Казахстан & С А

Мне кажется, разговоры о «позитивности», «перспективности», «ужасности» моноэтничности надуманны и вызваны скорее политической конъюнктурой, пропагандой, нежели реалиями. Сама по себе моноэтничность – это не хорошо и не плохо. Это сложное явление, характерное для целого ряда стран. Япония, Исландия – это моноэтничные страны. Хорошо это или плохо? Ни то, ни другое. Это социологическая, демографическая, культурная, историческая и политическая данность, с которой нужно и можно работать.
Казахстан, если внимательно разбираться, уже никогда не будет моноэтничным государством. До сегодняшнего дня у нас наблюдалось преобладание казахского и славянских этносов. Был даже период, когда казахи стали этническим меньшинством на своей родине. Эта бинарность работала достаточно продолжительный исторический срок. Социально-демографические, культурно-политические и экономические процессы, которые начались в конце 1970х – начале 1980х, привели к снижению доли славянских этносов, причем массовые миграции начались задолго до распада Советского Союза. Поэтому грешить и валить все на независимость не нужно. На место казахско-славянского доминирования в составе населения теперь приходит казахско-тюркское, тюрко-мусульманское доминирование. Пройдет не так уж много времени, и на второе место по численности населения выйдут узбеки.
Численность же русских, украинцев, белорусов, немцев будет уменьшаться, соответственно будет снижаться их удельный вес. Это вовсе не трагедия национального масштаба, хотя и трагедия на уровне отдельных личностей и семей. Появится новая данность, новая реальность, с которой надо будет научиться жить, существовать, уметь работать. Это создаст новые вызовы, новую проблематику, потребует новых инструментов, механизмов социальной и политической инженерии.
2. На самом деле, у нас нет исследований – социометрических, экономических или иных, которые позволяли бы однозначно и серьезно говорить о безусловном эффекте и пользе полиэтничности. Все, если разобраться, имеет свою цену. К примеру, Япония и Корея – моноэтничные государства. Они что, хуже всех живут, последний кусок суши доедают и ушли в пещеры? В этом вопросе политических и идеологических составляющих значительно больше, и поэтому ученые, эксперты даже боятся содержательно обсуждать реальную повестку, в силу чего есть очень много недоговоренностей, умолчаний, изъятий. Опять же, разве кто-то может утверждать, что до прихода русских в Казахстан казахи были нетолерантными и неполиткорректными? Разве казахи ели мясо путешественников, как аборигены Новой Гвинеи и иных экзотических местностей? Так что многое в этих вопросах зависит от угла зрения и заданности экспертов. Как в классическом случае с динозавром, есть только две опции: можно его встретить, а можно и не встретить.
3. Что касается конкретно Казахстана, то его полиэтничность не была естественным, природным процессом. Если бы не политика Российской империи, что царской, что советской, которая активно занималась колонизацией Степи, насильственным переселением большого количества людей, мотивировала – экономически и идеологически – миграционные процессы, то ситуация могла быть совершенно иной. Сегодня, как мы видим, история отыгрывает назад. И как только перестала существовать империя, пропали ее идеологические, политические и иные конструкции, –  все посыпалось. Вот когда закончатся процессы окончательного распада империи и завершится длительный процесс деколонизации, когда все граждане страны сделают свой сознательный политический и гражданский выбор, – вот тогда мы сможем более или менее серьезно говорить о заново сложившейся полиэтничности Казахстана, рассуждать о ее конфигурации и перспективах.
Как видим, теория «плавильного котла» в нашей стране не сработала, нового «советского» человека на выходе мы не получили. Не получим мы и абстрактного «казахстанского» человека. Те, кто спешит хоронить факторы этничности, национального государства, рискуют еще много раз смертельно простудиться или несколько раз умереть от физического истощения. Понятно, что многие сегодняшние политические конструкции носят паллиативный характер, и отчасти это закономерно. Но в итоге в Казахстане возможна только казахская политическая нация с сильным гражданским обществом и институтами. Казахи были и будут главным стержнем, осью нашей государственности, вокруг которой смогут жить и процветать все остальные этносы, которые примут новые реалии и общие правила игры.
Повторюсь: никого и ничего искусственно удержать, задержать не получится. Мы не можем насильственно кого-то привязать к стране, запретить выезд или еще чтото. Многие исторические процессы еще не завершились, надо дать им благополучно, мирно завершиться. Политика государства, деятельность госорганов, общественных институтов должна быть направлена именно на это. Необходима ad hoc политика, которая будет каждый день трезво, честно оценивать происходящее и одновременно очень прагматично оформлять новую действительность, которая называется «казахское национальное государство». На этом этапе развития страны государство должно быть одновременно нотариусом и строителем новой реальности. Если говорить врачебными терминами, то нам в качестве госменеджеров нужны сегодня акушеры и педиатры нового, а не реаниматологи прошлого.

Должен сказать, что редакция Central Asia Monitor всегда поднимает интересные, животрепещущие, актуальные проблемы. То же самое могу сказать и в данном случае. Единственное, что я бы уточнил, – поставленные вами в этот раз вопросы неразделимы. По сути, второй вопрос – это и есть, собственно, ответ на первый, а второй, соответственно, – это ответ на третий. И теперь остается только развернуть некоторые грани.
Для начала давайте попытаемся понять: есть ли в нашем обществе идея продвижения моноэтничности Казахстана? В принципе, с некоторой натяжкой можно сказать, что есть. Идея увеличения казахской доли в общей численности населения страны присутствует и на государственном уровне. В частности, были предприняты такие шаги, как программа переселения зарубежных казахов на родину предков. При этом ставка на экстенсивный фактор в плане достижения моноэтничности Казахстана многими преподносилась как основной инструмент, который снимет все остальные вопросы. Например, языковой – тогда, мол, и латиница пресловутая легко будет внедрена.
Но тревожит, что почти нет голосов, призывающих к более глубокой проработке этого направления. Ведь мы не застрахованы от того, что такой экстенсивный путь может привести к не менее сложным проблемам нациестроительства, а в итоге и государственного строительства.
Западная политология учит нас: «Нация есть государство». Следовательно, можно задаться вопросом: что же у нас просматривается именно в таком ракурсе?
Уже заметно, что первоначальная эйфория, связанная с первыми крупными десантами оралманов, сошла на нет. Во-первых, сегодняшний Казахстан стремительно теряет привлекательные черты, обусловленные советским потенциалом и высокими ценами на сырье. Потенциал приватизирован и развеян, цены на углеводороды упали, а иных преимуществ как бы и не было.
А то, как оралманы адаптируются на родине предков и какие при этом испытывают трудности – это отдельная и не менее острая тема. Также вспомните о незатухающем подспудном споре на тему, смогли ли оралманы заменить уехавших (если честно и беспристрастно рассуждать о квалификации выбывших и прибывших)? Это во-вторых.
Реплика в пространство: останься в Казахстане сотня-другая тысяч этнических немцев, проживавших в сельской местности, – это было бы благо для экономики суверенного государства или нет?
Неумолимо (так, по крайней мере, считают некоторые эксперты) приближающаяся моноэтничность как бы априори предполагает, что именно в Казахстане, как минимум, будет концентрация лучших талантов и умов казахской нации, собранных со всех концов планеты. Однако тренды свидетельствуют о другом, отнюдь не позитивном и не оптимистичном. Если, скажем, лет 15 назад увеличение доли титульной нации происходило на фоне эмиграции европейского населения, то теперь наблюдается рост отъезда собственно казахов и особенно молодежи. У нас сравнительно много молодых людей учится на Западе, по программе «Болашак», и туда отправляют якобы самых лучших. Но в то же время растет количество желающих учиться в соседней России. И, как теперь выясняется, эта тенденция особенно сильно проявилась с прошлого года, когда абитуриенты, прежде всего из областей, граничащих с Россией, буквально рванулись туда, фактически оголив казахстанские вузы. А после того, как в этом году президент РФ Владимир Путин открыто объявил, что толковая молодежь с окраин бывшего Союза крайне необходима России, вышеупомянутый подспудный спор приобретает особую актуальность.
Таким образом, вольно или невольно мы подходим к одному из главных маркеров, по которому можно судить о конкурентоспособности государства (читай, нации). Речь идет о качестве так называемого человеческого капитала. Какое оно у нас сегодня, если оценивать объективно, и каким оно может стать при моноэтничности?
Чтобы хоть как-то разобраться в этом вопросе, необходимо вспомнить ситуацию, которая сложилась еще в советском Казахстане. Сегодня, когда передовые страны вошли в постиндустриальную эпоху, мерилом прогрессивности государства уже не является фактор наличия или отсутствия рабочего класса, а еще точнее, класса квалифицированных индустриальных работников. Но с другой стороны, все более или менее сильные и весомые в экономическом плане государства на соответствующем этапе имели этот самый класс. И Казахстан, будучи в составе СССР, тоже имел реальный отряд рабочего класса.
Однако при этом вряд ли можно категорически утверждать, что он присутствовал и в казахском дискурсе. Поскольку в Казахстане основной костяк индустриальных рабочих составляли представители славянских наций, тогда как казахи в основном жили в сельской местности.
К примеру, возьмем Алма-Ату, столицу КазССР. Ведь она была не только административным и культурным центром, но также крупным, даже по советским меркам, индустриальным городом. Иными словами, Алма-Ата не была похожа на Канберру или Бразилиа, где отсутствовали крупные промышленные предприятия. Будь так, то казахи однозначно превалировали бы в составе столичного населения.
А в силу причин обратного свойства казахи в своей же столице не составляли и 25 процентов населения. Отсюда знаменитая шутливая фольклорная формула: «Алма-Ата – это столица казахов, это квартира русских, это столовая уйгуров» (вольный перевод с казахского). Ехидная, но на самом деле очень даже точная характеристика. До сих пор в том же «Фейсбуке» можно встретить рассуждения о том, как бесстыдно угнетала советская власть казахов, не давая им жить в городах, где до сих пор все русские обеспечены квартирами. Спроси обывателя, почему так происходило, и мало кто даст адекватный ответ. Самое большее – объяснят это происками неказахов.
Между тем ответ прост: преобладание неказахского населения в АлмаАте (да и во многих других больших городах) объяснялось тем, что казахи за годы советской власти так и не успели сформировать свой полноценный национальный рабочий класс. Тогда как в составе управленцев, то бишь в советской и партийной номенклатуре, а также в рядах творческой и научной интеллигенции присутствие казахов было очень даже ощутимым (подчеркиваю: тут мы говорим, прежде всего, о столице). И представители этих групп получали квартиры. Причем начальство (наши же бастыки) уже внутри этих слоев делало так, что жилплощади не доставались простым работникам министерств, ведомств, редакций, оркестров и т.д. А тот же Г.Колбин, чтобы умаслить казахов после событий 1986 года, ой как заметно продвинул очереди на квартиры для той же низовой казахской интеллигенции, когда была объявлена программа «Жильё-91».
Выходит, когда бахвалились тем, что казахи из феодализма, перескочив через капитализм, вошли в социализм – это была не совсем правда. Потому как в социализме, какой бы он ни был, по крайней мере, в российском варианте, присутствовал элемент капиталистического – в форме наличия какого-никакого пролетариата. А вот мы, казахи, миновав капитализм и получив все блага от социализма, то есть, приобщившись через жесткую модернизацию почти что к европейской индустриальной революции, начисто «пролетели» с её важной составляющей. И хотя уже на четвертом десятилетии советской власти были и шахтеры, и железнодорожники, и нефтяники, и строители, и металлурги, потомки номадов проскочили индустриальный период, так и не обзаведясь настоящей армией индустриальных рабочих.
И исход русских из Алматы обусловлен не тем, что власть стала казахской, точнее, не только этим обстоятельством, а тем, что с наступлением суверенитета начался процесс деиндустриализации Казахстана, во многом носивший объективный характер (прежде всего, вследствие развала общесоюзного народнохозяйственного комплекса). Первую и самую мощную волну миграции русскоязычного населения составили работники именно индустриальных отраслей. А теперь представим себе на минутку: если бы все промышленные объекты функционировали в прежнем режиме, то какую бы «физиономию» имела южная столица?..
И то, что многие сегодня наивно представляют то ли как некую победу, то ли как восстановление исторической справедливости, подразумевая под этим резко возросшую численность казахского городского населения, на самом деле имеет вполне прозаическое объяснение. Не говоря уже о том, что тот же Алматы испытывает огромные проблемы от неконтролируемого наплыва перманентно прибывающих внутренних мигрантов. Тем более что в городе нет стольких рабочих мест и нет никакой возможности трудоустроить такое количество населения. Плюс ко всему общая культура и уровень профессиональной подготовки прибывающего люда тоже являются отдельно взятой серьезной проблемой.
Люди с аграрным мышлением и соответствующими инстинктами хлынули в города – вот что происходит на протяжении всех этих лет. Именно поэтому у нас очень быстро происходит процесс архаизации сознания (невинные, на первый взгляд, пресловутые салт-дастуры казахского народа, вышедшие из тьмы веков). И все потому, что в Алматы на заре суверенитета не было даже стотысячного отряда казахского рабочего класса. Причем трудившегося не на АДК и даже не на АХБК, а на заводе тяжелого машиностроения или на станкостроительном производстве. То есть того самого рабочего класса, который является костяком по-настоящему городского населения в любом индустриально развитом городе.
Согласитесь, это были бы люди с несколько иной культурой и с другим восприятием мира, и идеи (мейнстрим) новой постиндустриальной эпохи они приняли бы, условно говоря, профессиональнее и естественнее, чем их сельские соотечественники с консервативным аграрным мышлением. Не говоря уже о том, что эти сто тысяч казахов не уехали бы в Россию и в другие дали. Но таких попросту не было и нет. Это большой минус, и он, безусловно, сказался на развитии и города, и нации, и государства в целом.
Возьмите список ста ведущих системных администраторов Алматы и посчитайте, сколько там представителей титульной нации.
В Казахстане полным ходом идут процессы руализации (трайбализации), а в социальном плане – и «жанаозенизации». Все это вкупе можно назвать проявлением эффекта в чем-то объективной, а в чем-то и субъективной (искусственной) коренизации демографической структуры общества. Думаю, многие еще помнят, что сказал один из акимов Алматы по этому поводу накануне печальных событий в «Шаныраке»…
Теперь немного о последнем вашем тезисе – пройдена ли некая точка бифуркации, и как можно было бы сохранить остатки неказахского, я бы подчеркнул, потенциально квалифицированного городского населения?
Думаю, этот критический порог мы уже перешли. Лично я не вижу, за счет чего Казахстан будущего сможет сохранить неказахское население, которое по поведенческим и прочим моментам будет самомутировать местами в сторону «моноэтничности». Что касается усилий государства в плане того, чтобы как-то переломить ситуацию, то, возможно следует обратить внимание на сельское население и затеять что-то переломно-грандиозное именно в этом сегменте.
Но надежды на это слабы, потому как трудно не уловить взаимосвязь между усилением «казахскости» и параллельным процессом нарастания непотизма. А последнее не представляется прогрессивным явлением с точки зрения жестких общегосударственных установок. Следовательно, Казахстан по типу своего управления будет все более компрадорским, а моноэтничность для такого, с позволения сказать, пути развития, является довольно органичным условием. Увы..

1. Здесь никак не обойтись без краткого экскурса в демографическую историю Казахстана. Которая, к сожалению, буквально напичкана трагическими событиями. Чтобы понять это, достаточно воспроизвести некоторые данные итогов переписей населения, проведенных в нашей стране. При этом в силу того, что ее демография, скажем так, буквально завязана на соотношении численности казахов и русских как доминантных этносов, я сделаю главный акцент именно на них.
Итак, согласно итогам первой и последней переписи населения Российской империи от 1897 года, тогда в Казахстане проживало 3392753 казаха и 454402 русских, или соответственно 81,8% и 10,8% от общей численности населения.
Первая перепись в СССР от 1926 года дала такие цифры: казахов – 3627612 (58,52%), русских – 1275055 (20,57%). Вторая, проведенная в 1939 году: казахов – 2327625 (37,84%), русских – 2458687 (39,97%). Третья – 1959 года: казахов 2794966 (30,02%), русских – 3974229 (42,69%). А по оценкам уже на 1962 год это соотношение изменилось до 28% и 45% соответственно.
Как видим, с начала XX века удельный вес казахов стремительно падал, а русских – столь же стремительно рос! Чем это можно объяснить? Только тем, что казахи понесли тяжелейшие потери в ходе национально-освободительного восстания 1916 года, а затем пережили два ужасных голодомора 1921-23 гг. и 1931-33 гг., в результате чего в общей сложности погибло около 70% нации!
В итоге казахи за короткий исторический период времени превратились в... национальное меньшинство в собственном Отечестве, подвергаясь также тотальному этноциду – русификации и ассимиляции, теряя язык, культуру, обычаи и традиции, то есть свою национальную идентичность.
Можно предположить, что если бы не эти демографические катастрофы и национальные трагедии, то сейчас казахов в Казахстане насчитывалось бы не 12,5 миллиона, а в три раза больше – как минимум 40 миллионов человек, и сегодня у нас не было бы никаких, к примеру, языковых проблем.
А в это же самое время из России огромными массами шли волны русских переселенцев, которые занимали «освобожденные» (по Солженицыну – «пустующие») таким образом от казахов земли. Те самые, которые русские шовинисты типа Жириновского, Лимонова, Емельянова, Штыгашева и прочих имеют наглость называть сегодня «исконно русскими землями» и постоянно грозятся «вернуть их матушке России».
И только начиная с 70х годов прошлого века наш народ начал постепенно приходить в себя от последствий тех страшных катастроф, грозивших ему полным исчезновением с лика планеты (не всякий народ способен выдержать такое и выжить). Благодаря своей редкостной жизнестойкости, более высокому по сравнению с русскими естественному приросту он начал медленно, шаг за шагом, восстанавливать свой удельный вес: 1970 г. – 32,39%, 1979 г. – 36,02%, 1989 г. – 39,69%.
Этот процесс резко ускорился после развала СССР и провозглашения независимости, в результате возвращения русских и представителей некоторых других диаспор на свои исторические родины, своего естественного прироста и притока казахов-оралманов: 1999 г. – 53,40%, 2009 г. – 63,07%, а по оценке на начало 2017 г. – 66,97%.
Так какой негатив и тем более угрозу может представлять для кого-то этот процесс возрождения казахской нации после столь тяжких бед и испытаний, выпавших на
ее долю? Кстати говоря, наш народ даже через 120 лет после переписи 1897 года далеко еще не достиг того удельного веса, который он имел тогда – 82%. Несомненно, это позитивный процесс, который обязательно должен быть у бывшего колонизованного народа в результате обретения им независимости. А иначе зачем бы она была нужна?
Что касается сокращения численности русских в Казахстане (как, кстати, и в самой России), то это естественное явление. Оно обусловлено, во-первых, тем, что это демографически старая нация (средний возраст казахов составляет 26, а русских – 45 лет), вследствие чего у нее уже давно идет процесс депопуляции – превышения смертности над рождаемостью и, как результат, естественная убыль численности. А во-вторых, тем, что русские возвращаются в Россию как по путинской программе переселения соотечественников, так и по собственной воле. В последнем случае, руководствуясь, прежде всего, социально-экономическими соображениями. Но никак не надуманными «притеснениями» или «вытеснением» их казахскими «националистами». Дайто Аллах, чтобы русским жилось столь же комфортно и вольготно где-то еще за пределами России, как в Казахстане.
Думаю, некоторым слишком ретивым «заступникам русских» надо просто избавляться от психологии представителей имперской нации, расценивающих, подчеркну еще раз, ВОЗВРАЩЕНИЕ (репатриацию) своих сородичей из бывших колоний на историческую родину, тем более переживающую убыль населения, как некую «трагедию». В этом плане им не мешало бы поучиться у казахов, которые, напротив, считают приезд оралманов благом для своей страны. Тем более что ситуация в России сходна с ситуацией в Казахстане – численности ее населения явно недостаточно для огромной, самой большой в мире территории. Если у нас средняя плотность населения составляет 6 человек на квадратный километр, то там – 8 человек. Небольшая разница. Тем более что население у нас все-таки растет, а там, повторюсь, сокращается.
Нельзя также забывать о том, что в мировой истории аналогичные процессы репатриации неминуемо происходили со всеми «старшими братьями» при развале их империй.
2. Казахстану не грозит никакая «моноэтничность», поскольку у нас и раньше проживали, и в дальнейшем будут проживать представители других этносов. Одних только русских на сегодняшний день насчитывается 3 миллиона 619 тысяч, т.е. столько же, сколько все население, скажем, Грузии, и больше, чем население Молдовы, Боснии и Герцеговины, Уругвая, Монголии, нескольких десятков других стран мира. В этом смысле Казахстан не идет вообще ни в какое сравнение с некоторыми бывшими «советскими» республиками (Арменией, Грузией, Азербайджаном, Таджикистаном, Туркменистаном, Молдовой, Литвой) и даже российскими Чечней, Дагестаном и Тывой, где русских уже почти не осталось или осталось очень мало. Так что все разговоры о Казахстане, в котором, мол, могут остаться «одни казахи», – это ложная тревога, порожденная либо откровенным лукавством, либо нездоровой фантазией тех, кто ни бельмеса не смыслит в демографии, однако самоуверенно берется разглагольствовать о ней.
Кроме того, на свете есть немало стран, в которых коренные жители составляют от 95 до 100% населения: Япония, Северная и Южная Кореи, Италия, Португалия, Бангладеш, Дания, Польша, Исландия, Венгрия, та же Армения, многие арабские… До них в этом смысле Казахстану ой как далеко! И что? Неужто эти страны страдают от недостатка «конкурентной среды, культурного взаимообогащения, формирования принципов толерантности и политкорректности»? Глупости все это…
3. Из всего вышеизложенного уже ясно, что никаких особых мер и усилий для «удержания» именно наших соотечественников – неказахов от отъезда не нужно. Ибо право переезда кого бы то ни было и куда бы то ни было – это универсальное право каждого человека, а потому никого нельзя принуждать ни к отъезду, ни к проживанию в стране. Насильно мил не будешь.
А что нужно? Всего лишь улучшение социально-экономических и прочих условий жизни для всех граждан государства, вне зависимости от их национальной, религиозной, сословной и другой принадлежности. Как это делает, к примеру, Норвегия – такая же нефтяная держава, как и Казахстан. Тогда и нужды уезжать куда-то не будет. Но это в том случае, конечно, если на подобное будут способны те госструктуры, которые, как говорится, по долгу своей службы обязаны обеспечивать людям соответствующие условия.
Но это уже тема для другого разговора…

Моноэтничный Казахстан? Давайте обсуждать не мифологемы, а проблемы. Моноэтничности нет, никогда не было и не будет, прежде всего, у самих казахов. Этнос – понятие даже в науке расплывчатое и переменчивое, но обычно под этим подразумевают единство происхождения, языка, культуры, хозяйствования, территории проживания, самосознания, внешнего вида, менталитета и так далее. Так вот, скажите, пожалуйста, разве не казахи более, чем все другие народы Казахстана, характеризуются как раз не «моно», а поли-разнообразием по любой из этих составляющих их собственной – природной и исторической – этничности?
Плюс разве все другие народы Казахстана не вставлены, практически до полного перемешивания, в антропологические, географические, исторические, хозяйственные, ментальные, языковые и все другие возможные признаки казахского этноса?
Нет смысла обсуждать, хорошо это или плохо, поскольку Казахстан существует именно в таких и благодаря таким реалиям, и если существование Казахстана – это хорошо, то значит, хороша и полиэтничность, казахская и казахстанская.
Скажем, казахи почти целиком, так же, как и другие народы Казахстана, вставлены в «русский мир» – московское телевидение смотрят все и принимают его гораздо ближе к сердцу, нежели местные телеканалы. Благодаря в том числе и общему языку, поскольку русскоязычие практически всех городских и образованных казахов тоже есть состоявшаяся часть их современной этничности. Да, при этом какаято часть (наверняка меньшая) воспринимает нескончаемые российские политические ток-шоу не с надеждой и энтузиазмом, а с опаской и негодованием, но и это тоже органическая часть нынешней казахской полиэтничности. Надо ли говорить, насколько в этих условиях, в том числе и для собственно внутриказахской консолидации, важно наличие в Казахстане обильной неказахской этнической компоненты? Да не останься вдруг в РК ни одного славянина – русскоязычие казахского политического и бизнес-класса будет воспроизводиться с не меньшей неизбежностью, но вот справляться с разделением на «нагыз» и «шала», на «южан», «северян» и «западников» станет намного труднее.
Впрочем, сами выводы о неуклонном движении в сторону окончательной «моноэтничности» – это тоже в основном мифология. Расклады в народонаселении, в том числе этнодемографические, – они упруго-инерционны и конечны. К тому же это, как и вся история, – не линейный, а циклический процесс.
Да, преимущественный рост рождаемости среди казахов налицо, как и продолжающийся отъезд преимущественно «некоренных». В этом смысле казахские националисты вместе с этнократическими властями сделали уже все, что смогли. Ожидания полного перехода на государственный язык и казахское делопроизводство подтолкнули к отъезду многих, но не всех. И сложившиеся новые пропорции достаточно устойчивы. Включая и то, что из бесперспективного для них кланово-олигархического государства с сырьевой экономикой одинаково активно «валят» лучшие представители и казахской, и неказахской молодежи.
Насчет же численной оценки этих новых пропорций надо бы быть осторожнее – и без того лукавая официальная статистика здесь особенно старается выдавать желаемое за действительное.
Так, согласно государственной программе развития и функционирования языков, в которой как раз таки 2017 год определен реперным, мы должны бы иметь сейчас:
а) долю взрослых, владеющих государственным языком по «Казтесту», – 80%;
б) долю выпускников школ, владеющих казахским, – 70%;
в) долю населения, владеющего английским, – 15%.
И как вы думаете, что значится в отчете о выполнении? Выполнено все!
Опять же, согласно статистике, доля идентифицирующих себя казахами выросла до 66,5%, русских же – снизилась до 20,6%. Может быть. Но при этом доля граждан, свободно владеющих русским языком, на протяжении всех лет независимости неизменно лежит в районе 80%, тогда как доля неказахов, свободно владеющих казахским, за весь период действия Закона «О языках» выросла с 5 процентов до чуть более 7 процентов.
А самый объективный показатель – косвенный: например, какой язык люди выбирают, скажем, при соцопросах. Так вот, респондентов, выбирающих русский язык, обычно не меньше 70% – это и есть преимущественная характеристика казахстанского, в том числе казахского, этноса. И при таком языковом комфорте никакого массового оттока «русскоязычных» не случится.
Но на сегодня самое важное – это то, что начавшийся в конце горбачевской перестройки (1989-й – год принятия «Закона о языках») тридцатилетний исторический цикл суверенизации заканчивается, и мы уже (примерно с 2013 года) находимся в начале принципиально иного – евразийского – цикла. В котором кое-что из достигнутого в начальном цикле строительства национальной государственности ляжет в дальнейшую основу. А другое будет пересмотрено, а кое-что и вовсе отброшено.
И на таком переходе из одного исторического цикла в следующий пора бы уже вынести на открытое обсуждение накопившиеся проблемы, итоги и перспективы не афишируемого, но самого главного процесса – выстраивания казахской политической нации и казахской этнической государственности. Процесса, прямо скажем, удавшегося, поскольку нынешняя национальная государственность, судя по полному набору первых руководителей в органах государственной власти и по преимущественному наполнению госаппарата, имеет ярко выраженное казахское лицо. Точно так же и казахская нация имеет свое очевидное и наполнение, и выражение. И де-факто, и де-юре.
Здесь стоить напомнить, что конституционно мы – не гражданское, а этническое государство и общество. Если кто-то думает, что граждане Казахстана уже составляют единую нацию, то он забегает несколько вперед.
По нашему законодательству рассыпано множество прилагательных «национальное», но корневое определение «нация» встречается только раз. И не где-нибудь, а в конституционном Законе «О государственной независимости» от еще 1991 года. Там определено, что граждане республики всех национальностей, объединенные общностью исторической судьбы с казахской нацией, составляют вместе с ней единый народ Казахстана. Поэтому то, что мы все, независимо от родного языка и национальности, входим в единый народ Казахстана, еще не означает, что мы являемся составной частью казахской нации. Мостиком, связывающим гражданина Казахстана с казахской нацией, является еще одна конституционная норма – о государственности казахского языка. То есть мы, граждане, составляем единый народ Казахстана, а те из нас, кто владеет государственным языком, образуют еще и казахскую нацию. Полное слияние народа и нации в такой конституционной конструкции может произойти при условии, что весь народ и государство заговорят на государственном – казахском – языке.
В этом не только юридическая, но и идеологическая основа нынешней государственной политики. Так, не в юридическом, а в идеологическом документе – Доктрине национального единства – сказано, что овладение казахским языком должно стать долгом и обязанностью каждого гражданина Казахстана, это ключевой приоритет, главный фактор духовного и национального единства.
Примечательно, что в первоначальном варианте Доктрины – ради чего она вообще и была предложена – упор делался на общегражданскую казахстанскую нацию. Что встретило тогда решительное неприятие большой массы зиялы кауым. Процесс сбора подписей под совместным заявлением протеста консолидировал даже вечно недружных между собой деятелей казахстанской оппозиции – и это был уникальный случай их единения.
С тех пор тема этнической или гражданской основы национальной государственности из официальных документов и партийных программ попросту ушла, но негласное объединение большой части общества вокруг идеи именно казахской государственности как справедливой компенсации за обиды и притеснения колониальной эпохи ощущается до сих пор. Симметричным образом и неказахская часть общества имеет все основания, никак это не выпячивая, считать Казахстан своей страной, но не своей государственностью. Собственно, на этом не проговариваемом публично консенсусе и покоится нынешнее межнациональное согласие.
Но в том-то и заключается вся загвоздка, что превращение казахского языка в реально государственный, не получившееся за три десятилетия независимости, вряд ли осуществимо и впредь. От признания этого факта можно еще какое-то время отгораживаться тезисом, что в силу демографических тенденций все решится само собой лет через 1015. Однако при этом мало кто осознает тот уже все более ощутимый тренд, что приток слабо образованной сельской молодежи не усилит государственный язык, а, наоборот, добавит проблем правительству и самому казахскому социуму.
Закон о языке на самом деле уже отработал свою роль, причем эффективно и полностью, исполнив другое косвенное свое предназначение – закрепление власти и стратегической собственности (кроме отданной иностранцам) за казахскими кланами. Но как сохранить и сделать наследуемым это разделение – проблема остается без решения. Ясно только, что сделать это по образцу Грузии, Азербайджана, Армении, Туркменистана и того же Узбекистана, где мягкое «выглаживание» этнического состава населения произошло благодаря использованию и народными массами, и элитами национального языка в качестве реально государственного, в Казахстане не получается.
Объективно, и как раз таки в интересах уже состоявшейся этнократии нужна смена идеологемы – в пользу государственного двуязычия. С расширением списка выборных и назначаемых должностей, для занятия которых будет необходимо знание казахского языка. Но мысль эту здесь развивать вряд ли стоит – это уже для следующей политической генерации. В рамках же той, что действует сегодня, ничего радикального ожидать не приходится.
Хотя обсуждать не мифологемы, а реальные проблемы межнационального согласия в Казахстане – самое время!

Чисто внутреннее дело Китая?
Несмотря на эти сообщения, в Казахстане довольно осторожно говорят о проблеме китайских казахов.
Пару раз эту проблему пытались поднимать местные политики.


Нурлан Кылышбаев

В октябре 2017 года сенатор Нурлан Кылышбаев обратился с запросом к премьер-министру Казахстана, в котором отмечалось, что стал вопрос о нарушении прав представителей казахской нации, состоящих в гражданстве других государств.
«Известно, что казахская диаспора в Китае — самая крупная диаспора. Основные места расположения Синьцзян-Уйгурский автономный округ и провинции Цинхай и Ганьсу. Известно об ограничении религиозных прав, ограничении выдачи иностранных паспортов для выезда и о том, что принуждают на сдачу обратно таких паспортов представителей казахской диаспоры», — подчеркнул он.


Чжан Ханьхуэй

На это заявление был вынужден отрегиагировать посол Китая в Казахстане Чжан Ханьхуэй.
«В СУАР проживает 1,5 миллиона казахов, это наши граждане, они являются неотъемлемой частью китайской нации, китайского народа. У нас всего 56 национальностей, это одна семья. Мы не можем возвышать один народ, а другой — унижать, такая страна развалится. С другой стороны, если дело касается наших граждан, у которых есть китайские паспорта, — это чисто внутренние дела Китая», — сказал он.
Депутат парламента Казахстана Куаныш Султанов считает, что необходимо открыто поднимать эту проблему, так как вопрос долгое время не обсуждался. По его словам, каждая делегация из РК, которая едет в Китай, должна поднимать этот вопрос. Астана не собирается переселять всех казахов Китая на историческую родину, заметил он, но вопрос соблюдения прав человека остается открытым.

Массовые фобии растут
Казахи Китая массово жалуются на закрытие школ с казахским языком обучения и мечетей. Власти Китая объясняют это политикой единой нации, в рамках которой все должны ощущать себя лишь китайцами, поэтому в отношении тех, кто тяготеет к исторической родине и не прерывает с ней связи, предпринимаются репрессивные меры. В апреле 2018 года участились сообщения о том, что власти СУАР еще более массово увозят казахов в лагеря перевоспитания. Реакция Астаны все еще довольно мягкая, это во многом объясняется многомиллиардными инвестициями Китая в казахскую экономику.
В Казахстане зарегистрировано 2783 предприятия с участием китайского капитала. За период с 2005 по 1 февраля 2017 год приток прямых инвестиций из КНР в экономику Казахстана составил $13,9 млрд. Китайские компании активны в нефтяном секторе Казахстана. По некоторым оценкам они контролируют до трети рынка.
Вместе с тем среди граждан Казахстана чрезмерное доминирование Поднебесной в стране оценивается неоднозначно. Китай — одна из центральных фобий казахстанцев. Согласно опросам 33% казахстанцев относятся к китайским мигрантам отрицательно, 31% считает, что китайцы создают конкуренцию на рынке труда. В свое время возможность передачи казахстанских земель в пользование китайским арендаторам вызвала массовые протесты по всей стране, известные как земельные митинги.

С другой стороны, Киргизия не имеет общей границы с Афганистаном, однако соседствует с Таджикистаном. А протяженность границы последней с вечно неспокойной исламской республикой составляет более 1300 километров. Но и здесь дислоцирован крупнейший зарубежный военный объект России, размещенный в Душанбе и Курган-Тюбе. Личный состав базы составляет порядка 7,5 тысяч военнослужащих, оснащенных серьезным вооружением, включая оперативно-тактические ракетные комплексы «Искандер-М» и реактивные системы залпового огня «Ураган», приспособленные к горному рельефу. Не достаточная ли это защита от террористов разных мастей?
Видимо, не вполне. Во всяком случае, эксперт по вопросам государственного управления Алишер Мамасалиев (его мнение приводит портал Vesti.kg) считает, что открытие второй военной базы на юге Киргизии входит в интересы самой республики. База при этом не будет «чисто российской», она должна быть открыта в рамках ОДКБ, считает эксперт. «Такая необходимость есть. Ситуация в Афганистане имеет перманентный характер. Едва ли можно надеяться на то, что обстановка там стабилизируется в ближайшие десять лет», — сказал он.
А вот эксперт по вопросам безопасности Максат Мамытканов считает, что лучшим решением было бы перенести уже имеющуюся базу в Канте на юг республики, либо открыть там ее подразделение. «На сегодняшний день, — пояснил он, — фактически две провинции Афганистана перешли под власть „Талибана“ (признана в 2003 году в РФ террористической организацией — прим. авт.). Практически там правят „игиловцы“. Поэтому даже Госкомитет по делам обороны Кыргызстана должен переехать на юг. А также все наши войсковые подразделения, танки, самолеты и так далее. Это будет правильным решением с точки зрения наших интересов».
Словом, мнения разделились: одни считают, что вторая база однозначно нужна, другие, — что имеющуюся надо перенести. Есть также соображение, что еще одна российская база Киргизии ни к чему. Возможно, определенные круги в республике опасаются за «геополитику» — то есть расширение военного присутствия России в Центральной Азии.
И тут стоит отметить следующее: разговоры о второй российской базе возобновились сразу же после того, как Казахстан открыл свои порты Актау и Курык для переброски военных грузов США в Афганистан. Что в этом особенного? Да вроде ничего: Казахстан волен таким способом зарабатывать деньги и развивать транзитно-логистическое направление, что устраивает и другие страны, подключенные к транспортировке спецгрузов — это Узбекистан, Азербайджан и Грузия. Кроме того, Казахстан, как независимое государство, имеет право принять вместе с США участие в восстановлении Афганистана.
Но есть и другой аспект, который не может не напрячь Россию, ее союзников по ОДКБ, а также Иран: сегодня речь идет о транзите, а завтра может пойти если не об открытии на Каспии полноценных американских баз, то об укреплении военного присутствия и влияния США в Центральной Азии. То есть не исключено нарушение принципа неразмещения на Каспии вооруженных сил внекаспийских государств. Во-вторых, допуск американцев на Каспий может стать препятствием для урегулирования многолетней тяжбы по разделу и правовому статусу моря, которая, казалось, была близка к разрешению. И все это происходит после визита президента Казахстана в США, а вслед за ним — американского вояжа его узбекского коллеги Шавката Мирзиеева.
Посольство Казахстана в России назвало «фейковой» информацию об «открытии американских военных баз» в портах республики и заявило, что на самом деле речь идет об «общих усилиях всего международного сообщества по содействию стабилизации в Афганистане». Здесь также напомнили, что ранее Россия заключила аналогичное соглашение с США и участвовала в поставках спецгрузов.
Но, как известно, «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». И вообще, времена-то с тех пор сильно изменились — нынче у власти в США Дональд Трамп со всеми вытекающими отсюда «прелестями» для России, включая угрозу ослабления ее влияния в Центральной Азии, на которое претендуют не только американцы и Китай, но и террористические организации.
Вообще же сложно поверить в то, что Назарбаев дал американцам больше воли, чем использование казахских портов для спецгрузов, поскольку это было бы открытым демаршем не только против РФ, но также КНР и Ирана, и привело бы его страну к серьезным геополитическим потрясениям. Скорее всего, опытный Нурсултан Абишевич предварительно консультировался с Москвой по поводу своего «широко жеста» в сторону США. На недавнем сочинском саммите ЕАЭС Назарбаев призвал СМИ «не раздувать из мухи слона» при освещении российско-казахстанских отношений. Обращаясь к Владимиру Путину, он сказал, что отношения между Москвой и Астаной — «самые примерные». И что «Казахстан всегда рядом» и всегда будет работать и двигаться вперед вместе с Россией.
Но верит ли Москва этим словам до конца и безоговорочно, включая контекст безопасности и свободу от американского военного «просачивания» в регион? Вряд ли. Поэтому она, вероятно, продолжит наращивать собственное присутствие в Центральной Азии — будь то вторая военная база в Киргизии или другая форма доминирования. Либо защиты — кому как нравится. То есть интересы безопасности в данном случае помножены на сумму интересов в этом регионе во главе с геополитическим.
Что ж, значит, России придется бесконечно тратиться на свои базы за рубежом, поскольку безопасность и политическая конкуренция стоят больших денег. Но она всегда умела их найти — особенно, с перепугу.