Vediki977

СУТЬ ДЕЛА
Вкратце фабула дела такова. 27 лет назад Юрий Мель, будучи 22-летним «летёхой», участвовал в штурме Вильнюсской телебашни, сидя в танке с холостыми боезарядами. В Литве существует юридически ложная интерпретация этих трагических событий (тогда погибло 16 человек, включая офицера КГБ Виктора Шацких).
Итак, власти Литвы обвиняют бывших советских военных, в том числе калининградца Меля, в том, что 13 января 1991 года «Советы» коварно вторглись в уже суверенную Литву. Аргументом «суверенности» служит Акт восстановления независимости Литвы, принятый 11 марта 1990 года. Однако это ложный ход мыслей. Мартовская независимость Литвы не была признана международным сообществом (о Советском Союзе и говорить нечего). Дело в том, что 19 ноября 1990 года в Париже состоялась представительное совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. На этой встрече были главы 34-х европейских государств. Литовцы туда рвались, но перед ними закрыли двери как стране, «не являющейся субъектом международного права».
Фарс и, как следствие, ничтожность судебного процесса в Вильнюсе демонстрирует и выведение из-под удара ключевого фигуранта дела – президента СССР Михаила Горбачёва. Даже штатный русофоб Витаутас Ландсбергис удивляется: «Горбачёва нет ни среди подозреваемых, ни среди свидетелей!» Ведь очевидно, что первое лицо государства давал окончательный приказ навести конституционный порядок в союзной республике. Это подтвердил на суде – в заочной форме – экс-командир группы «Альфа» Михаил Головатов. Его показания на минувшей неделе зачитали адвокаты: «В 1991 году мы были здесь по прямому указанию президента своей страны, его полномочия действовали на территории всей страны. Все решения согласовывались с руководством, с президентом Горбачёвым, только после согласования на высшем уровне».
Каков будет приговор – на сегодня единственное, что волнует родных и близких Юрия Меля. Генеральная прокуратура Литвы требует 16 лет лишения свободы. Если суд согласится с мнением гособвинителя, то с учетом того, что Мель уже отсидел 4,5 года, провести под стражей ему предстоит чуть более десяти лет.

ЧТО МОЖЕТ ПОВЛИЯТ НА ПРИГОВОР…
«Надеяться на полное оправдание не приходится, но могут быть сюрпризы», — считает историк из Вильнюса Валерий Иванов.
«В настоящее время из-за разрастающегося экономического кризиса меняется политический климат в США и Европе, поэтому не исключено, что Литва может остаться один на один со своей юридически ничем неподтверждённой русофобии. Как, к примеру, Англия с аферой «дела Скрипалей», – сообщил «Совершенно секретно» Иванов. – Надо понимать, что в Литве не любят брать всю ответственность на себя, как правило, прикрываются другими. А поддержки, по всей видимости, не будет».
По мнению историка, есть ещё один немаловажный аспект – президентские выборы в Литве в мае 2019 года.
«Решение суда может быть разыграно теми или иными политическими партиями с их претендентами на президентский пост, — продолжил собеседник «Совершенно секретно». – В Литве растут цены, покупают пушки, грозят Россией, а люди помнят, что Россия сама вывела свои войска в августе 1993 года и никак не собирается нападать на Литву. Четверть населения живёт ниже уровня бедности, а молодёжь бежит из Литвы в поисках лучшей жизни. Поэтому заезженная русофобская пластинка никого уже не вдохновляет на патриотические подвиги по имя «свободной Литвы».
Валерий Иванов полагает, что лучшим решением официального Вильнюса стало бы объявление амнистии в рамках 100-летия Литовского государства.
«Амнистия всем фигурантам дела по событиям 13 января в Вильнюсе, а также другим политическим заключенным, например, бывшему рижскому омоновцы Константину Никулину, отбывающему пожизненное заключение по надуманным обвинениям, на мой взгляд, стала бы самым мудрым решением. Но хватит ли мудрости и политической зрелости у нынешних литовский властей?», — задается риторическим вопросом историк.

ОБМЕН ШПИОНАМИ
Еще один прогноз: Москва может обменять Юрия Меля, когда он будет осужден, на одного из литовских шпионов, отбывающих наказание в России. Такое мнение интернет-каналу «СевЗапТВ» высказал депутат Калининградской облдумы, в прошлом офицер разведки ВМФ СССР Андрей Колесник. «То, что оглашение приговора отложено на целых полгода после окончания судебного разбирательства, подтверждает информацию о работе российских и литовских спецслужб по подготовке обмена Юрия Меля на литовского разведчика, по делу которого в России ещё не закончено следствие», — считает депутат.
Судя по открытым источникам информации, на сегодня в нашей стране находятся двое осужденных литовских шпиона. Это Евгений Матайтис, имеющий гражданство России и Литвы, и гражданин Литвы Арстидас Тамошайтис.
В 2016 году Матайтис был осужден к 13 годам колонии строгого режима, а Тамошайтис – к 12 годам лишения свободы. Первый – житель Калининградской области, бывший военный офицер Балтийского флота, завербованный литовскими спецслужбами в 2009 году. О втором практически ничего не известно, кроме факта, что он был задержан во время получения от гражданина России некой засекреченной информации.
Вместе с тем, в самой Литве, кроме Юрия Меля, отбывает наказание еще один россиянин. Речь идет о сотруднике ФСБ РФ Николае Филипченко, осужденном в 2017 году на десять лет по статье «Шпионаж». В общем, кандидаты для взаимного обмена имеются.
По мнению члена Общественной палаты Калининградской области Андрея Омельченко, нет никаких сомнений и иллюзий, что это дело политически мотивировано.
«Это в очередной раз подтверждает и дата оглашения приговора, подверстанная к литовскому государственному празднику. Это показательно циничное отношение к праву, как элементу пропаганды, сегодня ряд стран пытается сделать мейнстримом международных отношений, — прокомментировал «Совсекретно» общественник. — Создаётся впечатление, что, если при оглашении приговора Юрию Мелю будет использоваться принцип «хайли лайкли» (Highly Likely – «с высокой вероятностью».– Прим. ред.), то дипломатические работники ряда стран выступят с поддержкой такого демарша – русофобия сегодня оправдывает всё».
Андрей Омельченко подчеркнул, что такое подчинение суда политиканам заставляет любого человека в России «трижды подумать, прежде чем иметь дело со всем, что связано с Литвой».
«Надеюсь, наши власти смогут найти адекватное решение вопроса с нашим соотечественником. Даже при переговорах с таким партнёром как Литва», — заключил Омельченко.
…Супруга российского офицера Надежда Мель уже давно отказывается комментировать СМИ судебное расследование, разуверившись, кажется, в справедливости. Не исключением стало и «Совершенно секретно». «Поймите, ребята, у меня не осталось слов, чтобы описать всю боль от произошедшего», — сказала Надежда. За эти четыре года женщина нашла отдушину в живописи. Не так давно в Калининградском музее янтаря была выставлена ее работа, расписанная по мотивам петриковской росписи, под названием «Лебединая верность». Можно только догадываться, что творится в душе этой женщины.

Прима, но не балерина
К 1950 году основную массу пленных репатриировали на родину. Пришла пора и Растворову последовать за ними. А ехать в Японию не хотелось. В советской разведке назначение в эту измотанную войной, нищую страну считалось наказанием. К тому же обстановка там изменилась для нас в худшую сторону. Эйфория от довольно легкой для СССР победы прошла. Японских военных преступников осудили, но не всех. Страной фактически распоряжался генерал Маккартур. Каждый шаг советских представителей контролировался американцами. Их попросту выдавливали из страны.


У Растворова ко всему добавилась еще одна проблема. Семейная. Отношения с женой давно уже дошли до разрыва. Он с трудом поддерживал их, вынужден был притворяться, что не понимает насмешливых намеков приятелей. А намеки эти имели под собой почву.
Жена Юрия, Годова Галина Андреевна, очень эффектная женщина, была ведущей танцовщицей – сама она любила называть себя примой-балериной – ансамбля песни и пляски НКВД, за творческой деятельностью которого следил лично всесильный Лаврентий Берия. Растворов прекрасно понимал, что выделенная его семье из трех человек огромная квартира в элитном «генеральском» доме в центре Москвы – совсем не оплата его разведывательских заслуг. Но что было делать?! Единственная радость – дочь Танечка, появившаяся на свет в 1945-м.
В кадрах Юрия предупредили: в Японию он должен выехать один, без семьи. Горькой шутки ради он предложил Галине поехать с ним. Жена отказалась наотрез, сославшись на то, что не хочет терять престижную работу. Он понял, что это конец...
В 1950 году Растворов вернулся в Токио. Жил на территории бывшего посольства – на улице Роппонги в районе Адзабу (в 70-е годы на месте старой двухэтажной постройки возведут 10-этажное здание для советского посольства).
Советским представителям особенно тяжело пришлось после подписания Японией в 1951 году в Сан-Франциско мирного договора с бывшими военными противниками. Советский Союз этого договора не подписал, а значит, формально находился с Японией в состоянии войны и не имел права на свое посольство. Было придумано некое «временное дипломатическое представительство». Подполковник советской разведки Юрий Растворов служил в нем в ранге второго секретаря. Занимался в основном сбором информации об американских военных базах в Японии. Посещал бары, рестораны, три раза в неделю играл в теннис в американском клубе. Вел себя корректно, много не пил, внешне ничем особенно не интересовался. К чему возбуждать подозрения? Он и так чувствовал, что находится под колпаком американской контрразведки. Не успел однажды поделиться с партнером по теннису, мол, неплохо бы ему усовершенствовать свой английский, как тут же появилась в поле его зрения симпатичная преподавательница-американка. Он был осторожен. Встречался с ней, но особого внимания не проявлял. Да и зачем? Секретных источников информации и без этого хватало. После начала войны в Корее Япония, благодаря солидным американским финансовым вливаниям в производство материалов, обеспечивающих потребности войны, стала быстро возрождаться. Токио и другие крупные города превратились в «дома отдыха», где восстанавливали здоровье потрепанные в боях «вооруженные силы ООН».

Рука Москвы
5 марта 1953 года умер Иосиф Сталин. Для Растворова это было громадным потрясением. К власти мог прийти Лаврентий Берия, подчинивший себе все спецслужбы. И от любого каприза все еще формальной жены-плясуньи зависела судьба Растворова, да что судьба, жизнь.


Потом пришла обнадеживающая весть – Берия арестован. И тут же стали доходить слухи, что в Москве началась очередная «зачистка» – будто бы убирают всех, кто как-то связан с Берией. По прежним «зачисткам» в НКВД Растворову было доподлинно известно, как расправлялась власть с попавшими под подозрение разведчиками. Сколько их было отозвано в Москву и расстреляно в 30-е годы! Где гарантия, что сейчас не повторится то же? Кому докажешь, что не имел с Лаврентием Павловичем никаких отношений? Жена... Объяснять, что знал и молчал, терпел, мирился?
В тревогах закончился год. А в январе 54-го в Саппоро на острове Хоккайдо проходили международные соревнования по конькобежному спорту. В них принимали участие и советские спортсмены. Административная группа, сопровождавшая нашу делегацию, была такой внушительной, что ее пришлось поделить. Часть чиновников отправилась на Хоккайдо, часть осталась в Токио – для решения кадровых вопросов в дипломатическом представительстве.
После собеседований нескольким сотрудникам представительства объявили об отзыве в Москву. В их число попал и Юрий Растворов. Каких-то очевидных причин для досрочного завершения его командировки не было. По всем данным, он был намного способнее и успешнее тех, кого оставляли в резидентуре. Обидно? Не то слово. Страшно?.. Им овладело полное безразличие – будь что будет! И вот тут снова вмешалась судьба в образе шифровальщика резидентуры, отношения с которым у Юрия не заладились. Подвыпивший «шифрик», знавший в деталях комбинацию с отзывом Растворова, позлорадствовал: «В Москве тебе покажут, где раки зимуют. Там с тебя шкуру-то спустят!»
И Растворов испугался всерьез: «А ведь и вправду спустят. За что? Да хоть за квартиру, которую жене-плясунье подарили. А что будет с дочкой?»
Примерно так объяснит он позже мотивы своего решения о побеге.
Отзываемые на родину отплывали 25 января 1954 года на советском теплоходе, курсировавшем между Йокогамой и Находкой. Растворова среди них не было. Накануне, вечером 24-го, он пришел к «преподавательнице английского языка», на деле кадровой сотруднице американских спецслужб, и та отвела его к своему шефу – в американскую военную контрразведку. Оттуда беглеца передали представителям ЦРУ.

В Моршанском лагере. Крайний справа – офицер связи, завербованный Растворовым

А вскоре будущую супружескую пару самолетом доставили из Токио на Окинаву, затем через военную базу на остров Гуам в США.

«Советский шпион номер один в Азии»
Так называли Растворова после его побега в западной прессе. Это слабо соответствовало действительности. Он был рядовым сотрудником резидентуры, и круг его разведывательных интересов не был широк. И все-таки советской стороне он принес немало неприятностей.
В своих показаниях и интервью Растворов сообщил, что в Токио у него на связи было 36 агентов-японцев. И назвал их имена. К счастью, большинство из выданных им людей отделались легким испугом – защите удалось доказать их невиновность. У Японии в те годы не было и быть не могло государственных секретов, в каком же шпионаже их обвинять?!
Не повезло самому ценному агенту Растворова Хигараси Нобунори. На допросе, воспользовавшись оплошностью следователя, он выбросился из окна четвертого этажа и разбился насмерть. Такой была официальная версия властей. А что, если ему «помогли» выпрыгнуть? Ведь срок и ему грозил совсем небольшой...
Побег советского разведчика на время осложнил отношения с Японией, но и не оправдал надежд американцев – серьезного конфликта не получилось. Растворов собирал информацию об американских секретах, а не японских. Уже в октябре 1956-го отношения были восстановлены, и «дело Растворова» стало достоянием истории, по крайней мере внешне.

Плата за страх
Итак, бежать Юрию помогла подставленная ему американской военной контрразведкой «преподавательница». Мери Джонс (по американским источникам – Хоуп Макартни Саймонс) выполнила до конца предписанное ей руководством – проводила беглеца до Америки, вышла за него замуж, родила двух дочерей. Правда, потом бросила надоевшего ей русского и вышла замуж вторично – за сотрудника ЦРУ.

офицер штаба Квантунской армии Асаэда Сигэхару

А Растворов жил в США под легендой, разработанной спецслужбами. Якобы родился он в Тегеране в 1924 году. Отцом его был голландец, инженер-нефтяник, работавший до 1917 года в Баку. Мать – русская. В США он перебрался в 1953 году после смерти родителей. В разговорах с дотошными собеседниками, пытавшимися порасспрашивать его о голландских корнях, старался перескочить на другие темы.
На первых порах американцы использовали его в качестве советника и консультанта в противостоянии с КГБ. Иногда он читал лекции и проводил беседы с молодыми сотрудниками ЦРУ. В конце 50-х работал менеджером в компании, занимавшейся электроникой. Одним словом, не бедствовал. Хорошо одевался, ездил на дорогих автомобилях. В 1959 году по специальному решению конгресса США получил американское гражданство. И стал иногда выезжать в Европу – покататься на горных лыжах.
Взамен американцы получили от него то, что в ЦРУ называли «важной информацией о советской шпионской и подрывной деятельности в Японии и более ранними сведениями о том, как СССР спланировал войну в Корее и как Сталин добился от Китая участия в этом конфликте». Глава ЦРУ Аллен Даллес отметил заслуги Растворова благодарственным письмом.
Но прошло время, и Растворов стал ЦРУ не нужен. А лет двадцать назад он стал не нужен и своим детям. Его сдали в дом для престарелых. Последние три года после перенесенной на ноге операции он был прикован к постели. И до самой кончины опасался за свою жизнь – после побега военный трибунал в Москве в 1954 году заочно приговорил его к высшей мере. Даже после развала СССР он постоянно ожидал возмездия.
Его бывшие коллеги по советской разведке тоже понесли наказания. Больше других пострадал сотрудник резидентуры в Токио Василий Соколов. Его отозвали в Москву, уволили из разведки и исключили из рядов КПСС. За то, что в Токио он дружил с Растворовым, коротал с ним вечера за рюмкой, а вот предателя не распознал...

Вернер Мишел, капитан американской военной контрразведки, «разрабатывавшей» Растворова

 
 

Неудивительно, что к китайцам, которые вели себя более цивилизованно, дауры относились уважительнее. Воины императора появились на берегах Амура почти одновременно с русскими. В 1640 году они подавили сопротивление дауров и эвенков, казнили их вождя Бомбогора и признали побережье Реки Черного Дракона (так называли в Китае Амур) еще одной частью Империи. Присоединение было проведено с соблюдением всех китайских церемоний, дауры понимали, кому, за что и сколько они обязаны платить. После присоединения Амура к Китаю новые набеги русских казаков не могли не спровоцировать межгосударственного конфликта. Во избежание этого Россия попыталась установить с Китаем дипломатические отношения.
Подобные попытки предпринимал еще Иван Грозный, но его посольства просто не добрались до границ Поднебесной. Первым до Пекина доехал посланник царя Алексея Михайловича Фёдор Байков. В 1656 году он пытался добиться аудиенции у императора Шуньчжи, но столкнулся с неожиданной дипломатической проблемой. Правители Поднебесной считали всех жителей земли своими подданными и требовали от иностранных послов, чтобы те подползали к трону императора на коленях и троекратно бились лбом об пол у ног владыки. Гордый россиянин справедливо счел, что такой церемониал станет унижением для его государства и его царя и отказался ползать на брюхе перед богдыханом. Китайцы очень удивились нежеланию варвара исполнить элементарный обряд коу-тоу, посадили Байкова на несколько месяцев в тюрьму, а когда он там так и не одумался, отправили его обратно в Москву ни с чем. С таким же плачевным результатом окончилось и следующее русское посольство в Китай под руководство Николая Спафария в 1675 году.


Обряд Коу-тоу на монументе Самджеондо в честь присоединения Кореи к Китаю, 1639 год. Источник: en. wikipedia.org

Развитие событий в Приамурье тонкости дипломатического протокола остановить не могли. К тому времени там уже возникли базы, с которых русские лихие люди совершали ясачные набеги на приамурских туземцев. В 1653 году был основан Нелюцкий острог, а чуть позже на островке при впадении реки Кумары в Амур поднялся Кумарский острог. Разорение дауров и гиляков стало более планомерным. Но они к тому времени уже были подданными Империи, которая не замедлила нанести ответный удар. Сперва сами китайцы не хотели марать руки, воюя с северными варварами. На эту грязную работу они отрядили данника — тунгусского князя Гантимура. Тот сжег Нелюцкий острог и перегнал окрестных земледельцев-дауров южнее, под защиту китайской крепости Нингута.


Вид на Нерчинск, 1710 год. Источник: wikipedia.org

Русские намёка не поняли и не унялись. Они возродили спаленный острог, дав ему новое название Нерченский, и даже попытались захватить китайскую крепость. При неудачной осаде много казаков полегло под огнём китайских пушек, однако наглость северян заставила неповоротливую Империю присмотреться к ним повнимательней.
В 1655 году десятитысячное китайское войско под командованием Пён Гыпа осадило Кумарский острог. Казакам удалось бы дольше отсидеться за его валами, если бы не нехватка продовольствия — своего хлеба лихие люди не сеяли, провиант они отбирали у туземцев, не делая больших запасов. Оголодав, казаки бросили острог и ушли в Якутск. Китайцы уничтожили следы пребывание русских на своей территории и тоже отошли от Амура.
Русские отсиживались в Якутске недолго. Вскоре они вернулись на Амур и заново отстроили маленький, основанный еще Ерофеем Хабаровым Албазинский острог. Наученные горьким опытом казаки уже не злодейничали как раньше и сосуществовали с китайскими подданными довольно мирно. Шло время, к Албазину потянулись русские переселенцы. К концу 1660-х годов вокруг острога появились два десятка слобод и монастырь. При этом русские власти как будто не замечали казачьего форпоста в Приамурье. Албазинцы исправно посылали в Якутск пушную дань, но не получали в ответ даже благодарности. Только в 1682 году русские власти признали Албазин своим и прислали туда воеводу Алексея Толбузина. С того момента Приамурье официально стало спорной территорией Китая и Русского государства. В XVII веке подобные споры решались с помощью оружия.


Гравюра с изображением осады Албазина из книги Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария». Амстердам, 1692. Источник: wikipedia.org

В июне 1685 года к Албазину по Амуру приплыло трехтысячное войско под командованием Лантаня. Еще не пристав к берегу, китайцы потопили несколько плотов, на которых спешили под защиту бревенчатых стен острога крестьяне окрестных слобод. Высадившись, воины Империи расставили вокруг стен Албазина тяжелые пушки и начали обстрел. Острог предназначался максимум для обороны от туземцев, вооруженных луками, и к планомерной осаде был не готов. Тяжелые ядра пролетали его насквозь, пробивая обе стены. Запылали хлебные амбары, церковь с колокольней, дома албазинцев. Тем не менее четыреста защитников острога сдаваться не собирались. Им удалось отбить первый штурм китайцев, потеряв при этом больше сотни человек. Лантань стал готовиться ко второму штурму, а Толбузин знал, что вновь отбиться не удастся: кончались запасы пороха. Воевода вступил в переговоры с китайским командующим и выторговал право беспрепятственно уйти вверх по Амуру в Нерчинск.


Оставление Албазина. Источник: Lemur59.ru

В конце июня китайцы сравняли с землей опустевший Албазин и, сочтя свою миссию выполненной, ушли на юг, даже не уничтожив посевы вокруг городка. На пепелище тут же вернулись русские. Еще до холодов они успели вновь отстроить Албазин. Его гарнизон увеличился до 514 служилых людей, под командованием того же Толбузина. Огневую мощь острога теперь составляли 12 разнокалиберных орудий. Под руководством заместителя воеводы, бывшего немецкого офицера Афанасия Бейтона, вокруг бревенчатых стен насыпали земляные валы с бастионами по последнему слову европейской военной науки.
Всё это не укрылось от внимания возмущенных китайцев. В апреле 1656 года император Канси принял Лантаня и приказал ему вновь захватить Албазин, но не уничтожать его, а превратить в китайский оплот для дальнейшего завоевания восточной Сибири. В новый поход снарядили пятитысячную армию на 150-ти речных судах. При приближении этого войска все крестьяне окрестных деревень и промысловики с ближайших заимок собрались в Албазине. Восемь сотен защитников поклялись оборонять острог до последней возможности.


Оборона Албазина. Китайский рисунок. Источник: en. wikipedia.org.

Не дожидаясь начала осады, русские предприняли первую вылазку. Бейтон во главе трех сотен казаков напал на высаживавшихся с кораблей китайцев, а пушки со стен Албазина подожгли несколько кораблей. Постоянные вылазки защитники острога предпринимали и позже. Китайцы насыпали вокруг крепости несколько курганов и с их высоты обстреливали Албазин. Во время первой такой бомбардировки 16 июня был смертельно ранен воевода Толбузин. Командование обороной принял Бейтон.
Осада затянулась на год. Защитники прятались от огня в ямах, которые плохо скрывали их от зажигательных ядер. В огне сгорело несколько амбаров с припасами, но голод русским не грозил. А вот от цинги умерли многие. К весне в живых осталось всего полторы сотни албазинцев. Трудно пришлось и осаждавшим. На столь долгую осаду Лантань не рассчитывал и о запасах продовольствия не позаботился. В его войске начался голод. Китайцы несли большие боевые потери, русским удалось уничтожить до половины осаждавшего войска. Взять дальневосточный орешек не помогли ни бомбардировки, ни подкопы под стены, ни осадные агрегаты. В августе 1697 года Лантань отступил, не зная, что внутри развалин и обгоревших стен к тому времени могли держать оружие лишь 25 человек.

Портрет Сонготу. Источник: wikipedia.org

Пушки смолкли, настало время для дипломатических переговоров. Царевна Софья направила посольство в Китай еще в 1686 году. Однако возглавлявший его боярин Фёдор Головин не мчался на край земли сломя голову. По дороге он погостил у отца, тобольского воеводы, подолгу задерживался в каждом из попутных городков, так что к Амуру посольство добралось лишь через три года. Переговоры начались в августе 1689 года в Нерчинске. В нескольких саженях от бревенчатых стен острога поставили два шатра, причем русский выглядел явно богаче. Зато делегация от Императора была куда представительней, её возглавлял дядя богдыхана князь Сонготу. За его спиной находилось двадцатитысячное войско, сильно нервировавшее Головина.
Переговоры осложнила языковая проблема: русско-китайских толмачей не нашлось. Пришлось общаться на латыни, которой не владели ни китайский, ни русский послы. Речи Головина переводил на латынь поляк Андрей Белобоцкий, а два монаха-иезуита, испанец Томас Перейро и француз Жан Франсуа Жербильон, перетолковывали латынь на китайский. Затем процедура повторялась в обратном порядке. Первым делом русские сунули в лапу иезуитам несколько дорогущих соболей, надеясь, что те после этого будут переводить «по-правильному». Но это помогло слабо. Переговоры затягивались. Ни одна сторона не хотела уступать Приамурье соседу. Тогда Сонготу устроил демонстрацию силы. Его армия спокойно окружила Нерчинск, направив на острог и шатёр русского посла жерла многочисленных пушек. Трусоватый Головин сломался и пошел на уступки китайцам.
Границу между двумя государствами провели по реке Аргунь и вершинам Станового хребта. Правый берег Амура остался китайским, а левый был признан ничейным. Головин также согласился на полное разорение упорного Албазина. Нерчинский договор был составлен на трёх языках и скреплен печатями двух государств. Впоследствии оказалось, что из-за недостаточной разведанности дальневосточных краёв русские и китайцы Становым хребтом считали разные горы, то есть границу они представляли по-разному. И в Москве, и в Пекине договором остались недовольны. Тем не менее, Нерчинский договор действовал 170 лет до заключения более подробного Айгунского договора 1858 года.
Забавно, как оценивали договор 1689 года в XX веке. Его оценки колебались синхронно с изменениями советско-китайских отношений. Когда СССР и КНР крепко дружили, историки обеих стран писали, что Нерчинский договор — справедливый и разумный. Как только советско-китайские отношения обострялись, те же самые историки начинали утверждать, что проклятые китайцы\русские еще в XVII веке навязали простодушным русским\китайцам крайне невыгодный Нерчинский договор. Но каковы бы ни были оценки дипломатических достижений Головина и Сонготу, героизм защитников крохотной Албазинской крепости никем не оспаривался.
Источники

1. Иванов А. Зайцева Ю. «Дебри», 2016
2. Алексеев А. «Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. До конца XIX в». 1982.
3. Изображение для анонса материала на главной странице: blaginform.ru
4. Изображение для лида: warhead.su

Впрочем, тут же стало известно, что произошла еще одна "стычка" США и Южной Кореей по поводу КНДР. По данным японских СМИ, которые затем подтвердили и американские источники, в середине сентября накануне поездки Мун Чжэ Ина в Пхеньян и его встречи с Ким Чен Ыном состоялись два телефонных разговора между все той же главой МИД Юга Кан Ген Хва и госсекретарем США Майком Помпео. Как утверждают японские журналисты, Помпео, узнав о содержании приготовленных к подписанию межкорейских договоренностей по сотрудничеству в сфере соединения железных и автомобильных дорог, а также снижению мер по напряженности в военной сфере, "сильно разозлился" и "использовал в разговоре с Кан жесткие выражения", назвав подход Сеула неприемлемым для США. Помпео подчеркнул, что подобные инициативы надо вырабатывать совместно, то есть, говоря словами Трампа, "получать разрешение из Вашингтона".
Кан Ген Хва как могла увиливала от прямых ответов в ходе недавних слушаний в парламенте РК, но в итоге в беседе с депутатами ей пришлось признать, что разговор по телефону действительно был, а у Помпео "были ряд вопросов по поводу соглашений в Пхеньяне, так как его недостаточно проинформировали заранее". Хотя министр тут же поспешила добавить, что СМИ сгустили краски и "жестких выражений" от Помпео она не помнит, но в любом случае факт беседы признала и не стала отрицать, что были разногласия.
Ранее военные США также озвучили свое, мягко говоря, не самое восторженное отношение к мерам между министерствами обороны РК и КНДР по снижению напряженности, которые были подписаны в ходе межкорейского саммита в Пхеньяне 19 сентября. В соглашении содержатся ряд шагов, которые напрямую касаются действий в районе демилитаризованной зоны. Но проблема в том, что ее с южнокорейской стороны контролирует командующий войсками США в Корее, совмещающий должность Командующего силами ООН в Корее. Новый главком войск США в РК, выступая на слушаниях в Сенате США, тут же заявил, что вне зависимости от договоренностей в Пхеньяне "контроль над ДМЗ остается в руках США", дав понять, что Вашингтон вполне может проигнорировать межкорейские соглашения.
Отметим, что недавно опять же Командующий войсками США в Корее уже "показал зубы" Сеулу, не разрешив проезд через ДМЗ южнокорейского состава в КНДР. Специалисты Юга и Севера Кореи собирались провести обследование состояния железнодорожного полотна в КНДР, чтобы понять, что предстоит восстанавливать и модернизировать в случае активизации сотрудничества. Главком войсками США в Корее нашел предлог, сказав, что "о проходе поезда не уведомили в установленные сроки", хотя ранее это никогда не было причиной для подобных демаршей. В Сеуле однозначно расценили это как выражение недовольства США межкорейским сотрудничеством.
Насколько можно судить, США стали пытаться со всех сторон "остудить пыл" Сеула по развитию связей с КНДР. На днях источники в банковских структурах и парламенте Южной Кореи сообщили, что сразу после межкорейского саммита 20-21 сентября в несколько ведущих банков страны напрямую позвонили представители министерства финансов США, занимающиеся вопросами сбора финансовой информации, реализации санкций и пресечения финансирования терроризма. По словам корейских банкиров, американские чиновники устроили форменный допрос южанам на тему: "Какие у вас планы сотрудничества с Северной Кореей?" В Сеуле ответили, что они "только изучают возможности в случае снятия санкций, но пока ничего не делают". На это американцы заявили, что "санкции надо строго соблюдать", попросив их регулярно информировать о состоянии и перспективах различных проектов Юга с Севером Кореи.
Согласно источникам, представители минфина США обзвонили все банки Юга, которые так или иначе "засветились" в изучении возможностей сотрудничества с КНДР, а также ранее использовались правительством Юга для финансирования и сопровождения межкорейских проектов. Среди этих банков фигурируют Industrial Bank Korea, "Банк предприятий Кореи" "КВ-Кунмин Бан", Shinhan, NH-Nonhyuop Bank и другие.
В МИД Южной Кореи и в самих финансовых организациях подобные прямые звонки минфина США в банки назвали "очень необычными", так как принято, что обычно свою позицию, включая "настоятельные просьбы" о соблюдении санкций, Вашингтон доводит до Сеула по дипломатическим каналам, после чего с банкирами беседуют южнокорейские чиновники. На этот раз, похоже, в Вашингтоне решили, что им лучше всё разъяснить финансовым структурам Юга напрямую.
В финансовых кругах Южной Кореи это расценили как своего рода предупреждение США банкам не предпринимать ничего, что могло бы нарушить санкции, в том числе американские, против КНДР. Учитывая нынешнее состояние международной финансовой системы, которая сильно завязана на США, эти предупреждения были восприняты очень серьезно. С другой стороны, все это опять показало, что США и Южная Корея стали существенно расходиться в подходе к КНДР, а Вашингтон уже начал давить на союзника по самым разным каналам.
Отметим также, что на переговорах в Пханмунчжоме 15 октября Юг и Север приняли решение о том, что в конце ноябре-начале декабря проведут церемонию начала соединения и модернизации железных и шоссейных дорог двух стран на западном и восточном участках. США же постоянно подчеркивают, что никакие новые проекты сотрудничества с КНДР невозможны, пока не будет явного прогресса по вопросу денуклеаризации Северной Кореи. Получается, что окрики из Вашингтона как минимум не всегда воспринимаются в Сеуле.
Южнокорейцы обратили внимание и на еще одну характерную деталь, которая ложится в общий контекст расхождений Сеула и Вашингтона по Северной Корее. Как сообщило издание "Чосон Ильбо", отныне граждане Южной Кореи вошли в число представителей 50 государств, которые должны проходить дополнительную, более тщательную проверку при желании посетить своих знакомых на военных базах США в Японии. В число "подозрительных" раньше уже вошли граждане России, Китая, КНДР, Ирана, Афганистана и других стран, но удивительно, что впервые туда попали и южнокорейцы, состоящие в союзнических отношениях и сами имеющие военные базы Америки на своей территории. Командование войсками США в Японии отказалось объяснять этот шаг, но подтвердило, что отныне граждане РК должны проходить дополнительную проверку.
Если подводить итог, то, как и предсказывали ранее эксперты, расхождения жесткой линии Трампа в отношении Пхеньяна и стремления президента РК Мун Чжэ Ина наладить сотрудничество с КНДР стали все более очевидны. Если смотреть на действия Муна, то он в настоящий момент пытается совместить две очень разные, если не противоречащие друг другу вещи: сохранить хорошие отношения и как минимум видимость союза с США, но при этом еще суметь развить межкорейское сотрудничество.
Именно поэтому в ходе своих визитов в США Мун Чжэ Ин постоянно говорит то, что хочет слышать Трамп, а во время встреч с Ким Чен Ыном подчеркивает единство двух частей Кореи и необходимость межкорейского сближения. Сеул недавно достаточно сильно уступил Вашингтону в ходе пересмотра двухстороннего Соглашения о свободной торговле, что, по словам аналитиков, стало попыткой Мун Чжэ Ина "купить" хотя бы сдержанную реакцию Трампа на межкорейский саммит в Пхеньяне.
Примерно как часть этой же стратегии - делать мелкие, "приятные" США уступки, демонстрируя по максимуму солидарность с Вашингтоном, в обмен на относительную свободу в отношениях с Пхеньяном - можно расценить и недавний инцидент с задержанием властями Южной Кореи в порту Пусан российского сухогруза "Севастополь". Власти США обвинили судно в незаконных поставках нефти в КНДР и ввели односторонние санкции против компании и непосредственно судна. При этом четких доказательств нарушений Вашингтон не предоставил. Однако Сеул задержал судно, но при этом не стал выдвигать своих претензий. В итоге после жесткой реакции Москвы, вызова после РК в МИД РФ, судно отпустили. Сеул, весьма странным поведением с сухогрузом, попытался показать США, что он "поддерживает санкции против КНДР", но практически на ровном месте спровоцировал определенное осложнение отношений с Россией, где прекрасно понимают подоплеку метания Сеула между союзом с США и желанием добиться прорыва с КНДР. Но теперь после публичных окриков из Вашингтона стало очевидно, что США не собираются "покупаться" на попытки задобрить их, а требуют от Сеула неукоснительного следования в фарватере политики Соединенных Штатов в отношении КНДР.
В Сеуле надеются, что смогут найти выход из этого шаткого положения, сведя вместе Дональда Трампа и Ким Чен Ына, когда те договорятся, позволив Сеулу сохранить хорошие отношения с обеими странами. Именно поэтому Мун Чжэ Ин сейчас так активно проявляет себя в качестве посредника при организации второго американо-северокорейского саммита.
Судя по промежуточным результатам, пока Муну удается "пройти по краю", и саммит США и КНДР действительно состоится. Проблема только в том, что КНДР и США требуют друг от друга уступить первыми, а это чревато новой конфронтацией. Если же вторая встреча Ким Чен Ына и Дональда Трампа ограничится договоренностями уровня саммита 12 июня в Сингапуре, то уже будет трудно избежать конфронтации между Пхеньяном и Вашингтоном. Если в первый раз общие фразы и отсутствие четких обязательств по денуклеаризации в целом удалось "затмить" пиар-эффектом от "первой в истории личной встречи лидеров США и КНДР", то теперь одного этого будет мало. А потому вполне возможно, что после второго саммита Южная Корея будет вынуждена выбирать между своими двумя очень противоречивыми и, возможно, нереалистичными для сосуществования линиями.

Месть: Али Хасан Саламе (на фото), чья группа убила 11 израильских спортсменов, был убит в результате подрыва бомбы "Моссадом".

19 декабря 1968 г. группа агентов "Моссада" тайно провезла Фатхи через реку Иордан, откуда он должен был проникнуть в штаб-квартиру Арафата.  
Затем они стали ждать. Через пять часов пришла новость. Фатхи не терял времени. Он пошел прямо в полицейский участок и обвинил "Моссад" в попытке обработать его. Операция полностью провалилась.
Но в последние годы "Моссад" соответствовал своей репутации как самой эффективной в мире тайной машины убийств. Одна операция в Дубае подтверждает это. В январе 2010 года группа из нескольких агентов "Моссада" прилетела в этот богатый нефтью эмират по фальшивым паспортам, в париках и с накладными усами.  
Под видом туристов и игроков в теннис - некоторые из них даже имели при себе ракетки - они проникли в номер в роскошной гостинице "Al-Bustan Hotel".
Там они ждали свой объект преследования - ведущего сотрудника "Хамас" Махмуда аль-Мабуха. Как только аль-Мабух вошел в свой номер, они схватили его и использовали высокотехнологичный ультразвуковой инструмент, чтобы ввести ему в шею яд, даже не повредив кожу.  
Он умер через несколько мгновений. Четыре часа спустя большинство из группы уже вылетели из Дубая. Работа сделана.


Месть: Али Хасан Саламе, чья группа убила 11 израильских спортсменов, был убит в результате взрыва, устроенного "Моссадом", на фото

Все это, возможно, звучит хвастливо или героически. Но в действительности в истории Бергмана нет ничего привлекательного.    
Так, первым человеком, умирающим в его книге, является не какой-то палестинский террорист или левый экстремист. Это британский полицейский: начальник отдела сыскной полиции Том Уилкин из Олдебурга на побережье Суффолка.  
Осенью 1944 года Уилкин находился в Иерусалиме, где он отвечал за борьбу с сионистскими партизанами.
На тот момент Иерусалим являлся частью управляемой британцами Палестины, где власти с трудом пытались удержать под контролем напряженность между сионистами - которые хотели независимое еврейское государство - и их палестинскими соседями.  
Для еврейских боевиков из террористической банды Стерна Уилкин не был человеком. Он был мишенью. В сентябре 1944 года, когда он прогуливался по улице, мальчик, сидевший у бакалейной лавки, бросил на землю свою шапку - знак, что мишень находится в пределах досягаемости.  
Мгновения спустя два молодых еврейских мужчины открыли огонь из револьверов. Уилкину "удалось повернуться и вытащить пистолет", вспоминал один из нападавших, Дэвид Шомрон, "но затем он упал лицом вниз. Из его лба фонтаном брызнула струя крови".  
Шомрон не почувствовал ни малейших угрызений совести. "Не было даже небольшого укола вины", - сказал он позднее. "Мы считали, что чем больше гробов прибудет в Лондон, тем ближе будет день свободы".  

 
Одна операция в 1968 году была напрямую вдохновлена фильмом "Манчьжурский кандидат"

Эта ужасная фраза - "чем больше гробов прибудет в Лондон" - передает настроение книги Бергмана. Потому что, как бы безжалостно это ни звучало, Шомрон оказался прав.
Столкнувшись с волной убийств, включая бесславный взрыв в 1946 году в гостинице "King David Hotel" в Иерусалиме, в результате которого погиб 91 человек, в основном британские чиновники, правительство Клемента Эттли решило уйти оттуда. Сионисты получили то, что они хотели.  
Но кровь, которая хлестала из головы бедного Тома Уилкина, вскоре превратилась в поток.
Государство Израиль было рождено в условиях жестокой этнической чистки, когда еврейские и палестинские соседи убивали друг друга тысячами, в то время как арабские соседи новой страны пытались удушить ее при рождении. Вряд ли удивительно, что с тех пор лидеры Израиля руководствуются чувством незащищенности. В конце концов, Израиль всегда был окружен враждебными государствами, большинство из которых отрицают, что он даже имеет право на существование.  
Кроме всего прочего, ни один израильтянин не может забыть ужасную тень холокоста, когда нацистами были убиты шесть миллионов евреев.


Бывший директор "Моссада" Мейр Даган (на фото), отдавший приказы о сотнях убийств с 2002 по 2011 год, хранил фотографию своего родившегося в Польше деда, стоящего на коленях и окруженного немецкими солдатами, за несколько мгновений до того, как его застрелили и сбросили в общую могилу

Даже сегодня ненависть к евреям остается чудовищной приметой политического пейзажа Европы - как свидетельствуют ужасные события внутри Лейбористской партии, где лидер Джереми Корбин и его друзья проявляют безразличие к возрождению самого ядовитого анти-семитизма. Поэтому не удивительно, что в борьбе за выживание лидеры Израиля так часто обращались к бомбам и пулям.      
"Если кто-то приходит убить вас", говорится в священном еврейском тексте, Талмуде, "встань и убей его первым".  
Как утверждает Бергман, это является руководящим принципом "Моссада", а также израильской службы внутренней безопасности "Шин Бет" и разведывательного управления армии "Аман" с момента основания государства 70 лет назад.  
Бывший директор "Моссада" Мейр Даган, отдавший приказы о сотнях убийств с 2002 по 2011 год, хранил фотографию своего родившегося в Польше деда, стоящего на коленях и окруженного немецкими солдатами, за несколько мгновений до того, как его застрелили и сбросили в общую могилу.    
Урок этого, как сказал Даган Бергману перед своей смертью в 2016 году, в том,что "большинство евреев во время холокоста умерли, не сражаясь. Мы никогда не должны снова попасть в такую ситуацию, стоя на коленях, не имея возможности сражаться за наши жизни".
Собственная история Бергмана, кстати, захватывающа. Хотя его книга создала ему репутацию разоблачителя, он является прямой противоположностью бесхитростного, слезливого активиста.  
Родившийся в 1972 году у родителей, которые оба пережили холокост, он проходил свою воинскую службу в разведывательном подразделении израильской военной полиции, получил ученую степень в Кэмбридже и является теперь старшим корреспондентом крупнейшей израильской газеты.  
Основываясь на 1000 интервью и утечках огромного количества документов, его книга часто похожа на роман Джона ле Карре. Но для ее публикации от него потребовалось значительная смелость.

 
Этот фотодокумент, сделанный нацистским офицером, был найден в лагере после его освобождения 15 апреля 1945 года. Спрятавшийся в Аргентине Эйхман был схвачен на улице в пригороде Буэнос-Айреса группой агентов "Моссада" и "Шин Бет" 11 мая 1960 года и привезен в Израиль без ведома аргентинских властей. Эйхмана судили, приговорили к смерти и казнили в Иерусалиме 30 мая 1962 года

Когда он работал над книгой, глава израильской армии обвинил его в "шпионаже при отягчающих обстоятельствах" и даже просил службы безопасности предпринять действия против него.
Почему? Причина в том, что Бергман проливает беспощадный свет на человеческие издержки политики Израиля санкционированных точечных убийств. Он показывает, например, что когда операции происходили за границей, то израильские агенты и тогда и, возможно, по сей день непростительно с пренебрежением относятся к гражданским жертвам.  
Вероятно, самой жуткой является глава его книги, касающаяся операции в 1973 году - и которая была настолько же далека от гламура и романтики триллера о Джеймсе Бонде, насколько это можно себе представить.  
Тем летом "Моссад" охотился за Али Хасаном Саламе, одним из самых разыскиваемых людей в мире. Саламе являлся главой операций "Черного сентября", палестинской террористической группы, убившей 11 израильских спортсменов на Олимпийских играх 1972 года.  
"Моссад" хотел убить его, но след оборвался. Затем случилось чудо. В Лиллехаммере, Норвегия, израильский тайный агент заметил Саламе в кафе. Было отправлено сообщение в Тель-Авив, и была сформирована боевая группа. 21 июля, когда Саламе и его подруга вышли из автобуса, возвращаясь домой из кино, убийцы ждали в арендованном "Вольво". Они выпрыгнули из машины, сделали восемь выстрелов, запрыгнули обратно в свою машину и умчались, оставив свою жертву в луже крови.  
Это была почти идеальная ликивидация, если бы не одна проблема. Они убили не того человека.  
Это был не Саламе, а Ахмед Бучихи, марокканский официант с женой на большом сроке беременности.
В результате норвежская полиция арестовала шестерых израильских агентов. Пятеро отбыли тюремный срок в Норвегии, хотя все были быстро отпущены в рамках секретного соглашения. Когда эти пятеро вернулись в Израиль, их встречали как героев. Мало кто поставил под вопрос принципиальную моральность операции; просто жаль, считали они, что "Моссад" убрал не того человека.  
Но они добрались до него со временем. 22 января 1979 года Саламе только что вышел из своей бейрутской квартиры, когда женщина, израильский агент, наблюдавшая со своего балкона, нажала на кнопку и на улице взорвалась колоссальная бомба, заложенная в автомобиле.
Были убиты также восемь случайных прохожих, включая немецкую монахиню и британского студента, но в "Моссаде" это никого не волновало. "К убийствам привыкаешь", - объясняет бывший глава силовой структуры Ами Аялон. "Становится легко избавляться от человеческой жизни. Вы тратите четверть часа, 20 минут, на то, кого убить".  
Используя жутко знакомую фразу, Аялон даже называет это "банальностью зла" - слова, позаимствованные у немецкого философа Ханны Арендт, которая использовала их для описания нацистского военного преступника Адольфа Эйхмана. Что говорит само за себя.  
И хотя Бергман показывает, почему порядочные люди могут считать, что у них нет выбора, кроме как принимать ужасные решения, он также показывает последствия перехода грани между добром и злом.  
В начале 80-х, например, одержимость израильского министра обороны и позднее премьер-министра Ариэля Шарона убийством Ясира Арафата привела его к одним из самых темных страниц в современной истории Израиля. В то время Израиль был вовлечен в ужасающую гражданскую войну в Ливане, в которой погибло как минимум 120000 человек.  
Там, по приказу Шарона, его армия вступила в тайный сговор с христианскими фалангами, ополчением, которое убило сотни, если не тысячи, мусульман в бейрутской бойне, отрезая их уши в качестве сувениров и хороня их тела в ямах для гашения извести. Почти трудно в это поверить, но Шарон на этом не остановился.    
Некоторые из собеседников Бергмана рассказали ему, что пять раз в 1982 году Шарон серьезно подумывал сбить обычный гражданский пассажирский самолет, когда он узнавал, что на борту может находиться Арафат.  
И каждый раз израильская армия отказывалась подчиниться, иногда умышленно колеблясь до тех пор, пока не было уже поздно. Если бы они это не сделали, погибли бы сотни обычных пассажиров в результате того, что Бергман называет "преднамеренным военным преступлением".  
Вне всякого сомнения, все это будет лить воду на мельницу критиков Израиля. Особенно на левом фланге критика Израиля стала автоматической реакцией, часто окрашенной более чем намеком на антисемитизм.    
Есть, конечно, хорошие причины критиковать Израиль. Мне невозможно оправдать его жестокое отношение к побежденным палестинцам или его бездушную, циничную политику расширения израильских поселений на палестинских территориях.
И все же евреи пострадали - погромы, гонения и невыразимая непристойность холокоста - какой разумный человек будет против того, чтобы у них был свой дом?
И кто может винить их за то, что они воюют, чтобы защитить свою родину от тех, кто уничтожил бы ее?
С 1948 года, как на это указывает и сам Бергман, угрозы существованию Израиля являются на самом деле реальными. Одним из наиболее сильных образов его книги является фотография израильской женщины, залитой кровью, которую уносят после взрыва смертника в Тель-Авиве.    
Шарон показывал эту фотографию иностранным дипломатам всякий раз когда они ставили под вопрос израильскую программу точечных ликвидаций. Учитывая кровавую историю и опасное настоящее Израиля, я понимаю, почему его агенты считают, что они должны действовать так, как они действуют.  
Но вопрос в том, есть ли польза от этих убийств. За последние 70 лет число смертей выросло, но мира так и нет. Кровь течет, а Израиль все равно не находится в безопасности.  
На его врагов, конечно, ложится большая доля вины. Но убийства, возможно, стали настолько естественными, что руководство Израиля перестало искать другие решения. Так или иначе, конца-края этому не видно - и поэтому убийства "Моссада" продолжаются. Из-за их секретного характера они редко попадают в заголовки прессы. Но даже сейчас, пока вы читаете эти слова, кто-то где-то планирует следующую ликвидацию.  

Ким Ир Сен и Пак Хон Ён
Фото: Public Domain / Wikimedia
В первом правительстве КНДР Пак был первым вице-премьером и министром иностранных дел, а в донесениях советского посла Терентия Штыкова Ким Ир Сен и Пак Хон Ён постоянно упоминаются вместе, из чего можно сделать вывод о том, что их политический вес был сопоставимым. Если сравнивать Ким Ир Сена того времени со Сталиным, то это Сталин образца (условно) 1930 года — первый среди равных на фоне лидеров иных фракций.
Борьба фракций началась еще до образования КНДР, и первым ее серьезным всплеском было столкновение советских корейцев и внутренней группировки, когда было необходимо выстроить работающую вертикаль власти и покончить с махновщиной. Ким в этой разборке был скорее нейтральным наблюдателем.
Любопытен и так называемый «инцидент в Синыйчжу» 23 ноября 1945 года: тогда несколько сотен школьников вышли на демонстрацию и потребовали возвращения на свой пост директора христианской школы, уволенного Народным комитетом, в котором доминировали коммунисты из внутренней группировки. По приказу местных властей советские солдаты открыли огонь, убив пару десятков человек и ранив несколько сотен. Слухи об этом множились, и Ким Ир Сен лично приехал в город, чтобы разобраться в ситуации. Он встретился с представителями школьников и раскритиковал местных коммунистов за излишне жесткие действия, сумев урегулировать конфликт.
Затем еще в 1946 году Куликов, активно общавшийся с Пак Хон Ёном и высоко его ценивший, написал под корейским псевдонимом статью под названием «Пак Хон Ён — великий патриот корейского народа». Однако официальные корейские газеты отказывались печатать эту статью, ссылаясь на то, что она вызовет неудовольствие Ким Ир Сена. Только после давления со стороны советской военной администрации статью напечатали под более нейтральным названием «Пак Хон Ён — один из видных деятелей Кореи».
На фоне фракционной борьбы автор рассматривает и историю начала Корейской войны. Она началась не внезапно, и крупномасштабное наступление начал именно север. Но предыстория этих событий весьма важна. До определенного времени Москва, как и Вашингтон, отказывала корейским лидерам в разрешении начать войну. По сути, сталинское мнение на тот момент было таково: «Вы имеете право на контратаку, только если против КНДР будет совершена вооруженная провокация», однако с южнокорейской стороны таких провокаций хватало, и советский посол Штыков направил в Москву более 50 записок, в которых указывал на неминуемость конфликта большего масштаба.
15 сентября Штыков представил докладную записку с подробным анализом ситуации: «Ким Ир Сен и Пак Хон Ён, видимо, учитывают обстановку и не хотят быть ответственными за затяжку объединения страны. Не видя возможности объединения страны мирным путем, они пришли к мысли провести объединение страны путем вооруженного выступления против южнокорейского правительства. Они считают, что в этом мероприятии их поддержит народ как на севере, так и на юге страны. Они, видимо, учитывают, что если объединение не провести в настоящее время, хотя бы вооруженным путем, тогда вопрос с объединением затянется на годы. Южнокорейской реакции удастся задушить демократическое движение на юге, разгромить и уничтожить их левые организации. Одновременно южнокорейская реакция использует это время для создания более сильной армии и может напасть на север страны с тем, чтобы уничтожить все то, что создано на севере за эти годы».
Однако 24 сентября 1949 года Политбюро ЦК ВКП(б) оценило план нанесения упреждающего удара и освобождения юга как нецелесообразный, чреватый долгой войной и иностранной интервенцией. По мнению Политбюро, «только в условиях начавшегося и действительно разворачивающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южнокорейских реакционеров».

Пак Хон Ён, 1948 год
Фото: Public Domain / Wikimedia
남북연석회의의 축사를 낭독하는 박헌영, 1948.04.05
19 января 1950 года советский посол Штыков докладывает Москве о важном разговоре с Ким Ир Сеном: «Теперь, когда освобождение Китая завершается, на очереди стоит вопрос освобождения Кореи. Партизаны не решат дела. Я не сплю ночами, думая о воссоединении. Мао сказал, что наступать на юг не надо. Но если Ли Сын Ман будет наступать, тогда надо переходить в контрнаступление. Но Ли Сын Ман не наступает… Ему, Ким Ир Сену, нужно побывать у Сталина и спросить разрешения на наступление для освобождения Южной Кореи».
Сталин посоветовался с Мао и 30 января 1950 года телеграфировал Штыкову: Ким Ир Сен «должен понять, что такое большое дело в отношении Южной Кореи, которое он хочет предпринять, нуждается в большой подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было слишком большого риска. Если он хочет побеседовать со мной по этому делу, то я буду готов принять его…»
Историки определенной ориентации очень любят цитировать это высказывание Сталина, воспринимая пассаж про «организовать надо» как доказательство того, что инициатива развязывания войны исходила из Москвы, а не из Пекина или Пхеньяна. Однако автор видит в приведенном отрывке скорее готовность обсудить вопрос и обеспокоенность возможными рисками.
В апреле 1950 года Ким Ир Сен снова появляется в Москве и пытается убедить Сталина в том, что все к вторжению готово. Однако Сталин советует дополнительно обсудить вопрос «с китайскими товарищами», и в апреле-мае 1950 года Ким Ир Сен и Пак Хон Ён посещают Пекин, где происходит окончательное формирование китайско-корейского военного союза. Неслучайно в телеграмме Мао Сталин пишет: «Вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до нового обсуждения».
Но по какой же причине осторожный, казалось бы, Сталин дал добро на начало войны? По мнению автора, ответ есть в мемуарах советского дипломата и востоковеда Михаила Капицы, по словам которого Пак Хон Ён «утверждал, что на юге сложилась революционная ситуация, что как только начнется наступление Народной армии, там произойдут мощные народные выступления, сеульские власти будут парализованы и согласятся на объединение».
Конечно, здесь можно поставить вопрос о том, насколько Капица валиден как источник и насколько он придерживается ангажированной позиции. Зная биографию этого человека и его репутацию определенного фрондера (еще во время Корейской войны он проявил достаточно смелости, чтобы открыто назвать «уткой» пропагандистские материалы о ведении американцами бактериологической войны), резонно полагать, что у него не было причины выпячивать роль Пак Хон Ёна.
Тем более, что основания для того, чтобы так думать, были. Как мы помним, масштаб левого сопротивления режиму Ли Сын Мана в 1948-1949 годах был сравним с масштабом антияпонского сопротивления в Корее в начале ХХ века. В 1950 году эта активность уже начала спадать. Сказались и проведенная режимом куцая аграрная реформа, и весьма жесткие меры по подавлению левых выступлений. Однако снаружи это было видно меньше, чем изнутри, и представители Северной Кореи вполне могли потрясать цифрами и фактами, однозначно говорящими о том, что объединение страны будет легким.
У автора создается четкое впечатление, что стратегия Москвы строилась на стопроцентной уверенности: война на Корейском полуострове будет развиваться как блицкриг. Сценарий виделся примерно таким: северокорейская армия в кратчайшие сроки подавляет сопротивление противника, захватывает столицу Сеул, после чего по всей стране тут же разворачивается всенародное восстание, южнокорейский режим прекращает свое существование, и международному сообществу приходится мириться с новым положением дел на Корейском полуострове.
Это косвенно подтверждается и тем, как выглядела северокорейская стратегия в первые дни войны: после разгрома южнокорейской армии в прифронтовой зоне и захвата Сеула армия КНДР примерно неделю не продолжала развивать успех, а словно чего-то ждала. Капица открыто говорит, что расчеты Пак Хон Ёна не оправдались.

Американские артиллеристы ведут огонь во время Корейской войны
Фото: AP
И если решение Москвы дать добро Пхеньяну на начало военных действий базировалось на ложной посылке о том, что сеульский режим вот-вот рухнет, то возникает вопрос: осознанно ли Москву снабжали дезинформацией? В докладных записках советских дипломатов в Москву хватает данных о том, что южнокорейский режим находится в состоянии кризиса. Однако после закрытия в Сеуле консульства СССР Москва не имела возможности собирать сведения о положении в Республике Корея напрямую.
Следовательно, данные, скорее всего, поступали от северокорейских товарищей, а точнее от Пак Хон Ёна. Как министр иностранных дел присутствовавший при всех переговорах Ким Ир Сена с Москвой и Пекином, Пак был вторым (если не первым) человеком в определении северокорейской внешней политики и точно вторым после Кима в остальных вопросах: это хорошо видно хотя бы по советским работам самого начала 50-х, где Пак превозносится и цитируется лишь немногим менее, чем Ким.
Таким образом, в 1949-1950 годах Пак Хон Ён был как минимум вторым человеком в стране вообще и имел хорошие шансы стать первым, тем более что, если бы война завершилась успехом, ТПК значительно расширилась бы за счет коммунистов юга, существенная часть которых была его сторонниками. Учитывая, что по численности населения юг вдвое превосходил север, Пак вполне мог рассчитывать на то, что на ближайшем съезде партии у него будет прекрасная возможность «подвинуть» Ким Ир Сена за счет численного превосходства его сторонников в партии. Во всяком случае, перед войной он заявлял, что на юге под его началом находятся 200 тысяч коммунистов (в одном Сеуле — 60 тысяч), которые немедленно восстанут, как только начнется война. Эти заявления Пака подтверждает и Капица.
Как лидера коммунистов юга Пак Хон Ёна нельзя считать некомпетентным в оценках внутриполитической ситуации в Южной Корее. И хотя автору непонятно, выдавал ли Пак желаемое за действительное, будучи отрезан от реальной информации, или сознательно «гнал дезу», именно он был основным источником тех данных, на основании которых было решено воевать.
А что по тому же поводу думал сам Ким Ир Сен? Как формально первое лицо страны он был обязан декларировать определенный тренд вне зависимости от того, насколько он его поддерживал. У нас нет оснований не верить тому, что он действительно не спал ночами и думал об объединении, но у этого есть и иная грань. Вздумай Ким не проявлять должного рвения в этом вопросе, он мог попасть под огонь критики как сверху, так и снизу, и быть «съеденным» своими соратниками. Не забудем, что и Пак Хон Ён, и Чхве Чхан Ик были существенно старше Кима и в рамках традиционалистского менталитета вполне могли считать его «мальчишкой» (не забудем, что в 1950 году Ким Ир Сену было только 38) и выдвиженцем Кремля, которого приходится терпеть из-за поддержки Москвы. Но использование Коминтерновского опыта административных интриг вполне могло бы изменить ситуацию.
Как бы то ни было, добро было получено, война началась, и сразу же все пошло не так. Ожидаемого восстания не случилось, зато произошло вмешательство в войну США, чего корейцы «не предполагали и не ожидали». В этом контексте Штыков упоминает, что в разговоре с Ким Ир Сеном Пак Хон Ён «прямо поставил перед ним вопрос о необходимости официально просить советское правительство прикрыть Северную Корею советской авиацией, а перед китайским правительством о вводе в Корею китайской армии».
Вообще, из отчетов Штыкова Сталину довольно хорошо видно, что Ким и Пак достаточно часто присутствуют вместе, но в определенных ситуациях Пак практически перехватывает инициативу разговора и в основном это касается курса на усиление масштабов войны. Так что наиболее сильным ястребом в северокорейском руководстве оказывается не Ким, а именно Пак.

Пак Хон Ён, 1948 год
Фото: Public Domain / Wikimedia
남북연석회의의 축사를 낭독하는 박헌영, 1948.04.05
Впрочем, снять с себя бремя ответственности Ким Ир Сен не мог, хотя внутреннее напряжение в руководстве КНДР явно было. По утверждениям Александра Мансурова, в ноябре-декабре 1950 года на встрече в присутствии Штыкова Ким Ир Сен даже запустил в Пак Хон Ёна чернильницей с криком «Это ты во всем виноват!»
При рассмотрении дальнейшей фракционной борьбы нам следует внимательно отделять репрессии, связанные с ней, от более-менее обоснованных кадровых решений. Ко вторым автор относит смещение Ким Му Чжона, военного лидера «китайской фракции». 21 декабря на экстренном пленуме ЦК Трудовой партии Кореи вместе с рядом иных военных и партийных руководителей (из самых разных групп, включая партизанскую) он был исключен из партии и снят со всех постов за самовольные казни солдат, отступающих с юга, и неподчинение приказу Ким Ир Сена защищать Пхеньян до последнего. В 1951 году Му Чжон был вынужден вернуться в Китай, где умер от болезни.

По ссылке на полную статью

ВЗГЛЯД: Европа должна сделать свой выбор, а британские элиты – свой?
А. Б.: Британия по менталитету и устремлениям совершенно другая страна. Последние 200–300 лет это была глобальная держава, со своими амбициями, своим правящим классом, который мнит себя глобальным. Более того, он привык руководить миром и не забыл еще свое имперское прошлое. И он не хочет просто вписаться как один из проектов в мир, где британским лордам будут из Брюсселя рассказывать, что им делать. Они не готовы к этому.
Выбор [Британии] очень болезненный, он происходит на фоне углубления и социальных, и экономических проблем. Поэтому для них прекрасно работает поиск врага, переключение всех проблем на то, что это вот Россия мутит воду. То же самое и в Америке: давайте найдем врага, который, кстати, не очень сильно с нами завязан экономически и который традиционно воспринимался всеми как враг. И давайте на него все валить.
Тем более что они теряют? Если в противоречиях с Китаем возникают серьезные торгово-экономические проблемы, то торговли с нами, по сути, нет.
ВЗГЛЯД: Россия оказалась удобна в роли оппонента?
А. Б.:
Россия всегда была удобным мальчиком для битья. Она далекая, непонятная, там медведи ходят. Традиционно типаж такой большой страны с ядерным оружием – это враг.
Война – это крайний способ борьбы, чисто силовой и самый экстремальный. А информационная война является в этом смысле заместителем тех возможностей борьбы, которые совершенно невозможны при использовании ядерного оружия. А вот политическую борьбу с помощью информационной войны можно вести, и прежде всего это навязывание своей точки зрения. Она ведется не против нас, а используя нас, – чтобы навязывать свою точку зрения всему остальному миру. Прежде всего европейским союзникам, чтобы держать их в узде, одновременно ими манипулируя.
ВЗГЛЯД: То есть, по сути, дело не в России? Россия – инструмент?
А. Б.: Очень удобный инструмент. А мы, естественно, должны как-то отвечать.
ВЗГЛЯД: А мы подыгрываем?
А. Б.: Не думаю, что мы подыгрываем, я думаю, мы обороняемся. Но вопрос в том, что обороняться в информационной войне не очень практично. Вот спросите любого военного, можно ли наладить оборону в открытом пространстве, он скажет – нельзя, потому что вас всегда могут обойти с тыла. В информационном открытом пространстве – то же самое. Либо вы владеете инициативой, задаете правила игры, выдаете идеи, которые будут завтра обсуждаться. Вы ставите вопросы и завоевываете умы и сердца аудитории, даже не своей и не обязательно их, потому что вы находитесь совершенно на разных концах, – но симпатии третьих лиц, которые смотрят со стороны и либо симпатизируют им, либо симпатизируют вам. Это и страны БРИКС, и Восток, и весь остальной незападный мир, который нам очень симпатизирует.
Сейчас наша гигантская задача – не просто обороняться от западного информационного давления, а убедить весь остальной мир, что это информационное давление – нечестное. Его оказывают на нас те, кто стремится проталкивать свои какие-то цели и интересы, причем по всему миру, эксплуатируя всех остальных.
К сожалению, наша точка зрения только начинает до них доходить, через наши медиа, например, через тот же самый «Спутник» или RT. Но их мало, весь остальной мир отслеживает устоявшиеся информационные источники Запада: Associated Press, CNN и другие каналы, тем более что они задают тон и в «Фейсбуке».
ВЗГЛЯД: Наверное, здесь стоит рассчитывать и на наш МИД...
А. Б.: Дипломатия не годится для идеологической войны. Это прекрасно одетые люди, которые вежливо разговаривают друг с другом, работают по правилам, у них есть протокол, традиции. МИД – это наши официальные каналы общения. Но сегодня, вместе с развитием информационной среды, каналы возникают от человека к человеку, а не от государства к государству.
Чтобы убедить весь остальной мир в чем-то, нужна позитивная повестка дня, которая предлагает то, что миру нужно. А что миру нужно? Миру нужен мир. Войны никто не хочет. Нас, по сути, ведут к войне, потому что идет передел мира.
Давайте будем бороться за планету, которая будет чистой, на которой будут ресурсы, уровень жизни будет подниматься, на которой не будет таких неприемлемых вещей, как война, несправедливость, социальное неравенство, которое высасывает соки из всех стран.
Если мы сможем предложить позитивную повестку дня, за нами пойдут, ведь у Запада сейчас нет позитивной повестки. В свое время она была. Было движение против колониализма, за демократию. У нас должна быть повестка дня, которая идет дальше, чем просто демократия, – за лучшую и справедливую планету.
ВЗГЛЯД: Разве сейчас это возможно?
А. Б.:
Возможно, просто надо этим заниматься целенаправленно. «Валдай» – площадка, где обкатываются идеи, где люди с различными бэкграундами из разных стран могут выработать подходы, которые были бы взаимно приемлемы и несли миру что-то. На таких площадках происходит выработка общей повестки дня. Она должна быть озвучена, оценена. Поэтому такие встречи, как «Валдай», трудно переоценить.
ВЗГЛЯД: Вы говорили, что Россия должна транслировать определенные глобальные ценности. А насколько Россия может претендовать сейчас на моральное лидерство? Когда нам говорят: вы одних травите, других высылаете, то вы не имеете права рассказывать, что вы за мир во всем мире?
А. Б.: А кого мы реально травим и высылаем? Нам приписывают, что мы травим и высылаем. Просто в информационной войне они сейчас владеют инициативой. Каждую неделю что-то вбрасывается. Если бы это была правда, то она не вбрасывалось бы каждую неделю. А здесь явно идет информационная кампания, которая живет по своим законам. Просто потому, что это очень хорошая тема, которую надо постоянно поддерживать.
Я не согласен с тем, что мы в принципе как-то хуже их. Мы исторически сделали много меньше гадостей, чем они. Почитайте историю.
Сейчас у нас достаточно сложный период. Но весь российский менталитет – я не говорю чисто религиозный – в нем всегда стоял вопрос справедливости, о том, как жить правильно, о достоинстве человека. У нас нация очень открыта к вопросу справедливости. Русский человек ищет справедливости все время.
ВЗГЛЯД: Как бы этот образ на ту сторону протранслировать? Там же считается, что русский – это как раз угрюмый, замкнутый, постоянно рефлексирующий...
А. Б.: Рефлексирующий – да. Нам надо научиться управлять своим имиджем. А мы были всегда ведомыми в этом вопросе. То мы были периферией Европы. То вели с ними информационную войну, давно, очень давно. То мы были «коммунистической заразой», на которую они потратили всю холодную войну, чтобы нас довести до нечеловеческого состояния. Мы были для них людоедами какими-то. Этот имидж живет.
ВЗГЛЯД: С небольшими перерывами – в девяностых и начале двухтысячных было получше с имиджем.
А. Б.: Но в цивилизованный клуб нас не приняли. Однако сейчас весь мир переворачивается с ног на голову. То, что было центром мира, центром мира больше не является. Где больше всего людей живет? Китай, Индия – цивилизации, которым по 5 тысяч лет. Они переживали расцвет еще до того, как Европа стала цивилизованным местом. Они возвращают свою позицию, которая у них была.
ВЗГЛЯД: Могут ли быть «мягкой силой» наши культурные и спортивные мероприятия? Мы помним, как прошла Олимпиада в Сочи, после этого случились события 2014 года и все успехи забылись.
А. Б.: Правильно, ведь над этим они целенаправленно работали. Почему все эти информационные атаки привязаны к нашим позитивным событиям вроде чемпионата мира по футболу? Потому что они для того и делаются, чтобы их влияние нивелировать. Это не первый и не последний раз, так будет всегда. Это информационная идеологическая война, она надолго. Она просто потому, что у стран свои интересы. Каждый на другом уровне отстаивает их как может.
ВЗГЛЯД: То есть на информационном поле мы можем в лучшем случае сыграть «в ноль»?
А. Б.: Нет-нет. Информационное поле зависит от доминирующей идеи. Вспомните, и перед, и после Октябрьской революции доминирующей была идея справедливости. Революция делалась потому, что несправедливость выплеснулась. И после этого мы в мире получили гигантское количество союзников, развитие левого движения. Которое, кстати, затем и создало средний класс в Европе и Соединенных Штатах. Боязнь того, что у них случится то же из-за социальной несправедливости, заставила их потратить деньги, забрать их у богатых и распределить их среди всего остального общества. Только поэтому оно не взорвалось.
Сейчас они об этом забыли. Но все возвращается на круги своя. Вопрос справедливости опять встает в мировом масштабе точно так же, как он вставал 100 лет назад. Мы вернулись к тому же уровню социальной несправедливости и расслоения общества. Тем более что люди сейчас знают, как живут в других странах, гораздо больше, чем знали тогда. Теперь у каждого пацана в Африке смартфон, он видит, как живут его сверстники в Европе. Именно поэтому он и пытается уехать в Европу, чтобы так же жить. А если у него не получается, он берет автомат Калашникова – и мы получаем ИГИЛ*, запрещенную организацию.
У нас в России есть все проблемы социальной несправедливости. Но вместе с тем у нас осталась тяга еще от того общества, в котором мы жили. Мы знаем, что можно жить по-другому. Многие считают, что то общество было справедливее. Это вопрос, конечно, с какой стороны оно было справедливее, с какой – нет. В России можно найти этот заряд, тягу к справедливости, которая в других странах есть, но не вербализована настолько в культуре и политике. Россия может быть мировым лидером справедливости.
ВЗГЛЯД: То есть это некая новая версия идеи справедливости начала двадцатого века?
А. Б.: Сейчас идет политический передел мира – и социальный передел за ним пойдет. С новыми технологиями, с кризисом.  
Будет обязательно структурный глубокий кризис как в тридцатых годах. 2008-й – это только предвестник, который ослабил мировую финансовую и в целом капиталистическую систему.
ВЗГЛЯД: А когда вы ожидаете начала кризиса и сколько он продлится?
А. Б.: Кризисы предсказывать – вещь неблагодарная. Но то, что люди говорят, – в течение следующих трех лет. То общество, которое сможет больше других обеспечить социальный мир внутри себя за счет социальной справедливости, выживет. Остальные общества взорвутся. Слабое звено всегда рвется. Слабым звеном был Ближний Восток, где несправедливости всякой разной накопилось больше, чем в других местах. Он уже горит. Посмотрите, что происходит в Западной Европе. Там, конечно, большой запас богатства, но там люди недовольны.
Структурный кризис в мире уже начался, потому что начался технологический переход. И в любом случае нам придется решать эти вопросы. Отсидеться ни одной из стран не удастся, в том числе и нашей стране.
ВЗГЛЯД: А долго ли продлится кризис в отношениях с Западом?
А. Б.: Ой, долго. Должна произойти смена поколений. То поколение, которое сейчас у руля, выросло в годы холодной войны. Они привыкли к этому, они на это ставят, они по-другому даже не умеют. Придет новое поколение, для которого холодная война – это история. У них будет другая повестка дня, другое ощущение самих себя, другие идеалы. Самое главное для нас не ввязаться в войну в это время, сохранить социальный мир и обеспечить развитие. Если мы обеспечим развитие и рост, все остальные проблемы мы решим.