здоровые молодые мужики. Они для нас — трусы, быдло, мерзость. У нас боевой выезд — наш темно-зеленый «Урал» пересекает город, через улицы, дворы, частный сектор. Под навесами перед магазинами, на террасах кафе сидят здоровые мужики в шортах, цветных футболках, шлепанцах, расслабленные позы — пьют пиво. Они махают нам приветственно, чаще — лишь сопровождают нас взглядами.

«Шо луперетесь, козлы? Надо к нам идти». «Уроды, вместо того, чтобы свои семьи защищать, бухают». «Если бы они к нам шли, то мы бы укров камнями от города отогнали». Злые комментарии бойцов. Луганск — полумиллионный город. Если бы к нам активно шли местные мужики, то был бы сформирован полк, несколько полков из них. Но у них масса причин. Они прячутся за свои семьи, жен, детей, работу. Они боятся воевать. Боятся защищать себя самих. Таких, как они, укры в оккупированных городах и поселках ЛНР насильственно мобилизуют в карательные батальоны территориальной обороны.

Попадая к нашим в плен, они рассказывают, что совсем не хотели воевать, что их заставили, что им угрожали расстрелом, если они откажутся служить в карательных батальонах. Сытые пивные мужики. Бойцы недовольны руководством республики, что этих мужиков не мобилизуют принудительно для войны. «Боятся быть бойцами, пусть копают траншеи, ходят в хозяйственные наряды, разгружают-загружают боеприпасы, стирают форму бойцов», — наша логика.



«ЗАРЯ»

Батальон назван в честь луганского футбольного клуба. В СССР команда «Заря» стала первым чемпионом страны, не представляющим республиканскую столицу, — в 1972-ом году. Команда играла на стадионе «Авангард». Самого стадиона я не видел. Видел лишь его желтую колонную арку с крупными выпуклыми буквами названия. Стволы наших черных автоматов расщепляли вид арки, делили его на куски мозаики — мы направлялись мимо на очередное боевое.

Флаг батальона — две рыжие и три чёрные горизонтальные полосы, «георгиевская ленточка». В верхней рыжей полосе надпись — БАТАЛЬОН. В нижней — «ЗАРЯ». Наш флаг вывешен над плацем.



ОБСТРЕЛ-2

Утро было тихим, солнечным, безмятежным. Около 10 часов по нашей базе заработал миномет. Легкий, скорострельный миномет. Свист, затем кромсающий грохот, в стороны полетели куски отодранного от крыши шифера, звон бьющегося стекла, треск ломаемых кирпичей. Бежим в бомбоубежища, скатываемся по ступенькам вниз, в холодный и темный проход. В спины новый грохот взрыва. За кишкой прохода освещенные помещения бомбоубежища. На лавках и стульях вдоль стен бойцы, гражданский персонал базы, врачи и пациенты соседней больницы — у них свой, отдельный вход в бомбоубежище, прямо из корпуса. Наверху новый грохот. Спустя секунд десять четвертый. Затихло — значит, укры отработали серию, теперь будут менять позицию, есть минут 10–15.

Это диверсионная группа укров. Шесть дней они пристреливались по базе из миномета. Они проникли в город. Предполагается, что перемещаются на «Газеле», используют миномет типа «Василек». Выставляются на позиции, отрабатывают серию — 3–4 выстрела и меняют позицию или вовсе скрываются. Шесть прошлых дней они лупили мимо базы. Попали в аккумуляторный завод на углу улиц Оборонной и Краснодонской — фугасная мина пробила угол цеха, внутри была пересмена, шесть человек попали под взрыв. Один рабочий погиб — его порвало на кровавые ошметки. Пятеро — разной степени ранения. Попали по автовокзалу на улице Оборонной — два разрыва содрали асфальт с платформ. Их мины проходили мимо базы на значительном расстоянии.

Военная разведка поймала пятерых корректировщиков — они стояли перед штабом, футболки натянуты на головы, руки связаны за спиной. Одежда у корректировщиков — поношенные спортивные штаны, замызганные футболки, дешевые кроссовки. Телосложение — слабые руки, складки животов, дряблая кожа. Вид хануриков, околачивающихся с пивом, с любым дешевым алкоголем возле магазинов днями напролет. Но обстрелы продолжились.

Отлавливали новых корректировщиков. Но диверсионная группа укров пристрелялась. Четыре мины легли на территории базы батальона. Одна попала в автопарк — уничтожила БТР, КамАЗ, убила пятерых бойцов, пятерых ранила. В автопарке воронка, горячие коричнево-синеватые осколки мины. Жирный черный дым горящей техники, кровавые обрывки человеческих тел. Пожар успевают быстро потушить. Спустя 20 минут новый обстрел. Я в это время с бойцами своего расчета был в церкви. Мина свистанула над церковью и упала метрах в ста, на территории больницы. Помогаем прихожанам — сплошь женщины — и священникам добежать до бомбоубежища. Три следующих разрыва. Один опять за церковью — в банно-прачечном комбинате больницы, начинается пожар, быстро разгораются ворохи сухого белья. Огонь хватается за крышу, затрещал шифер. Черным дым вырастает столбом. Приезжают две пожарные машины. Раскатывают рукава, рукава набухают от поступающей воды. Вода шипит, налетая на жаркое пламя.

С разведчиком иду осматривать попадание в здание лаборатории больницы. Проломан шифер на крыше, выбиты окна, ветки дерева, нависавшие над крышей, рассечены и раскиданы в стороны. «Плохо, плохо. Не успевают быстро потушить. Сейчас укры начнут бить, ориентируясь на дым», — говорит разведчик про расходящийся пожар. Свист — разрыв раскидывает крышу основного корпуса больницы, выбивает дыры в бетонном заборе. Пожарные бросают шланги, бегут в бомбоубежище. Обстрел продолжается. Минометчикам командуют на выезд. Удаляемся от базы — над ней дымный высокий шпиль, отличный ориентир для укровских минометчиков.



ШТУРМ

После начала обстрела нашей базы укры переходят к штурму наших позиций по всему фронту вокруг Луганска. На помощь своим, осажденным в аэропорту отправляют бронеколонну. Минометчики ополчения выдвигаются на позицию в сторону аэропорта. Выставляем орудия, работаем 15 минут, выпускаем семь десятков мин — накрываем бронеколонну.

Команда выдвигаться в другой район города. Едем через весь Луганск. Мирные жители вяло движутся в жарком воздухе. Магазины, офисы, конторы продолжают работать в привычном, довоенном, непричастном к войне ритме — пятница. Вокруг города гул тяжелого боя. Автоматная стрельбы где-то в центре.

Район Камброд — местное краткое название, официальное: Каменный Брод. Разгружаемся перед заброшенными бетонными ангарами. За кустами рычат наши танки, выступающие к передовой. Расчеты готовы. «Навесить мины». Работаем беглым — по три мины. Корректировка — обрабатываем другой сектор. От грохота минометов трескаются и осыпаются стекла ангаров, осыпаются за нашими спинами. Эхо выстрелов мечется в пустых громадах ангаров.

За «зеленкой» — за зарослями кустов и деревьев, плетением южной растительности — завязывается перестрелка. По рации нашему командиру разведчики, они группа прикрытия, стерегут периметр, пока мы работаем, сидевшие в зеленке разведчики сообщают, что в нашу сторону двигается группа укров. Собираемся — закидываем в кузов «Урала» не исстрелянные мины, орудия, спешно, сбивая локти и коленки о металл, грузимся сами. Патрона загнаны в стволы автоматов, автоматы стоят на предохранителях. В условленном месте подбираем разведчиков. «По газам».

Заезжаем на склад — грузимся новыми зарядными ящиками. На задание. Мы гоняем и работаем из разных районов города до темноты. Город в прежнем сомнамбулическом состоянии — бред, этих людей может начисто снести случайный снаряд гаубицы, случайная мина, навсегда сбить с ног случайная пуля — они, кажется, совершенно не чувствуют этого, не понимают.

Вечером сообщают, что укры немного потеснили наших, но в город войти не смогли. Серьезные потери с той и с другой сторон. Мы выдержали штурм.

Это был день 11 июля.



ТЕКСТЫ

Пишу в перерывах между воздушными тревогами, обстрелами и боевыми заданиями. Автомат под рукой. Обряжен в разгрузку, забитую патронами, магазинами, ключами для мин: для скручивания колпачков с взрывателей и перевода взрывателей в режим «осколочный» или «фугасный». Я периодически поправляю разгрузку, как женщины поправляют бюстгальтер. На мониторе ноутбука — моей печатной машинки — фоновым изображением фото моей голопопой девочки Наськи. Она стоит перед открытым окном нашего дома «Серая лошадь» и смотрит во владивостокское лето.



СВИСТ И ШЕЛЕСТ.

Слышишь свист — забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, — это летит снаряд или мина. Слышишь шелест — это мина на излете, беги и падай как можно дальше от подлого шелеста, мина долетела до предела и падает прямо вниз — и забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, но лучше под танк. Бесконтактная война — мы определяем удары противника по звуку.



ЛУГАНСК-2

После штурма 11-ого числа город превратился в призрак — он опустел, жители попрятались в дома, в деревни за границей города, кто-то поехал беженцем в Россию: вроде он есть, и вроде его нет. Когда я приехал сюда в конце июня, продолжалось перемирие между ополчением ЛНР и правительством укров, дома вокруг базы батальона светились огнями по вечерам. Окна закрыты, зашторены, но светились. Теперь они черны, пустота вокруг базы ночью. Больницу эвакуировали. Тьма и молчание вокруг базы, бывшего областного военкомата. Лишь ряд ночных фонарей горит вдоль центральной Оборонной улицы.

Выезжаем рано утром на задание. Улицы безлюдны. Асфальт, витрины, стены — посечены осколками, взломаны попаданиями военной стали. Эхо выстрелов и разрывов мечется по пустым дворам.

Нам нужна вода. Заходим через разбитую витрину в магазин и берем упаковку минералки. Это — не мародерство. У нас есть деньги, мы готовы купить, но — магазины закрыты. Мы заходим через проломы, сделанные вражеской артиллерией, и берем ровно столько, сколько нам необходимо. Никакой жадности, никакого стремления утащить все, что можно взять, набить кузов «Урала», утробу БТРа. Мы не лезем в кассы, сейфы, шкафы. Нам просто нужна вода. Советские сталинского ампира здания молчаливы и угрюмы. Готическая гостиница «Украина», чьи кирпичные стены выложены традиционными украинскими узорами, как-то сразу постарела, наполнилась ветхостью, когда Луганск стал призраком. Мы прячемся в складках призрака, чтобы вести свою войну. В частном секторе изредка нарываемся на лай собак из-за непроглядных глухих заборов. Когда начинают молотить выстрелы, собаки скулят и замолкают.

Небо над городом рвет авиация укров — грузовые винтовые самолеты пролетают на недоступной для ПЗРК высоте, истребители «сушки» выискивают цели. В небо долбят наши «зенитки» — ЗУ-23 М — и ПЗРК. Разрывы, дымы смешиваются с облаками.

Я и интеллигентный Андрей, ветеран войны в Афганистане, шахтер из Краснодона, остаемся в одном из дворов сторожить нашу машину, пока наши уходят на обед. Мы молчим — мы вслушиваемся в поразительное молчание полумиллионного города. Город, лишившийся мирной жизни за один день. Бои на некоторое время затихли. Ветра нет. Ощущение свершившегося Армагедона. Луганск пока не разбит и не раздолбан в пыльные руины, но он уже обесчеловечен. Но он нужен нам — для войны. Он нужен нам для обороны ЛНР. Для последующей мирной жизни.



МНОГО

На этой войне наши много курят, матерятся и пьют кофе. Много хруста стеклянных осколков под ногами. Много ожиданий — мы ждем помощи от России.



АВТОВОКЗАЛ

Он расположен напротив нашей базы. Чаще всего мины и снаряды, выпущенные по нашей базе, попадают в автовокзал. Разрывами содран асфальт с платформ ожидания, пробита бетонная крыша на одной из платформ, разбито осколками и взрывной волной ленточное остекление зала ожидания. Остов сгоревшего от попадания мины автомобиля «Жигули». Во время боев 11-ого числа с крыши автовокзала по КПП базы два часа стрелял снайпер. Однако автовокзал продолжает работать — хотя количество рейсов минимизировано. В зале ожидания закрыты все магазины. Открыта лишь касса. Есть бомбоубежище. Кто-то из пассажиров ожидает свой рейс в бомбоубежище.