Актуально из прошлого

ЦитатаИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА практична до цинизма. Путем перелицовки неоднозначных страниц истории под необходимые тому или иному государству параметры она решает актуальные политические задачи как внутри страны, так и на международном уровне.
…
Формирование негативного имиджа страны-оппонента - задача скорее подсобная. Таким образом пытаются изолировать страну на международной арене, создать почву для дальнейшего предъявления практических претензий. За примерами ходить далеко не надо: в результате активной деятельности восточноевропейских политиков и пропагандистов  уже сегодня Россия воспринимается в мире как "страшный монстр", во время оно захвативший Прибалтийские республики, Украину, Польшу и устроивший там "безжалостный геноцид". Все чаще и чаще Советский Союз рассматривается западными журналистами и политиками как аналог нацистской Германии; затем этот образ проецируется на современную Россию, от которой требуют "платить и каяться", которую подозревают во всех смертных грехах.
…
Опасность использования перелицовки истории для разложения уже существующих идентичностей и подрыва государственной легитимности была наглядно продемонстрирована еще во время перестройки в СССР. Распад Советского Союза начался в том числе с радикального переписывания истории. Французский историк Мария Феррети впоследствии четко определила цели, преследовавшиеся в те годы "либеральной общественностью" в исторической науке: переоценка исторических альтернатив имела своей целью "сломать хребет старой официальной истории, используемой в качестве основного инструмента для подтверждения легитимности власти"3.
…
ПОСЛЕ РАСПАДА СССР в странах Восточной Европы было создано значительное количество эффективно действующих исторических структур. Поиск исторической правды мало интересует сотрудников этих учреждений; их основные усилия направлены на политически мотивированную  перелицовку истории, на обоснование спущенной "сверху" трактовки прошлого.
…
ПОЯВЛЕНИЕ в Восточной Европе специализированных историко-политических структур, стабильно и щедро финансируемых из государственного бюджета, привело  к поистине катастрофическим для исторической науки последствиям.

Отныне историк, высказавший мнение, расходящееся с утвержденной государством и "обоснованной" историко-политическими структурами официальной позицией, будет немедленно подвергнут остракизму в СМИ,  ославлен "маргиналом" и "агентом враждебных сил". 
С обвинениями в его адрес немедленно выступят многочисленные политически ангажированные доктора наук. К нему придут сотрудники местной спецслужбы (Полиции безопасности Эстонии, Службы безопасности Украины или Бюро защиты Конституции Латвии) и посоветуют "исправиться", в противном случае пообещав  неприятности на работе. Если же историк будет упорствовать, то может попасть под суд - за отрицание "голодомора" на Украине или "клевету" на "лесных братьев" в Литве.   Те же, кто не проявит подобной принципиальности, напротив, получат преференции: финансовые гранты, доступ к СМИ, должности в историко-политических или академических структурах.

Это - внутри страны. В работе с зарубежными историками, как правило, используется не кнут, а пряник. Высказавшего "нужную" позицию прикармливают грантами и награждают орденами, его приглашают на конференции и зовут читать лекции в местных университетах. Но и кнут тоже остается в руках: "неудобного" историка всегда можно назвать фальсификатором, выполняющим политический заказ. И это сделают те, чья собственная политическая ангажированность не вызывает  ни малейшего сомнения!
…
Однако внешне все выглядит достойно и академично. Неудивительно, что в странах, где историко-политические структуры отсутствуют, сложившуюся ситуацию  просто не осознают. Ученому-историку из Германии, Франции или Канады трудно поверить, что  увенчанный степенями и званиями собеседник из Риги, Варшавы или Киева менее всего заботится об исторической правде. Историку из "старой" Европы трудно представить, что его восточноевропейский коллега может пустить в ход откровенно сфальсифицированный источник - и потому это делается с легкостью.

К тому же историки исследованию актуализировавшихся сюжетов обычно предпочитают уютные башни из слоновой кости. Результат предельно печален: разоблачать закамуфлированные под научные исследования пропагандистскую ложь и полуправду практически некому, тем более что дело это весьма и весьма трудоемкое, требующее кропотливой архивной работы.

Так неадекватные исторические концепции из национальной историографии стран Восточной Европы проникают в международную историографию. "Подтвержденные" авторитетом европейской исторической науки, они затем используются во внутри- и внешнеполитических целях еще более эффективно.
…
В процессе формирования новых национальных идентичностей и агрессивной исторической политики Россия оказалась страдательной стороной. Вопросам национальной идентичности наше руководство внимания не уделяло, а протесты российского МИД против шедших в Прибалтике процессов героизации местных эсэсовцев носили ситуативный характер. Только после того как во второй половине 2000-х годов "исторические" претензии к России были выведены на международный уровень, в Москве начались поиски ответа на этот внезапно возникший вызов.

И вот тут-то выяснилось, что на научном уровне давать ответ восточноевропейским историко-политическим структурам практически некому. Причин тому было несколько.

Во-первых, в советское время исследования по истории союзных республик велись в соответствующих республиканских академиях наук. Поэтому после распада СССР в России практически не оказалось специалистов, которые могли бы вести исследования новейшей истории Прибалтики или Украины. Итог оказался печальный - в России почти не знали истории обществ, с которыми граничим, а радикальное переписывание истории со стороны политически ангажированных восточноевропейских историков практически не встречало отточенной на фактах критики с российской стороны.

Во-вторых, последовавшие после распада СССР проблемы с финансированием науки привели к созданию порочного круга. Государство платило историкам мало; в ответ историки вместо исследования актуальных исторических сюжетов занимались исследованием того, что им лично было интересно. Однако свято место пусто не бывает. В результате сложилась практика, согласно которой деятельность исторических институтов осуществляется преимущественно за счет грантов страны изучения. Историки, исследующие историю советско-польских отношений, существуют за счет польских грантов, исследующие литовскую историю - за счет литовских и т.д. При этом они зачастую далеко выходят за рамки элементарной научной порядочности, участвуя в откровенно пропагандистских кампаниях. Так, например, сотрудница Института всеобщей истории РАН Н.С.Лебедева не только приняла участие в наполненном фальшивками и откровенной ложью латвийском псевдоисторическом фильме "The Soviet Story", но и до сих пор уверена в правильности своих действий4.

Разумеется, мотивация людей, подобных Н.С.Лебедевой, не сводится исключительно к материальному.  Мы уже упоминали про неизбежный субъективизм историков, который может оказаться сильнее научной добросовестности. Российские историки, разумеется, не обладают иммунитетом против подобной "болезни". Слишком многие российские ученые после распада Советского Союза построили свою научную карьеру на обличении "дьявольской политики Сталина". Их деятельность имела серьезный позитивный смысл: к настоящему времени мы обладаем адекватной и хорошо документированной историей советских репрессий. Однако отечественная история ХХ века репрессиями не исчерпывается. Приходит время для осознания нашего недавнего прошлого во всем его многообразии, не забывая ни побед, ни потерь, ни подвигов, ни преступлений. И вот на это исследователи "дьявольской политики Сталина" оказываются неспособными. Более того, по субъективным причинам они скорее сочувствуют обличающим "советскую оккупацию" квазиисторикам, чем их оппонентам.

Наконец, в-третьих, российские академические исторические институты  оказались  бессильны против агрессивной деятельности восточноевропейских историко-политических структур именно потому, что они академичны и не способны оперативно реагировать на факты откровенной фальсификации.
…
Традиционные академические институты бессильны против историко-политических структур. Следовательно, для противодействия политической перелицовке истории Москве следует создать собственную систему исторической политики.