Напряженность на Корейском полуострове

Ким Чен Ын, в отличие от отца, владеет иностранными языками и долгое время учился в Швейцарии, так что о ситуации в мире он прекрасно осведомлен. Похоже, с самого начала Молодой Маршал прекрасно понимал: чтобы покончить с накопившимися экономическими проблемами, КНДР должна двинуться по китайско-вьетнамскому пути рыночных реформ. Вскоре после прихода к власти Ким Чен Ына в китайских университетах появились группы северокорейских экспертов, которые, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, начали собирать материалы о том, что же происходило в КНР в первые годы правления Дэн Сяопина. Работали они не втуне.
С июня 2012‑го сельское хозяйство Северной Кореи стало переводиться на семейный подряд (переход завершился к 2016 году). Сельскохозяйственные кооперативы – ужесточенный вариант советских колхозов, – в которых размер приусадебного участка был ограничен одной соткой, формально продолжают существовать, но, по сути, превратились в управленческие инстанции. В соответствии с новой системой большая часть пахотной земли передана в долгосрочное пользование «малым хозрасчетным звеньям», состоящим из одной-двух крестьянских семей каждое. Часть урожая – обычно около трети – крестьянам полагается сдавать государству, выплачивая таким образом своего рода натуральный налог. Остальным они могут распоряжаться по своему усмотрению.
Результаты оказались легко предсказуемыми: продовольственное положение КНДР при Ким Чен Ыне начало быстро улучшаться. Один северокорейский чиновник сказал мне по этому поводу: «В прошлом наши крестьяне иногда немножко ленились, но при нынешней системе им нет смысла лениться, и они работают очень хорошо». Что ж, работают они действительно на совесть: производство зерновых выросло на 20–25%, и Северная Корея впервые за десятилетия приблизилась к уровню самообеспечения продовольствием.
С конца 2014‑го начался перевод промышленности на систему радикального хозрасчета, скопированную с системы «двойных цен», существовавшей в 1980‑е в Китае. В соответствии с этой системой предприятие сдает государству определенную часть произведенной продукции и получает за нее символическую плату. Все, что производится сверх этого количества, предприятие вольно продавать своим партнерам и потребителям по свободным ценам.
Показательно, что северокорейские массовые СМИ мало пишут о происходящих реформах, по-видимому, опасаясь посеять ненужные сомнения в сердцах населения. В целом для народных масс сохраняется старая риторика – проверенная десятилетиями смесь коммунистической и националистической фразеологии. Однако специализированные журналы, адресованные управленцам и чиновникам, ведут себя намного откровеннее. В появившихся на их страницах в последние три-четыре года публикациях весьма подробно объясняют, как должна работать новая экономическая модель. В этих журналах публикуют даже известные любому экономисту графики с кривыми спроса и предложения, иллюстрирующие принципы рыночного ценообразования в новой модели. Появляются там и статьи с изложением основ современной (конечно же, рыночной) экономической теории в применении к новой экономической модели. Впрочем, такие слова, как «рынок» и «реформа», остаются крамольными и по идеологическим соображениям не используются даже в специализированных изданиях.


Несмотря на все санкции, в 2017-м ВВП КНДР вырос на 3,9%. Впрочем, в этом году успех повторить вряд ли удастся из-за наложенных на Пхеньян дополнительных ограничений. На фото: работница пхеньянского комбината имени Ким Чен Сук – жены Ким Ир СенаWong Maye-E⁄AP⁄TASS

Систему двойных цен можно считать вариантом северокорейского госкапитализма – государственные предприятия работают в условиях рыночной экономики, но не меняют формы собственности. При этом еще в 1990‑е в стране сложился заметный частный сектор. Во времена Ким Чен Ира этот сектор то поощряли, то пытались раздавить, а обычно просто закрывали на его существование глаза. Позиция Ким Чен Ына иная: частный сектор делает полезное дело, и его нужно терпеть, а временами и поощрять, хотя и не легализовывать полностью.
Впрочем, даже в официальном законодательстве сейчас появились лазейки, предназначенные для цеховиков. В принятом в ноябре 2014 года «Законе о промышленных предприятиях» содержится статья 38, предусматривающая привлечение государственными предприятиями средств частных инвесторов, и речь идет не об инвесторах-иностранцах.
Прекратились гонения на те частные предприятия, которые функционируют в КНДР уже не первое десятилетие, будучи формально зарегистрированными в качестве государственной собственности. Подобная фальшивая регистрация – весьма распространенная практика. Например, в последние 15–20 лет фактически частными стали почти все северокорейские рестораны, хотя работают они именно под такой регистрацией. Частный сектор играет большую роль в автотранспорте, междугородных пассажирских перевозках, рыбной ловле и, что важно, в жилищном строительстве. Послабления эпохи Ким Чен Ына привели к тому, что цеховики, которых власти терпели и раньше, окончательно вышли из подполья. В этом легко убедиться, побывав в любом из многих дорогих ресторанов, открывшихся в последние годы, где за обед на двоих надо отдать среднемесячную северокорейскую зарплату.
Ким Чен Ын попытался привлечь и иностранные инвестиции, сыгравшие важную роль в развитии других стран Восточной Азии. Правда, в отличие от прочих направлений реформы, здесь удача ему не сопутствовала.
Иностранные инвесторы, во‑первых, просто побаиваются иметь дело с Северной Кореей, находящейся под международными санкциями. Во‑вторых, многим из них хорошо известен печальный опыт тех иностранных предприятий, которые в свое время, казалось бы, успешно инвестировали в КНДР. В большинстве случаев, если это предприятие оказывалось действительно прибыльным, северокорейские партнеры в одностороннем порядке пересматривали условия сотрудничества, а то и вовсе конфисковывали фирму. В КНДР международную торговлю воспринимают как игру с нулевой суммой и склонны считать, что иностранцы, «чрезмерно» зарабатывающие в Северной Корее, грабят страну и посему их действия необходимо немедленно пресечь. Кроме того, у северокорейского руководства существует крайне завышенное представление об инвестиционной притягательности их страны.
Так что, скорее всего, на привлечение иностранных капиталов в ближайшие годы Пхеньяну рассчитывать не приходится. Единственным исключением могут стать инвестиции, за которыми стоят политические интересы, то есть в первую очередь инвестиции из Китая и Южной Кореи. Впрочем, санкции Совета Безопасности ООН делают и такие политически мотивированные вложения практически невозможными.
Сегодня, по прошествии семи лет с начала правления Ким Чен Ына, можно с уверенностью сказать: реформа работает. Ситуация в государстве улучшается или, по крайней мере, улучшалась до прошлого года, когда санкционное давление на КНДР резко усилилось. Экономический рост, по разным оценкам, при Ким Чен Ыне составлял от трех до семи процентов в год. Зарплаты в Северной Корее за это время выросли примерно в два раза. Сейчас зарплата в Пхеньяне составляет $50–70, а на удачливых частных предприятиях и некоторых предприятиях ВПК квалифицированные рабочие получают и по $100 в месяц.
При Ким Чен Ыне была окончательно решена и проблема товарного дефицита: магазины и в столице, и в провинции забиты товарами. В последние годы продукция местного производства, несмотря на свое, скажем прямо, не очень высокое качество, ощутимо потеснила китайский импорт. В Пхеньяне и некоторых других городах стремительно возникают целые кварталы новостроек, в основном возводимых на деньги частных инвесторов. Хорошая квартира в центральном Пхеньяне стоит около $100 тысяч, а эксклюзивная – в полтора раза больше. Ускорившийся при Ким Чен Ыне переход к рыночной экономике привел к существенному социальному расслоению, но нельзя сказать, что мы имеем дело с ситуацией, когда «богатые богатеют, а бедные беднеют». Благосостояние, в общем-то, растет у всех, хотя и с разной скоростью.
При этом выбранная Ким Чен Ыном модель преобразований отличается от китайского прототипа одной важной особенностью – в КНР экономический рост сопровождался политическими послаблениями и частичным открытием страны для внешнего мира. Недаром китайская политика известна как «политика открытости и реформ». В Северной Корее реформы идут, но никакой «открытости» там не наблюдается: власть по-прежнему жестко контролирует страну, а меры по ее изоляции от внешнего мира даже усилились.
Ким Чен Ын сделал ставку на сочетание рыночных реформ в экономике с сохранением крайне жесткого авторитарного режима в политике. По-видимому, только такой микс дает Ким Чен Ыну шанс сохранить власть и встретить старость в своей резиденции, а не в тюрьме или изгнании. С точки зрения самого Ким Чен Ына и его окружения, у проводимого ими курса «реформ без открытости» просто нет альтернативы: мириться с сохранением отсталости они не могут и не хотят, но и подвергать угрозе стабильность режима тоже не желают.
Впрочем, судя по всему, подавляющее большинство граждан КНДР довольны нынешним курсом. Не факт, что в Северной Корее в последние годы стало жить веселее, но, безусловно, жить там стало намного лучше. Рыночная модель работает везде, но особенно эффективно она работает, как показал опыт последнего полувека, в Восточной Азии, и Северная Корея в этом отношении исключением не стала.

Ким Ир Сен и Пак Хон Ён
Фото: Public Domain / Wikimedia
В первом правительстве КНДР Пак был первым вице-премьером и министром иностранных дел, а в донесениях советского посла Терентия Штыкова Ким Ир Сен и Пак Хон Ён постоянно упоминаются вместе, из чего можно сделать вывод о том, что их политический вес был сопоставимым. Если сравнивать Ким Ир Сена того времени со Сталиным, то это Сталин образца (условно) 1930 года — первый среди равных на фоне лидеров иных фракций.
Борьба фракций началась еще до образования КНДР, и первым ее серьезным всплеском было столкновение советских корейцев и внутренней группировки, когда было необходимо выстроить работающую вертикаль власти и покончить с махновщиной. Ким в этой разборке был скорее нейтральным наблюдателем.
Любопытен и так называемый «инцидент в Синыйчжу» 23 ноября 1945 года: тогда несколько сотен школьников вышли на демонстрацию и потребовали возвращения на свой пост директора христианской школы, уволенного Народным комитетом, в котором доминировали коммунисты из внутренней группировки. По приказу местных властей советские солдаты открыли огонь, убив пару десятков человек и ранив несколько сотен. Слухи об этом множились, и Ким Ир Сен лично приехал в город, чтобы разобраться в ситуации. Он встретился с представителями школьников и раскритиковал местных коммунистов за излишне жесткие действия, сумев урегулировать конфликт.
Затем еще в 1946 году Куликов, активно общавшийся с Пак Хон Ёном и высоко его ценивший, написал под корейским псевдонимом статью под названием «Пак Хон Ён — великий патриот корейского народа». Однако официальные корейские газеты отказывались печатать эту статью, ссылаясь на то, что она вызовет неудовольствие Ким Ир Сена. Только после давления со стороны советской военной администрации статью напечатали под более нейтральным названием «Пак Хон Ён — один из видных деятелей Кореи».
На фоне фракционной борьбы автор рассматривает и историю начала Корейской войны. Она началась не внезапно, и крупномасштабное наступление начал именно север. Но предыстория этих событий весьма важна. До определенного времени Москва, как и Вашингтон, отказывала корейским лидерам в разрешении начать войну. По сути, сталинское мнение на тот момент было таково: «Вы имеете право на контратаку, только если против КНДР будет совершена вооруженная провокация», однако с южнокорейской стороны таких провокаций хватало, и советский посол Штыков направил в Москву более 50 записок, в которых указывал на неминуемость конфликта большего масштаба.
15 сентября Штыков представил докладную записку с подробным анализом ситуации: «Ким Ир Сен и Пак Хон Ён, видимо, учитывают обстановку и не хотят быть ответственными за затяжку объединения страны. Не видя возможности объединения страны мирным путем, они пришли к мысли провести объединение страны путем вооруженного выступления против южнокорейского правительства. Они считают, что в этом мероприятии их поддержит народ как на севере, так и на юге страны. Они, видимо, учитывают, что если объединение не провести в настоящее время, хотя бы вооруженным путем, тогда вопрос с объединением затянется на годы. Южнокорейской реакции удастся задушить демократическое движение на юге, разгромить и уничтожить их левые организации. Одновременно южнокорейская реакция использует это время для создания более сильной армии и может напасть на север страны с тем, чтобы уничтожить все то, что создано на севере за эти годы».
Однако 24 сентября 1949 года Политбюро ЦК ВКП(б) оценило план нанесения упреждающего удара и освобождения юга как нецелесообразный, чреватый долгой войной и иностранной интервенцией. По мнению Политбюро, «только в условиях начавшегося и действительно разворачивающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южнокорейских реакционеров».

Пак Хон Ён, 1948 год
Фото: Public Domain / Wikimedia
남북연석회의의 축사를 낭독하는 박헌영, 1948.04.05
19 января 1950 года советский посол Штыков докладывает Москве о важном разговоре с Ким Ир Сеном: «Теперь, когда освобождение Китая завершается, на очереди стоит вопрос освобождения Кореи. Партизаны не решат дела. Я не сплю ночами, думая о воссоединении. Мао сказал, что наступать на юг не надо. Но если Ли Сын Ман будет наступать, тогда надо переходить в контрнаступление. Но Ли Сын Ман не наступает… Ему, Ким Ир Сену, нужно побывать у Сталина и спросить разрешения на наступление для освобождения Южной Кореи».
Сталин посоветовался с Мао и 30 января 1950 года телеграфировал Штыкову: Ким Ир Сен «должен понять, что такое большое дело в отношении Южной Кореи, которое он хочет предпринять, нуждается в большой подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было слишком большого риска. Если он хочет побеседовать со мной по этому делу, то я буду готов принять его…»
Историки определенной ориентации очень любят цитировать это высказывание Сталина, воспринимая пассаж про «организовать надо» как доказательство того, что инициатива развязывания войны исходила из Москвы, а не из Пекина или Пхеньяна. Однако автор видит в приведенном отрывке скорее готовность обсудить вопрос и обеспокоенность возможными рисками.
В апреле 1950 года Ким Ир Сен снова появляется в Москве и пытается убедить Сталина в том, что все к вторжению готово. Однако Сталин советует дополнительно обсудить вопрос «с китайскими товарищами», и в апреле-мае 1950 года Ким Ир Сен и Пак Хон Ён посещают Пекин, где происходит окончательное формирование китайско-корейского военного союза. Неслучайно в телеграмме Мао Сталин пишет: «Вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до нового обсуждения».
Но по какой же причине осторожный, казалось бы, Сталин дал добро на начало войны? По мнению автора, ответ есть в мемуарах советского дипломата и востоковеда Михаила Капицы, по словам которого Пак Хон Ён «утверждал, что на юге сложилась революционная ситуация, что как только начнется наступление Народной армии, там произойдут мощные народные выступления, сеульские власти будут парализованы и согласятся на объединение».
Конечно, здесь можно поставить вопрос о том, насколько Капица валиден как источник и насколько он придерживается ангажированной позиции. Зная биографию этого человека и его репутацию определенного фрондера (еще во время Корейской войны он проявил достаточно смелости, чтобы открыто назвать «уткой» пропагандистские материалы о ведении американцами бактериологической войны), резонно полагать, что у него не было причины выпячивать роль Пак Хон Ёна.
Тем более, что основания для того, чтобы так думать, были. Как мы помним, масштаб левого сопротивления режиму Ли Сын Мана в 1948-1949 годах был сравним с масштабом антияпонского сопротивления в Корее в начале ХХ века. В 1950 году эта активность уже начала спадать. Сказались и проведенная режимом куцая аграрная реформа, и весьма жесткие меры по подавлению левых выступлений. Однако снаружи это было видно меньше, чем изнутри, и представители Северной Кореи вполне могли потрясать цифрами и фактами, однозначно говорящими о том, что объединение страны будет легким.
У автора создается четкое впечатление, что стратегия Москвы строилась на стопроцентной уверенности: война на Корейском полуострове будет развиваться как блицкриг. Сценарий виделся примерно таким: северокорейская армия в кратчайшие сроки подавляет сопротивление противника, захватывает столицу Сеул, после чего по всей стране тут же разворачивается всенародное восстание, южнокорейский режим прекращает свое существование, и международному сообществу приходится мириться с новым положением дел на Корейском полуострове.
Это косвенно подтверждается и тем, как выглядела северокорейская стратегия в первые дни войны: после разгрома южнокорейской армии в прифронтовой зоне и захвата Сеула армия КНДР примерно неделю не продолжала развивать успех, а словно чего-то ждала. Капица открыто говорит, что расчеты Пак Хон Ёна не оправдались.

Американские артиллеристы ведут огонь во время Корейской войны
Фото: AP
И если решение Москвы дать добро Пхеньяну на начало военных действий базировалось на ложной посылке о том, что сеульский режим вот-вот рухнет, то возникает вопрос: осознанно ли Москву снабжали дезинформацией? В докладных записках советских дипломатов в Москву хватает данных о том, что южнокорейский режим находится в состоянии кризиса. Однако после закрытия в Сеуле консульства СССР Москва не имела возможности собирать сведения о положении в Республике Корея напрямую.
Следовательно, данные, скорее всего, поступали от северокорейских товарищей, а точнее от Пак Хон Ёна. Как министр иностранных дел присутствовавший при всех переговорах Ким Ир Сена с Москвой и Пекином, Пак был вторым (если не первым) человеком в определении северокорейской внешней политики и точно вторым после Кима в остальных вопросах: это хорошо видно хотя бы по советским работам самого начала 50-х, где Пак превозносится и цитируется лишь немногим менее, чем Ким.
Таким образом, в 1949-1950 годах Пак Хон Ён был как минимум вторым человеком в стране вообще и имел хорошие шансы стать первым, тем более что, если бы война завершилась успехом, ТПК значительно расширилась бы за счет коммунистов юга, существенная часть которых была его сторонниками. Учитывая, что по численности населения юг вдвое превосходил север, Пак вполне мог рассчитывать на то, что на ближайшем съезде партии у него будет прекрасная возможность «подвинуть» Ким Ир Сена за счет численного превосходства его сторонников в партии. Во всяком случае, перед войной он заявлял, что на юге под его началом находятся 200 тысяч коммунистов (в одном Сеуле — 60 тысяч), которые немедленно восстанут, как только начнется война. Эти заявления Пака подтверждает и Капица.
Как лидера коммунистов юга Пак Хон Ёна нельзя считать некомпетентным в оценках внутриполитической ситуации в Южной Корее. И хотя автору непонятно, выдавал ли Пак желаемое за действительное, будучи отрезан от реальной информации, или сознательно «гнал дезу», именно он был основным источником тех данных, на основании которых было решено воевать.
А что по тому же поводу думал сам Ким Ир Сен? Как формально первое лицо страны он был обязан декларировать определенный тренд вне зависимости от того, насколько он его поддерживал. У нас нет оснований не верить тому, что он действительно не спал ночами и думал об объединении, но у этого есть и иная грань. Вздумай Ким не проявлять должного рвения в этом вопросе, он мог попасть под огонь критики как сверху, так и снизу, и быть «съеденным» своими соратниками. Не забудем, что и Пак Хон Ён, и Чхве Чхан Ик были существенно старше Кима и в рамках традиционалистского менталитета вполне могли считать его «мальчишкой» (не забудем, что в 1950 году Ким Ир Сену было только 38) и выдвиженцем Кремля, которого приходится терпеть из-за поддержки Москвы. Но использование Коминтерновского опыта административных интриг вполне могло бы изменить ситуацию.
Как бы то ни было, добро было получено, война началась, и сразу же все пошло не так. Ожидаемого восстания не случилось, зато произошло вмешательство в войну США, чего корейцы «не предполагали и не ожидали». В этом контексте Штыков упоминает, что в разговоре с Ким Ир Сеном Пак Хон Ён «прямо поставил перед ним вопрос о необходимости официально просить советское правительство прикрыть Северную Корею советской авиацией, а перед китайским правительством о вводе в Корею китайской армии».
Вообще, из отчетов Штыкова Сталину довольно хорошо видно, что Ким и Пак достаточно часто присутствуют вместе, но в определенных ситуациях Пак практически перехватывает инициативу разговора и в основном это касается курса на усиление масштабов войны. Так что наиболее сильным ястребом в северокорейском руководстве оказывается не Ким, а именно Пак.

Пак Хон Ён, 1948 год
Фото: Public Domain / Wikimedia
남북연석회의의 축사를 낭독하는 박헌영, 1948.04.05
Впрочем, снять с себя бремя ответственности Ким Ир Сен не мог, хотя внутреннее напряжение в руководстве КНДР явно было. По утверждениям Александра Мансурова, в ноябре-декабре 1950 года на встрече в присутствии Штыкова Ким Ир Сен даже запустил в Пак Хон Ёна чернильницей с криком «Это ты во всем виноват!»
При рассмотрении дальнейшей фракционной борьбы нам следует внимательно отделять репрессии, связанные с ней, от более-менее обоснованных кадровых решений. Ко вторым автор относит смещение Ким Му Чжона, военного лидера «китайской фракции». 21 декабря на экстренном пленуме ЦК Трудовой партии Кореи вместе с рядом иных военных и партийных руководителей (из самых разных групп, включая партизанскую) он был исключен из партии и снят со всех постов за самовольные казни солдат, отступающих с юга, и неподчинение приказу Ким Ир Сена защищать Пхеньян до последнего. В 1951 году Му Чжон был вынужден вернуться в Китай, где умер от болезни.

По ссылке на полную статью

Впрочем, тут же стало известно, что произошла еще одна "стычка" США и Южной Кореей по поводу КНДР. По данным японских СМИ, которые затем подтвердили и американские источники, в середине сентября накануне поездки Мун Чжэ Ина в Пхеньян и его встречи с Ким Чен Ыном состоялись два телефонных разговора между все той же главой МИД Юга Кан Ген Хва и госсекретарем США Майком Помпео. Как утверждают японские журналисты, Помпео, узнав о содержании приготовленных к подписанию межкорейских договоренностей по сотрудничеству в сфере соединения железных и автомобильных дорог, а также снижению мер по напряженности в военной сфере, "сильно разозлился" и "использовал в разговоре с Кан жесткие выражения", назвав подход Сеула неприемлемым для США. Помпео подчеркнул, что подобные инициативы надо вырабатывать совместно, то есть, говоря словами Трампа, "получать разрешение из Вашингтона".
Кан Ген Хва как могла увиливала от прямых ответов в ходе недавних слушаний в парламенте РК, но в итоге в беседе с депутатами ей пришлось признать, что разговор по телефону действительно был, а у Помпео "были ряд вопросов по поводу соглашений в Пхеньяне, так как его недостаточно проинформировали заранее". Хотя министр тут же поспешила добавить, что СМИ сгустили краски и "жестких выражений" от Помпео она не помнит, но в любом случае факт беседы признала и не стала отрицать, что были разногласия.
Ранее военные США также озвучили свое, мягко говоря, не самое восторженное отношение к мерам между министерствами обороны РК и КНДР по снижению напряженности, которые были подписаны в ходе межкорейского саммита в Пхеньяне 19 сентября. В соглашении содержатся ряд шагов, которые напрямую касаются действий в районе демилитаризованной зоны. Но проблема в том, что ее с южнокорейской стороны контролирует командующий войсками США в Корее, совмещающий должность Командующего силами ООН в Корее. Новый главком войск США в РК, выступая на слушаниях в Сенате США, тут же заявил, что вне зависимости от договоренностей в Пхеньяне "контроль над ДМЗ остается в руках США", дав понять, что Вашингтон вполне может проигнорировать межкорейские соглашения.
Отметим, что недавно опять же Командующий войсками США в Корее уже "показал зубы" Сеулу, не разрешив проезд через ДМЗ южнокорейского состава в КНДР. Специалисты Юга и Севера Кореи собирались провести обследование состояния железнодорожного полотна в КНДР, чтобы понять, что предстоит восстанавливать и модернизировать в случае активизации сотрудничества. Главком войсками США в Корее нашел предлог, сказав, что "о проходе поезда не уведомили в установленные сроки", хотя ранее это никогда не было причиной для подобных демаршей. В Сеуле однозначно расценили это как выражение недовольства США межкорейским сотрудничеством.
Насколько можно судить, США стали пытаться со всех сторон "остудить пыл" Сеула по развитию связей с КНДР. На днях источники в банковских структурах и парламенте Южной Кореи сообщили, что сразу после межкорейского саммита 20-21 сентября в несколько ведущих банков страны напрямую позвонили представители министерства финансов США, занимающиеся вопросами сбора финансовой информации, реализации санкций и пресечения финансирования терроризма. По словам корейских банкиров, американские чиновники устроили форменный допрос южанам на тему: "Какие у вас планы сотрудничества с Северной Кореей?" В Сеуле ответили, что они "только изучают возможности в случае снятия санкций, но пока ничего не делают". На это американцы заявили, что "санкции надо строго соблюдать", попросив их регулярно информировать о состоянии и перспективах различных проектов Юга с Севером Кореи.
Согласно источникам, представители минфина США обзвонили все банки Юга, которые так или иначе "засветились" в изучении возможностей сотрудничества с КНДР, а также ранее использовались правительством Юга для финансирования и сопровождения межкорейских проектов. Среди этих банков фигурируют Industrial Bank Korea, "Банк предприятий Кореи" "КВ-Кунмин Бан", Shinhan, NH-Nonhyuop Bank и другие.
В МИД Южной Кореи и в самих финансовых организациях подобные прямые звонки минфина США в банки назвали "очень необычными", так как принято, что обычно свою позицию, включая "настоятельные просьбы" о соблюдении санкций, Вашингтон доводит до Сеула по дипломатическим каналам, после чего с банкирами беседуют южнокорейские чиновники. На этот раз, похоже, в Вашингтоне решили, что им лучше всё разъяснить финансовым структурам Юга напрямую.
В финансовых кругах Южной Кореи это расценили как своего рода предупреждение США банкам не предпринимать ничего, что могло бы нарушить санкции, в том числе американские, против КНДР. Учитывая нынешнее состояние международной финансовой системы, которая сильно завязана на США, эти предупреждения были восприняты очень серьезно. С другой стороны, все это опять показало, что США и Южная Корея стали существенно расходиться в подходе к КНДР, а Вашингтон уже начал давить на союзника по самым разным каналам.
Отметим также, что на переговорах в Пханмунчжоме 15 октября Юг и Север приняли решение о том, что в конце ноябре-начале декабря проведут церемонию начала соединения и модернизации железных и шоссейных дорог двух стран на западном и восточном участках. США же постоянно подчеркивают, что никакие новые проекты сотрудничества с КНДР невозможны, пока не будет явного прогресса по вопросу денуклеаризации Северной Кореи. Получается, что окрики из Вашингтона как минимум не всегда воспринимаются в Сеуле.
Южнокорейцы обратили внимание и на еще одну характерную деталь, которая ложится в общий контекст расхождений Сеула и Вашингтона по Северной Корее. Как сообщило издание "Чосон Ильбо", отныне граждане Южной Кореи вошли в число представителей 50 государств, которые должны проходить дополнительную, более тщательную проверку при желании посетить своих знакомых на военных базах США в Японии. В число "подозрительных" раньше уже вошли граждане России, Китая, КНДР, Ирана, Афганистана и других стран, но удивительно, что впервые туда попали и южнокорейцы, состоящие в союзнических отношениях и сами имеющие военные базы Америки на своей территории. Командование войсками США в Японии отказалось объяснять этот шаг, но подтвердило, что отныне граждане РК должны проходить дополнительную проверку.
Если подводить итог, то, как и предсказывали ранее эксперты, расхождения жесткой линии Трампа в отношении Пхеньяна и стремления президента РК Мун Чжэ Ина наладить сотрудничество с КНДР стали все более очевидны. Если смотреть на действия Муна, то он в настоящий момент пытается совместить две очень разные, если не противоречащие друг другу вещи: сохранить хорошие отношения и как минимум видимость союза с США, но при этом еще суметь развить межкорейское сотрудничество.
Именно поэтому в ходе своих визитов в США Мун Чжэ Ин постоянно говорит то, что хочет слышать Трамп, а во время встреч с Ким Чен Ыном подчеркивает единство двух частей Кореи и необходимость межкорейского сближения. Сеул недавно достаточно сильно уступил Вашингтону в ходе пересмотра двухстороннего Соглашения о свободной торговле, что, по словам аналитиков, стало попыткой Мун Чжэ Ина "купить" хотя бы сдержанную реакцию Трампа на межкорейский саммит в Пхеньяне.
Примерно как часть этой же стратегии - делать мелкие, "приятные" США уступки, демонстрируя по максимуму солидарность с Вашингтоном, в обмен на относительную свободу в отношениях с Пхеньяном - можно расценить и недавний инцидент с задержанием властями Южной Кореи в порту Пусан российского сухогруза "Севастополь". Власти США обвинили судно в незаконных поставках нефти в КНДР и ввели односторонние санкции против компании и непосредственно судна. При этом четких доказательств нарушений Вашингтон не предоставил. Однако Сеул задержал судно, но при этом не стал выдвигать своих претензий. В итоге после жесткой реакции Москвы, вызова после РК в МИД РФ, судно отпустили. Сеул, весьма странным поведением с сухогрузом, попытался показать США, что он "поддерживает санкции против КНДР", но практически на ровном месте спровоцировал определенное осложнение отношений с Россией, где прекрасно понимают подоплеку метания Сеула между союзом с США и желанием добиться прорыва с КНДР. Но теперь после публичных окриков из Вашингтона стало очевидно, что США не собираются "покупаться" на попытки задобрить их, а требуют от Сеула неукоснительного следования в фарватере политики Соединенных Штатов в отношении КНДР.
В Сеуле надеются, что смогут найти выход из этого шаткого положения, сведя вместе Дональда Трампа и Ким Чен Ына, когда те договорятся, позволив Сеулу сохранить хорошие отношения с обеими странами. Именно поэтому Мун Чжэ Ин сейчас так активно проявляет себя в качестве посредника при организации второго американо-северокорейского саммита.
Судя по промежуточным результатам, пока Муну удается "пройти по краю", и саммит США и КНДР действительно состоится. Проблема только в том, что КНДР и США требуют друг от друга уступить первыми, а это чревато новой конфронтацией. Если же вторая встреча Ким Чен Ына и Дональда Трампа ограничится договоренностями уровня саммита 12 июня в Сингапуре, то уже будет трудно избежать конфронтации между Пхеньяном и Вашингтоном. Если в первый раз общие фразы и отсутствие четких обязательств по денуклеаризации в целом удалось "затмить" пиар-эффектом от "первой в истории личной встречи лидеров США и КНДР", то теперь одного этого будет мало. А потому вполне возможно, что после второго саммита Южная Корея будет вынуждена выбирать между своими двумя очень противоречивыми и, возможно, нереалистичными для сосуществования линиями.