Тред №730611

Когда думаешь о поведении Меркель и Штайнмайера, то полезно вспомнить и об этом почти забытом процессе:

В процессе по делу NSU остаются открытыми многие вопросы

Мехмет Дайамагюлер представляет в суде родственников двух жертв террористов из неонацистской группировки NSU. В интервью DW он подвел неоднозначный промежуточный итог процесса.

В мюнхенском суде уже ровно год продолжается судебный процесс по делу террористов из "Национал-социалистического подполья" (NSU). Он начался 6 мая 2013 года. Позади сто, впереди еще, как минимум, 85 заседаний. Подсудимые обвиняются в убийстве, по меньшей мере, десяти человек, большинство из которых были жителями Германии турецкого происхождения.

Интересы родственников двух убитых представляет в суде адвокат Мехмет Дайамагюлер (Mehmet Daimagüler). В интервью DW он подвел неоднозначный промежуточный итог судебного разбирательства и заявил, что многие вопросы, в частности, о роли немецких спецслужб в этом деле, остаются открытыми.

DW: Господин Дайамагюлер, вот уже год длится процесс по делу NSU. Это был хороший год для соистцов?

Мехмет Дайамагюлер:И да, и нет. Хороший он был в том смысле, что большинство пунктов обвинительного заключения оказались подтвержденными. Думаю, что Беате Цшепе (Beate Zschäpe - единственная оставшаяся в живых член группировки - Ред.) по праву обвиняется в убийстве. Она была не просто человеком, который оказался в неподходящее время в неподходящем месте, или заурядной кашеваркой. Она была неотъемлемой частью группы. Без нее такой группы и преступлений не было бы. Я думаю, мы можем это доказать.

Не столь хорошим был минувший год для тех, кто ожидал узнать в ходе процесса всю правду и получить ответы на все вопросы. Почему были убиты эти люди? Имелись ли пособники на местах? Какую роль играли агенты спецслужб и ведомство по охране конституции? (примечание: все неонацистский и правые группы в ФРГ напичканы агентами спецслужб) Таким вопросам уделяется недостаточно внимания, а в результате мы узнаем только часть правды. Это очень горько для людей, которых я представляю. Они не добиваются максимальных сроков для обвиняемых. Наша цель другая - понять, почему были совершены эти убийства, почему они не были предотвращены.

- Генеральная прокуратура считает, что не следует затягивать процесс и не путать суд с парламентской следственной комиссией. Речь, мол, должна идти только о вине подсудимых. Вы согласны с такими аргументами?

- Нет, не согласен. Я часто бывал гостем на заседаниях следственных комиссий. Там то и дело говорят, что тот или иной вопрос относится к компетенции суда. А здесь в суде говорят, это, дескать, дело следственной комиссии. Так и перекидывают мяч туда - сюда, а в итоге остаются пробелы.

Мне кажется, что и с правовой точки зрения позиция генеральной прокуратуры в данном случае сомнительна, поскольку для определения меры наказания важно понимать, какую роль играли правоохранительные органы. Мы тоже не хотим затягивать процесс, но важно прояснить все обстоятельства, а не просто вынести приговор. Иначе может остаться неприятный осадок.
контекст

- Какие чувства преобладают у ваших клиентов?

- Разочарование, порой - ужас. Когда речь заходит о тяжелейших убийствах, когда на экран проецируются фотографии погибших, а сидящие на скамье подсудимых и, в частности, госпожа Цшепе не выказывают никакого интереса и проявляют полное равнодушие, это трудно переносить.

Цшепе имеет право молчать, но моим клиентам пошло бы на пользу услышать хотя бы слово, помогающее прояснить ситуацию. Мы, сторонние наблюдатели, даже представить себе не можем, что пришлось пережить родственникам жертв, которые на протяжении целого десятилетия таковыми не считались. Члены их семей травмированы на всю жизнь.

- Каковы самые насущные вопросы, которыми с вашей точки зрения еще должен заняться суд?

- Во-первых, вопросом о группах поддержки. Мы исходим из того, что в большинстве случаев преступники имели пособников на местах. Иначе террористы не могли бы действовать так, как они действовали. Второй очень важный вопрос: что знали агенты, что знали сотрудники ведомства по охране конституции? Объяснения фактов уничтожения значительной части документов во время следствия совершенно неубедительны.

Также интересен вопрос о европейском измерении. Мы знаем, что у NSU были связи в разных европейских странах, но они почти не расследовались. На процессе речь идет не только о том, виновны подсудимые или нет, но и о доверии к правовому государству. Как адвокат и гражданин этой страны я обязан ему доверять, но и правовое государство должно показывать, что заслуживает такое доверие.

- Вы часто бываете в Турции. Как там воспринимают этот процесс?

- Вначале с некоторым разочарованием. Ведь он начался крайне неудачно: для журналистов турецких СМИ сперва не были зарезервированы места в зале. Со временем, однако, появилось впечатление, что суд и в особенности председательствующий судья весьма порядочно, хорошо и профессионально ведет процесс. В то же время есть ощущение, что службы безопасности не заинтересованы во всеобъемлющем прояснении этого дела.

- Господин Дайамагюлер, вы немецкий адвокат турецкого происхождения и однажды так сказали о жертвах NSU: "Мертвые мертвы, потому что они такие, как я". Тогда вы сомневались, стоит ли браться за это дело. Как вы смотрите на вещи теперь, по прошествии года?

- Я решил больше не думать об этом, а просто делать свою работу с присущей адвокату дистанцией. В противном случае становишься уязвимым, ранимым и к концу дня больше не можешь работать. Подумаю обо всем, когда процесс закончится.