Но один пограннаряд

Бучнев Олег.


С пограничным фольклором я начал знакомиться, едва попал в «учебку». И если с большинством афоризмов всё было более или менее ясно, то один, мягко говоря, настораживал. «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, но один пограннаряд заменяет весь стройбат». Помнится, подошёл я тогда к сержанту Гере Мясникову за разъяснениями. Гера был «квартирантом» (то есть, увольняющимся в запас) и просто хорошим парнем. Однако он ничего объяснять не стал.
— Долго рассказывать, боец. Вот приедешь на заставу, послужишь годик и сам всё поймёшь.

Обиделся я тогда на Мясникова. Немного. Трудно, что ли рассказать? Но когда прибыл на заставу и послужил, то понял, что Гера в двух словах ничего бы и не сумел рассказать. Ибо…

Зимой ты постоянно убираешь от снега территорию. Как экскаватор. Только вместо ковша у тебя здоровенная фанерная лопата. И ездишь на Амур заготавливать лёд для ледника (подвала, где хранятся всякие быстропортящиеся продукты). Не часто ездишь, а раза два всего, но всё равно. И ездишь за дровами, которые лежат в виде громадных, занесённых снегом брёвен, за системой. Ты их откапываешь и грузишь на «шишигу», до которой их ещё дотащить надо. И чистишь выгребную яму. Мусор смерзается в сплошную массу, ты весело раскалываешь её ломом и весело же кидаешь снова в «шишигу»… И ты пилишь эти проклятые брёвна. Хорошо, когда они сосновые. А если попадается промёрзшая насквозь лиственница, то она ни черта не пилится. А потом ещё и не горит, зараза! И ещё ты латаешь, бог знает, в какой уже раз, свои валенки…

Весной ты снова убираешь территорию. То есть постоянно подметаешь. Белишь бордюры, подновляешь заборы. Снова, с куда меньшей приятностью, чистишь выгребную яму. Всё так же возишь и пилишь дрова (аж до мая). Потом ты вскапываешь огород, делаешь грядки, садишь картошку и прочее, поливаешь. Белишь сортир и вообще всё, что белится. Очищаешь от зимнего мусора и прочего хлама опорный пункт, ремонтируешь землянки и окопную дощатую обшивку, если надо. На границе ремонтируешь наблюдательные вышки, подкрашиваешь курсоуказатели, не дожидаясь, когда припожалует для этого весёлая ИСР.

Летом ты вообще в запарке. Всё та же территория. Всё те же бордюры и заборы. Всё та же выгребная яма. Ремонт внутренних помещений заставы (косметический и не всех сразу). Сбор урожая своего и колхозного в порядке шефской помощи. Постоянная почти прополка травы под системой. Если фланги длинные, то работка ещё та, учитывая, что в дождливом дальневосточном климате трава растёт, как бешеная. Летом приходит баржа с дровами. На правый фланг, поскольку ближе к заставе её просто некуда подойти. Ты её разгружаешь. Вручную, конечно. Потом частями грузишь на машину. Это именно те брёвна, которые в результате упорного многодневного труда оказываются потом на участке перед заставой. Это их ты зимой из-под снега выкапываешь. Периодически ты попадаешь с заставским трактористом пахать и профилировать КСП. Опять-таки: если фланги длинные, то работёнка ещё та, извините за повтор. Хотя вроде не ты за рычагами сидишь.

Осенью всё то же самое. Разве что не белишь и не красишь ничего и не уродуешься с брёвнами. По крайней мере, до середины октября. Да, во все времена года ты ежедневно наводишь идеальный порядок на заставе (а по субботам и вовсе стерильный) и очень часто чистишь картошку.

Конечно, всё вышеуказанное ты делаешь не один, но каждый божий день на заставе для каждого найдётся работа вовсе не для проформы. Такое уж это явление — пограничная застава. И, понятно, при этом ты ежедневно уходишь в наряды на несколько часов. Когда вводят охрану границы по усиленному варианту, то служебная нагрузка может достигать 14-16 часов в сутки на каждого. Да плюс выезды по сработкам сигнальной системы. Да плюс разные ситуации, которыми чревата служба и быт пограничные. Скажем, застава находится по объективно-субъективным причинам на грани разморозки отопительной системы. И тогда ты бегаешь с паяльной лампой и прогреваешь в колодцах трубы, и становишься чёрный, как негр. Или разводишь в насосной костёр в ведре, чтобы не замёрз насос. И он не замерзает. Но беленькая чистенькая насосная становится угольно-чёрной, закопченной и вонючей. И ты потом соскребаешь всё это и белишь стены и потолок заново.

Тяжело? Да. Но ты терпишь, служишь, пашешь и гордишься, чёрт возьми, тем, что ты пограничник и что весь стройбат против тебя — ничто. Ну, это ты себя так… подбадриваешь, что ли… Поскольку всё-таки знаешь, как на самом деле пашут в стройбатах.

Но ВОТ что дала мне заставская служба. Не бояться никакого объёма работы. А просто начинать её делать и всё. Глаза боятся — руки делают. Очень помогло это во время учёбы в военном училище. Там ведь порой тоже приходилось заменять и стройбатовцев, и колхозников, и грузчиков, и свиноводов, и сантехников, и маляров и, бог знает, кого ещё. Однажды мы своим маленьким курсом за два дня с помощью кувалд, ломов и какой-то матери разломали по просьбе колхозного руководства старый кирпичный коровник со стенами, сложенными в два кирпича. Цемент был очень хороший, качественный. Да и кирпичи не хуже. Когда председатель узнал, что коровника больше нет, он не поверил. Он прикидывал, что его снос займёт у нас минимум неделю.

А, возвращаясь к заставской теме, я повторю то, что вы все и так знаете: там трудно служить, но интересно. И там гораздо быстрее летит время. В общем, если бы мне сейчас было восемнадцать и я ещё только ждал призыва в армию, и если бы уже знал о заставе то, что знаю сегодня — я бы всё равно пошёл служить на заставу.

Конечно, понимаю, что нынешние заставы и служба на них совсем другие. Начать хоть с того, что нет там сегодня солдат-срочников. И техника другая. И принципы и способы охраны границы во многом изменились. Но… есть для меня в слове «застава» что-то такое, что лично мне трудно выразить словами. Для меня это как бы своеобразная точка отсчёта. И вот какая странная штука… Я и сегодня отчётливо вижу лица своих тогдашних сослуживцев, слышу их голоса. Ведь пограничная служба устроена на заставе так, что за два года ты с каждым неединожды выйдешь на границу. Один пограннаряд, второй пограннаряд, третий… Они постоянно сменяются вокруг тебя, а ты тоже такой же сменный для каждого. И что бы ни разрешали или запрещали на службе инструкции, вы всё равно общаетесь. Вспоминаете, мечтаете, кроете кого-то, кем-то восхищаетесь, познаёте пограничную жизнь, гордо принимаете её и тут же клянёте последними словами. И становитесь друг другу ближе.

Один пограннаряд, второй пограннаряд, третий… сорок третий… двести сорок третий… А там и «дембель»! И ты со странным смешанным чувством встречаешь его. Ты счастлив, но тебе неожиданно трудно представить, что завтра на ТВОЕЙ заставе тебя не будет. И на ЧГ ты больше не выйдешь никогда. И на вышку не залезешь, не уткнёшься рогом в ТЗК. И дозорка словно убегает от тебя:"Прощай, квартира..." И уже не полетишь ты чёртом в грохочущем кузове «шишиги» на сработавший участок. И вообще — это теперь не ТВОЯ застава. Для тебя она отныне охраняет вместе с тобой только лишь память.

А бывшие стройбатовцы пусть не обижаются. Наверняка ведь и у них есть «собственная гордость» и собственный же фольклор. В котором никогда никто не сможет заменить даже одного бойца строительного фронта. Да и не надо, в общем-то. Каждому своё.