Как это было. Вспоминая катастрофу на ЧАЭС.

Цитата: Dobryаk от 22.01.2019 10:42:23Эксплуатационный персонал должен неукоснительно помнить святое "прыжок на месте - провокация, шаг в сторону - попытка к бегству" и "страшнее дурака только дурак с инициативой". 
Что касается нейтроники, то посмотрите в совсем недавний пост
https://glav.su/foru…age5156804

Цитатаwww.europeanutilityrequirements.org/
Europen Utility Requirements for LWR Nuclear Power Plants (EUR) Специализированный Клуб европейских эксплуатирующих организаций, был образован в 1991 году.
Целью Клуба EUR является выработка технических требований к новым АЭС с легководными реакторными установками для развития атомной энергетики в Европе на базе современных представлений о безопасности и экономичности АЭС.

Цитата: Dobryаk от 22.01.2019 13:40:21У Вас нелады с причинным порядком событий. 
Если противу инструкций загнать реактор в нерегламентный режим, то регламентного выхода уже не будет. Помните притчу о воробушке, корове и лисичке морозной зимой? Накрыло коровьей лепешкой — сиди и не чирикай.

Так и в Чернобыле если загнал реактор в нештатный режим без согласования с ядерщиками — заглуши его и не чирикай, пока тебе не скажут компетентные люди, как из этой жопы вылезать.  Аминь.

Но в Киевэнерго компетентных не было, как не было и в смене, которой было предписано проводить эксперимент, не согласованный с ядерщиками.

Кивать после грубого нарушения инструкций на концевой эффект — это неуклюжая попытка валить с больной головы на здоровую.

Цитата: dotsent от 22.01.2019 14:27:14Уважаемый Dobryаk! К  моему глубокому сожалению на сегодняшний момент эксплуатационным службам осталась только ответственность а решения принимают "менагеры". При этом это ситуация не наша- а общемировая.В качестве примера могу привести действия EUR.
 


Они сформулировали так называемые требования EUR  и чтобы снять с себя ответственность назвали их "рекомендациями". Однако заказчики блоков требуют их выполнения. Но выполнить их в полном объеме невозможно. Проектировщики и эксплуатанты на ушах стоят. Так, в части маневренности к блокам заявлены такие требования по скорости нагрузки и разгрузки, что это чревато. По минимальным уровням нагрузки- тоже перебор. Но менеджмент давит и требует. Так что в вышеприведенном интервью- все правда- мы очень многого не знаем- но пытаемся делать, не всегда понимая последствия.

Цитата: dotsent от 22.01.2019 15:17:28Вы вероятно не знакомы с порядком действий на смене. Он близок к военному. После того как тебе дают команду- ты обязан ее повторить и выполнять, вне зависимости от того, нарушает она инструкцию или нет. Не подлежат выполнению только команды, угрожающие жизни людей напрямую. Команды, угрожающие целостности оборудования должны выполняться (кстати в EUR это тоже есть- правда расплывчато "приоритет функции безопастности объекта  перед технологической безопастностью". Т.е. если есть команда разнести вдребезги насос- то это нормально. Если ты не согласен с командой- то обязан заявить начальнику и после повторной команды и записи в журнале- обязан выполнять. На Чернобыле насколько я знаю- смена была против- прошла повторная команда от зам. гл. инженера и она была выполнена. Так что голова была здоровая- другие головы были больные- тех ученых которые желали провести эксперимент. По моим сведениям они пытались первоначально провести эксперимент на Курской АЭС. Главный инженер не дал им согласия и объяснил почему. Ему сейчас памятник в г.Курчатове ( это город спутник Курской АЭС) стоит. Так они после Курска поехали в Чернобль упертые, а там гл. инженер был электрик и подвоха не понял. Он конечно виноват, но на мой взгляд- главная вина на "ученых". И уж тем более не на оперативном персонале.

Цитата: DMAN от 22.01.2019 12:37:56Не было ничего этого записано в руководстве по эксплуатации на момент аварии.

Цитата: Dobryаk от 22.01.2019 18:18:51Конечно, порядок  на смене мне незнаком. А вот насчет "ученых" это один из многих бродячих сюжетов, но он из сомнительных.

Цитата: DMAN от 18.02.2019 10:04:22На Ютьюбе много чего есть, в том числе и по теме "Плоской Земли"
и по теме падения на Землю в средине 19 века луны Фата и прочее
такое же.
При всем уважении - очевидцев, участников, следователей - эти люди
разбираются в ядерной физике, физике и конструкции ядерных реакторов
что бы делать какие либо компетентные заключения?
В интернете есть и иные точки зрения, с совсем другими выводами.
Если интересно, то можно почитать. http://accidont.ru/safety.html

Скрытый текст

После чернобыльской аварии в корне поменялись представления о безопасной работе на реакторах РБМК. Это нашло свое отражение во всём: в конструкции реактора и его системе управления, в проектной и эксплуатационной документации, в системе подготовки эксплуатационного персонала, обучения специалистов реакторщиков и в работе надзорных органов. Сегодняшние специалисты не могут представить себе обстановку тех лет, и рассказы об этом часто воспринимают как сказки.

Но кто бы что сейчас не говорил, все, кто обучались работе на реакторах атомных станций до 1986-го года, знали твердо одно. Неконтролируемый разгон реактора (условно говоря, ядерный взрыв) невозможен. И невозможен он по двум причинам:
1) Отрицательная обратная связь в виде «быстрого» мощностного коэффициента реактивности (мощность растет – реактивность падает); 2) Наличие аварийной защиты, которая срабатывает при первых признаках начала такого разгона и заглушает реактор, быстро вводя большую отрицательную реактивность.
Ни у кого не было ни малейших сомнений, что реактор РБМК-1000 удовлетворяет этим первейшим требованиям ядерной безопасности (иначе врядли кто согласился бы на нем работать). О том, что на самом деле все обстоит совсем по другому узнали только после чернобыльской аварии.
Но даже, если реактор АЭС не может взорваться как атомная бомба, на нем возможны серьёзные аварии, связанные с большими разрушениями и выбросами радиоактивности. Такие аварии происходят при нарушении баланса между тепловыделением и теплоотводом в активной зоне реактора по той или иной причине, зависящей или независящей от действий эксплуатационного персонала. О возможности таких аварий, разумеется, всем было прекрасно известно и именно вокруг этого разворачивались все мероприятия по обеспечению безопасности.
Более того, правила ядерной безопасности ПБЯ-04-74 (п. 10.2 и 10.3) предписывали проводить такие мероприятия на регулярной основе, создавая для этого специальные комиссии по проверке и улучшению состояния безопасности. Не реже, чем раз в три года такую комиссию формирует Госатомнадзор, и не реже чем раз в год Дирекция атомной станции. Ответственность за внедрение мероприятий по повышению безопасности согласно п. 10.1 несет «ведомство, в подчинении которого находится АЭС» (в данном случае это Минэнерго СССР).
Заметим, что никакой специальной ответственности такого рода для Главного конструктора и Научного руководителя правила ядерной безопасности не устанавливают.
Заметим также, что Госатомнадзор, выпустивший эти правила, до 1989 г не являлся независимым государственным органом, и сам фактически входил в состав ведомства Минсредмаш СССР.
Для координации всех работ в атомной энергетике, в том числе и по безопасности, существовал межведомственный научно-технический совет (МНТС) под председательством акад. А.П.Александрова. Он также фактически находился в составе Средмаша.

Такой порядок вещей образовывал и поддерживал четкий водораздел между физикой и конструкцией собственно реактора с одной стороны, и технологией и конструкцией систем, обеспечивающих его функционирование с другой стороны. Первое, это «святая святых» Главного конструктора и Научного руководителя, куда никто из посторонних не допускался ни под каким видом.
А вот второе – это «рабочая площадка» для всех остальных, кто вовлечен в общее дело по созданию и эксплуатации АЭС с РБМК, и где проектировалось, создавалось и строилось оборудование АЭС, обеспечивающее надежную и безопасную эксплуатацию реактора. Никто из этого «второго» круга не подвергал сомнению (да и не мог бы этого сделать при всем своем желании) надежность и безопасность аварийной защиты и физики реактора. Вся видимая (т.е. та, от которой остались какие-либо документальные следы) деятельность по обеспечению безопасности касалась именно этой второй части. Здесь и техническое обоснование безопасности в проектах АЭС (ТОБы) и различные решения МНТС, протоколы совещаний, приемо-сдаточные акты и т.д.
Тщетно искать во всей этой документации хоть какого-то упоминания об ОЗР или об опасности работы на малой мощности и вообще чего-нибудь, касающегося недостатков физики реактора и ошибок конструкции его активной зоны.

Ситуация не изменилась и после того как прозвенел первый звонок - авария на 1-м блоке ЛАЭС в 1975 г.
Гл. конструктор и Научный руководитель провели своё внутриведомственное расследование, не сообщив никому никаких подробностей. Также келейно были внесены изменения в конструкцию и системы регулирования и защиты реактора, в регламент эксплуатации. Никому ничего объяснено не было, но так как все эти изменения очевидным образом способствовали повышению стабильности работы реактора и облегчали управление им, то они и без объяснений были восприняты нормально. Конечно, циркулировали слухи о том, что на ЛАЭС произошло что-то очень серьезное, из ряда вон выходящее, но дальше этого дело не пошло. Работа в условиях соблюдения режима секретности имеет свою специфику, и накладывает на участвующих в ней людей определенный отпечаток. Они предпочитают молчать даже тогда, когда это не связано прямо с сохранением гос. тайны.
Только спустя три десятилетия непосредственный свидетель этих событий В.А.Борец опубликовал свои воспоминания. Эти яркие впечатления ему очень хорошо запомнились.
Но вот то, как этот опыт (аварии на ЛАЭС) был транслирован дальше, за пределы узкого круга лиц в Средмаше и случайных свидетелей аварии, ему видится сейчас (спустя 30 лет) в искаженном свете. В.А.Борец считает, что о концевом эффекте и положительном быстром мощностном коэффициенте, проявления которого он наблюдал на ЛАЭС, стало всё всем известно после его докладов своему руководству. И он уверен, что соответствующие предложения по изменению конструкции стержней регулирования и др. вошли в протоколы межведомственного совещания по безопасности РБМК, в котором он сам активно участвовал.
Но вот эти протоколы, и что же? Мы видим здесь все, что угодно, начиная от опасности землетрясений и кончая необходимостью доработки «холодильника пробоотбора». Но нет ни единого слова про опасность малого ОЗР, работы на малой мощности или еще чего нибудь в этом роде, о чем говорит Борец, и о чем спустя два года уже кричали на каждом перекрестке. А в тот момент реактор как считался сверхнадежным и абсолютно безопасным в ядерном смысле, так им и остался. До чернобыльской аварии оставалось полтора года.

Гораздо более продуктивна (судя по прилагаемому документу), и значительно ближе к проблемам собственно ядерной безопасности работа, выполнявшаяся непосредственно силами ЧАЭС. Но и здесь нет ни слова об опасных особенностях физики и конструкции реактора, или опасных режимах эксплуатации. О них просто не знали.
Как же не знали, скажете Вы? Ведь еще в 1983 г на физическом пуске 4-го блока ЧАЭС был выявлен концевой эффект. Да был, и в отчете по физпуску среди прочего, в таблицах, описывающих на десятке страниц дифференциальные характеристики эффективности стержней регулирования, есть некоторое количество строк, где видна эта эффективность с обратным знаком.
Ну и что? Если сейчас, уже после того, как реактор давно взорвался, главный конструктор доказывает, что концевой эффект в этом практически не виноват, то как же тогда можно было предположить, что на физ. пуске обнаружено нечто страшное? Вот как, очень спокойно, этот факт отмечен в одном из пунктов акта комиссии по физ. пуску (п. 2.8).
Гораздо интереснее другое.
В этом же акте (п. 3.4) дается фактически рекомендация по изменению конструкции стержней АР со ссылкой на то, что это уже было сделано ранее на 3-м блоке ЧАЭС. Изменение состоит в том, что отъединяются графитовые вытеснители от поглощающих секций стержней и размещаются в нижней части каналов СУЗ, т.е. выводятся за пределы активной зоны. Наверняка, это техническое решение, тайно принятое главным конструктором после ленинградской аварии, и вследствие круговой поруки и умело используемого инструмента секретности не оставившее никаких документальных следов. Во всяком случае никто сейчас не может точно вспомнить когда , как и почему это было сделано. И комментарии тут по-моему излишни.

P.S. Неужели опасные свойства реактора РБМК-1000 не были известны его разработчикам еще на стадии проектирования? Как это может быть, что при выборе основных характеристик реактора, проводя соответствующие расчеты и эксперименты на критических сборках, не обнаружили возможную положительность быстрого мощностного коэффициента реактивности и возможность введения аварийной защитой положительной реактивности вместо отрицательной? Этого действительно быть не может, и наряду с оптимистическими расчетами характеристик будущего реактора были и пессимистические, которые не были приняты во внимания. После почти 25-летнего молчания появились, наконец, достаточно подробные мемуары на эту тему. Но к 30-ти летнию Чернобыльской аварии эти мемуары были заблокированы и исчезли из открытого доступа. Однако, сохранилась копия, предусмотрительно сделанная на всякий случай, и любой желающий может с ней ознакомиться.
 

Очень интересный отрывок из воспоминаний А.Н. Румянцева, на тему саботажа:

Скрытый текст

На расширенном заседании партийно-хозяйственного актива ИАЭ им. И.В.Курчатова 13 ноября 1984 г., которое вел А.Ю.Гагаринский, только что избранный секретарем Парткома Института, мною от имени ОВТиР (директор ОВТиР И.И.Малашинин, как обычно, срочно “заболел” – “залег на дно”) была изложена программа развития вычислительной базы Института на перспективу 10-15 лет в рамках реализации Постановления ЦК и Совмина. Программа разрабатывалась вместе с И.Н.Поляковым, тогда заместителем директора ОВТиР, будущим директором РНЦ “Курчатовский институт” (2003-2006 г.г.), при самом активном участии председателя Совета пользователей ЭВМ Л.В.Майорова и членов Совета. При представлении программы было подчеркнуто, что недостаток вычислительных мощностей не позволяет в необходимой мере анализировать безопасность принимаемых проектных решений по АЭС, и что наиболее вероятным кандидатом на тяжелую аварию являются новейшие блоки РБМК со всеми внедренными в них усовершенствованиями. Острую нехватку вычислительных мощностей и риск “недоделанности” проектов реакторов подчеркнул Л.В.Майоров. В первом ряду конференц-зала зд. 158 сидели А.П.Александров и В.А.Легасов. В.А.Легасов бурно реагировал на услышанное, перейдя на личные оскорбления в адрес Л.В.Майорова. А.П.Александров в основном молчал, но настолько близко к сердцу принял эту информацию, что спустя три дня поставил вопрос об упразднении ОВТиР, что и было сделано. На том же заседании Главный инженер ИАЭ им. И.В.Курчатова Е.О.Адамов (будущий глава Минатома) выступил с предложением построить гараж и автоматизированные механические мастерские вместо вычислительного центра в рамках им разработанной программы инженерной реконструкции Института. В итоге было реализовано предложение Е.О.Адамова. Постановление ЦК и Совмина было без последствий проигнорировано. Гараж был построен и стоял пустым свыше 10 лет, пока его не “передали” автомобильной фирме Audi. Механические мастерские, объявленные “Всесоюзной ударной комсомольской стройкой”, стоят недостроенными и поныне. Единственным человеком, однозначно оценившим происшедшее на этом партийно-хозяйственном активе, оказался Н.Н.Пономарев-Степной, который, уже после окончания актива, сказал мне, что КВЦ будет построен. Несмотря на все трудности, здание для КВЦ было построено 12 лет спустя в рамках программы создания космических реакторных установок исключительно благодаря инициативе и поддержке со стороны Н.Н.Пономарева-Степного. Проектное Задание на это сооружение написали И.Н.Поляков и я. Это здание со всеми его сооружениями оказалось исключительно пригодным для развертывания работ по микроэлектронике и, затем, для развертывания в нем многопроцессорных вычислительных систем. Магнитофонные ленты с записью выступлений и дискуссий на этом расширенном заседании партийно-хозяйственного актива исчезли из архивов Парткома в мае-июне 1986 г. после аварии на 4-м блоке ЧАЭС.

Цитата: DMAN от 18.02.2019 10:04:22На Ютьюбе много чего есть, в том числе и по теме "Плоской Земли"
и по теме падения на Землю в средине 19 века луны Фата и прочее
такое же.
При всем уважении - очевидцев, участников, следователей - эти люди
разбираются в ядерной физике, физике и конструкции ядерных реакторов
что бы делать какие либо компетентные заключения?
В интернете есть и иные точки зрения, с совсем другими выводами.
Если интересно, то можно почитать. http://accidont.ru/safety.html

Скрытый текст

После чернобыльской аварии в корне поменялись представления о безопасной работе на реакторах РБМК. Это нашло свое отражение во всём: в конструкции реактора и его системе управления, в проектной и эксплуатационной документации, в системе подготовки эксплуатационного персонала, обучения специалистов реакторщиков и в работе надзорных органов. Сегодняшние специалисты не могут представить себе обстановку тех лет, и рассказы об этом часто воспринимают как сказки.

Но кто бы что сейчас не говорил, все, кто обучались работе на реакторах атомных станций до 1986-го года, знали твердо одно. Неконтролируемый разгон реактора (условно говоря, ядерный взрыв) невозможен. И невозможен он по двум причинам:
1) Отрицательная обратная связь в виде «быстрого» мощностного коэффициента реактивности (мощность растет – реактивность падает); 2) Наличие аварийной защиты, которая срабатывает при первых признаках начала такого разгона и заглушает реактор, быстро вводя большую отрицательную реактивность.
Ни у кого не было ни малейших сомнений, что реактор РБМК-1000 удовлетворяет этим первейшим требованиям ядерной безопасности (иначе врядли кто согласился бы на нем работать). О том, что на самом деле все обстоит совсем по другому узнали только после чернобыльской аварии.
Но даже, если реактор АЭС не может взорваться как атомная бомба, на нем возможны серьёзные аварии, связанные с большими разрушениями и выбросами радиоактивности. Такие аварии происходят при нарушении баланса между тепловыделением и теплоотводом в активной зоне реактора по той или иной причине, зависящей или независящей от действий эксплуатационного персонала. О возможности таких аварий, разумеется, всем было прекрасно известно и именно вокруг этого разворачивались все мероприятия по обеспечению безопасности.
Более того, правила ядерной безопасности ПБЯ-04-74 (п. 10.2 и 10.3) предписывали проводить такие мероприятия на регулярной основе, создавая для этого специальные комиссии по проверке и улучшению состояния безопасности. Не реже, чем раз в три года такую комиссию формирует Госатомнадзор, и не реже чем раз в год Дирекция атомной станции. Ответственность за внедрение мероприятий по повышению безопасности согласно п. 10.1 несет «ведомство, в подчинении которого находится АЭС» (в данном случае это Минэнерго СССР).
Заметим, что никакой специальной ответственности такого рода для Главного конструктора и Научного руководителя правила ядерной безопасности не устанавливают.
Заметим также, что Госатомнадзор, выпустивший эти правила, до 1989 г не являлся независимым государственным органом, и сам фактически входил в состав ведомства Минсредмаш СССР.
Для координации всех работ в атомной энергетике, в том числе и по безопасности, существовал межведомственный научно-технический совет (МНТС) под председательством акад. А.П.Александрова. Он также фактически находился в составе Средмаша.

Такой порядок вещей образовывал и поддерживал четкий водораздел между физикой и конструкцией собственно реактора с одной стороны, и технологией и конструкцией систем, обеспечивающих его функционирование с другой стороны. Первое, это «святая святых» Главного конструктора и Научного руководителя, куда никто из посторонних не допускался ни под каким видом.
А вот второе – это «рабочая площадка» для всех остальных, кто вовлечен в общее дело по созданию и эксплуатации АЭС с РБМК, и где проектировалось, создавалось и строилось оборудование АЭС, обеспечивающее надежную и безопасную эксплуатацию реактора. Никто из этого «второго» круга не подвергал сомнению (да и не мог бы этого сделать при всем своем желании) надежность и безопасность аварийной защиты и физики реактора. Вся видимая (т.е. та, от которой остались какие-либо документальные следы) деятельность по обеспечению безопасности касалась именно этой второй части. Здесь и техническое обоснование безопасности в проектах АЭС (ТОБы) и различные решения МНТС, протоколы совещаний, приемо-сдаточные акты и т.д.
Тщетно искать во всей этой документации хоть какого-то упоминания об ОЗР или об опасности работы на малой мощности и вообще чего-нибудь, касающегося недостатков физики реактора и ошибок конструкции его активной зоны.

Ситуация не изменилась и после того как прозвенел первый звонок - авария на 1-м блоке ЛАЭС в 1975 г.
Гл. конструктор и Научный руководитель провели своё внутриведомственное расследование, не сообщив никому никаких подробностей. Также келейно были внесены изменения в конструкцию и системы регулирования и защиты реактора, в регламент эксплуатации. Никому ничего объяснено не было, но так как все эти изменения очевидным образом способствовали повышению стабильности работы реактора и облегчали управление им, то они и без объяснений были восприняты нормально. Конечно, циркулировали слухи о том, что на ЛАЭС произошло что-то очень серьезное, из ряда вон выходящее, но дальше этого дело не пошло. Работа в условиях соблюдения режима секретности имеет свою специфику, и накладывает на участвующих в ней людей определенный отпечаток. Они предпочитают молчать даже тогда, когда это не связано прямо с сохранением гос. тайны.
Только спустя три десятилетия непосредственный свидетель этих событий В.А.Борец опубликовал свои воспоминания. Эти яркие впечатления ему очень хорошо запомнились.
Но вот то, как этот опыт (аварии на ЛАЭС) был транслирован дальше, за пределы узкого круга лиц в Средмаше и случайных свидетелей аварии, ему видится сейчас (спустя 30 лет) в искаженном свете. В.А.Борец считает, что о концевом эффекте и положительном быстром мощностном коэффициенте, проявления которого он наблюдал на ЛАЭС, стало всё всем известно после его докладов своему руководству. И он уверен, что соответствующие предложения по изменению конструкции стержней регулирования и др. вошли в протоколы межведомственного совещания по безопасности РБМК, в котором он сам активно участвовал.
Но вот эти протоколы, и что же? Мы видим здесь все, что угодно, начиная от опасности землетрясений и кончая необходимостью доработки «холодильника пробоотбора». Но нет ни единого слова про опасность малого ОЗР, работы на малой мощности или еще чего нибудь в этом роде, о чем говорит Борец, и о чем спустя два года уже кричали на каждом перекрестке. А в тот момент реактор как считался сверхнадежным и абсолютно безопасным в ядерном смысле, так им и остался. До чернобыльской аварии оставалось полтора года.

Гораздо более продуктивна (судя по прилагаемому документу), и значительно ближе к проблемам собственно ядерной безопасности работа, выполнявшаяся непосредственно силами ЧАЭС. Но и здесь нет ни слова об опасных особенностях физики и конструкции реактора, или опасных режимах эксплуатации. О них просто не знали.
Как же не знали, скажете Вы? Ведь еще в 1983 г на физическом пуске 4-го блока ЧАЭС был выявлен концевой эффект. Да был, и в отчете по физпуску среди прочего, в таблицах, описывающих на десятке страниц дифференциальные характеристики эффективности стержней регулирования, есть некоторое количество строк, где видна эта эффективность с обратным знаком.
Ну и что? Если сейчас, уже после того, как реактор давно взорвался, главный конструктор доказывает, что концевой эффект в этом практически не виноват, то как же тогда можно было предположить, что на физ. пуске обнаружено нечто страшное? Вот как, очень спокойно, этот факт отмечен в одном из пунктов акта комиссии по физ. пуску (п. 2.8).
Гораздо интереснее другое.
В этом же акте (п. 3.4) дается фактически рекомендация по изменению конструкции стержней АР со ссылкой на то, что это уже было сделано ранее на 3-м блоке ЧАЭС. Изменение состоит в том, что отъединяются графитовые вытеснители от поглощающих секций стержней и размещаются в нижней части каналов СУЗ, т.е. выводятся за пределы активной зоны. Наверняка, это техническое решение, тайно принятое главным конструктором после ленинградской аварии, и вследствие круговой поруки и умело используемого инструмента секретности не оставившее никаких документальных следов. Во всяком случае никто сейчас не может точно вспомнить когда , как и почему это было сделано. И комментарии тут по-моему излишни.

P.S. Неужели опасные свойства реактора РБМК-1000 не были известны его разработчикам еще на стадии проектирования? Как это может быть, что при выборе основных характеристик реактора, проводя соответствующие расчеты и эксперименты на критических сборках, не обнаружили возможную положительность быстрого мощностного коэффициента реактивности и возможность введения аварийной защитой положительной реактивности вместо отрицательной? Этого действительно быть не может, и наряду с оптимистическими расчетами характеристик будущего реактора были и пессимистические, которые не были приняты во внимания. После почти 25-летнего молчания появились, наконец, достаточно подробные мемуары на эту тему. Но к 30-ти летнию Чернобыльской аварии эти мемуары были заблокированы и исчезли из открытого доступа. Однако, сохранилась копия, предусмотрительно сделанная на всякий случай, и любой желающий может с ней ознакомиться.
 

Очень интересный отрывок из воспоминаний А.Н. Румянцева, на тему саботажа:

Скрытый текст

На расширенном заседании партийно-хозяйственного актива ИАЭ им. И.В.Курчатова 13 ноября 1984 г., которое вел А.Ю.Гагаринский, только что избранный секретарем Парткома Института, мною от имени ОВТиР (директор ОВТиР И.И.Малашинин, как обычно, срочно “заболел” – “залег на дно”) была изложена программа развития вычислительной базы Института на перспективу 10-15 лет в рамках реализации Постановления ЦК и Совмина. Программа разрабатывалась вместе с И.Н.Поляковым, тогда заместителем директора ОВТиР, будущим директором РНЦ “Курчатовский институт” (2003-2006 г.г.), при самом активном участии председателя Совета пользователей ЭВМ Л.В.Майорова и членов Совета. При представлении программы было подчеркнуто, что недостаток вычислительных мощностей не позволяет в необходимой мере анализировать безопасность принимаемых проектных решений по АЭС, и что наиболее вероятным кандидатом на тяжелую аварию являются новейшие блоки РБМК со всеми внедренными в них усовершенствованиями. Острую нехватку вычислительных мощностей и риск “недоделанности” проектов реакторов подчеркнул Л.В.Майоров. В первом ряду конференц-зала зд. 158 сидели А.П.Александров и В.А.Легасов. В.А.Легасов бурно реагировал на услышанное, перейдя на личные оскорбления в адрес Л.В.Майорова. А.П.Александров в основном молчал, но настолько близко к сердцу принял эту информацию, что спустя три дня поставил вопрос об упразднении ОВТиР, что и было сделано. На том же заседании Главный инженер ИАЭ им. И.В.Курчатова Е.О.Адамов (будущий глава Минатома) выступил с предложением построить гараж и автоматизированные механические мастерские вместо вычислительного центра в рамках им разработанной программы инженерной реконструкции Института. В итоге было реализовано предложение Е.О.Адамова. Постановление ЦК и Совмина было без последствий проигнорировано. Гараж был построен и стоял пустым свыше 10 лет, пока его не “передали” автомобильной фирме Audi. Механические мастерские, объявленные “Всесоюзной ударной комсомольской стройкой”, стоят недостроенными и поныне. Единственным человеком, однозначно оценившим происшедшее на этом партийно-хозяйственном активе, оказался Н.Н.Пономарев-Степной, который, уже после окончания актива, сказал мне, что КВЦ будет построен. Несмотря на все трудности, здание для КВЦ было построено 12 лет спустя в рамках программы создания космических реакторных установок исключительно благодаря инициативе и поддержке со стороны Н.Н.Пономарева-Степного. Проектное Задание на это сооружение написали И.Н.Поляков и я. Это здание со всеми его сооружениями оказалось исключительно пригодным для развертывания работ по микроэлектронике и, затем, для развертывания в нем многопроцессорных вычислительных систем. Магнитофонные ленты с записью выступлений и дискуссий на этом расширенном заседании партийно-хозяйственного актива исчезли из архивов Парткома в мае-июне 1986 г. после аварии на 4-м блоке ЧАЭС.

Цитата: Kaluga от 18.02.2019 10:17:50Началось.... Конкретно по аварии дело было не только в концевом эффекте а в целом ряде действий которые привели к то му к чему привели. Отключить защиту оставить реактор без должного охлаждения и потом играть с мощностью. 
До этого он как то работал и другие блоки после аварии ещё сколько проработали. 
А вообще авария отражение того времени и герои там были настоящие первые пожарные и разгильдяйство космических масштабов было.

Цитата: DMAN от 18.02.2019 10:51:32Что бы достоверно знать ДО или ПОСЛЕ, анализ должен проводится
в единой системе координат. То есть часы на ЧАЭС и часы на
сейсмостанции МО должны быть синхронизированы до десятых
долей секунды. Я в этом сильно сомневаюсь. Кто, когда и зачем
это мог делать? Соединения с интернетом тогда ни у МО  ни
у ЧАЭС тогда не было. А так у МО часы могли на две
минуты спешить, а на ЧАЭС на три минуты опаздывать.

Цитата: DMAN от 18.02.2019 11:01:28Автоматической связи между "бип, бип" и часами в ЭВМ по которым
и шла засечка времени тогда не было никакой. Я когда в те времена
служил в армии и заполнял разные данные в журналы с указанием
времени, ни помню что бы часы хоть раз в неделю по "бип, бип"
корректировали. Так несколько минут набежит, тогда да.

Цитата: Kaluga от 18.02.2019 10:17:50Началось.... Конкретно по аварии дело было не только в концевом эффекте а в целом ряде действий которые привели к то му к чему привели. Отключить защиту оставить реактор без должного охлаждения и потом играть с мощностью. 
До этого он как то работал и другие блоки после аварии ещё сколько проработали. 
А вообще авария отражение того времени и герои там были настоящие первые пожарные и разгильдяйство космических масштабов было. 
Я вот как дилетант единственное что думаю... Если бы был аварийный сброс пара и стержни вводились бы не все сразу а частями для снижения мощности один фиг бы рвануло? Сейчас говорят к этим реакторам какую то хитрую надстройку сделали....

Цитата: DMAN от 19.02.2019 12:10:33По Энергосистеме я и не сомневаюсь. Я про синхронизацию времени
между Энергосистемой и сейсмостанцией.

Цитата: DMAN от 19.02.2019 13:40:52Если можно, разверните свою мысль чуть шире. Зачем при триангуляции
нужна синхронизация по времени?

Цитата: DMAN от 19.02.2019 14:49:58... фигурировали и распечатки
сейсмособытий с какой то из трех этих сейсмостанций в момент
аварии на ЧАЭС. Там было видно несколько сейсмособытий.

Цитата: DMAN от 19.02.2019 14:49:58 И
подробно рассуждали ...

Цитата: сапёрный танк от 18.02.2019 10:25:33Есть мнение, и достаточно обоснованное, что нажатие кнопки АЗ-5 никаких эффектов не имело. Не имело потому, что реактор УЖЕ был разрушен.

Цитата: DMAN от 19.02.2019 16:14:22То о чем писал Саперный Танк, это версия Горбачева Бориса Ивановича.
http://avkrasn.ru/article-3633.html
Он кстати тоже пишет о трех сейсмостанциях. Я же писал, что по памяти
могу и ошибиться - 100-180 км.

ЦитатаНо в 1997 г. вышла серьёзная научная работа /21/, в которой на основании 
анализа сейсмограмм, полученных сразу на трёх сейсмостанциях, 
расположенных на расстоянии 100-180 км от ЧАЭС,

Цитата: DMAN от 18.02.2019 10:51:32Что бы достоверно знать ДО или ПОСЛЕ, анализ должен проводится в единой системе координат. То есть часы на ЧАЭС и часы на
сейсмостанции МО должны быть синхронизированы до десятых долей секунды. Я в этом сильно сомневаюсь. Кто, когда и зачем
это мог делать? Соединения с интернетом тогда ни у МО  ни у ЧАЭС тогда не было. А так у МО часы могли на две минуты спешить, а на ЧАЭС на три минуты опаздывать.

Цитата: DMAN от 19.02.2019 14:49:58

Скрытый текст

Саперный Танк правильно написал - сейсмические станции МО.
Для чего они тогда были нужны. Для контроля ядерных испытаний
прежде всего пиндосов, определяли по определенной методике
мощность взрыва, ну и направление на сейсмо центр. ЕМНИП
мощность подземных ядерных испытаний тогда ограничивалась
200 Кт. Там в районе ЧАЭС, могу соврать но не далее чуть ли
не далее 20 км там было вроде как три сейсмостанции МО.
Там рядом была и ЗГРЛС Дуга Чернобыль-2. Интересный такой
кластер. Лет где то 10-15 назад видел передачу, где обсуждалась
авария на ЧАЭС, в том числе фигурировали и распечатки
сейсмособытий с какой то из трех этих сейсмостанций в момент
аварии на ЧАЭС. Там было видно несколько сейсмособытий. И
подробно рассуждали на счет синхронизации по времени
между распечатками ЭВМ Скала на ЧАЭС и распечатками
сейсмостанции МО.

Так как время первого взрыва по распечатке
ЭВМ Скала было где то более на три минуты позже, чем у
военных. Если бы разница была бы до 20-23 секунд, тогда да
можно было рассуждать когда нажали кнопку АЗ-5, до
взрыва или позже. Но время разницы более чем в 180 секунд
позволяет говорить о фактической рассинхронизации по времени
между распечатками. Почему именно 20-23 секунды? Это
среднее время жизни запаздывающих нейтронов и соответственно
максимальный период времени саморазгона реактора.

Цитата: DMAN от 21.02.2019 06:53:26Ну строго говоря, тут нормальная физика. В процессе работы в облученном топливе нарабатываются изотопы плутония. При чем у плутония при делении образуется в разы меньше запаздывающих нейтронов. А с учетом того, что по факту получается замена поглотителей нейтронов в ДП на их дополнительный источник, в том числе с преобладанием мгновенных нейтронов. Есть о чем задуматся.