Тред №427951

У Мединского есть шанс стать новым Луначарским

Он может стать создателем новой культурной политики
в стране, где 25 лет ее не было вообще.
Назначение политолога и писателя Владимира Мединского министром культуры,
самое неожиданное и вызывающее интерес из всех назначений в нынешнем кабинете.
В полной мере значимой политической фигурой на этом посту был Луначарский,
потом пост стал явно второстепенным и инструментальным.
- Фурцева получила его в качестве почетной отставки в 1960 году, утратив при этом
место члена Президиума ЦК КПСС.
И уже потом с нуля сумела сделать министерство значимым фактором общественной жизни.
Настолько, что после ее смерти его отдают
- Петру Демичеву, входившему во второй, если не в первый эшелон
политического руководства СССР.
Назначение Мединского, политика по роли и политолога по специальности,
дает основание полагать, что это решение означает признание политической роли
не только Минкульта, но и самой культуры, в то время как раньше ее считали
просто частично развлекательной, а частично – лично творческой сферой и ничем большим.
Мединский об этом и сказал в одном из первых интервью: что
культура – это не некая социально-остаточная сфера, что к ней надо относиться как
к сфере, определяющей национальную самоидентификацию человека и общества.
Функционально в политической системе общества культура – это сфера производства
«латентных образцов» – того, что определяет систему поведения человека, тип его реакций,
характер поведения в социуме и полисе.
Мединский видит свою задачу в этом, в обеспечении именно этой роли культуры,
в превращении ее из некоего фактора «официального язычества» в фактор
собственно культуры, т. е. скрепляющего общество самосознания, и именно это
является сегодня объективно наиболее востребованной задачей, потому что
сейчас российское общество и его сознание расколоты.
Есть как минимум три основных политико-историко-культурных сектора общества.
Первый – идентифицирующий себя в первую очередь по принадлежности к советскому периоду,
и это – далеко не только избиратели КПРФ: данный сектор присутствует среди симпатизантов
всех политических сил.
Второй сектор
- идентифицирует себя по принадлежности не то с периодом между февралем-октябрем
1917 года, не то с мифологическим восприятием реформ Александра II, не то вообще
с сугубо прозападной ориентацией; т. е. это те, кого условно, неточно
и ошибочно принято называть либералами.
Третий сектор – это
- те, кто живет картинами «старой доброй дореволюционной России».
Между ними существует огромный раскол в оценках и суждениях и по отношению к прошлому,
и по отношению к настоящему и будущему.
Хотя
раскол по отношению к прошлому среди них превалирует.
Сфера культуры может сохранять и воспроизводить этот раскол,
но может и попытаться преодолеть.
Что правильнее и реалистичнее – отдельный вопрос.
«Лидеры секторов» больше тяготеют к продолжению противостояния,
общество же больше настроено на некое интегрирование.
В этом отношении Мединскому придется выбирать:
- либо он будет культивировать ожидания одних секторов,
- либо он будет стремиться обеспечить то, что принято называть признанием
равнозначимости досоветского и советского периодов истории.
С одной стороны,
- он озвучивал идею переноса тела Ленина из Мавзолея и переименования станции
метро «Войковская» и прилегающих одноименных объектов, т. е. обозначал
в своей позиции солидарность с досоветскими секторами.
С другой
– он активно выступал против атак на советскую историю и советские ценности.
Пока у него получалось описывать нашу относительно недавнюю историю примерно так:
Россия – великая страна с великой историей.
К несчастью, большевики во главе с Лениным разрушили славную старую Россию.
Но затем они же, во главе со Сталиным, сделали ее еще более великой,
разгромили фашизм и спасли от него мир.
Не оценивая эту трактовку по существу, можно отметить лишь ее сложность
для политического позиционирования, потому что
- советский сектор никогда не согласится и не простит Владимиру Мединскому каких-либо
атак на то, что можно назвать «ленинско-октябрьской героикой», а
- квазилиберальный, да и
- «дофевральский» секторы – признания ценности советской эпохи.
В данном случае вопрос не о том, чтобы подсказывать Мединскому,
какую идентификационную позицию выбирать на будущее:
дважды доктору наук и самому предстоит в этом определиться.
Вопрос в том, что
данная позиция не решает задач «воссоединения истории» и национальной идентификации.
И новый министр культуры попадает в эпицентр нескольких узлов.
Первый узел заключается в том, что если действительно вести активную
культурную политику, если превращать Минкульт в активное министерство,
то на это нужны деньги.
Не на те или иные запланированные ремонты и реконструкции музеев, а
- на программы развития и поддержки искусства,
- на политику поиска и выращивания талантливой молодежи,
- на государственные заказы в области кинопроизводства.
- На зарплаты актерам и работникам культуры, чтобы одни не метались между
спектаклями в поисках того или иного подножного корма и съемок в рекламе,
а вторые занимались творческой работой в своих музеях и институтах, а не изматывали себя
поточными экскурсиями на стороне.
Нужны деньги, причем значительно большие, чем те, что выделяются на культуру сейчас.
Иными словами, нужно, чтобы не только Мединский и наиболее интеллектуальные группы
признали, что культура первична по отношению ко всему остальному, но чтобы это
восприняли и общество, и особенно власть, в т. ч. ее финансовый блок.
Денег Мединскому пока давать, кажется, никто не собирается:
напротив, от него будут требовать сокращать бюджетные расходы.
- Сразу после назначения по нему нанесли удар квазилибералы,
подняв чуть ли не волну истерики по этому поводу.
Но, с другой стороны, одновременно
- удар нанесли и коммунисты в лице Зюганова, обвинив его в антикоммунизме,
антисоветизме и русофобии.
Заодно можно
- ждать удара и от «дофевральских ностальгентов».
Хотя со стороны
- тех, кто считает себя коммунистами и защитниками советского наследия, может быть, умнее
было бы понять то просоветское, что защищает Мединский, и, с одной стороны,
поддержать его в этом, а с другой – опереться на это самим.
Мединскому нужна некая интегрирующая историческая парадигма, некая база.
Что у него есть сейчас?
- Он понимает, что культура и история должны работать на интеграцию
национального самосознания, а не на постоянное воспроизведение раскола.
- Он понимает, что любой нации нужна версия истории, позволяющая гордиться своей страной,
а не считать себя вечными учениками, «прокаженными», которым постоянно твердят
о никчемности их истории и культуры и предлагают пойти в ученичество
к иным нациям и культурам – в основном существующим в нынешнем благополучном виде
за счет того, что как раз Россия (СССР) их неоднократно защищала и дала им возможность
существовать как независимым и благополучным народам...
- Он понимает, что нужно объединяющее видение отечественной истории и культуры
как восходящей линии, как истории и культуры великих достижений и подвигов,
хотя проведенной и через преодоление огромных проблем и огромных препятствий.
И это единство должно включать в себя периоды дореволюционной
и послереволюционной России как самоценные.
- Он понимает, что и история, и культура – это не абстрактно познавательные
и развлекательные сферы.
И то, и другое,
это информационное пространство, в котором ведется борьба:
- борьба за национальный суверенитет,
- борьба за самоуважение,
- борьба за состояние морального духа.
И она ведется не в силу того, что кто-то сплел некий «русофобский заговор», а в силу того, что
- у страны есть конкуренты, которым не нужно, чтобы она оказалась сильнее их.
А страна усиливается не только экономикой, но и верой народа в свои возможности,
в свои прежние успехи и в свою силу добиться новых.
Поэтому когда критики Мединского предъявляют ему обвинение в том, что он
на место самоценности фактов ставит значимость их политической интерпретации,
то прав он, а не они.
Потому что
- есть история как историческая наука, как часть процесса познания.
Но есть и ее использование в политических целях, когда те или иные факты,
допускающие разную трактовку, используются для борьбы против твоей страны.
И отдавать это пространство под контроль цивилизационных конкурентов нелепо,
как и нелепо под видом непредвзятости отдавать историю в качестве оружия в руки своих противников.
Как лезвие меча история длинна, но память коротка ее, как рукоять.
Послужит лишь тому оружием она, кто сможет рукоять в своей руке зажать.
Факты не воюют с фактами, но их интерпретации воюют друг с другом.
Есть основания полагать, что Мединский это понимает.
Вопрос в том,
насколько он сможет воплотить это понимание в политике и работе своего министерства.
И третий узел проблем как раз и состоит в том,
- останется ли все это лишь личным пониманием Мединского или
реально воплотится в деятельности его министерства.
У него есть шанс.
Есть множество проблем.
Но есть и шанс стать неким новым Луначарским.
Стать создателем новой культурной политики в стране, где
четверть века никакой культурной политики не было вообще.
И многое из того, что для этого нужно, он, кажется, понимает.
Вопрос в том, насколько ему удастся реализовать этот шанс.