Тред №997926

"Дзержинский – это символ эпохи, ориентированной на социальную справедливость"
Только такой человек, как Дзержинский, с его решительностью, твердостью и неослабеваемой энергией мог преодолеть все эти препятствия, завоевать доверие к себе и к ВЧК. Для него не существовало никаких трудностей, никаких преград. Он шел вперед убежденно, верно, не срываясь. Несмотря на то, что он горел в борьбе, и для него борьба была сама жизнь, он не увлекался, сохраняя хладнокровие в самые тяжелые моменты. Только такой человек, с такой выдержкой, с такой решимостью, мог возглавлять ВЧК. Конечно, абсолютная социальная справедливость недостижима, но в советской системе не было принято тыкать в лицо людям, что ты богатый, что ты ездишь за границу, что ты отличаешься от других тем, что можешь купить дорогую машину и так далее. Дзержинский – это символ той эпохи, которая была ориентирована на социальную справедливость. Но он символ не только этого. Дзержинский – это символ подавления "пятой колонны" в стране.



В России, глядя на войну людей против скульптур (хотя фантасты обнадеживали, что в 21 веке люди будут воевать только против роботов), решают - вернуть на место или нет памятник для кого-то "сильно неоднозначной фигуре" 20 века – первого и последнего "робокопа" Советского государства, "Железного Феликса". Не робота, но человека с нечеловеческой силой воли, создателя и руководителя органов внешней и внутренней безопасности великой супердержавы. Таким человеком гордились бы где угодно, только не в стране, которая вечно посыпает голову пеплом, а колени ахеджаковых ссадинами, бросаясь перед каждым встречным в поисках прощения.

"Я думаю, что рано или поздно, но памятник Дзержинскому будет восстановлен, - говорит постоянный эксперт Накануне.RU, историк и публицист Андрей Фурсов. - Война с прошлым, война с историей – дело глупое. В Париже стоят памятники Робеспьеру, Дантону, а уж на их руках крови намного больше, чем на руках Дзержинского. Я уже не говорю о Кромвеле – тем не менее, его памятник стоит у английского парламента. Эта вакханалия борьбы с памятниками, которая имела место в 1991-92 гг. – с одной стороны, это такой психоз, а с другой стороны, это не такая простая вещь. Например, когда рушили памятник Дзержинскому - кто-то в это время уничтожал свои досье как "стукачей" советского прошлого. Вообще, нужно сказать, что советское прошлое, Сталина, Дзержинского, КГБ и другие символы советской эпохи больше всего ненавидят бывшие "стукачи"".
Московское отделение КПРФ уже не первый раз выступает с инициативой по проведению референдума об установке памятника Дзержинскому на Лубянской площади (возле известного учреждения органов безопасности, где основатель этой структуры работал – дневал и ночевал – почти всю свою жизнь), откуда со своего постамента он был свергнут в 1991 г.



В поддержку проведения референдума за возвращение "Железного Феликса" на Лубянку собрано большое (и необходимое - около 150 тыс.) количество подписей, но комплекты подписных листов до сих пор поступают в штаб от общественных организаций. В то же время близкие к Кремлю наблюдатели заявляют, что власти постараются не допустить установки - ведь "во всем мире это будет воспринято как определенный сдвиг в политике России". Что, впрочем, неудивительно на фоне освобождения по УДО Евгении Васильевой. Своим мнением поделился один из инициаторов процесса возвращения "Железного Феликса", депутат ГД от КПРФ Вячеслав Тетекин: "Речь идет о принципиальном моменте – или мы реально боремся с коррупцией – тогда это Дзержинский, или мы только делаем вид, и тогда это памятник Чубайсу при жизни".
Почему сейчас? Почему заговорили о возвращении Дзержинского сегодня, и не так страшен он сам, как то, что предвещает его появление – ведь за ним могут вернуться и памятники Сталину, и определенные настроения в обществе, порвется поводок? Ну, зачем его бояться - ведь памятник не оживет, не наведет порядок в царстве коррупции своей железной рукой, это просто символ, без реальных действий и политической воли – так и останется существом неодушевленным. Так какой же сильной личностью надо было быть, чтобы враги боялись только лишь твоего изображения в камне? Почему-то кажется, если памятник Дзержинскому поставят – за этим должны последовать реальные антикоррупционные меры.



"Надо сказать, что Дзержинский, в общем-то, был одним из основателей Советского государства, а поскольку, как известно, именно в советский период наша страна достигла высочайших успехов за свою историю, то, как мне кажется, такой деятель должен быть отмечен в том числе и монументами, - говорит автор исторических книг о советском периоде Игорь Пыхалов в беседе с Накануне.RU. - Понятно, что сейчас не все одобряют деятельность большевиков, но если у нас ставят памятники различным деятелям страны - тем же русским царям, тому же Сахарову или Солженицыну - то почему не должно быть памятника Дзержинскому?"
Чтобы быть лояльным к настоящему, будем смотреть в прошлое сквозь смазанное равнодушием стекло истории – через него, действительно, многие личности целой эпохи покажутся одинаковыми. И сравнить можно неудачливого писателя, шедшего в ногу с политическими настроениями Пентагона и ЦРУ (потому и ставшего таким великим), со скромным человеком в шинели, который - что он сделал? – никто из сдававших ЕГЭ и не знает (что-то про кровь миллионов?..). Но вот он, как раз - не призывал скидывать на головы своих соотечественников атомные бомбы другого государства. Тем, кого считал врагами, смотрел в глаза, за своей спиной держал тех, кого защищал. Чужими руками на войне не пользовался и потому запачкал свои. Его нельзя назвать человеком Ленина, но он и не стал человеком Сталина, он был гражданином нашего государства и взялся его защищать в опасное время. И, да, у него возникали недомолвки с властью, но он не бежал в лживые объятья эмиграции. И все же его не считают достойным своей страны, своего места на Лубянке?



"Сталин, несомненно, его ценил, - комментирует историк Игорь Пыхалов. - Мы можем увидеть целый ряд фотографий, где Дзержинский вместе со Сталиным, но при этом говорить, что Дзержинский был человеком Сталина, нельзя - все-таки он и сам был довольно крупной фигурой. Если бы он не скоропостижно скончался, то, вполне возможно, он был бы одним из высших руководителей нашей страны".
Дзержинский родился в многодетной семье мелкопоместного дворянина в Виленской губернии. Бросив гимназию после 8 класса, Феликс стал профессиональным революционером, занимался пропагандой, за что его отправляли в ссылки, бежал из заключения. Участвовал в работе первого съезда Социал-демократии Королевства Польского и Литвы, был заключен в Варшавскую цитадель. Участвовал в Октябрьской революции, организовывал отряды Красной Гвардии в Москве. Был самым активным членом Польского ревкома. Здесь мечта не сбылась – Польша осталась панской.
"Дзержинский был в польской части нашей партии, во время Гражданской войны он был среди так называемых левых коммунистов, потом он, правда, изменил позицию. Интересно, что к концу Гражданской войны и после он практически солидаризировался со Сталиным в той идее, что нам нужно строить не союз республик, как было сделано, а чтобы все национальные республики вошли в состав РСФСР на правах автономии, - говорит Пыхалов. - То есть строить страну не в виде федерации, а с республиками. Естественно, Ленин был против такого подхода, настоял на своем и даже прокомментировал, дескать, что наибольшими держимордами являются обрусевшие народцы, имея в виду именно Сталина и Дзержинского. Но, как показали дальнейшие события, Советский Союз был разрушен именно по границам этих республик - это показывает, что все-таки прав был не Ленин, а его оппоненты - Дзержинский в том числе".



В 1917 г. Совнарком, обсуждая вопрос "О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе", поручил Дзержинскому "составить особую комиссию для выяснения возможностей борьбы с такой забастовкой" – так была образована Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Дзержинский стал ее председателем и оставался им до ее преобразования в ГПУ в феврале 1922 г.
"Дело в том, что Дзержинский с самого начала относился к той части большевиков, которых условно называют "имперцами" – это были сторонники сильной централизованной власти, к этой же группе относился и Сталин, - рассказывает Андрей Фурсов. – Дзержинский у нас ассоциируется в первую очередь с организацией ВЧК – он действительно стоял у истоков. Но Дзержинский занимался и организацией хозяйства, и не был связан, по сути, с репрессивными делами. Значительно большую роль в оформлении репрессивных структур советской власти сыграл Менжинский, а Дзержинский занимался многими другими вещами".



Представить невозможно, насколько нереальной задачей было "навести порядок" в стране, разрушенной интервенцией, гражданской войной, раздираемой до сих пор различными революционными группировками, "белыми" и просто шпионами. Октябрьская революция случилась, большевики, вроде бы, получили власть, но победа могла оказаться недолгой, их многие пытались игнорировать, если бы получилось свергнуть, дальше – запланированный раскол России по регионам, интервенция, захват отдельных регионов иностранными легионами, продолжение мелких уже локальных гражданских войн, голод и кровь - примерный сценарий. Уже кто-то должен был остаться у власти, уже кто-то должен был навести порядок, но бороться с контрреволюцией – с образованными офицерами, обученными агентами иностранных разведок, хорошо развитыми преступными группировками – для большевиков (партии рабочих и крестьян) непосильная задача. И, тем не менее, "навести порядок" вызвался именно Дзержинский.
"Разве трудное задание не должно выполняться? – рассуждал Дзержинский как-то в беседе с сотрудником ВЧК Яном Буйкисом, по воспоминаниям последнего, и добавлял, - если бы трудные дела мы откладывали и не стали бы их выполнять, то не было бы революции, и буржуазия продолжала бы властвовать над рабочим классом. А если трудное поручение передать другому, то от этого трудность не уменьшится. Трудности надо преодолевать, а не бояться их".



Помимо белогвардейцев, которые вели и открытую войну, и подпольную, помимо иностранных агентов (знаменитый заговор иностранных послов), помимо буржуазного кластера, меньшевиков, эсеров и иже с ними – были и просто бандиты. Причем, часто преступники маскировались под так называемых анархистов, затем – под сотрудников ВЧК. Самое распространенное преступление – мошенники от имени ВЧК организовывали "обыски", забирали у людей ценности и деньги, якобы по поручению Дзержинского. Так в Москве еще до прихода "Железного Феликса" промышляла "черная гвардия" и штаб "анархистов", они занимали особняки, забирали ценности, золото, серебро, а ненужные вещи раздавали обывателям. Драгоценности и предметы искусства по дешевке утекали за границу – а это уже государственное преступление. Среди "подставных сотрудников ВЧК" были и аристократы, например бывший князь Эболи, у него нашли подложные бланки и печати СНК, ЦИК, ВЧК, НКВД.
В городах страны было страшно жить, ночью нельзя было выйти на улицу - по вечерам черногвардейцы устраивали облавы, отбирали оружие, убивали и грабили прохожих. Головорезы не боялись новой власти, с удовольствием и ожесточением нападали и на самих товарищей из ВЧК. Дзержинский навел в Москве порядок. Поступило обращение к москвичам: "Лицам, занимающимся грабежом, убийствами, захватами, налетами и прочей преступной деятельностью, предлагается в двадцать четыре часа покинуть г. Москву или совершенно отрешиться от своей преступной деятельности, зная наперед, что через двадцать четыре часа после опубликования этого заявления все застигнутые на месте преступления немедленно будут расстреливаться".
После мер, которые могут показаться гуманному обществу жестокими, разгул преступности закончился, восстановился порядок. Как помнят многие - в Советском Союзе потом никто не боялся выходить по вечерам на улицы – это Дзержинский заложил основы политики в ведомстве госбезопасности. Сегодня ВЧК обвиняют, что расстреливались люди без суда и следствия. Но по началу ВЧК не брала на себя судебных функций и действовала через революционный трибунал, комиссия вела предварительное расследование. Право расстрела ВЧК применяла до 1918 г. только по отношению к бандитам и спекулянтам. Политические противники этой каре не подвергались. Но потом было покушение на Ильича, началась самая напряженная работа, лжесоциалистические партии на местах решились на "индивидуальный и массовый террор". Тогда совет наркомов расширил права ВЧК – на "белый" террор ответили "красным". Но все это говорится о революционных годах, о законах военного времени.



"Только такой человек, как Дзержинский, с его решительностью, твердостью и неослабевающей энергией мог преодолеть все эти препятствия, завоевать доверие к себе и к ВЧК. Для него не существовало никаких трудностей, никаких преград. Он шел вперед убежденно, верно, не срываясь. Несмотря на то, что он горел в борьбе, что для него борьба была сама жизнь, он не увлекался, сохраняя хладнокровие в самые тяжелые моменты. Только такой человек, с такой выдержкой, с такой решимостью, мог возглавлять ВЧК", – пишет в своих воспоминаниях Петерс Яков – заместитель председателя ВЧК, ОГПУ, председатель Московской контрольной комиссии ВКП(б) ("Дзержинский – кошмарный сон буржуазии", Мск, Алгоритм 2013 г.).
Заговор иностранных послов, белогвардейцев и другие спецоперации противников ставили перед ВЧК нереальные задачи. Сотрудников было подбирать сложно, весь аппарат состоял из нескольких человек. Ведь одно дело - бороться с хулиганами и бандитами, другое – распутывать клубок иностранных агентурных нитей, иметь дело с секретными шифрами, паролями. А ведь ВЧК в те годы состояла из рабочих, выходцев из "интеллектуальных низов", но эти люди быстро учились и вычистили страну.



Про ВЧК заговорили за границей – там не понравилось, что дело пошло в гору. В СМИ ВЧК поливают грязью, очевидец событий Мартын Лацис, председатель Всеукраинской ЧК, в своих воспоминаниях писал:
"Доходило до инсценировки зверств ЧК, и эти инсценировки снимались на киноленты. Все же и в этой литературе имя Дзержинского вынуждены были выделять. Дзержинский в этих описаниях – фанатик своего дела, неумолимо тверд в проведении борьбы с контрреволюцией, не истязатель, не взяточник, не развратник, каковыми эпитетами наделялось большинство сотрудников ВЧК. Дзержинский даже в глазах врагов – рыцарь революции. Эту чистоту характера Феликс Эдмундович перенес полностью и на ВЧК. Органам ВЧК вверены судьбы людей, их имущество. Разве трудно в таких условиях поскользнуться рядовому сотруднику? Ведь кругом искушения, а власть почти безграничная. За долгие годы работы в ВЧК у него воспитались закаленные работники – люди школы Дзержинского. Они также постепенно переходят на хозяйственную работу и здесь доказывают, что они кое-чему научились у своего учителя и умеют не только уничтожать контрреволюцию, но и уничтожать разруху, и создавать хозяйство".
Многие инсценировки и мифы про ЧК проявились годы спустя – и, как ведро с помоями, перевернулись на нас в 1990-х. Очень быстро был воссоздан образ настоящих разбойников, фанатиков и садистов. Удивительно, как такие люди могли противостоять всему миру, защищая СССР от внешней агрессии, и создать страну с одним из самых низких показателей преступности в мире. Да, главной функцией ВЧК была борьба с контрреволюцией, но и не только – это и борьба с внешним врагом, и борьба с врагом внутренним. Дзержинский руководил противостоянием сепаратизму, когда его назначили на украинский фронт. Он был председателем комиссии по выработке мер по усилению охраны государственных границ. "Железный Феликс" считал, что "граница есть линия политическая и охранять ее должен политический орган". Граница перешла в ведение Особого отдела ВЧК, пограничники тоже стали чекистами.



Действительно, авторитет Дзержинского в среде силовых структур и тогда, и даже, что удивительно, сейчас сохранился колоссальный – в кабинетах на Лубянке в очень многих кабинетах можно увидеть портрет "Железного Феликса". И не только потому, что он был борцом, достойным подражания, коллег подкупал его эталонный образ жизни. По воспоминаниям современников, Дзержинский был очень скромным человеком – он всю жизнь выступал за социальное равенство для всех, и сам был иконой этого равенства. Он много работал, а не отдыхал на Мальдивах, он спускался обедать со всеми в общую столовую, а не заказывал себе еду из ресторанов. Сам брал на раздаче пищу, такую же, как получали все. Если он обедал в кабинете, то узнавал у коллег, что они ели сегодня, что подают в столовой – не допускал, чтобы ему приносили что-либо лучше.
"Настоящего чая не было, - пишет Ян Буйкис в мемуарах, - часто пили просто кипяток или какой-нибудь суррогат. Дзержинский тоже пил морковный чай или кипяток, как все. (...) Мы глубоко и преданно любили своего Дзержинского и готовы были идти за ним на самые трудные дела и подвиги. В нем было что-то светлое, особенное. Он как бы излучал тепло, проникающее в душу. Само присутствие Феликса Эдмундовича среди нас вселяло спокойную уверенность, бодрость и желание работать самоотверженно и смело. Закаленные при нем чекисты оказались умнее и сильнее любой вражеской и иностранной разведки. Чекисты были неподкупные, честные".



Сегодня о нем остались воспоминания как о жестоком человеке, но жестокими были меры, которые он предпринимал против врагов – после себя он оставил мощную структуру государственной безопасности. С товарищами он не был жесток, но напоминал, что чекисты – представители советской власти, и в любых условиях должны вести себя так, чтобы не ронять своим поведением ее авторитета и достоинства, никогда не кричать на арестованного, не допускать никаких грубостей. Сам Дзержинский говорил не повышая голоса, четко определял свои требования. Традиции нашей школы госбезопасности, заложенные еще Дзержинским, стали известны всему миру, когда в новостях появилась информация о сегодняшних "вежливых людях". Феликс Эдмундович требовал много от себя и от каждого сотрудника ВЧК. Но многим прощал ошибки, если в них сознавались, был беспощаден к тем, кто хоть в малейшей степени лгал. Лжи он не прощал никогда, писали в своих воспоминаниях "Первый чекист" Вениамин Герсон и Абрам Беленький.
"Дзержинский требовал полной доказанности обвинений. Бывали случаи, когда после допроса выяснялась невиновность человека. Он тут же освобождался, и из ЧК его отвозили прямо домой, - свидетельствуют Герсон и Беленький. - Буржуазная печать неистовствовала, обвиняя ЧК в жестокости. Дзержинский дал резкую отповедь клеветникам: "ЧК – не суд, - говорил он, - ЧК – защита революции". Не жалел себя, но к другим относился с заботой, в архивах хранятся сотни записок с просьбой оказать помощь тому или иному товарищу".
Сегодня Дзержинского помнят только по работе ВЧК, но помимо защиты государственности он наводил порядок и в других сферах жизни молодого государства. Занимал и командные посты в народном хозяйстве страны, в 1920-х стал наркомом путей сообщения, писал: "На дорогах у нас в области хищений и бесхозяйственности один сплошной ужас. Хищения из вагонов, хищения в кассах, хищения на складах, хищения при подрядах, хищения при заготовках. Надо иметь крепкие нервы и волю, чтобы преодолеть все это море разгула (…) суровые кары вплоть до высшей меры наказания – расстрела - будут применяться не только к непосредственным участникам в хищении на транспорте, но и к пособникам, и скупщикам краденого".



Без железных дорог не было бы единой страны, и это хорошо понимал "Железный Феликс", выправляя работу путей сообщения, создавая прочное "сегодня" для государства. Создавал и светлое завтра, понимая, что будущее страны – дети. Тогда после войн – мировой и гражданской, по самым скромным подсчетам, было 5 млн беспризорников – детей, о которых никто не мог позаботиться. И это он, Дзержинский, организовывал распределители (временные приюты), коммуны, детские дома и детские городки – тут дети получали медицинское обслуживание, хорошее образование, питание и возможность дальнейшей жизни – восемь бывших беспризорников стали академиками АН СССР. При содействии Дзержинского было создано существующее и сейчас спортивное общество "Динамо". Когда он это все успевал?



"Мне по нескольку раз в день приходилось бывать в кабинете у Дзержинского, - вспоминает Ян Буйкис. - Как сейчас, вижу перед собой этот скромный, строгий, небольшой кабинет с двумя телефонами, простым письменным столом, покрытым красным сукном, а за ним высокого, слегка сутулого Феликса Эдмундовича. Когда бы я ни заходил к нему – утром, днем, поздно ночью, я всегда заставал его за работой. Невольно возникала мысль: когда же он спит? И спит ли вообще? Часа в три-четыре ночи Дзержинский ложился отдыхать тут же в кабинете за ширмой на простую железную кровать. Но стоило только открыть дверь, как он тут же вставал и снова был на своем рабочем месте".



Дзержинский принимал людей, выслушивал и действовал немедленно. "Думаете, это правильно, когда не замечают просьб и нужд отдельных людей? Нет. Массы состоят из личностей. И каждый человек имеет право на свидание", - говорил он.
Однажды Дзержинский узнал, что некоторые сотрудники ОГПУ из бюро пропусков в столе справок (те, кто обычно сидят за окошком и отвечают на вопросы граждан) хамят посетителям. Проверка это подтвердила. Дзержинский распорядился тогда, чтобы в часы приема за окошком сидели только начальники управлений и отделов ОГПУ, чтобы они давали исчерпывающие ответы и непременно в вежливой форме.
"Конечно, абсолютная социальная справедливость недостижима, но в советской системе не было принято тыкать в лицо людям, что ты богатый, что ты ездишь за границу, что ты отличаешься от других тем, что можешь купить дорогую машину и так далее. Дзержинский – это символ той эпохи, которая была ориентирована на социальную справедливость. Но он символ не только этого. Дзержинский – это символ подавления "пятой колонны" в стране, это тоже очень важный момент", - говорит историк, публицист Андрей Фурсов.



Здоровье при таком режиме начало подводить Дзержинского, и его буквально насильственно отправляли в отпуск. В Кисловодске главе ряда наркоматов с женой предоставили квартиру на втором этаже общей дачи "Каре", квартира состояла из трех комнат.
"Зачем мне такая большая квартира? – возмутился "Железный Феликс". – Вполне достаточно одной комнаты".
Умер Дзержинский после одной из триумфальных речей, он работал на износ до последнего своего дня. Да, Дзержинский был человеком своей эпохи, а это было жестокое время. Сегодня чиновников, настолько преданных Родине, наверное, уже не встретишь, да и Родину Дзержинского мы почти потеряли.