Тред №289672

Цитата: КиевлянинЪ
Я вот, давеча, написал это все - и ушел ночью читать всякие умности И -нета. Так вот, то что я в этом посте наспех сформулировал, оказывается написал понятно (и даже со ссылками) лет 10 назад умнейший русский историк Андрей Ильич Фурсов, который сейчас в МГУ занят русскими исследованиями. Читать его всего по всем темам ОБЯЗАТЕЛЬНО!

Про Россию, Евразию, капитализм и геополитику, русскую власть и общество и т.п. у него разобрано - ну просто идеально!
Вот читал его про власть и общество в России здесь: http://www.zlev.ru/125/125_11.htm

Русская власть, Россия и Евразия в больших циклах истории

ох и много, но осилил:) (мне как человеку простому довольно тяжко читать такие заумные тексты) Приведу кусок для примера (просто понравился. модераторы, удалите плз, если совсем не в тему):
==========================
Первым практическим результатом концептуальной «капитализации коммунизма» стала так называемая «косыгинская реформа» с ее набором «прибыль, хозрасчет, материальное стимулирование». Речь не о том, что исторический коммунизм не нуждался в изменениях, еще как нуждался. Однако изменения в любой системе должны быть по своему содержанию и методам адекватны этой системе, иначе они проваливаются сами и начинают топить систему, расшатывая ее своей чужестью. Всего один пример, который я почерпнул из интервью С.В. Коробенкова, опытного работника (1970–1991) Совмина. «Косыгинская реформа» в качестве критерия эффективности производственной деятельности избрала заимствованное у капитализма увеличение денежной прибыли, заметил С.В. Коробенков, тогда как социалистической экономике адекватен другой критерий – снижение себестоимости продукции, которой сопутствует снижение цены товара.

«Монетарно-капиталистический» поворот середины 1960-х годов привел к тому, что директора заводов и фабрик начали думать не о снижении себестоимости, а о повышении цен на продукцию и зарплаты, которая оказалась важнее производства – по ней стали оценивать эффективность работы. Отсюда – выводиловка, премии ради премий, разбазаривание ресурсов в гигантских масштабах. Логическим финалом стали перестройка с ее законами об индивидуальной трудовой деятельности (вступил в силу с 1 мая 1987 г.) и о государственном предприятии (для всех предприятий вступил в силу с 1 января 1989 г.), окончательно разрушившими советскую экономику («глупость или измена?»).

Примеры неправомерного перенесения в 1960–1970-е годы универсалий и реалий капиталистической экономики, ее концепций и целей на социалистическую, можно множить.

Не удивительно, что уже в начале 1970-х годов, ни к чему не приведя и вступив в противоречие с законами системы, «косыгинская реформа» выдохлась и была спущена на тормозах. Однако остались капиталоподобная риторика и мысль, которые интеллектуально запутывали ситуацию, странным образом комбинируя истмат и научный коммунизм со скроенной по буржуазному лекалу «политэкономией социализма» и все более «косящим» под социологию истматом. Результат – каша в головах, нарастающая неспособность понимать и знать собственное общество. Андропов был совершенно прав, заявив в самом начале 1980-х годов, что мы не знаем общества, в котором живем.

В 1980-е годы, особенно с началом перестройки, мы ушли еще дальше от понимания и знания позднесоветского общества, все более полагаясь на «уцененку» от западных «экономикс», социологии и политологии, на идеи третьестепенных и третьесортных западных «мыслителей», что и привело к дальнейшей кашеизации и разрухе в головах совинтеллигенции эпохи позднего коммунизма, к интеллектуальному и моральному краху, сделав ее легкой добычей манипуляторов сознанием. «Рынок», «экономические реформы», «прибыль» – все это очень легко было представить сначала в качестве чего-то положительного, уже присутствовавшего в «хорошем», «нэповско-оттепельном» социализме, но не реализовавшегося во время нэпа и Хрущева по злой воле сталиных-брежневых, в качестве не противоречащих гарантиям социализма феноменах, которые надо только освободить от контроля и гнета «тоталитарного государства».

Так «разруха в головах» обернулась экономической разрухой, политическим развалом страны и маргинализацией общества (включая верхи). Но началась эта разруха за 2,5–3 десятилетия до горбачевских фокусов и ельцинских эскапад – с изменений в Программе КПСС, активного перехода к экономическим капиталоподобным реформам и принятия значительной части концептуального языка системы-противника. Здесь не место анализировать проблему, в какой степени вообще возможно существование антикапиталистической подсистемы в мировой капиталистической системе – шансы, скорее, невелики. Однако «принятие внутрь» даже каких-то элементов системы-антагониста, даже частичное уподобление, активно поощряемое, как это имело место в 1960–1970-е годы, в «мягкой», ненавязчиво-разлагающей форме этим антагонистом, ведет к психоисторическому, а следовательно и к геоисторическому поражению, что и произошло фактически в 1991 г., а по сути еще раньше, в разгар «холодной войны».