Напряженность на Корейском полуострове

Вашингтон: «стратегическое терпение» иссякает
Вопрос о стратегии по отношению к ядерной программе КНДР начал широко обсуждаться в Соединенных Штатах еще до Трампа, но выбор вариантов сводится к двум. Либо это признание ядерного статуса КНДР в той или иной форме, либо какой-то вариант смены режима, неизбежно ведущий к открытой конфронтации.
Ужесточение санкционной политики не дает ожидаемых результатов: Северная Корея научилась существовать в режиме санкций, частично обходя их, частично используя импортозамещение. Если же превратить санкции в полномасштабную финансовую, торговую и транспортную блокаду, это будет попыткой сменить режим.
Превентивный удар по ядерным объектам тоже невозможен, потому что в условиях КНДР он не сможет пройти «без сучка и задоринки», а если и пройдет, не останется безнаказанным. Если же атаковать не только ядерные объекты, но и средства потенциального «ответного удара», речь заходит о крупномасштабной военной операции. Не удастся и раскачать лодку, сменив режим малой кровью, – для гипотетического майдана банально не хватает предпосылок, не говоря уже о возможной инфраструктуре. При этом окно возможностей для эффективного военного решения сужается — время работает скорее на Пхеньян.
Если ядерный статус Северной Кореи будет признан, неприятные последствия этого решения можно суммировать следующим образом:
• Серьезный удар по режиму нераспространения ядерного оружия. Кроме того, признание ядерного статуса КНДР может привести как минимум к региональной ядерной гонке.
• Падение режима НЯО подрывает возможности Америки как мирового гегемона – существующий миропорядок во многом строится на американском доминировании за счет ядерного потенциала. Возможно, новый мировой порядок больше ударит по РФ или КНР, но исполнять роль мирового полицейского станет существенно сложнее.
• Отдельно надо отметить внутриполитические/репутационные последствия. С учетом демонизации КНДР, а равно – влиятельности в США тех ветвей протестантизма, с точки зрения которых атеистический коллективизм Северной Кореи – безусловное ЗЛО, отказ от конфронтации с таким государством будет воспринят как «сделка с дьяволом», которую очень тяжело объяснить американскому общественному мнению, и противников такой позиции будет много.
• Нет никакой гарантии того, что после признания ядерного статуса КНДР, «северокорейская угроза миру» не будет увеличиваться: в Соединенных Штатах многие уверены в том, что в случае уступок Пхеньян продолжит «шантажировать» мировое сообщество или начнет продажу ядерных технологий международному терроризму, а то и решит атаковать Юг.
Если же США всерьез переходят к конфронтации с Севером, то:
• Слишком велик риск вместо блицкрига «в иракском стиле» получить затяжную войну с серьезными потерями. Не случайно значительная часть американских военных, даже придерживающихся «ястребиной» позиции, отмечает, что военная операция против КНДР может оказаться не менее тяжелым противостоянием, чем Корейская война 1950–1953 годов.
• Региональный конфликт вполне способен перерасти в нечто большее. Москва и Пекин вряд ли поддержат инициирование конфликта Севером, но что будет, если войну начнет Вашингтон?
• Даже победа США и их союзников не принесет немедленное благолепие и демократию. Восстановление разрушенного войной, проблемы беженцев, еще бóльшие сложности с обеспечением лояльности населения Севера – все это сделает процесс послевоенной «стабилизации» долгим, дорогим и трудным.
• Сюда же – последствия вероятных ударов КНДР по Японии и РК: атака на атомные электростанции может стать причиной экологической катастрофы, превосходящей Чернобыль или Фукусиму.
Куда в такой ситуации склонятся весы? С точки зрения автора, выбор сложен, но у воинственного подхода больше аргументов, чем у диалога, и причин тут тоже несколько:
• Личностный фактор, связанный с зависимостью политиков от общественного мнения. С точки зрения психологических и репутационных последствий, это решение еще более сложное, чем принятое Кеннеди для выхода из Карибского кризиса. 
• Неверная оценка ситуации. У Америки нет возможности компетентно собирать сведения о положении дел в Северной Корее. В лучшем случае, речь идет о данных технической разведки, но и они нуждаются в интерпретации (собственное подразделение, занимающееся агентурной разведкой в КНДР, США создают только сейчас). Пока же американцам приходится пользоваться данными южнокорейской разведки, склонной представлять своего северного соседа колоссом на глиняных ногах, пребывающим в перманентном экономическом и политическом кризисе и вполне готовом развалиться от внутренних потрясений. В такой ситуации на основе неверных вводных можно сделать неверный вывод, что «превентивный удар» обойдется малой кровью и/или спровоцирует крах режима.
• Иллюзия защищенности, связанная с разработками ПРО. Не военные, но политики могут полагать, что американцы будут наблюдать конфликт лишь по телевизору.
Важно отметить, что подобное скатывание к силовому решению отнюдь не связано напрямую со сменой власти в Белом доме. Появление Дональда Трампа в Овальном кабинете катализировало процессы, но не более. Дело в ином.
Во-первых, речь идет о потенциально недостаточном экспертном сопровождении принимаемых решений. Администрация президента еще не сформирована полностью, и это означает, что вероятность волюнтаристских решений, принимаемых ad hoc, в подобной ситуации повышается.
Во-вторых, внутриполитическая ситуация сокращает Трампу пространство для маневра. Если капитулянтская позиция вызовет реакцию категории «Трамп слил!», то с военным решением все не так однозначно.
Понятно, что тяжелый выбор делать не хочется, и, заявляя о крахе политики «стратегического терпения», американская администрация пока продолжает ее, изменив «обертку». В этот раз ставка сделана на так называемый «вторичный бойкот», когда любая страна или компания, ведущая дела с КНДР, ставится перед жестким выбором: «ты кому друг, мне или медведю?». В первую очередь, объектом подобного давления является Китай.

Пекин: в отсутствии готовых стратагем
В Пекине, похоже, тоже понимают, что «хорошего» решения у проблемы нет. Призывать к решению политико-дипломатическим путем можно, но такие слова останутся сотрясением воздуха. Восстановление шестисторонних переговоров, как минимум, связано с вопросом, что теперь на них обсуждать: денуклеаризация возможна только вместе со сменой режима, зафиксировавшего ядерный статус в Конституции. Наконец, действия северокорейского руководства диктуются не злой волей Ким Чен Ына, а геополитическим трендом, менять который не менее сложно, чем добиваться смены северокорейской позиции.
Таким образом, трудный выбор Китая заключается не в «бить или договариваться», а в выборе стороны.
Безоговорочная поддержка Севера против США чревата следующим:
• Используя северокорейскую угрозу как повод, Вашингтон будет укреплять позиции в регионе и наращивать военную инфраструктуру, направленную не столько против КНДР, сколько против КНР. THAADв этом контексте воспринимается как первая ласточка.
• Отношения двух стран могут перейти в фазу открытого конфликта, включая  распространение на Китай санкционных мер. Китайско-американские торговые отношения окажутся под угрозой, а сколачивание региональной антикитайской коалиции ускорится.
• По мнению ряда китайских экспертов, с которыми общался автор, Китай пока не готов открыто бросать вызов Америке. Теоретически, время работает на него, но чем раньше дело дойдет до военного столкновения, тем меньше у Пекина шансов на успех.
• Кроме того, при существующем порядке КНР занимает весомое место, и вопрос в том, насколько новый миропорядок, где, например, за ядерной КНДР последуют ядерные Япония, РК и Тайвань, будет для Пекина выгоднее прежнего.
Соответственно, главный риск для Китая в этом варианте – втянуться в конфликт в невыгодной для себя позиции либо разрушить статус-кво, дающий ему бонусы, разменяв его на неизвестность.
Вроде бы, причин для отказа от поддержки Севера хватает. Однако никаких гарантий, что в ответ Вашингтон свернет критику Китая по другим направлениям, у Пекина нет. Если же КНР начинает сотрудничать с Вашингтоном против Пхеньяна (что, по мнению автора, приведет к смене режима, а точнее, к ликвидации КНДР), его ждет иной пакет неприятностей.
• В ходе военного конфликта на Севере или поглощения Севера Югом в Китай хлынет поток беженцев; у его границ (или даже на его территории) появятся террористические организации, которые будут «бороться с оккупантами». Для Пекина это малоприемлемо. Урегулирование потребует сил и ресурсов, которые гораздо нужнее дома.
• В случае «расширения РК на Север» буферная территория в виде КНДР пропадает, а Соединенные Штаты получают чрезвычайно удобный политический плацдарм, с которого можно эффективно угрожать китайским интересам в северо-восточном регионе. Сомневаюсь, что американские войска немедленно покинут объединенную Корею.
• Единая Корея не очень устраивает Китай как региональную державу. Во-первых, утрата условного вассала – это еще больший удар по престижу, чем неспособность его полностью контролировать. Во-вторых, идеологией объединенной Кореи, скорее всего, будет агрессивный национализм, и это может означать оживление территориальных споров вплоть до реанимации претензий на район Цзяньдао.
• После исчезновения Северной Кореи «региональным чемпионом по уровню нарушений прав человека» окажется КНР, в отношении которой уже хватает расхожих мифов, начиная от поедания младенцев и заканчивая распиливанием на органы политических заключенных.
Но и тут есть каверзный вопрос, – насколько нынешний тренд на противостояние Америке неизменен. Точно ли ситуация катится под откос или шанс все исправить все-таки существует?
Поговорим о факторах, которые могут склонить Пекин к тому или иному решению.
• Китайское руководство, по ощущениям автора, лучше информировано о внутриполитической ситуации в КНДР и вынуждено в меньшей степени опираться на общественное мнение при принятии решений.
• Скорее, китайская тактика определяется соотношением двух трендов: противостояние с Соединенными Штатами, в рамках которого Северная Корея, может быть, и не союзник, но враг врага или некое буферное пространство между американскими войсками в Южной Корее и территорией Северо-Восточного региона КНР, и раздражение Пекина действиями Пхеньяна, который, проводя самостоятельную политику, не желает учитывать китайские интересы.
• Кроме того, хотя Китай старается действовать проактивно, иногда он вынужден «ходить вторым», отвечая на шаги Соединенных Штатов по «решению корейского вопроса» – по своему усмотрению, но все следуя в фарватере стратегической линии Вашингтона. Поэтому, если США пойдут по пути эскалации, Китаю придется принять ответные меры.
Как и в американском случае, китайское руководство не хотело бы «выбирать из двух зол», и пока позиция сводится к жестким заявлениям в отношении и Пхеньяна, и Вашингтона, на фоне лоббирования «двойной заморозки» (если КНДР заморозит свою ракетно-ядерную программу, РК и США могут снизить масштабы совместных военных учений и сократить количество американских стратегических вооружений на Корейском полуострове).

Сеул: сыграть «с листа»
Между тем, 9 мая 2017 г. к власти в Республике Корея пришел Мун Чжэ Ин – представитель тех сил, которые принято воспринимать как левые. В своей программе он анонсировал отказ от проекта THAAD, необходимость улучшения межкорейских отношений и целый ряд инициатив, которые стали поводом для определенных иллюзий. Однако, на взгляд автора, в южнокорейской ситуации речь идет не столько о выборе, сколько о попытке усидеть на двух стульях, стараясь не портить отношения ни с одним из влиятельных игроков.
Хотя южнокорейский режим никогда не был марионеточным, в рамках внешнеполитического курса Сеул всегда зависел от Вашингтона. Как следствие, политические и экономические связи между Сеулом и Вашингтоном куда прочнее, чем любые связи между Сеулом и Пекином. Китайские меры давления мы видим, но вздумай администрация Муна разорвать существующие договоренности, у Соединенных Штатов найдутся не менее весомые аргументы. Еще до прихода Муна к власти США заговорили о пересмотре ряда ключевых соглашений (в том числе о свободной торговле), которые слишком выгодны Сеулу. В такой ситуации можно ожидать довольно простой комбинации: вначале американцы взбивают пену по этому вопросу, а потом предлагают оставить в силе ВСЕ прежние соглашения.
Именно поэтому, хотя 8 июня 2017 г. размещение THAAD было приостановлено до завершения полноценной экологической экспертизы, уже 11 июня, когда американские дипломаты открыто поинтересовались, не является ли экспертиза попыткой отказа от проекта, им подтвердили, что сотрудничество продолжится, а договоренности будут соблюдены. Похожая ситуация складывается и со взглядом на межкорейские отношения. Когда 16 июня 2017 г. специальный помощник президента по вопросам внешней политики и безопасности Мун Чжон Ин огласил новую стратегию, которая фактически дублировала идею двойной заморозки, в Госдепе подняли брови, а в администрации президента РК немедленно сообщили, что Мун не согласовывал содержание своего заявления с правительством. 
В Южной Корее громкие заявления не тождественны их немедленному воплощению в жизнь еще и потому, что первый период правления президент тратит на то, чтобы провести радикальную кадровую чистку, расставив на ключевые места своих сторонников и обеспечив работающую вертикаль власти. На это уходит от года до полутора и только потом можно говорить о полномасштабном проведении в жизнь его политического курса. Однако судя по тому, с каким противодействием Мун столкнулся при назначении нового премьер-министра и министра иностранных дел, расстановка людей на ключевые посты займет довольно много времени.
Таким образом, даже если Мун проявит себя как последовательный левый, смена власти в Сеуле снизит межкорейскую напряженность только в среднесрочной перспективе. Учитывая потенциальную скорость развития регионального кризиса, автор вынужден задаться печальным вопросом, успеет ли новая администрация РК укрепиться и начать проводить новый курс ДО того, как ситуация войдет в критическую фазу, и Сеулу придется действовать по обстановке.

Фактор «черного лебедя»
Дилемма безопасности и растущее напряжение повышают вероятность конфликта на полуострове в результате не только рационального решения, но и вследствие факторов, которые можно условно назвать «иррациональными», будь то недостаточная информированность, демонизация или влияние стрессовой ситуации.
Прежде всего, стороны плохо знают друг друга, да и те немногие знания, которыми они располагают, часто искажены. В КНДР число людей, допущенных к информации о внешнем мире, невелико, а исходящий контент строго фильтруется. Но похожая проблема существует и на Западе: информационные лакуны между фактами заполняются умолчаниями, а умолчания во многом строятся на образе страны в интерпретации экспертов, отчего в случае возникновения конфликтной ситуации стороны могут не быть осведомлены должным образом о проблемах друг друга или неверно понимать то или иное явление.
Это дополняется таким моментом, как «туман войны»: совокупными стараниями Севера и Юга все контакты между ними практически оборваны, и в случае инцидента, способного повлечь обострение, у сторон может не оказаться времени и возможности предупредить друг друга. Из-за демонизации стороны не только не могут, но и не хотят увидеть реальность: любые действия оппонента будут трактоваться максимально превратно. Это означает, что в случае возникновения конфликтной ситуации тренд на ее раздувание преобладает над трендом на ее смягчение.
И не забудем про стресс, который очень сильно давит на участников конфликта, особенно – его низший эшелон, что также повышает вероятность неадекватной реакции на какие-то непонятные или необычные события. В такой обстановке, в условиях «военной тревоги» на любое подозрительное шевеление в кустах мы сначала стреляем, а потом разбираемся, и, как отмечает китайский военный аналитик Цзя Сюйдун, «любой непроизвольный выстрел, недопонимание или неправильное решение могут стать причиной развития ситуации, которая станет необратимой».

Москва: last but not least
Любой серьезный конфликт на Корейском полуострове задевает нашу страну, даже если ни один из образцов американского высокоточного оружия не залетит на российскую территорию. Крупномасштабной войны у наших границ не было со времен афганской кампании, и автор не уверен, что существующая система МЧС Дальневосточного региона в состоянии эффективно выдержать последствия, связанные с издержками войны: от потока беженцев до маловероятного, но существующего шанса загрязнения территории в результате применения ядерного оружия либо атаки на ядерные объекты КНДР или иные элементы ее промышленной структуры.
Безусловно, Россия не считает Северную Корнею ядерной державой, осуждает ее амбиции и строго придерживается резолюций СБ ООН. Вместе с тем, односторонние санкции или вторичный бойкот для нас неприемлемы, как и попытки наносить экономические удары не по собственно ракетно-ядерной программе, а по уровню жизни населения в надежде на «раскачивание лодки». Россия, как и КНР, против военного присутствия внерегиональных сил в Северо-Восточной Азии и его наращивания под предлогом противодействия ракетно-ядерным программам КНДР, включая размещение комплексов THAAD.
Однако автор осознает, что при всей насущности проблемы корейское урегулирование является для Москвы вопросом третьестепенным. Главным стратегическим направлением нашей внешней политики является пространство бывшего СССР, в первую очередь Украина. Затем следует Ближний Восток, прежде всего Сирия и борьба с исламским терроризмом вообще. И только после этого блок вопросов, связанных с Дальним Востоком, где корейское урегулирование занимает одно из важных мест.
Не так много у нас возможностей воздействовать на КНДР. Да, северокорейское руководство стремится поддерживать активные и добрососедские отношения с Россией (хотя бы из желания уравновесить Китай), а в российском посольстве в Пхеньяне работает, возможно, наиболее профессиональная команда специалистов за всю российскую историю. Однако и политическое, и экономическое вовлечение Москвы в северокорейские дела существенно ограничено. При этом нельзя сказать, что Москва играет партию «второй скрипки при Пекине». Наши интересы в целом совпадают, но определенный уровень расхождений тоже присутствует. Можно говорить даже об ограниченном экономическом соперничестве, в первую очередь, в Свободной экономической зоне «Расон».
Контуры российского варианта урегулирования проблемы показывает разработанная нашими дипломатами «дорожная карта», которая предлагает «двигаться без предварительных условий, поэтапно, начав с очевидных вещей – проявления взаимной сдержанности, непровоцирования друг друга, начала переговоров об общих принципах взаимоотношений, таких как ненападение, отказ от применения и угрозы силой». Эти предложения нашли отклик в Пекине и на московском российско-китайском саммите 2017 года. Владимир Путин и Си Цзиньпин «договорились активно продвигать нашу общую инициативу, основанную на российском поэтапном плане корейского урегулирования и китайских идеях параллельного замораживания ракетно-ядерной деятельности КНДР и крупномасштабных военных учений США и Республики Корея», стремясь «и далее наращивать нашу внешнеполитическую координацию».
Суть договоренности отражает совместное заявление внешнеполитических ведомств РФ и КНР, где, помимо сочетания российских идей с китайской инициативой двойной заморозки, стороны отметили, что «справедливые озабоченности КНДР следует уважать». Другие государства должны прилагать соответствующие усилия для возобновления переговоров, совместно создавать атмосферу миролюбия и взаимного доверия.
Консультации, которые заместитель министра иностранных дел России Игорь Моргулов провел 6 июля в Вашингтоне со спецпредставителем США по политике в отношении Северной Кореи Джозефом Юном, также работают в этом направлении.
Таким образом, позиция Россия и ее активные действия могут оказаться тем камнем, который склонит чашу весов в сторону максимально благоприятного для мировой безопасности развития событий. Повторюсь, нельзя сказать, что мы ничего не делаем для урегулирования ситуации. Вернее сказать, делаем то, что можем. И данный текст, во многом, является дополнительной попыткой обратить внимание на проблему и подстегнуть усилия, направленные на ее разрешение.

Идеология. После прихода «Кима Третьего» к власти достаточно быстро подверглось корректировке название основной идеологической линии. Изначально основной доктриной было учение Ким Ир Сена — «кимирсенизм»; после смерти к отцу-основателю приравняли Ким Чен Ира, а идеология получила комплексное имя — «кимирсенизм-кимчениризм». Это решение принято в апреле 2012 года. От нового лидера ждали собственной концепции, она получила название «стратегический курс на параллельное развитие экономического строительства и создания ядерных сил». Обычно ее сокращают до «линии на параллельное развитие» или «линии пёнчжин». Впервые Ким Чен Ын заявил об этом 31 марта 2013 г. на заседании ЦК ТПК, а уже на следующий день парламент принял соответствующий закон.
С 2016 г. формируется культ личности Ким Чен Ына. Пропаганда начала подчеркивать именно его заслуги и достижения, до этого он предпочитал в известной мере оставаться в тени покойных вождей. Его изображения стали напоминать стиль, в котором демонстрируют предшественников – деда и отца. Следует, однако, отметить, что «Ким Третий» официально еще не поднялся на уровень двух «вождей» и, возможно, при жизни не поднимется. Так, до сих пор день рождения Ким Чен Ына, вопреки многим предсказаниям, не объявлен государственным праздником, значки с его изображением пока не изготовлены. Но в целом культ личности стал гораздо более интенсивным.
Популизм по-северокорейски. Ким Чен Ын принес в стиль управления и общую атмосферу новые веяния. Он отчасти оправдал прогнозы тех, кто ожидал от него реформаторского подхода, хотя выразился он не в радикальных политических изменениях. Молодой лидер появляется на публике гораздо чаще отца. Он вернул практику публичных выступлений, от которых его предшественник в последние годы жизни отказался. Ким Чен Ын возродил традицию деда – новогоднюю речь лидера нации по центральному ТВ, жанр, отмененный Ким Чен Иром. Скорее всего, Ким Чен Ын целенаправленно подчеркивает свое сходство, в том числе и внешнее, с дедом – Ким Ир Сеном, а не отцом. Для северян «Ким Первый» – безусловно, самый главный авторитет, а период его правления многие вспоминают с ностальгией. А эпоха Ким Чен Ира – в первую очередь экономический кризис. Нынешний вождь и одевается как дед, и копирует манеру его поведения, давая понять, что «хорошие времена» вернулись.
Ким Чен Ын возобновил проведение регулярных съездов, конференций, заседаний высших органов власти, в которых лично участвует и от которых в значительной степени отказался его отец. Впервые за 36 лет в мае 2016 г. в КНДР прошел съезд партии. Это делается должно подчеркнуть, что после трудного, кризисного периода наступила эра, когда «все идет как надо» и «по плану». В ходе поездок для «управления на местах» молодой Ким по крайней мере внешне демонстрирует доступность, стремление общаться с простыми людьми. Судя по кадрам официальной хроники, он часто окружен народом, обнимается с солдатами, детьми, рабочими, девушкам из женских военных частей позволяет брать себя под руку перед объективами фотографов и т.д. То есть стиль нового лидера сильно отличается от поведения предшественника.
Следует также отметить, что «правление террора и страха» Ким Чен Ына коснулось почти исключительно высшего руководства, а не обычных людей. Много поводов для спекуляций дал показанный в 2012 г. по центральному северокорейскому телевидению концерт, где присутствовал Ким Чен Ын. В представлении участвовали герои мультфильмов Уолта Диснея, звучали западные шлягеры, а женский ансамбль выступал в мини-юбках. Правящую верхушку КНДР времен Ким Чен Ира невозможно вообразить на концерте с Микки-Маусом, отплясывающим под «идеологически вредную музыку».
Другое внешне заметное и эффектное изменение – публичная демонстрация Ким Чен Ыном своей жены Ли Соль Чжу. Она сама по себе является, пожалуй, одним из самых ярких доказательств изменения имиджа высшего руководства. Не стесняется прилюдно брать мужа под руку, заливисто смеется, часто сопровождает его в поездках, каждый раз появляется в новых стильных нарядах, у нее неплохой вкус, и вообще она красавица... В общем, как единодушно признали международные СМИ, в Северной Корее теперь есть полноценная первая леди.
Экономика, наука и технологии. Априори экономика считается одним из самых слабых мест КНДР. Однако при Ким Чен Ыне страна смогла, хотя и не без оговорок, достигнуть заметных успехов. Если при Ким Чен Ире правительство только мирилось со стихийно развивавшимися рыночными отношениями, зачастую (хотя и без успеха) пыталось «отыграть назад», то за первую пятилетку Ким Чен Ына власти на рыночные механизмы не посягали вообще. Согласно данным западных специалистов, количество более или менее крупных рынков в стране к концу 2015 г. увеличилось более чем в два раза по сравнению с концом 2011 года. За фасадом социализма в КНДР на низовом уровне идет развитие рыночных отношений, появляется все больше частных предприятий, ресторанов, компаний, де-факто ведется торговля недвижимостью. На словах и по документам все оформляется «в духе социализма и чучхе», а на деле – за деньги.
Если говорить про законодательные действия и указы властей по введению реформ, следует назвать принятые в 2012 г. «Инструкции от 28 июня», которые предусматривают радикальные изменения в структуре сельского хозяйства и частично промышлености, а также дополнившие их в 2014 г. «Меры от 30 мая». Эти акты нигде открыто не публиковались, но реализуются на практике. Крестьянам позволили работать не только в крупных колхозах, но и на себя, в мелких хозяйствах. Элементы хозрасчета и рыночных отношений введены и на промышленных предприятиях.
Результаты впечатляют. Благодаря новым мерам произошел значительный рост урожайности, страна почти полностью обеспечивает себя едой. Суммарные урожаи зерновых колеблются в районе пяти и более миллионов тонн. КНДР не грозит повторение ситуации середины-конца 1990-х годов. Может быть не так быстро, как хотелось бы руководству, но все больше заводов и фабрик возобновляют и расширяют производство. Возможность работать дали и частным предпринимателям, позволяя – хотя и с разными ухищрениями – открывать рестораны, транспортные компании, торговые фирмы.
Большое освещение в мировых СМИ получили новые объекты, которые за пять лет правления Ким Чен Ына изменили облик Пхеньяна. Люди, долго работающие в Северной Корее, отмечают, что внешний вид столицы менялся с середины 1980-х гг. мало, но динамика скакнула после прихода Ким Чен Ына. С 2012 по 2017 гг. сданы крупные высокоэтажные жилые кварталы улиц Чханчжон, Ынха, Мирэ, Рёмён. Появился аквапарк Мунсу, центр для занятий конным спортом Мирим, площадка аттракционов Рынра, Дворец науки и технологий и другое. Пхеньян получил современный международный аэропорт Сунан. Активно строят (хотя и не столичными темпами) и в провинции, где выделяется Вонсан и прилежащие районы. Практически во всех крупных городах – Хамхын, Чхончжин, Синыйчжу, Расон, Кэсон и других – идет масштабное жилищное строительство.
Реформы в финансовой сфере продвигаются небыстро, но, согласно данным китайских экспертов, в стране работают уже 30-40 коммерческих банков, все большее распространение получают местные пластиковые карточки. Постепенно улучшается ситуация с обеспечением электроэнергией. Заметно больше автомобилей, на улицах много такси. Развивается телекоммуникационный сектор, включая мобильную связь. Количество абонентов мобильной сети насчитывает уже более трех миллионов человек. Человек со смартфоном в Пхеньяне – обычная картина. Жители стали лучше одеваться, покупают все более дорогую технику. Среди бизнесменов появились весьма зажиточные люди.
В самых разных отраслях промышленности активно внедряются новые технологии. Вообще, ставка на использование самых последних достижений науки и техники в производстве и экономике стала одним из приоритетов Ким Чен Ына. Сам Ким всячески подчеркивает готовность обеспечивать высокий (по меркам Северной Кореи) уровень жизни ученых, инженеров, передовых техников. Научные работники в КНДР сейчас входят в число наиболее желанных кандидатов в мужья.
Получить достоверную статистику по макроэкономическим показателям КНДР очень сложно, а циркулирующие в СМИ и отчетах зарубежных институтов цифры приблизительны. Согласно данным Центробанка Республики Корея, с 2012 по 2014 г. рост ВВП Северной Кореи составлял от 1 до 1,3%, а в 2015 г. рост стал отрицательным — минус 1,1%. Это плохо согласуются с явно видимыми доказательствами развития экономики, а потому наиболее приближенной к реальности цифрой роста северокорейского ВВП считается уровень 3-4 процента в год. Можно сказать так: никогда за всю историю существования КНДР уровень развития и благосостояния не был таким высоким, как при Ким Чен Ыне.
С другой стороны, все эти улучшения носят косметический характер. Высока вероятность, что реализуется потенциал роста, всегда имевшийся в рамках существующей системы. Это своего рода эффект «низкой базы», когда первые успехи выглядят впечатляющими и достигаются относительно легко, а для последующих улучшений необходимо уже больше усилий. Чтобы радикально изменить ситуацию, Пхеньян должен согласиться как на серьезные реформы, открытость, так и на радикальные перемены в структуре экономики, а также привлечь крупномасштабные зарубежные инвестиции. Однако руководство Северной Кореи прекрасно помнит, чем это закончилось для стран Восточной Европы и СССР. Политику Ким Чен Ына в экономике можно назвать негласными реформами с введением элементов рынка при максимальной закрытости и сохранении политической системы и идеологии.
Вооруженные силы и безопасность
Северная Корея давно определилась с «асимметричным ответом» на военную мощь США – создание и совершенствование ядерного оружия и средств его доставки, в первую очередь баллистических ракет. КНДР провозгласила себя ядерной державой, зафиксировав этот статус в апреле 2012 г. соответствующими поправками в Конституцию. В сфере ракетных, а также ядерных военных технологий страна добилась при Ким Чен Ыне впечатляющих успехов. Специалисты признают, что теперь Пхеньян имеет арсенал, способный угрожать не только Южной Корее, Японии и расположенным там базам США, но и американским базам на Гуаме. 4 июля 2017 г. КНДР успешно испытала баллистическую ракету «Хвасон-14», которая, как считают многие эксперты, способна нанести удар и по континентальной части Соединенных Штатов.
Ракетостроение развивается по самым разным направлениям. Судя по испытаниям, КНДР нацелилась на создание полноценных арсеналов всех видов баллистических ракет — малой, средней дальности, межконтинентальных, ракет-носителей со спутниками, твердотопливных и жидкотопливных, как наземного, так и подводного базирования, способных маневрировать на конечном этапе полета и пр. По ракетным запускам КНДР есть подробные данные, которые наглядно показывают, насколько активизировался Пхеньян в этой сфере. Если за 17 лет правления Ким Чен Ира с 1994 по 2011 гг. произведено в общей сложности 15 запусков баллистических ракет трех типов, то при Ким Чен Ыне за пять с половиной лет – с конца 2011 г. по начало июля 2017 г. – число запусков возросло до 79, а испытанных модификаций – до 12, среди которых более половины — совершенно новых типов.
По части ядерного оружия успехи Северной Кореи также хорошо заметны. До сих пор она произвела в общей сложности пять испытаний ядерного оружия, три из которых пришлись на годы правления Ким Чен Ына. Многие эксперты считают, что уже к 2020 г. у Пхеньяна будет от 20 до 100 готовых ядерных боезарядов.
Военно-промышленный комплекс КНДР добился успехов и в создании обычных вооружений. Появились новая система ПВО «Понгэ-5», создана 300-мм ракетная системы залпового огня KN-09, разработаны новые типы противокорабельных ракет и систем, созданы два новых вида противотанковых ракетных комплексов и т.д. Все это выглядит особенно впечатляюще, учитывая, что КНДР находится в международной изоляции, а северокорейских специалистов всеми силами отсекают от любого сотрудничества, которое хотя бы косвенно может быть использовано для ВПК.
Международные отношения
Если в экономике и военной области при Ким Че Ыне Северная Корея добилась успехов, то в международных отношениях все с точностью до наоборот. В целом внешнеполитическая ситуация для КНДР заметно ухудшилась – такой ценой Пхеньян заплатил за развитие ракетных и ядерных программ. За прошедшие пять лет только по линии ООН были приняты пять резолюций (в 2013 г. — № 2087 (январь) и № 2094 (март), в 2016 г. — № 2270 (март) и № 2321 (ноябрь), в 2017 г. — № 2356 (июнь)).
С Китаем, главным политическим и торгово-экономическим партнером, отношения заметно охладели. Пекин хотя и отказывается вводить полноценную экономическую блокаду Северной Кореи, но за прошедшие годы поддержал ужесточение международных санкций в отношении Пхеньяна. С Соединенными Штатами в самом начале была надежда на достижение прорыва, так как Вашингтон и Пхеньян практически договорились в конце февраля 2012 г. «разменять» мораторий Северной Кореи на новые ракетные и ядерные испытания на гуманитарную помощь. Сделка сорвалась. При президенте Обаме США и их союзники избрали тактику «стратегического терпения», отказываясь от каких-либо переговоров с до тех пор, пока КНДР не предпримет шагов в сторону денуклеаризации. На каждый ракетный пуск Пхеньяна американцы отвечали ужесточением односторонних санкций. Приход к власти в конце 2016 г. Дональда Трампа, склонного к импульсивным решениям, еще более накалил обстановку. Это стало очевидно весной 2017 г., когда многие эксперты всерьез заговорили о возможности полномасштабного военного конфликта в регионе. Худшего сценария в итоге удалось избежать, но напряженность остается.
Межкорейские отношения с самого начала правления Ким Чен Ына были сложными. Приход к власти в Республике Корея Пак Кын Хе начался с попыток Сеула что-то сделать на межкорейском направлении, но ракетные и ядерные испытания, проведенные КНДР в начале 2016 г., привели к тому, что Сеул прекратил любые виды сотрудничества с Пхеньяном. Надежды на возобновление межкорейского диалога возродились в мае 2017 г., после победы на выборах в Южной Корее прогрессивного лагеря во главе с нынешним президентом Мун Чжэ Ином, который взял курс на развитие связей Юга и Севера. Но вопрос о реализации этого потенциала выходит за рамки статьи. По итогам первых пяти лет правления Ким Чен Ына можно констатировать, что межкорейское сотрудничество практически прекратилось.
С Россией Пхеньян намерен развивать дружественные отношения. Хотя Москва поддерживала новые санкции, это не привело – как в случае с Китаем – к общему охлаждению. Даже наоборот, можно сказать, что период с 2014 г. стал лучшим в истории связей Москвы и Пхеньяна после распада СССР. Но все ограничилось лишь политическими жестами, обменами в области культуры и «народной дипломатией». В экономике Москва по объективным причинам не превратилась для Пхеньяна в альтернативу Пекина. Все перспективные проекты приостановлены из-за международных санкций и нежелания Сеула в них участвовать. Единственным более или менее заметным российско-северокорейским проектом остается логистический проект «Хасан-Раджин», начавший полноценную работу в 2014 году.
Нерешенные проблемы
В целом Ким Чен Ын вправе занести пять лет правления себе в актив. Несмотря на международные санкции и попытки ряда иностранных держав расшатать систему, признаков серьезной нестабильности нет. Ким Чен Ын по сути гарантировал себе возможность вести страну в направлении, которое выбрал, а не куда его будут толкать внешние силы. Насколько можно судить по настроениям в обществе, корейцы гордятся своей Родиной, а в условиях контролируемого притока внешней информации уверены, что живут достаточно хорошо. Ким Чен Ын смог избавить государство от работы в условиях кризисно-аврального режима, который объяснялся голодом 1995–1998 гг. и его последствиями, и вернуть его к нормальной (с точки зрения КНДР) жизни.
Но отношения с внешним миром ухудшились, против Северной Кореи введены несколько новых пакетов более жестких экономических санкций. Периодически противостояние на полуострове угрожает перерасти в открытую войну. В экономике нельзя говорить о фундаментальном сдвиге, в ближайшем будущем может начаться стагнация.
Несмотря на укрепление своего положения, Ким Чен Ын сам представляет отчасти слабое звено с точки зрения стабильности. Он чрезмерно сконцентрировал власть и не имеет советников, способных предоставить альтернативное мнение. Сам Ким до сих пор не провел ни одной встречи с иностранными лидерами, ни разу не выезжал за рубеж. В этой ситуации какое-либо происшествие с вождем и его смерть даже по случайным причинам может обезглавить систему, не создав отработанной системы преемственности. Несмотря на молодой для главы государства возраст в 33 года, Ким страдает от избыточного веса и, возможно, ряда болезней.
Какие бы усилия ни предпринимали власти, информация извне все больше проникает в КНДР, позволяя рядовым гражданам понимать, что ситуация в мире отличается от той, которую преподносит им пропаганда. Новому молодому поколению десятилетиями повторяемые лозунги и призывы приедаются, а потому властям Северной Кореи неизбежно придется предпринимать усилия, чтобы обеспечить лояльность народа.
Заключение
Пожалуй, самый главный вывод, который можно сделать после первых пяти лет правления Ким Чен Ына, заключается в том, что Северная Корея в обозримой перспективе продолжит оставаться независимым государством, а ее руководство хорошо контролирует ситуацию и проводит самостоятельную политику. России, имеющей общую границу с КНДР, крайне важно представлять, что происходит в этой стране, какие могут быть дальнейшие сценарии, а также прогнозировать как возможные вызовы и угрозы для своих интересов, так и новые возможности сотрудничества и развития. России необходимо выстраивать политику в отношении Пхеньяна, исходя из того, что – нравится это или нет – нам придется иметь дело как минимум в ближайшем будущем именно с КНДР как самостоятельным государством и ее лидером в лице Ким Чен Ына. Все прогнозы по поводу нестабильности ситуации, слабости позиции Кима и близком крахе режима не подтвердились.
Среди тактических задач, на решение которых необходимо обратить внимание, – установление канала общения непосредственно с лидером КНДР, полностью монополизировавшим процесс принятия решений. Насколько известно, пока никто из официальных лиц Российской Федерации так и не смог встретиться и пообщаться с Кимом после его вступления на пост главы КНДР, а единственном контактом является короткий момент в 2010 г., когда в ходе одного из массовых мероприятий, Ким Чен Ир подвел Ким Чен Ына к российской делегации и сказал примерно следующее: «Знакомьтесь, он возглавит после меня страну». С тех пор, несмотря на заметное потепление и сближение в отношениях Москвы и Пхеньяна, контактов российских представителей с главой КНДР не было.

Миф о силе
В медиа довольно популярен миф о том, что над Югом нависает огромная армия КНДР, численность которой в мирное время превышает миллион. И только американская армия в Южной Корее удерживает Пхеньян от вторжения. Без американцев, мол, эта лавина легко дошла бы до Пусана. При этом забывают, что к войне с 1953 г. готовились не только на Севере, и ДМЗ ныне совсем не аналог 38-й параллели образца 1950 года. Но дело не только в этом. В реальности, северокорейская армия (КНА) явно не насчитывает в мирное время миллиона штыков. Более реалистичные оценки колеблются в интервале 650–800 тыс. человек, включая ВВС и ВМС. Для сравнения — по официальным данным численность армии Республики Корея 630–650 тыс., однако тщательный пересчет указывает, что из-за особенностей публичного учета из общей «формулы» выпадают еще примерно 100 тыс. разного персонала. Итак, численность примерно равная.
Однако оборонный бюджет РК более чем в 33-35 раз превосходит военные расходы Пхеньяна. Не стоит забывать, что на Юге армия тоже призывная и располагает большим запасом резервистов. По населению Юг превосходит Север вдвое, значит и численность резервистов и разных парамилитарных формирований у него никак не меньше. А скорее всего и больше. Кстати, как раз демографическими обстоятельствами во многом объясняется и большее относительное число женщин в северокорейской армии и в смежных силовых структурах.
В случае войны Соединенные Штаты автоматически выступают на стороне Сеула, потому необходимо считать и возможности США, и их потенциальных союзников. Даже простое сложение военного потенциала Республики Корея, США и Японии делает соотношение сил для КНДР нереально плохим. А ведь мы не учитывали НАТО, Австралию и т. д.
Говорят также о якобы сокрушительно огромных ВВС и ВМС Северной Кореи. На деле Пхеньян не располагает самолетами дальнего радиолокационного обнаружения, которые имеются у США, Республики Корея и Японии. Во время войны 1999 г. против Югославии и 2003 г. против Ирака такие самолеты позволяли на расстоянии контролировать воздушное пространство этих стран со всеми вытекающими последствиями. Современные ракеты «воздух-воздух» в КНДР не импортировались уже лет 20. За это же время ВВС оппонентов провели не одну волну закупок. У КНДР не более 46 истребителей четвертого поколения МиГ-29 в лучшем случае конца 1980-х гг. (это самая оптимистичная оценка, большинство экспертов сходится на 36-40 машинах). Для сравнения, только у Южной Кореи истребителей четвертого поколения (в значительно более современной комплектации и с современным ракетным вооружением, а потому скорее поколения 4+) свыше 160! Еще пара сотен машин четвертого поколения есть у Японии. О том, сколько могут современных многоцелевых истребителей у американцев, не стоит и говорить. При этом у ВВС США есть F-22 и постепенно «набирающие форму» F-35 – машины пятого поколения. В то же время в ВВС КНДР все еще числятся такие раритеты, как МиГ-17. А cамый массовый истребитель – МиГ-21. Этот технологический разрыв сопоставим или даже больше, чем был у ВВС Ирака в 1991 г. или ВВС Югославии в 1999 году. При этом в справочниках до сих пор приводится неизменное с 1990-х гг. число старых самолетов Су-7, хотя на всех спутниковых снимках они стоят уже много лет на одном и том же месте! И летающими их никто не видел. Учитываются и все МиГ-19, хотя еще в 2014 г. значительная их часть была выведена из боевого состава по причинам физического старения. И большой парк транспортных Ан-2 считается полным составом – там цифры выглядят грозными, иллюстрируя «откуда исходит угроза миру».
Аналогично и с ВМС. У КНДР большой флот подлодок, но это единственное, что есть серьезного для войны «лоб в лоб». Бóльшая же часть ВМС – огромный флот разного рода катеров, причем многие без серьезного ракетного вооружения и без современных средств наблюдения и разведки. Это не значит, что военно-морские силы Северной Кореи не представляют для противника опасности. Представляют, но лишь в определенных прилегающих к берегам КНДР акваториях, где в начальный период большой войны или в локальных столкновениях северяне могут получить временное превосходство. Самые мощные из реально действующих надводных кораблей ВМС КНДР – корветы, а у флота Южной Кореи – эсминцы. При этом действующих эсминцев у Юга больше, чем действующих корветов у Севера. По основному корабельному составу ВМС Южной Кореи занимают 8-е место в мире, ВМС Японии – 4-е, ВМС США – первое место. КНДР по этому показателю в десятку не входит.
На бронетанковой технике северяне до сих пор в качестве систем ночного видения используют системы с ИК-прожекторами. К чему приводят попытки применять подобную технику против противника, имеющего современные системы ночного видения, можно увидеть на примере танкистов Ирака в 1991 и 2003 гг., или Украины в 2014–2015 годах.
Что все это значит практически? Коалиции противников КНДР гарантированно господство в воздухе и на море. Каких-либо радикальных преимуществ для наземного наступления у Пхеньяна не видно.

Миф о слабости
Однако важно не впасть в другую крайность. Дескать, все вооружения КНДР устарели, армия не подготовлена, и вообще «ракеты ржавые». И при необходимости Северную Корею с легкостью можно захватить стремительным вторжением по суше или по морю. Желающие реализовать такой шапкозакидательский план, столкнутся с двумя проблемами.
Географически север Корейского полуострова поистине уникален — сама природа создала здесь идеальные условия для противодействия противнику. Преимущественно горный рельеф, сложная пересеченная местность, позволяющая вести наступление лишь в долинных коридорах, имеющих множество поперечных водных преград. На побережье крайне мало мест, пригодных для высадки морского десанта (реально всего 4-5). Собственно, прибрежные районы сложны не то что для десантных операций, но просто для навигации. Во многих местах побережье целиком состоит из довольно крутых скал! Иногда ситуацию осложняет специфический режим приливов и отливов.
Некоторые времена года на севере не слишком хороши для широкого использования авиации и больших масс тяжелой техники. Во многих районах в сезон осадков дожди столь обильны, что практически ежегодно происходят мощные наводнения. В хронике Корейской войны можно увидеть и примеры того, как «гостеприимно» выглядят тамошние холодные осени и зимы.
Довольно своеобразные грунты с большим количеством валунов, а также многочисленные системы ирригации в долинах (в отдельные сезоны наполняемых водой) и прочие особенности местного рельефа влияют на спектральные характеристики и резко осложняют работу приборов наблюдения и разведки (в отличие от идеальных для этого пустынь Ирака).
Северная Корея хорошо помнит опыт войны 1950–1953 гг., поэтому потратила десятилетия, чтобы сделать эти местности практически крепостью.
Ключевые принципы, на которых эта крепость строится, следующие.
Во-первых, невероятная плотность обороны по всем угрожаемым направлениям. Довольно небольшую полосу вдоль ДМЗ (240 км) на глубину 15-20 км защищают не менее 200–250 тыс. солдат! Вблизи есть еще примерно 100-150 тысяч! То есть на крохотной территории сосредоточено 300–400 тыс. военнослужащих. При этом побережья прикрываются группировками, каждая из которых насчитывает более 100 тыс. солдат. Все эти силы эшелонированы в глубину, прикрывают десантоопасные направления, имеют не одну линию обороны и выделенные мобильные резервы, которые могут быть переброшены на угрожаемые направления. Поэтому наступающие будут, по крайней мере первое время, вязнуть в порядках обороняющихся. При этом ни через ДМЗ, ни по берегу просто объехать противника (как это было в двух иракских войнах) нельзя — местность пересеченная.
Второй принцип строительства обороны – огромная огневая мощь артиллерии на единицу протяженности. Все направления высадки-наступления простреливаются большим количеством стволов. Точная численность артиллерии КНДР неизвестна, но большинство источников указывает, что только артиллерия береговой обороны и только на западном побережье имеет более 1000 стволов! Однако и вторые эшелоны, и резервы также располагают значительными силами артиллерии. Даже разные ополченческие формирования имеют собственные системы залпового огня и гаубицы (вплоть до 152-мм), пусть в основном буксируемые и морально устаревшие, но мест, не простреливаемых артиллерией, на территории страны нет!
На спутниковых снимках вдоль ДМЗ только в ближней полосе обнаружены позиции не менее чем для 500 (!) артиллерийских батарей. Т.е. минимум для 2000 артиллерийских стволов, хотя более взвешенные оценки говорят о 3000-3500 стволов. Чтобы подавить артиллерию требует очень много самолето-вылетов и долгая работа артиллерии.
Но настоящие проблемы создает третий столп оборонительной стратегии КНДР – инженерное оборудование театра военных действий. У северокорейцев еще с Корейской войны имеется успешный опыт позиционной обороны, где важная роль отводилась подземным сооружениям. Именно северокорейские военные инженеры помогали союзникам во Вьетнаме еще в 1954 г., а потом уже прямо консультировали армию Северного Вьетнама в использовании подземных сооружений в борьбе с технологически превосходящим противником. Есть данные, что для помощи в проектировании подземных сооружений организации «Хезболла» привлекались северокорейские специалисты. Так что в строительстве разнообразных бункеров толк они знают. И эти сооружения, непрерывно совершенствуясь, строятся там с начала 1960-х годов. Причем не только для укрытия личного состава и техники, а именно с целью обеспечения всех вооруженных сил и военной промышленности необходимыми объемами подземных помещений, в т.ч. и в глубоком тылу.
Точные размер и параметры подземной инфраструктуры КНДР неизвестны. Но существующие данные указывают на то, что количество этих сооружений уже создает новое качество. Так, в начале 2000-х гг. в открытой печати указывалось, что, по оценкам иностранных специалистов, построено более 8 тыс. подземных бункеров, а также 527 км подземных туннелей. Есть оценки, дающие цифру в 12 тыс. бункеров. Глубина залегания многих укрытий для личного состава составляет 40-70 м, а командных центров — 300 м!
Все военные предприятия, танковые, ракетные и артиллерийские части, авиация, флот, наземный транспорт имеют не только основные защитные сооружения, но и запасные. При этом уже в 2000-е гг. помимо настоящих подземных сооружений, входов и выходов, стали возводиться в большом количестве и ложные, причем все это на местности, которая и так не способствует эффективной разведке. Т.е., большую часть времени сухопутные силы просто могут находиться под землей, вообще не появляясь в зоне действия разведки и оружия противника. При этом, по оценкам многих специалистов, существует даже возможность маневра по подземным коммуникациям, что фактически нивелирует преимущества врага с сильной авиацией. Чтобы вывести из строя оборонительные позиции такого рода, требуется расходовать больше боеприпасов (надо точно попасть в уязвимые места), и часто применять еще и специальные боеприпасы. Тысячи объектов вообще требуют только специальных тяжелых неядерных «убийц бункеров». Но чтобы они дали гарантированный результат, надо точно попасть в отдельные уязвимые элементы коммуникаций.
Такую систему одними только бомбежками и обстрелами не сломить, а значит даже со всем высокоточным оружием и многим другим надо будет методично «прогрызать» укрепрайоны один за другим. А также заниматься обезвреживанием многочисленных минных полей. Следует помнить и то, что особенности территории КНДР благоприятствуют эффективному применению ОМП против наступающих. Одним из главных способов нейтрализовать ядерное оружие противника является рассредоточение. Однако местности там создают идеальные условия для того, чтобы ядерными взрывами накрывать плотно сгрудившиеся силы противника. Возможно также использование ядерных устройств для подземных взрывов с тем, чтобы создать препятствия на пути противника. Воронка от ядерного взрыва имеет значительные размеры и крутые откосы. Движение машин по неплотному выброшенному и выпавшему грунту затруднено, а сам факт выпадения грунта из образовавшегося облака в радиусе нескольких сот метров оказывает значительное психологическое воздействие на личный состав. В большинстве случаев воронка быстро наполняется грунтовыми водами, что создает дополнительные трудности. На ее поверхности и на прилегающей местности имеют место очень высокие уровни радиации. Ядерные заряды также можно оставлять на территориях и стратегических объектах, захватываемых противником, например, в портовых сооружениях, и подрывать их, нанося противнику максимальные потери в живой силе.
Но что мешает просто разбомбить КНДР? Методичной воздушной кампанией эдак в пару тысяч вылетов в сутки день за днем и в конце концов взяв измором? Подогнать побольше самолетов на авиабазы, подтянув авианосцы и носители крылатых ракет – и дело в шляпе.

А ведь могут и ответить
Для сдерживания оппонентов у Пхеньяна есть то, что можно назвать средствами ответа и на короткой дистанции, и на длинной. На короткой дистанции ­– речь идет о высокой уязвимости Южной Кореи. Прежде всего многомиллионного Сеула, находящегося на расстоянии в 24-60 км от ДМЗ! Отделить себя безопасными полностью ненаселенными районами шириной 20-40 км невозможно. Огневые средства дальнобойной ствольной и реактивной артиллерии достают до северных окраин Сеула, при этом свободно обстреливая ряд населенных пунктов, а также передовые позиции южнокорейской армии. То, что эта артиллерийская группировка еще и встроена в систему подземных укрытий и коммуникаций и опирается на заранее подготовленную долговременную оборону, делает ситуацию весьма сложной.
При этом помимо обычных артиллерийских систем классических советских калибров, у КНА есть и несколько более мощные. Речь идет о САУ калибром 170-мм, и РСЗО калибром 240-мм и 300-мм. Последние имеют дальность довольно точной стрельбы аж на 200 километров. Еще у Северной Кореи есть тактические ракеты «Хвасон-1» и «Хвасон-3» («Луна» и «Луна-М»), которые, будучи оснащены даже просто химическими боеголовками, способны нанести серьезнейший урон. При этом северокорейские противокорабельные ракеты с берега достают и до одного из крупнейших портов Южной Кореи – Инчхона.
Поэтому Южная Корея находится в довольно неприятном положении. Чтобы нейтрализовать возможности КНДР по нанесению ответного неядерного удара, первый удар должен проводиться такими силами и средствами, сосредоточение которых от Пхеньяна скрыть невозможно. А если сделать ставку на внезапность в ущерб огневой мощи, есть слишком высокая вероятность неприемлемого ущерба в результате ответного удара. Однако северокорейцы, не исключают, что США могут пренебречь Южной Кореей, а значит, надо иметь козыри и на этот случай.

Ракетно-ядерный щит
Теоретически, американцы могут ударить палубными самолетами с авианосцев, дальнобойными крылатыми ракетами и авиацией с баз в Японии. В таком сценарии Южная Корея в заметных военных приготовлениях участия не принимает. Вот от такого сценария и предохраняют ракеты с ядерными зарядами. А если не предохранят, то в крайнем случае позволят хотя бы не оставить агрессора безнаказанным.
КНДР располагает развернутыми баллистическими ракетами средней дальности. Это «Хвасон-7» (чаще принято обозначение «Нодон») и «Хвасон-9» (чаще известны под индексом «SCUD-ER»). И та и другая достают и до городов Японии, и до американских авиабаз в Японии. В мае 2017 г. было объявлено о запуске в серийное производство ракеты средней дальности «Пуккыксон-2» – твердотопливной БР с более коротким временем предстартовой подготовки на гусеничном шасси повышенной проходимости и с усиленными возможностями преодоления ПРО.
В 2017 г. были также испытаны БР «Хвасон-12» и «Хвасон-14». О начале их серийного производства не сообщалось, но эти ракеты серьезно изменили досягаемость целей. Ракета «Хвасон-12» свободно достает до американских баз на острове Гуам, а «Хвасон-14» – до Аляски. И хотя пока в активе у этих ракет всего по одному успешному пуску, это означает теоретическую возможность ядерного удара по американской территории, а не только по базам в государствах-союзниках и по самим союзникам. Американцы могут попытаться выбить первым ударом с воздуха ракетные установки, дезорганизовать систему управления и т.д. и т.п. А ослабленный ответный удар отразить ПРО. В теории все гладко, а в реальности не настолько.
Во-первых, в КНДР методично работают над разными способами преодоления ПРО. Одним из теоретических способов нейтрализации или хотя бы снижения эффективности ПРО является стрельба по цели не одиночными ракетами, а группой ракет. Групповые запуски ракет «Хвасон-9» отрабатывались на учениях 2016 и 2017 гг., и успешно.
Другой способ преодоления ПРО – стрельба по «условно навесным» траекториям, когда ракета запускается на аномально малую дальность, но с очень большим апогеем. Это также снижает вероятность перехвата. Подобные пуски северяне проводят и во время учений, и во время испытаний ракет. Так, в Японии считают очень большой опасностью пуск ракет «Хвасон-10» и «Хвасон-12» именно по такой траектории. Развиваемые скорости и углы выхода к цели либо сильно снижают вероятность успешного перехвата, либо делают его невозможным.
Также новое поколение ракет получило головные части, уже оснащенные своими двигательными системами. Причем у ракеты «Пуккыксон-2» прямо заявлялась возможность выполнения маневров на среднем участке траектории – это также усложняет перехват. В мае испытана и некая новая система из семейства «Хвасон», напоминающая «Хвасон-6», но с аэродинамическими поверхностями. Это не только повышает точность, но и может быть использовано для создания системы маневрирования на конечном участке для преодоления соответствующих систем ПРО.
Во-вторых, принимаются меры повышения сохранности в случае охоты с воздуха. Так, в июле СМИ КНДР показали ряд материалов, на которых видно, что для пусковых установок БР есть специальные подземные укрытия, где можно прятаться от разведки и авиации противника. Также ведутся активные работы по сокращению времени подготовки ракет к старту. С одной стороны, развивается направление твердотопливных ракет с изначально более короткой предстартовой подготовкой. С другой, активно осваивается технология хранения и транспортировки к месту запуска части ракет заправленными. Это сильно сокращает время. Также проводится модернизация старых БР за счет оснащения некоторых подсистем современной электроникой для сокращения времени подготовки к запуску. Чем быстрее ракета готовится к старту, тем труднее ее атаковать в это время.
Другой проблемой является рост числа потенциальных стартовых площадок. Чем больше таких локаций, тем тяжелее контролировать их. Этому помогает создание новых гусеничных пусковых установок повышенной проходимости. Причем ракеты «Пуккыксон-2» перемещаются в транспортно-пусковом контейнере, что снижает требования к грунту для перевозки и запуска.
Важнейший инструмент повышения устойчивости ракетных сил – наращивание числа ПУ. КНДР не может закупать современные колесные шасси повышенной проходимости, подходящие для производства мобильных ПУ. Зато способна самостоятельно делать гусеничную технику или полуприцепы для гражданских седельных тягачей. За счет этих вариантов численность ПУ БР быстро растет. Выбить их еще на земле становится все труднее.
Предпринимаются и другие меры, чтобы не дать врагу избежать возмездия. ПВО КНДР много лет была эдаким музеем под открытым небом (самый массовый ЗРК – С-75). Однако в 2010-е гг. стало известно о проекте ЗРК «Молния-5». Это новый многоканальный ЗРК с дальностью стрельбы 100-150 километров. Автору во время визита в КНДР довелось кое-что узнать о его параметрах – и они довольно хороши. И сейчас комплекс в серийном производстве. Насколько это все сработает в реальных условиях – вопрос, но пока эти ЗРК не будут подавлены, охота за пусковыми установками баллистических ракет останется серьезно затруднена. По некоторым данным, на вооружении может быть уже до 10 дивизионов.
Еще одной проблемой для американцев потенциально является подавление систем управления. Дело в том, что в 2017 г. в Малайзии вскрылась деятельность якобы сингапурской коммерческой компании «GlobalCommunications». Как оказалось, это была вывеска для северокорейского производителя и экспортера военной электроники. Изучение имеющихся материалов указывает на то, что создание больших военных АСУ для стратегического и оперативного звена в КНДР ведется, и на этом направлении достигнут ряд успехов еще в 2012 году. А значит, нарушение управления ракетными силами КНА может оказаться много сложнее.
Конечно, не стоит думать, у Соединенных Штатов совсем нет шансов на успешный обезоруживающий удар. Есть и неплохие. Однако шансы на то, что получится успешный обезоруживающий, а потому и точно безнаказанный удар, быстро тают. Текущая скорость ракетной программы Пхеньяна указывает на то, что эта опция исчезнет уже в ближайшие год-два. И тогда в случае неудачи под ударом окажутся уже американские города. А потому если США не рискнут в ближайшем будущем, альтернатив вменяемому разговору с Пхеньяном не останется.