Православная культура или кухонный атеизм?
752,909
4,457
|
Вика ( Слушатель ) |
| 11 апр 2012 14:33:35 |
Тред №410414
новая дискуссия Дискуссия 123
С утра попала на портал Горы Афон, там есть жития старцев Афона. Одно житие рассказывает как старец Гавриил влюбился. История очень даже красивая, только если бы в одной красоте была суть, я бы на форум с ней не полезла. Но я решила эту красивую историю полностью запостить, и не за ее красоту, а за ее смысловой посыл нам, людям, живущим сегодня, в сегодняшних ценностях как мирских, так и духовных. Ничего особенного в истории нет, каждый в той или иной степени ее переживал, поэтому понять монаха может. Особенное в этой истории то, что мы почитаем за честь придти к такому монаху и получить от него благословение именно потому, что он, когда влюбился, повел себя как в истории рассказано, а не так, как мы, грешные, себя ведем. И всего-то. Что монаха, что святого, что мирянина окружает одна и та же действительность, тело их обуревают одни и те же страсти, а дух - одни и те же соблазны. Разница в ответе. И именно за эту разницу мы и почитаем служителей церкви. Эту разницу они обязаны нам демонстрировать. Повторяю – они обязаны. Повторяю – это их обязанность.
Вот история: http://www.isihast.ru/?id=2144
Подвижник «втюрился»
Но это были еще цветочки. Благодать Божия, возможно, ввиду его еще слабых духовных сил, сильно его охраняла и не подпускала близко бесов. Но теперь, когда он стал внутренне сильнее, получал уже въявь действенную помощь Божию, благодать мало-помалу отступала, чтобы Гавриил мог поупражнять и собственные силы.
Одним словом, строгий подвижник и целомудренный монах влюбился. И полюбил, или, простите за грубое, но более верное выражение, «втюрился» крепко. Началось это, собственно, вскоре по прибытии его в Москву.
Приехал он почти под Новый год…
Прошел месяц, другой. Брат Гавриил привык, обжился. На улицах посерел снег. Весеннее солнышко стало сильнее пригревать. Послышался заунывный щемящий великопостный звон с окрестных колоколен. Когда-то в Москве было ведь «сорок сороков» церквей. «Москва - золотые маковки».
К церквам потянулись старые и молодые богомольцы - к «мефимонам» (так называют вечернее богослужение первых четырех дней первой недели Великого поста, на котором читается покаянный канон преп. Андрея Критского.— Афон), поговеть.
Была первая неделя Великого поста.
Придя в церковь и проходя на клирос, брат Гавриил натолкнулся на барышню. Она была красива. Даже очень…
Но монах Гавриил был ведь тоже красив. Девушка вскинула свои глаза, и взоры их встретились. Оба почувствовали, как точно жгучие стрелы пронзили их сердца.
Оба задрожали…
Оба вспыхнули…
Всю службу, такую умилительную, проникновенную, брат Гавриил провел в какой-то связанности и оцепенений, хотя и всячески нудил себя вступить на прежнюю дорогу и восстановить мир в душе.
Кончилась служба.
Новая встреча. Опять сердце обварили кипятком. Снова румянец покрыл щеки до волос...
Барышня стала ходить в монастырь к каждой службе. Говела тоже в Высокопетровском монастыре.
Любовь монаха
Начались записочки. Письма. Оказалось, ее зовут Сашей. Она пламенно в него влюбилась. Она писала ему о своих глубоких чувствах, не видела никаких препятствий для их соединения. Он может выйти из монастыря, она просила его об этом, они поженятся, родители ее, люди очень состоятельные, дадут за ней большое приданое, на которое они смогут безбедно жить. Нужно только его согласие, и больше ничего. Так выходило дело.
Куда деваться бедному монаху? Это не была простая страсть, накликаемая собственными блудными помыслами, развратной жизнью, кручением посреди такой же среды и лиц противоположного пола. Брат Гавриил, как сказано, знал только церковь и свою да - келью, да неоходимые взаимоотношения с миром ради послушания.
Это было попущение Божие для испытания его добродетели, крепости любви к Богу, силы самоотречения и ненависти к миру, его страстям.
Но это не было и легонькое наносное искушение, какое он испытал в сторожке у Митиного завода. Это была духовная пещь огненная, в которой огонь страсти пожирал не только его сердце, но и тело (он похудел, потерял аппетит, плохо спал), затемнял его сознание и от которого надлежало во что бы то ни стало избавиться. Но как?
Девушка со своей стороны употребляла все усилия навязаться ему на шею
Обольстительный образ молодой девушки ежеминутно вставал перед его мысленным взором. Его глаза плотские искали Сашу в церкви, тянулись к ней, хотя он всеми силами старался отвращать их от нее. И если бы эта страсть была тайная, его собственная. А то взаимная, и девушка со своей стороны употребляла все усилия навязаться ему на шею.
- Оставалось одно. Несмотря на всю муторностъ своих чувств, затягивающую силу любовного омута, нежную, но цепкую непосредственность первой любви, обратиться в молитве к Богу и Его Пречистой Матери Деве Марии.
Ведь он все-таки с детства был предан Ему, любил свой монашеский чин, подвигом стремился, по апостолу, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе (Флп.3,14), а не к мирским удобствам и семейной жизни. Но любовь как пиявка присосалась к его сердцу. И эта любовь была не та, евангельская, к какой он стремился всю жизнь и которой искренно учил всех своих учеников, выделяя ее из всех прочих добродетелей.
(Действительно, надо согласиться, наш век - жестокий век, и милосердия, помилования, прощения, оказания милости не жди от кого-нибудь. Но о милости речь еще будет впереди...)
...
Так мучительно прошла весна со своей свежей зеленью принарядившихся в летний убор деревьев на бульварах, в садах, скверах. Пришло жаркое лето с томными ночами и благоуханными утрами, когда каждый кустик во дворе и каждая травка под ногами испускают свежий неуловимый аромат.
В храме было тихо, прохладно, ясно горели лампадочки. Но в душе было еще все тревожно, как-то печально, и молитва была тягуча, ее трудно было повернуть, как тяжелую грузовую колымагу.
Постриг
Подошел август месяц. На память святителя Тихона Задонского (13 августа) брат Гавриил был пострижен. Настоятель дал ему имя этого угодника Божия, потому что, объяснял он, сам постриженник был такой «тихий», скромный и кроткий со всеми.
Это было великое событие в его жизни. Он получил вожделенную мантию, о которой столько мечтал, столько пролил слез, перенес столько скорбей и из-за которой оставил Оптину пустынь со всеми ее прославленными старцами и личными руководителями.
Теперь бы только радоваться и забыть все в мире, все окружающее. И о. Тихон забыл его. Но - на малое время.
Любовная тоска
А вскоре, при новой встрече с Сашей, как только ее увидел, прежняя любовная тоска охватила сердце, и сладкая отрава стала вливаться в его кровь.
Мне нечего расписывать здесь все перипетии любовной страсти Гавриила. Каждый, кажется, испытал, в той или другой степени, приступы этой горячки. Мое дело обратить внимание на то, что это было, повторяю, не простой «интрижкой», легким увлечением или малозанимательной любовной забавой.
Это была мука, он не знал, что делать со своим телом и со своим сердцем. Уже после, глубоким старцем, он в письме к одному духовному сыну, академику-монаху, писал, намекая на свое искушение:
«Я изнемогал в борьбе с собой, с порывами страстной моей плоти...».
Нет, победа досталась ему не даром.
Отчаянный вопль
Так прошел целый унылый год. Опять Великий пост. Снова почернели дороги, захрустели под ногами тонкие кромки льда на лужицах, когда он шел по утрам в Охотный ряд. Подошла Страстная седмица.
Народ наполнил храмы. Масса говеющих толпилась по церквам. В их тесноте и духоте и от собственного огня размягчались медовые свечи и оплывали, капая на руки горячими растопленными слезами воска. Двенадцать Страстных Евангелий, вынос Плащаницы. Утреня Великой Субботы...
Но о.Тихону облегчения все нет и нет. После одной из таких великих служб, на которой он изнывал и изнемогал от борьбы с собою, он вернулся в свою пустынную келью и, не выдержав, пал на колени и взмолился об избавлении от своей страсти. Это была не молитва, а отчаянный вопль, надрывный стон исходящего кровью сердца.
«Господи, Ты знаешь, как я Тебя одного люблю и не хочу никого другого... Я страдаю, может быть, еще больше буду страдать, но к кому мне идти? Глаголы живота вечного имаши (Ин. 6,68). Я недостоин иметь божественную Твою любовь в своем смрадном и нечистом сердце. Но я хочу иметь ее. Оживи меня, оживотвори!»
Подобным же образом он молился и к Пречистой Деве Марии. Она обещала быть его помощницей, он получал от Нее видимую помощь. И в изнеможении после долгой службы и своей взявшей все его силы молитвы заснул.
Сон
И вот о.Тихон видит сон. Как будто спешно бежит он из Москвы. Вдруг на пути страшная пропасть. Обойти нельзя-надо прыгать. Он перекрестился и прыгнул на ту сторону. Но неудачно. Сил не хватило перепрыгнуть как надо. Руками он ухватился за какой-то кустик, а ногами повис над бездной. Кустик дрожит, того и гляди вот-вот обломается или вытащится с корнем. И в этот момент подходят к нему какая-то монахиня дивной красоты и хочет ему помочь. Но о.Тихон грубо ее отстранил и сказал:
-Ну, ну, я только что бежал от такой же красавицы!
-Я твоя заступница, - отвечает Та ему.
Ухватила его за руку и вытащила совершенно из пропасти.
О.Тихон очутился в каком-то чудном, прекрасном саду, словно в раю.
Здесь оказался и о.Амвросий, оптинский старец. Удивился, как он миновал страшную пропасть. А когда о. Тихон рассказал ему всю историю своих душевных страданий и то, как он был спасен Дивной-Монахиней, о. Амвросий, как и в прежнее время, ударил его рукою по лбу и сказал:
- Это Матерь Божия тебя спасает. Беги из Москвы…
О.Тихон проснулся. Хотя это ему и не требовалось, но в подтверждение истинности сна и отвращения помыслов, что виденное -простое сцепление представлений на тему его мучений и желания избавиться от них, лоб чувствовал боль.
Но в сердце его, наоборот, водворились такой покой, безмятежный мир, такая непередаваемая радость, каких он до сих пор не испытывал.
И в этом настроении он встретил и провел Пасху.
------------------
К сожалению, на этом история обрывается. Продолжения на сайте я не нашла, но в контексте данного разговора это и не имеет значения. Потому что любой разговор о том, что какой-либо человек обладает правом называть себя «духовным пастырем» других людей, упирается прежде всего в разговор о том, какими поступками этот человек сие право заработал. Должно быть так : сначала поступки – потом право. Сегодня же мы имеем: сначала большие бапки – следом право.
Вот история: http://www.isihast.ru/?id=2144
Подвижник «втюрился»
Но это были еще цветочки. Благодать Божия, возможно, ввиду его еще слабых духовных сил, сильно его охраняла и не подпускала близко бесов. Но теперь, когда он стал внутренне сильнее, получал уже въявь действенную помощь Божию, благодать мало-помалу отступала, чтобы Гавриил мог поупражнять и собственные силы.
Одним словом, строгий подвижник и целомудренный монах влюбился. И полюбил, или, простите за грубое, но более верное выражение, «втюрился» крепко. Началось это, собственно, вскоре по прибытии его в Москву.
Приехал он почти под Новый год…
Прошел месяц, другой. Брат Гавриил привык, обжился. На улицах посерел снег. Весеннее солнышко стало сильнее пригревать. Послышался заунывный щемящий великопостный звон с окрестных колоколен. Когда-то в Москве было ведь «сорок сороков» церквей. «Москва - золотые маковки».
К церквам потянулись старые и молодые богомольцы - к «мефимонам» (так называют вечернее богослужение первых четырех дней первой недели Великого поста, на котором читается покаянный канон преп. Андрея Критского.— Афон), поговеть.
Была первая неделя Великого поста.
Придя в церковь и проходя на клирос, брат Гавриил натолкнулся на барышню. Она была красива. Даже очень…
Но монах Гавриил был ведь тоже красив. Девушка вскинула свои глаза, и взоры их встретились. Оба почувствовали, как точно жгучие стрелы пронзили их сердца.
Оба задрожали…
Оба вспыхнули…
Всю службу, такую умилительную, проникновенную, брат Гавриил провел в какой-то связанности и оцепенений, хотя и всячески нудил себя вступить на прежнюю дорогу и восстановить мир в душе.
Кончилась служба.
Новая встреча. Опять сердце обварили кипятком. Снова румянец покрыл щеки до волос...
Барышня стала ходить в монастырь к каждой службе. Говела тоже в Высокопетровском монастыре.
Любовь монаха
Начались записочки. Письма. Оказалось, ее зовут Сашей. Она пламенно в него влюбилась. Она писала ему о своих глубоких чувствах, не видела никаких препятствий для их соединения. Он может выйти из монастыря, она просила его об этом, они поженятся, родители ее, люди очень состоятельные, дадут за ней большое приданое, на которое они смогут безбедно жить. Нужно только его согласие, и больше ничего. Так выходило дело.
Куда деваться бедному монаху? Это не была простая страсть, накликаемая собственными блудными помыслами, развратной жизнью, кручением посреди такой же среды и лиц противоположного пола. Брат Гавриил, как сказано, знал только церковь и свою да - келью, да неоходимые взаимоотношения с миром ради послушания.
Это было попущение Божие для испытания его добродетели, крепости любви к Богу, силы самоотречения и ненависти к миру, его страстям.
Но это не было и легонькое наносное искушение, какое он испытал в сторожке у Митиного завода. Это была духовная пещь огненная, в которой огонь страсти пожирал не только его сердце, но и тело (он похудел, потерял аппетит, плохо спал), затемнял его сознание и от которого надлежало во что бы то ни стало избавиться. Но как?
Девушка со своей стороны употребляла все усилия навязаться ему на шею
Обольстительный образ молодой девушки ежеминутно вставал перед его мысленным взором. Его глаза плотские искали Сашу в церкви, тянулись к ней, хотя он всеми силами старался отвращать их от нее. И если бы эта страсть была тайная, его собственная. А то взаимная, и девушка со своей стороны употребляла все усилия навязаться ему на шею.
- Оставалось одно. Несмотря на всю муторностъ своих чувств, затягивающую силу любовного омута, нежную, но цепкую непосредственность первой любви, обратиться в молитве к Богу и Его Пречистой Матери Деве Марии.
Ведь он все-таки с детства был предан Ему, любил свой монашеский чин, подвигом стремился, по апостолу, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе (Флп.3,14), а не к мирским удобствам и семейной жизни. Но любовь как пиявка присосалась к его сердцу. И эта любовь была не та, евангельская, к какой он стремился всю жизнь и которой искренно учил всех своих учеников, выделяя ее из всех прочих добродетелей.
(Действительно, надо согласиться, наш век - жестокий век, и милосердия, помилования, прощения, оказания милости не жди от кого-нибудь. Но о милости речь еще будет впереди...)
...
Так мучительно прошла весна со своей свежей зеленью принарядившихся в летний убор деревьев на бульварах, в садах, скверах. Пришло жаркое лето с томными ночами и благоуханными утрами, когда каждый кустик во дворе и каждая травка под ногами испускают свежий неуловимый аромат.
В храме было тихо, прохладно, ясно горели лампадочки. Но в душе было еще все тревожно, как-то печально, и молитва была тягуча, ее трудно было повернуть, как тяжелую грузовую колымагу.
Постриг
Подошел август месяц. На память святителя Тихона Задонского (13 августа) брат Гавриил был пострижен. Настоятель дал ему имя этого угодника Божия, потому что, объяснял он, сам постриженник был такой «тихий», скромный и кроткий со всеми.
Это было великое событие в его жизни. Он получил вожделенную мантию, о которой столько мечтал, столько пролил слез, перенес столько скорбей и из-за которой оставил Оптину пустынь со всеми ее прославленными старцами и личными руководителями.
Теперь бы только радоваться и забыть все в мире, все окружающее. И о. Тихон забыл его. Но - на малое время.
Любовная тоска
А вскоре, при новой встрече с Сашей, как только ее увидел, прежняя любовная тоска охватила сердце, и сладкая отрава стала вливаться в его кровь.
Мне нечего расписывать здесь все перипетии любовной страсти Гавриила. Каждый, кажется, испытал, в той или другой степени, приступы этой горячки. Мое дело обратить внимание на то, что это было, повторяю, не простой «интрижкой», легким увлечением или малозанимательной любовной забавой.
Это была мука, он не знал, что делать со своим телом и со своим сердцем. Уже после, глубоким старцем, он в письме к одному духовному сыну, академику-монаху, писал, намекая на свое искушение:
«Я изнемогал в борьбе с собой, с порывами страстной моей плоти...».
Нет, победа досталась ему не даром.
Отчаянный вопль
Так прошел целый унылый год. Опять Великий пост. Снова почернели дороги, захрустели под ногами тонкие кромки льда на лужицах, когда он шел по утрам в Охотный ряд. Подошла Страстная седмица.
Народ наполнил храмы. Масса говеющих толпилась по церквам. В их тесноте и духоте и от собственного огня размягчались медовые свечи и оплывали, капая на руки горячими растопленными слезами воска. Двенадцать Страстных Евангелий, вынос Плащаницы. Утреня Великой Субботы...
Но о.Тихону облегчения все нет и нет. После одной из таких великих служб, на которой он изнывал и изнемогал от борьбы с собою, он вернулся в свою пустынную келью и, не выдержав, пал на колени и взмолился об избавлении от своей страсти. Это была не молитва, а отчаянный вопль, надрывный стон исходящего кровью сердца.
«Господи, Ты знаешь, как я Тебя одного люблю и не хочу никого другого... Я страдаю, может быть, еще больше буду страдать, но к кому мне идти? Глаголы живота вечного имаши (Ин. 6,68). Я недостоин иметь божественную Твою любовь в своем смрадном и нечистом сердце. Но я хочу иметь ее. Оживи меня, оживотвори!»
Подобным же образом он молился и к Пречистой Деве Марии. Она обещала быть его помощницей, он получал от Нее видимую помощь. И в изнеможении после долгой службы и своей взявшей все его силы молитвы заснул.
Сон
И вот о.Тихон видит сон. Как будто спешно бежит он из Москвы. Вдруг на пути страшная пропасть. Обойти нельзя-надо прыгать. Он перекрестился и прыгнул на ту сторону. Но неудачно. Сил не хватило перепрыгнуть как надо. Руками он ухватился за какой-то кустик, а ногами повис над бездной. Кустик дрожит, того и гляди вот-вот обломается или вытащится с корнем. И в этот момент подходят к нему какая-то монахиня дивной красоты и хочет ему помочь. Но о.Тихон грубо ее отстранил и сказал:
-Ну, ну, я только что бежал от такой же красавицы!
-Я твоя заступница, - отвечает Та ему.
Ухватила его за руку и вытащила совершенно из пропасти.
О.Тихон очутился в каком-то чудном, прекрасном саду, словно в раю.
Здесь оказался и о.Амвросий, оптинский старец. Удивился, как он миновал страшную пропасть. А когда о. Тихон рассказал ему всю историю своих душевных страданий и то, как он был спасен Дивной-Монахиней, о. Амвросий, как и в прежнее время, ударил его рукою по лбу и сказал:
- Это Матерь Божия тебя спасает. Беги из Москвы…
О.Тихон проснулся. Хотя это ему и не требовалось, но в подтверждение истинности сна и отвращения помыслов, что виденное -простое сцепление представлений на тему его мучений и желания избавиться от них, лоб чувствовал боль.
Но в сердце его, наоборот, водворились такой покой, безмятежный мир, такая непередаваемая радость, каких он до сих пор не испытывал.
И в этом настроении он встретил и провел Пасху.
------------------
К сожалению, на этом история обрывается. Продолжения на сайте я не нашла, но в контексте данного разговора это и не имеет значения. Потому что любой разговор о том, что какой-либо человек обладает правом называть себя «духовным пастырем» других людей, упирается прежде всего в разговор о том, какими поступками этот человек сие право заработал. Должно быть так : сначала поступки – потом право. Сегодня же мы имеем: сначала большие бапки – следом право.
ОТВЕТЫ (1)
|
|
1prise ( Слушатель ) |
| 15 апр 2012 00:02:19 |
Цитата: Вика от 11.04.2012 14:33:35
Я христианин, православный. Я не верю, что у человека может быть обязаность обладать какой то особой духовностью, в конце концов - кто будет судить - достаточно ли он духовен, что бы быть "пастырем"? Для чего Вам так необходимо видеть в священослужителе безгрешную личность? Вы что, расчитываете, что он за Вас проделает всю работу по шлифовке души, и Вам останется только скопировать его "безгрешное" поведение, что бы спасти свою душу? Чего Вы хотите от священика - что бы кто то, кого вы будете считать безгрешным, дал вам четкую оценку ваших поступков и гарантировал ништяки на небесах? Такого в православии не будет никогда. Православный священик - это скорее психотерапевт на Вашем пути Христианина, а не некий шаблон морали и идеального поведения. Единственный Ваш ориентир, маяк и путеводная нить - это Ваша совесть. Если Вы этого не понимаете и не осознаете - то Вы либо не понимаете сути православия, либо заблудились, и Вам либо к католикам - у них есть такой официально непогрешимый, либо к прочим протестантам с их слепой верой в книги . Понимаете ли Вы смысл пути Христианина? Получается, Вы вдруг каким то чудом получили возможность решать, - вот этот человек более безгрешен, чем тот, с этого можно брать пример, а с этого нельзя? Вам нужно думать о своих поступках, давать оценку себе, а не другим людям, потому что, напомню , решать, кто достоин, кто справился с задачей спасения души не может на земле ни один человек, кем бы он ни был. Отвечать придется каждому, и только за себя, без оговорок на посторонее влияние, приказы начальства и дурной пример наставника.
Не знаю, понятно ли я донес свои мысли , тезисно повторю - не имеет никакого значения , какие часы носит батюшка и бухает ли он по вечерам, на какой машине он ездит и т.д. Т.е не имеет значения для спасения Вашей души - что в общем то и является единственной целью Христианина, и сутью христианства, а не выискивание "жизнь делать с кого".