ЦитатаНикогда не было плана — даже запасного — покинуть Дамаск, не говоря уже о Сирии.
За последние 14 лет Сирия перенесла трудности и опасности не менее серьезные, чем в конце ноября и начале декабря. Любой, кто собирался бежать, сделал бы это давно, особенно в первые годы, когда Дамаск находился практически в осаде, подвергался ежедневным бомбардировкам и постоянной угрозе проникновения террористов в его центр.
До того, как все произошло, я вылетел из Дамаска в Москву 20 ноября рейсом Cham Wings Airlines, чтобы защитить докторскую диссертацию 29 ноября. В то время моя мать находилась в Москве после пересадки костного мозга, которую ей сделали в конце лета, что требовало изоляции в рамках ее лечения. Я планировал остаться подольше после защиты, чтобы завершить определенные процедуры сертификации, но поскольку ситуация в Сирии ухудшилась, я вернулся в Дамаск в воскресенье, 1 декабря, на борту Syrian Air, чтобы быть с отцом и братом Каримом. Моя мать осталась в Москве, чтобы продолжить лечение, а моя сестра Зейн осталась рядом с ней.
О событиях субботы 7 декабря и воскресенья 8 декабря:
В субботу утром мой брат сдавал экзамен по математике в Высшем институте прикладных наук и технологий в Дамаске, где он учился. Он готовился возобновить занятия на следующий день. Тем временем моя сестра забронировала билет на возвращение в Дамаск в воскресенье 8 декабря на борту Syrian Air.
В субботу днем начали распространяться слухи о том, что мы покинули страну. Несколько человек связались со мной, чтобы подтвердить, находимся ли мы все еще в Дамаске. В ответ я сделал фотографию в парке Аль-Найрабайн в районе Аль-Мухаджирин и поделился ею в своем (теперь закрытом) личном аккаунте Instagram. Вскоре после этого некоторые страницы в социальных сетях подхватили фотографию и начали ее распространять.
...
До этого, несмотря на далекие звуки обстрелов, ничего не казалось необычным — просто знакомая реальность, к которой мы привыкли с первых лет войны. Ситуация оставалась неизменной, поскольку армия готовилась защищать Дамаск, не проявляя никаких признаков последующего ухудшения — до внезапных и неожиданных новостей об отступлении армии из Хомса, что отражало более ранние отступления из Хамы, Алеппо и сельской местности Идлиба. Даже тогда не было никаких приготовлений к отъезду, и никаких признаков того, что мы уезжаем. Все изменилось после полуночи, когда к нам домой в районе Аль-Малки прибыл российский чиновник. Он передал президенту просьбу переехать в Латакию на несколько дней из-за серьезности ситуации в Дамаске и для содействия надзору за боями, которые все еще продолжались на прибрежном фронте и на равнине Аль-Габ.
Что касается заявления о том, что мы уехали, не поставив в известность моих кузенов, которые в то время были в Дамаске, то это я звонил им несколько раз, как только узнал, что переезжаем. Вскоре после этого мы узнали от их домашнего персонала, что они уехали в неизвестном направлении.
Через короткое время мы направились в международный аэропорт Дамаска, прибыв около 3 часов ночи, где к нам присоединился мой дядя Махер. Мы обнаружили, что аэропорт пуст, без персонала, включая диспетчерскую вышку. Затем мы сели на российский военный самолет в Латакию, приземлившись в аэропорту Хмеймим до рассвета.
Рано утром в воскресенье мы должны были отправиться в президентскую резиденцию в районе Бурдж Ислам, который находится более чем в 40 километрах от аэропорта по дороге. Однако все попытки связаться с кем-либо там оказались безуспешными, поскольку все телефоны, по которым мы пытались дозвониться, были отключены. Вскоре мы начали получать сообщения об отступлении военных с линии фронта и падении последних оставшихся позиций. В то же время началась серия атак беспилотников, нацеленных на базу, сопровождавшаяся как близкой, так и дальней стрельбой в окрестностях; эта ситуация продолжалась на протяжении всего нашего пребывания.
Днем командование базы проинформировало нас о серьезности ситуации поблизости. Они сообщили нам, что покинуть базу больше невозможно, поскольку террористы распространились по всей стране, ситуация погрузилась в хаос, и вся связь с военным руководством была потеряна. После консультаций с Москвой командование базы сообщило нам, что наш перевод в Россию запрошен. Некоторое время спустя мы сели на российский военный самолет, направлявшийся в Москву, где и приземлились позже тем же вечером.
Про "мать" и "отца" понятно, учитывая, что все это из (подтвержденного) телеграмма непосредственно Хафеза Башаровича. https://t.me/HafezBAlAssad
|