Рафи Абдул Джабар (позывной Абдулла), родом из Афганистана, сейчас является одним из руководителей Союза ветеранов Донбасса «Восток».

Рафи Абдул Джабар (позывной Абдулла), родом из Афганистана, сейчас является одним из руководителей Союза ветеранов Донбасса «Восток». В 2017 году он лишился обеих ног. С недавнего времени он осваивает новые протезы и учится на них ходить.

«Ваши Новости» поговорили с Рафи о многом: о Родине и чувстве долга, об истории давней и той, которая строится здесь и сейчас, о Захаре Прилепине и его фонде, о том, чем может гордиться человек, и кто такой русский ополченец.

– Абдулла – это же позывной. А как вас называют близкие, родные? И как лучше обращаться?

– Ну тут надо объяснить, как я попал на Донбасс... Очень интересная вещь. Я жил тогда в Ростове-на-Дону. Там афганская диаспора расположена. И по роду деятельности мы общались с другими главами диаспор, в том числе и украинской. И как раз когда начался Майдан, начался этот государственный переворот, я увидел аналогию с Афганистаном. И я понимал, что начинается такая же гражданская война, где афганцы убивали афганцев во славу Аллаха, и также были замешаны американцы, все один в один.

И я приехал к главе украинской диаспоры, и мы обсуждали эту тему, что сейчас будет горе, беда. И он сказал, что если хочешь пообщаться с ребятами, то вот как раз приехали из Харькова, с Одессы, из Запорожья – пообщайся с ними.

На левом берегу Дона тогда была база, где они размещались как беженцы. Это было время, когда гарь Одессы еще не рассеялась. И ребята говорят, что они собираются возвращаться защищать свою землю. Подумав, что я военный, они говорят: помоги нам.

И вот когда мне сказали «помоги нам», я как был – в тапках, в брюках, в футболке – говорю им: «Да поехали, на месте все расскажете. Я посмотрю, что там у вас творится».


Когда мы приехали в Донецк, попали как раз на базу «Востока», меня спрашивают: «Как тебя зовут?»

Я: «Рафи» (ударение на последний слог).

Они: «Рафик?»

Я: «Да нет, Рафи!»

Они: «Аа, Равиль!»

Я: «Да нет же, Ра-фи!»

Они: «А, мы поняли! Рафит!»

Я тогда: «Говорите – Абдулла».

Они: «А-а, ну Абдулла так Абдулла».

Сначала мне было неудобно «Абдулла, Абдулла», но в связи со стрессовыми ситуациями, с тяготами войны, все воспринимается теперь немножко по-другому. Здесь меня знают как Абдуллу, и это имя ближе мне, чем родное в связи с тем, что я столько прошел вместе с этим народом. Если дословно перевести, то это имя означает «Раб Божий». Я именно так себя и вел, зная, что в любой момент могу погибнуть, и старался соответствовать своему имени.

– Тогда так и будем говорить. Абдулла, расскажите, пожалуйста, подробнее, как приехали на Донбасс и почему.

– Я здесь увидел много схожего. Афганистан – боль сердца моего. Мой отец в свое время принял сторону НДПА (Народная демократическая партия Афганистана). Она была за интеграцию, за работу с Советским Союзом, с русскими людьми. Отец погиб в той войне, и какое-то количество сирот забрали в Советский Союз, чтобы мы здесь прошли обучение, закончили школу, пришли с багажом знаний. Здесь готовили учителей, инженеров, строителей, дипломатов. Мы проходили очень широкий спектр обучения.

Когда меня привезли сюда, я впервые увидел моторные лодки, реки, поля, леса, инфраструктуру…

Я понял, что Советский Союз – могучая, сильная держава. Я был очень рад, что попал сюда, старался учиться. Учителя у нас были русские и афганцы. В качестве иностранного языка мы изучали русский язык, а в качестве родного – дари и пушту. Кстати, при безбожном коммунистическом режиме нам преподавали Ислам. Преподаватель из Афганистана давал нам основы, чтобы мы пришли туда не атеистами, чтобы не сказали: «Бога нет, все в колхоз!» А чтобы понимали, в какую страну мы возвращаемся, и знали, что нам надо делать.

Когда Советский Союз развалился, мы оказались никому не нужны. Мы попали под жернова нового демократического ельцинского аппарата, и нас тупо депортировали под предлогом «не осилили программу», отчислив всех как бы «по неуспеваемости». И по закону, должны были депортировать обратно, хотя там к власти уже пришли те, против кого НДПА воевала, наши враги. Большинство тех, кого депортировали, убили.

Я всегда помнил, против кого готовился, я отдавал всего себя физической подготовке, новейшей военной доктрине. Я готовился к войне и знал, что рано или поздно попаду в Афганистан и эти навыки должен буду там применить.

Сейчас в Афганистане такая власть, как Порошенко, как Зеленский. Указания поступают из одних и тех же источников. Одной рукой они держат власть, другой рукой подготавливают оппозицию и этот баланс войны держат постоянно.

Я уже понимал, что куда бы я не попал в Афганистане, я бы служил не своей стране, а чужой. И в 2014 году я понял, что то, что было в Афганистане, через тридцать лет докатилось и сюда. И какой смысл ехать в Афганистан, когда все тоже самое происходит здесь, недалеко от Ростова.

И тут еще ремарочка, смотрите. Есть исторический момент. Было три англо-афганских войны. Ост-Индская компания захватила Индию. Российская империя в это время продвигалась вниз: Бухарское ханство и так далее. Английская агентура поработала так, что русских везде на азиатском направлении принимали с недоверием. Но прошло каких-то семь лет, и в местах, где было просто перекати-поле, колючки – появились водные каналы, города стали разрастаться, были построены школы, народ начал получать медицинскую помощь. И за семь лет знать русский язык – это стало шиком в Средней Азии. Любой бек, феодал мечтал, чтобы его сын был офицером царской армии.

В это время Афганистан был как бы буферной зоной между зонами влияния Ост-Индской компании и Российской империи.

В первый раз английские войска получили поражение именно в Афганистане. До этого они везде побеждали. Во второй раз они подготовились лучше. Подвели железную дорогу, привезли скорострельные пушки. В общем, использовали новейшие по тем временам технологии. Они не могли допустить потерю своего колониального влияния. Необходим был реванш.

Дети высших лиц, сэров, пэров старались принять участие в «победоносной войне», чтобы использовать это в дальнейшей политической карьере. Они взяли с собой на войну парикмахеров, опахала и прочее. Пошла воевать не армия, а цивилизованная толпа с индусами-носильщиками. Когда их разбили во второй раз, плач стоял по всей Англии. И это они до сих пор не могут простить Афганистану. 

После этого произошла третья англо-афганская война. Это было в 19 году XX столетия. Что такое 19 год? Это развал Российской империи, революция здесь, на Дону у нас казаки, Деникин, в Крыму у нас Врангель, в Сибири Колчак и везде английские советники. Образовалась РСФСР, которую никто не признавал, как и ДНР на данный момент.

В 1919 году английские войска снова были разбиты в Афганистане. Англичане подумали, что Российской империи нет – надо брать потому, что Афганистан – ключ к средней Азии. И снова не взяли.

Афганистан огляделся и увидел, что англичанам успешно противостоит молодая Федеративная Республика. И мы признали РСФСР. С того момента у нас пошли договоры о взаимопомощи, о поддержке. С 1922 года такие же заключили с СССР. В них говорилось и о том, что в случае вторжения мы обязуемся прекратить все дипломатические отношения с агрессором и по возможности помогаем в военной составляющей. Основываясь на этом, 22 июля 1941 года из Афганистана выдворили всех граждан Германии.

Во времена холодной войны горячая стадия была в Афганистане. Все страны – Англия, Франция, Турция, Иран, Китай, Пакистан включили всю свою мощь для дестабилизации ситуации в Афганистане. Мы не могли справляться с террором, который происходил у нас повсеместно. Основывался он, кстати, на религиозном экстремизме. Афганистан 27 раз просил о вводе войск, и так советские войска оказались в Афганистане. 

То есть мои предки договаривались о помощи с Советским Союзом, и эту помощь получали. А потом люди из Харькова, Запорожья сказали: помоги нам. Основываясь на этих договорах, я поехал в чем был. Мое присутствие на Донбассе – легитимно. Его основа – те договоры, которые заключали мои отцы с вашими отцами.

Вот боец везет меня, сейчас он за рулем. Скажи, ты был гражданином Украины? Был. Я помогал тебе? Помогал. Никаких норм международного права я не нарушил.

Я здесь жил, рос, ел в столовой так, что можно было прокормить пятерых, я был во всех детских лагерях. Этот долг я здесь вернул.

– Расскажите о вашем ранении, как это произошло?

– Смотрите, если набрать в интернете «Народное ополчение ДНл, всплывет много фото бойцов. И на каждой групповой фотографии солдат половина и больше – не в строю уже. Треть из них раненые, треть – погибшие. Это, к сожалению, факт. Учитывая, что я принимал в войне активное участие, через меня прошло большое количество солдат, многие из которых погибли.

Так как я за это время получил определенный опыт – я был старшим позиции – знаю, что основные наши потери – это сержанты. Как и в Великой Отечественной войне. Я не льстил себя надеждой, выживу – не выживу, знал, что буду честным солдатом и что моя задача – выполнить долг. Если я останусь живой – я пройду парадом Победы. Если погибну, никто не сможет сказать, что здесь был такой Абдулла, он был мародер или он был пиарщик, или он был трус.

Я сделал все, чтобы могли сказать, что здесь был афганец, Абдулла, мусульманин, он жил как воин, сражался как воин, он не был трусом и он помогал нам. В этом и был мой интерес: чтобы афганец помогал здесь так же, как Советский Союз помогал моему народу.

Я повидал много ранений и заботился о том, чтобы мои солдаты были живы. Предмет моей гордости – я не буду этого даже скрывать, простите «улыбку казака» – ни один солдат в моем подчинении не получил ранения и не погиб.

Я знал, что рано или поздно это случится, и был готов к этому. Тысячу раз в смертельной обстановке пуля может пронестись, а в тысячу первый нет. Это было ожидаемо. К моему глубокому сожалению, мы выполняли Минские соглашения, мы не развивали армию, мы не занимались резервистами, мы соблюдали все во вред себе. Мы – непризнанная Республика, у нас нет соцпакета, наши раненые бойцы зачастую оказываются вне зоны правового формата и не получают надлежащую помощь и поддержку. Сохранить каждого бойца – наша основная задача. Потеря даже одной лопаты – существенно.

Да, именно лопаты. Основа нашей победы – это лопата и кирка. Потому что чем лучше мы вроемся, чем лучше и надежнее наши оборонительные сооружения, тем больше шансов сохранить жизнь. Для сержанта просто даже потерять лишнюю лопату означает многое. Копать уже придется не четверым, а пятерым. Полгода копки – это пять минут боя. И надо начинать все заново. Вот такая вещь.

Знаете, в том, что я получил ранение – моя гордость. Когда я был на позиции, моей зоной было полтора-два километра, где я что-то решал. Получив ранение, я стал свободнее, я иду дальше, я занялся определенными вещами, иногда я говорю неудобные вещи, но никто не может мне сказать: слушай, если ты такой герой, почему ты не на позиции? Мне есть что ответить.

Моя позиция сейчас здесь, и я говорю о том, о чем так не хотят слышать.

– Чем вы сейчас будете заниматься в Донбассе?

– Я сейчас занимаюсь политическим воспитанием бойцов. Я общаюсь с солдатами. Меня обеспечила Республика, у меня все есть. У меня есть еда, одежда, зарплата. У меня есть мои братья. Они были гражданами Украины, сейчас они – граждане России. Это их конституционное право.

Мне недавно очень помог Захар Прилепин – его Фонд оплатил мне протезы. Новые ноги дают мне возможность гордо идти и помогать, быть рядом с нашими бойцами. Своим присутствием я пытаюсь не то чтобы подбадривать – показывать нашим солдатам, что мы – та составляющая, которая приняла на себя колоссальную нагрузку войны, копки, противостояния превосходящему в численности противнику – у них такие папы, как НАТО со всех их гребанными инструкторами – что мы должны показывать лицо и честь бойца Донецкой Народной Республики. Как мы должны вести себя в городе.

Даже если ты находишься в автобусе, ты должен каждую секунду проводить, как пиар-акцию, как бы грубо это не звучало. Ты должен увидеть, когда зайдет бабушка, ты должен молиться, чтобы зашла бабушка, и ты демонстративно встал, чтобы все увидели твой шеврон, военную форму, и ты сказал: «Присаживайтесь, это ваше место».

Чтобы боец Донецкой Народной Республики показал еще и нравственный пример: не только героической борьбы на фронте – извините, я говорю шаблонно – но и в городе.

Да, нам трудно. Люди заняты своими делами, прогулками по парку Щербакова, но ты не должен на них обижаться. У них нет тягот, они не видели наших погибших, оторванных костей, рук, ног, кишок – они этого не видят. Но нужно завоевывать их любовь еще и здесь. Именно этим я и занимаюсь.

У меня на завтра назначена встреча с Фондом Захара Прилепина. Я хочу показать их работу, рассказать людям, что есть такой Фонд, который помогает бойцам. Да, есть спецсредства, которые они привезти не могут, есть иные формы, в которых они работают. Я хочу съездить к ним, зафиксировать на камеру, например, один день из жизни Фонда Захара Прилепина.

Я и до этого здесь общался со многими волонтерами, которые занимались различными акциями, предлагали поучаствовать, но я им говорил: сначала Фонд Захара Прилепина. Потому что я знаю этого человека лично.

У нас знаете как? Мы как дети. Нам нужно разжевывать, показывать… Вот, говорят, в политику зашел. Да, он заходит в политику. Но нам же нужны наши трансляторы в политике! Этот человек – глыба. Этот человек – величина. И он непрестанно говорит:

«Донбасс, Донбасс, народное ополчение Донбасса, народ Донбасса, интеграция с Россией».

А в этой светской богеме не каждый человек говорит об этом, и вообще произносит слово «Донбасс». И получается, участвуя в нашей войне, он перекрыл для себя много благ. Он был рукопожатным. Ему не надо было ничего делать. Написал очерк – получил за это бабло.

Он получал бесчисленные гонорары. И он все это поменял на таких как мы. И моя задача – поддерживать таких людей, как Захар Прилепин, потому что я понимаю, что эти люди транслируют нашу повестку в такие места…

Вот смотрите, кто такой ополченец? Для мирового сообщества, для гребаного мирового сообщества он – сепаратист. Его имя, быт, кровь, потери там ничего не значат. Если скажем мы – нас услышат пять человек. И получается, что, будучи известным и говоря: «Донбасс», говоря о нашей боли, Захар Прилепин расскажет об этом тысячам и миллионам людей.

Со мной рядом сидит боец, позывной называть не буду, ему тоже помог Фонд Захара Прилепина.

– Вот скажи, получал ты помощь, получал?

– Так точно!

– Вот. Поэтому я любыми законными способами буду поддерживать Захара Прилепина и его партию.

– Абдулла, за все время, проведенное на Донбассе, если окинуть его внутренним взглядом, можно сказать, что было золотое время, время надежд и веры? Или оно еще впереди?

– Дело в том, что весь Донбасс слушал речь Владимира Владимировича Путина, абсолютно весь. Мы все ждали, что он скажет об интеграции Донбасса с Россией. И вот такое мы проживаем каждый день семь лет подряд.

Я приведу один пример.



Однажды ученые провели эксперимент: взяли четырех мышек, бросили их в аквариум с водой и стали ждать, когда они станут тонуть. Первая мышка пошла ко дну, вторая, третья... Четвертой мыши в последний момент подставили линейку, она вскарабкалась по ней и выбралась из аквариума. Всего она продержалась четыре минуты. Это был предел ее возможностей.

Эту мышку взяли, выкормили, а через несколько дней ее вместе с другими закинули обратно в этот аквариум. Как думаете, сколько она продержалась? Восемнадцать минут!

А знаете почему? Потому, что она на-де-я-лась.

Я – мусульманин, но я с гордостью хочу сказать, что здесь, на Донбассе – православные люди. Православие держится на трех вещах: любовь, вера, надежда.

Эти люди верят в Россию.

Эти люди надеются на Россию.

И лет на двадцать еще нам гарантия справляться, когда уже нет ни сил, ничего.

И эти люди – любят Россию. А любовь – она гораздо сильнее, чем надежда и вера.

Сказал Путин – не сказал Путин, это его стезя. Народ знает, что все не так просто в этой жизни.

Спасибо Фонду Захара Прилепина, у меня теперь есть ноги. Благодаря им я уже два раза был в казарме. Я сам иду к этим солдатам. Они видят меня на ногах и преисполняются уверенностью, что нет ничего невозможного для бойца Донецкой Народной Республики!