"Хорват"

Мы знакомимся с Петром (позывной «Хорват») — одним из командиров бывшей бригады «Восток», ныне встроенной в армейский корпус ДНР — в белом «крузаке» по дороге на позиции возле Ясиноватой — небольшого городка к северо-востоку от Донецка. Про то, как был депутатом Народного совета и членом правительства, Петр не расскажет, но вспомнит, как служил офицером во внутренних войсках еще СССР, участвовал в урегулировании межэтнических конфликтов, которые начались тогда же, когда он выпустился из училища. Вопрос смены присяги при уходе в ополчение его не волновал, поскольку с государством Украина после распада СССР Хорват ни о чем не договаривался. Говорит: «Не смог принять украинскую присягу, когда мне предложили».

Белая «Тойота» выглядит с иголочки, и я, конечно, пытаюсь выяснить историю ее происхождения.


— Это не моя, — отвечает Хорват. — Батальонная, служебная. А моя под огонь не раз попадала.
— Расскажете про тот обстрел?

— Какой именно? — искренне удивляется Хорват.
— Тот, в котором машина страдала ваша.
— Это было 26 мая 2014 года — первая попытка ополчения завладеть аэропортом. Сначала мы стояли во внешней цепи, перекрывая Путиловский мост (северо-западная часть Донецка – недалеко от аэропорта). Командир приказал собрать все имеющиеся на тот момент «Шмели». Мы с сослуживцем Юрой с позывным Старец съездили на базу и выгребли из «оружейки» все что было — восемь штук. Поехали в аэропорт. Место рандеву было обозначено возле «Метро». Увидели маленький китайский замОк. Юрка спрашивает: «Сбивать?»

— «Метро» — это тот гипермаркет, который разграбили?

— Сначала разграбили, потом сожгли. Но мы дальше решили ехать. У нас все дисциплинировано было — раз замок есть, нельзя его сбивать. Подъехали к аэропорту, справа бойцы нам начинают нервно подавать сигналы…

— Это как?

— Машут руками и тут же падают в зеленку. Мы сначала не сильно обращали внимание. Показалось, что правым колесом на бордюр наехал. Это потом уж я увидел, что в него снайпер лупанул. Какое-то шестое чувство нас спасло. Я Старцу крикнул «валим», и только мы в секунду выпали из машины, лобовое и заднее стекла разлетелись в дребезги. Как оказалось, снайперша. Мы отползли в зеленку — нам ребята из «Оплота» (подразделение ополчения, которым командовал Александр Захарченко ) сигнализировали. По нам снайперша продолжала работать: ветки над головами ломались, земля вскидывалась. Начали возвращаться за «Шмелями», подползли к машине. А она с третьего этажа старого терминала лупила. Юра за багажником лег по направлению движения машины. Там вроде поребрик был…

— Вы петербуржец?

— Нет. Мама из Питера — у меня смешанная речь. Если дорога широкая, это тротуар, если узкая — поребрик.

— Это не вы в Краматорске в маске просили граждан «за поребрик отойти»?

— Нет. Точно не я… Как только Старец багажник открыл, по машине огонь начали. Она явно на зажигательные патроны перешла — рядом со мной начали пурпурные фонтанчики возникать. Потом снайперша стала бить по бензобаку — хотела поджечь, но у нас в ту пору плохо с топливом было, и он почти пустой стоял.

— Как узнали, что снайперша?

— Пацаны потом завалили ее. Были разговоры, что из Прибалтики.

— Это повторение той же истории, что в Чечне?

— Да. Те же выстрелы в пах. В первые дни это было. Сейчас на передовой профессионалы уже из других стран. Работают они очень четко из серьезных «машинок», судя по расстоянию. В общем, «Шмели» мы все достали.

— Зачем украинцы создали вокруг аэропорта миф о его героической обороне, которую они сравнивают со Сталинградом и с битвой под Москвой?

— Это политическая история. Сафари, прежде всего: с обеих сторон в аэропорту собрались люди войны, которые любят это дело. Никакого стратегического значения он никогда не имел. Украинцы говорили, что это плацдарм для стратегического наступления, но сразу за аэропортом начинается высотная застройка. Войти туда — повторить «подвиг» на площади Минутка.
— И все слышат? И украинцы слышат? И радиоперехват не нужен?

— Естественно. Это же ополчение. Все в открытую. Когда эти КАМАЗы появились из-за поворота, стреляя вокруг, их, конечно, таким же огнем встретили.

— Оплотовцы стреляли?

— Все. И мы тоже. Огонь же встречный был. С КАМАЗов и ВОГи летели, не только пули. Мы в ответ ПТРСом сработали по ним — у одного коллекционера отжали и восстановили. Потом гранатометом по машинам этим отработали. У них не было шансов. Наших было две роты минимум, плюс рота «Оплота», плюс «бесята»-ПЗРКшники (бойцы командира Игоря Безлера — Defence.ru) из Горловки, подтянувшиеся для борьбы с вертолетами и самолетами противника. Правда, никого они не подбили, ибо заряды у них «закисли». В общем, пока эти КАМАЗы не остановились, мы по ним стреляли.

— Была версия, что там были одни чеченцы и Ходаковский специально их положил, чтобы они не участвовали больше. Что скажете?

— Среди «пассажиров» КАМАЗов было достаточно много чеченцев, но это не значит, что эта группа только из них состояла. Там и крымчаки были, и русские.

После позиций на ясиноватской развязке (ВСУ весной пододвинули фронт вплотную к трассе) Хорват с сослуживцем привозят меня в Ясиноватую — город, считавшийся вотчиной «Востока». «Вот этот асфальт мы клали», — с гордостью показывают ополченцы на новую дорогу, объясняя, на что тратили деньги из собственного фонда помощи. Хорват показывает сгоревшее здание управления машиностроительного завода, рассказывая, как по-голливудскивыглядел пулеметчик «Востока», стоявший в горящем проеме и расстреливавший противника с рук. Напротив восстанавливается дом, рядом с которым работает кран. До линии фронта отсюда километр.

— Вот там у нас корректировщик сидел, — Петр показывает на край панельной девятиэтажки. — А украинцы по нему из танка пуляли. Подъезд сложился, но его все равно не достали. Во главу угла в «Востоке» мы всегда ставили сохранение личного состава. У нашей бригады потери меньше, чем у отдельных батальонов.
— Вы про бой в городских условиях в Грозном?

— Ну конечно. Аэропорт просто символом стал и для нас, и для них. История про «киборгов» тоже политическая. Люди ведь в любой армии одинаковые. Посмотри на ореол вокруг десантника в любой нашей стране — машина же для убийства просто. А в плане подготовки просто «физухи» на два часа больше по сравнению с мотострелками плюс прыжки. Кировоградский спецназ ГУР там изначально был. До 26 мая они спокойно себя вели — существовала молчаливая договоренность, что они не вмешиваются. Они вообще ротацию ждали. Но когда с двух «вертушек» неизвестное подразделение высадилось на территории аэропорта, все и началось. Именно они начали огонь и по нам, и по ГУРовцам.

— То есть это огонь по своим был?

— Именно. В результате каша заварилась. До этого вполне спокойно там все сидели. Условно говоря, люди вдоль терминала ходили.

— Что за история с КАМАЗами там произошла?

— Это было в тот же день. Та группа, которая выходила на КАМАЗах, появились в аэропорту меньше чем за сутки. Они расположились у нас, но у них был собственный план. Ходаковский пытался их вразумить, но они никого не слушались, будучи очень настороженными по отношению к местным. Командовал ими человек с позывным Искра. Кажется, бывший сотрудник милиции. Когда обстрел стал очень плотным, вместо того, чтобы выходить из-под огня по «зеленке», как мы, например, они решили прорываться по дороге напрямую. Почему-то посчитали, что находятся в полном окружении. Поэтому ощетинились всеми стволами. Из всего стреляли, поливая свинцовым дождем все вокруг. Я думаю, была провокация: по рации кому-то из оплотовцев пришло сообщение, что прорываются «правосеки».

— Кто это сообщил?

— Никто не знает. Связь-то открытая.

— А опознавательных знаков у грузовиков не было?

— Нет, конечно. Все против всех. Мы же друг друга не знали — столько подразделений было. Никакой координации. Никакой связи. На сто человек одна рация.
— Это потому что Ходаковский умеет воевать?

— Потому что он человека ценит! Здесь все победы за счет «пупка» — на разрыв, за счет высокой мотивированности. Здесь же каждый боец в прямом смысле за свой дом сражается. Через меня проходили добровольцы, которые шли к нам в батальон — еще бригады не было. В сентябре 2014 года был первый обстрел Макеевки, из которой к нам начали приходить жители. Прекрасно помню пацана 19 лет. Спрашиваю, почему сегодня пришел, а не вчера. Он отвечает, мол, надоело, что мамка в подвале сидит.

— О чем же ВСУшники думают, когда артиллерией жилые кварталы накрывают?! Они же умеют квадрат для стрельбы рассчитывать?

— Мне кажется, ты их переоцениваешь. Там такие же артиллеристы, как и у нас. Например, я теорию знаю, потому что учился. Но если говорить о практике — я не понимаю, кто тут умеет наступать? Вот в чистом поле? Очень мало людей, которые ассоциируют себя с армией. Как только прекратится, поверь, 90% людей разойдутся по домам и будут мирно сосуществовать.

— Кремль же вас запихивает обратно в Украину. Согласны?

— Нельзя впихнуть невпихуемое. Но у меня такое ощущение есть. К сожалению, не от нас это зависит. Если это случится, все равно здесь останется серая зона. Если нас вернут на Украину, для меня здесь не будет места. Население и территорию вполне смогут впихнуть. Но для этого надо будет устранить непримиримых. Может, это и есть ответ по поводу «Моторолы».

Мы ходим по территории завода, который охранял «Восток». На главном входе рядом с красными звездами и надписью «ИМЕНИ60-ЛЕТИЯ СССР» плакат с ликом Христа и эмблемой «Востока». По словам Петра, директор благодарен до сих пор за то, что завод не только защитили, но и не растащили. Хорват объясняет, что батальон ничего отсюда не вывозил. Он подводит меня к воротам и показывает на скромную металлоконструкцию.
— Это памятник троим нашим пацанам. Сюда танк лез — в эти ворота. Они тут и полегли. Буквально утром перекрещенные автоматы были.

— Куда же делись?

— Мальчишки местные сперли. Их даже муляжи эти интересуют, — говорят охранники завода.

Хорват улыбается:

— Это ничего. Мы еще поставим.

http://amdn.news/komandir-iz-dnr-s-obieikh-storon-sobralis-liudi-voiny