Большой передел мира

Во-первых, резко ухудшилось положение нижних слоев капиталистической системы, а в некоторых странах оно стало походить на то, что Джек Лондон описал в «Железной пяте». Теперь «буржуинам» не надо заигрывать со своим населением: они могут диктовать ему условия, а кому не нравится – вон. Предприятия же переведут из Детройта в Южную Корею. Во-вторых, на границах бывшего СССР возникают серьезные государства и начинают движение в прошлое. Тут мы видим и усиление Турции, и амбиции Польши.
Возникает соблазн сказать, что все возвращается на круги своя. Да, по форме мир возвращается в геополитическое прошлое, но содержание у этого процесса совершенно другое. Субъектом новых имперских (по форме) амбиций является не государство, а принципиально новый тип господствующих групп – корпоратократия. Большую роль тут играют наднациональные интересы, поэтому, строго говоря, повторение происходит на новом витке, с новыми субъектом и содержанием.
На наших глазах происходит новый передел мира – реорганизация мирового политико-экономического пространства после крушения «исторического коммунизма» и распада СССР. Мы стали свидетелями глобальной перестройки-перетряски, демонтажа «ялтинской» системы. Необходимо отметить, что «ялтинская» система демонтирована не только геополитически, но и геоэкономически, социально-экономически. Главным агентом этой системы было государство социального обеспечения (welfare state), или социально-военное государство, от которого выигрывала значительная часть прежде всего среднего и рабочего классов, которые в ситуации глобального межсистемного противостояния надо было умиротворять до тех пор, пока существует СССР. Именно поэтому, когда в середине 1980-х гг. политико-экономическое положение хозяев ядра капсистемы оказалось под угрозой, глобализирующийся Запад навалился на СССР.




Середина 1980-х гг. стала моментом рождения нового – постиндустриального и глобального – Запада. До сих пор, однако, мы, завороженные своей перестройкой и постперестроечным погромом, не попытались понять реальную суть того, как успешно протекавшая для СССР холодная война обернулась поражением всего лишь через 10 лет после побед 1975 г.; выявить генеалогию нашего времени, механизм его рождения, понять, что перестройка – это ключевой момент, момент истины в двойной борьбе ХХ в., особенно второй его половины – труда и капитала, Евразии (русских) и Северной Атлантики (англосаксов). В этой борьбе родился и рождается ХХI в.
Холодная война
История капиталистической системы знает эпохи гегемонии тех или иных держав и эпохи соперничества, которые отделяют друг от друга эпохи гегемонии и которые суть периоды острой борьбы за передел мира. Таковыми были, например, 1756–1815 и 1871–1945 гг. – англо-французский и американо-германский раунды борьбы за господство в мире. В середине американо-германского раунда, однако, ситуация изменилась. Мировая система перестала быть только капиталистической – возник исторический коммунизм, СССР. Мировая система стала единством и борьбой противоположностей – капиталистической и антикапиталистической подсистем. Это существенно осложнило мировую борьбу за господство: мировая борьба островных англосаксонских держав с полуостровными (континентальными) оказалась тесно переплетена с борьбой двух глобальных социальных проектов – капиталистического и коммунистического.
В мировой войне 1939–1945 гг., по крайней мере до открытия второго фронта, логика глобального социосистемного противостояния оказалась на короткий отрезок времени подчинена традиционной логике борьбы «островитян» и «континенталов», и СССР в очередной раз, как в 1812 и 1914 гг., оказался на стороне англосаксов, работая своей людской массой и пространством на их гегемонию в капсистеме. Уже в конце войны глобальное социосистемное противостояние вышло на первый план, что и нашло отражение в тайных англо-американских планах сепаратного мира с немцами и совместных с ними действий против Красной армии (1944 г.), а затем в феномене холодной войны, которая велась в 1945–1989/91 гг. в период гегемонии США в капсистеме. Так в середине ХХ в. в связи с оформлением мировой соцсистемы произошел сбой в двухвековой схеме «гегемония – соперничество». Гегемония США в капсистеме была налицо, а соперничество обрело невиданный ранее – глобальный – масштаб, став схваткой двух систем, двух глобальных проектов.
В 1991 г. рухнул СССР, закончилась эпоха соперничества, а США продолжают наращивание беспрецедентной военной мощи, то есть демонстрируют черты, характерные для эпох соперничества, а не гегемонии.
Четыре раунда
С самого начала холодной войны американцы планировали уничтожение СССР посредством ядерных ударов (1948 г.: план «Чериотир», документ «Флитвуд», план САК ЕВП 1-49, директива СНБ-58; 1949 г.: план «Дропшот» – 300 атомных бомб для уничтожения 85% промышленности и крупнейших городов СССР), однако воля и выдержка советского руководства, а затем появление у Советского Союза ядерной и водородной бомб сорвали эти планы. Военное столкновение произошло на периферии – в Корее, окончившись миром 1953 г. Этот мир увенчал первый период холодной войны (1945–1953 гг.); концом второго периода стал Карибский кризис (1962 г.), третьего – совещание в Хельсинки (1975 г.); конец четвертого наступил между декабрем 1989 г. (встреча Буша-старшего и Горбачева на Мальте) и декабрем 1991 г. (распад СССР).
Если первый период холодной войны начался ядерным преимуществом США, то окончился он вничью. Точку в развитии второго периода поставило отступление СССР во время Карибского кризиса. По сути же, это был единственный успех Запада (США), «подсластивший» целое десятилетие нараставших для Запада проблем: СССР начал укрепляться на Ближнем Востоке, наращивал военный потенциал, укреплял свою зону в Восточной Европе, активно поддерживал национально-освободительное движение и, самое главное, создав в 1957 г. межконтинентальную баллистическую ракету, обеспечил себе возможность массированного возмездия и поставил США впервые в их истории» перед реальной угрозой удара по их территории.
Третий период окончился победой СССР и поражением США. Американцы потерпели поражение во Вьетнаме, Запад в Хельсинки был вынужден признать ялтинскую систему (тезис о нерушимости границ в Европе). США потерпели поражение как государство в борьбе с другим государством; поражение также потерпел правивший страной с конца XVIII в. политический класс восточного побережья. Власть сместилась к агрессивным южным и западным сегментам правящего класса, тесно связанного с транснациональными корпорациями и международным (глобальным) финансовым капиталом.
Четвертый раунд холодной войны окончился поражением СССР и исчезновением его с политической карты мира в 1991 г. В декабре 1991 г. Буш-старший поздравил американский народ с победой в холодной войне. В 1979 г. СССР позволил англосаксам (идея Б. Льюиса и Зб. Бжезинского) заманить себя в Афганистан. Афганская ловушка совпала с системным кризисом реального социализма. Логика борьбы за власть в господствующих группах СССР привела Горбачева и его команду к тому, что с конца 1987 г. их опорой в борьбе за сохранение у власти все больше и больше становятся правящие классы Запада, прежде всего – американский master-class. И весьма вовремя для этого класса и для Америки: в середине 1980-х гг. ее положение и самой по себе и как центра Запада было аховым. По сути, спасти Штаты могли лишь ослабление и крушение СССР и новый передел мира. Почему?
Мировой средний класс и СССР
Сразу же после окончания Второй мировой войны и с началом войны холодной на Западе быстро и широко развернулся процесс развития государства социального обеспечения, с помощью налоговой системы перераспределявшего богатство таким образом, что значительные сегменты среднего и рабочего классов, не будучи буржуазией по источнику дохода, улучшали свое благосостояние и могли вести буржуазный образ жизни. Социалистическое по сути регулирование жизни капиталистического ядра создавало слой, который можно назвать «социалистической буржуазией» или квазибуржуазией. Сам факт наличия СССР, соцсистемы, не говоря уже о соревновании с ним (которое, как считали на Западе очень многие на рубеже 1950–1960-х гг., Запад проигрывает), заставлял правящие классы замирять, умиротворять прежде всего материально те значительные по численности сегменты общества, которым по логике и социальным законам капитализма хорошо жить не положено.
Улучшив свои экономические позиции, значительные по численности сегменты рабочего и среднего классов начали претендовать на большее – на позиции социальные и политические. Возникла угроза смены элит, прихода к власти социалистов – где-то самих по себе, где-то в блоке с коммунистами (именно 1960–1970-е гг. были периодом наибольшего могущества и влияния компартий в Италии, Франции, Испании).
В 1960–1970-е гг. хозяева позднекапиталистического общества оказались в положении, сходном с таковым хозяев позднефеодального общества в 1360–1370 гг. И так же, как они, развернули социальное контрнаступление. Прологом к нему стал мировой социальный передел, ну а уж за ним последовал геополитический, а на его основе – полномасштабный глобальный социальный передел в пользу буржуазии. И ворота им отворила советская перестройка.
Мировая Америка
Сначала в ситуации нарастающих для Запада трудностей была проведена интеллектуальная подготовка силами уже существующих и вновь созданных (например, Римский клуб, 1968 г.) структур. В это же время начали делать имя и репутацию «мыслителям» типа Ф. Хайека и К. Поппера – пригодятся. Затем пришла пора создавать новые политические структуры мирового уровня («Трехсторонняя комиссия», 1973 г.). В 1975 г. по заказу «Трехсторонней комиссии» С. Хантингтон, М. Крозье и Дз. Ватануки написали большой доклад «Кризис демократии», по сути – капиталистический вариант «Что делать?».
Оспаривая тезис Адама Смита о том, что единственным лекарством от зол демократии является еще большая демократия, тройка авторов констатировала, что многие проблемы на Западе и в США обусловлены избытком демократии. Выводы: «Необходима… более высокая степень умеренности демократии»; эффективное (то есть в интересах мирового «трехстороннего» и иного истеблишмента) функционирование демократической политической системы «обычно требует определенной степени апатии и невовлеченности со стороны некоторых индивидов и групп». Каких групп? И на это есть ответ: тех, что претендуют на возможности, позиции, вознаграждения и привилегии, на которые раньше не претендовали, то есть на ту часть «общественного пирога», которая раньше принадлежала верхам. Отсюда еще один вывод: необходимость ограничения общественного влияния (public influence) на политический процесс, заниматься которым должны эксперты правящего класса. Речь прямо, откровенно и цинично идет о политической изоляции и маргинализации значительной части общества с целью избежать «социалистического рая».
Доклад «Кризис демократии» не случайно появился в 1975 г. В этом году государство СССР нанесло поражение государству США в классической (государство против государства) холодной войне. 20 апреля в 2 часа ночи последние американцы покинули Сайгон на вертолете, война во Вьетнаме окончилась поражением США. 28 июля – 1 августа 1975 г. в Хельсинки прошла Конференция по безопасности и сотрудничеству в Европе. Подписание ее заключительного акта стало триумфом советской дипломатии: СССР заставил Запад признать сложившийся после Второй мировой войны («ялтинский») порядок в Европе. Следствием советской победы стало серьезное переформатирование политического и экономического пространства Запада и особенно США. Здесь утратил свои позиции восточнопобережный сегмент американского правящего класса и резко интенсифицировались интеллектуальные поиски выхода из сложившейся ситуации. «Кризис демократии» занимает в этих поисках центральное место.
В 1970-е же был намечен и ряд экономических мер по ликвидации последствий уподобления. После «картеровской передышки» (1976–1980) и после того, как США удалось заманить СССР в афганскую ловушку (1979 г.), планы стали воплощаться в жизнь. Рейган резко обострил течение холодной войны, начав ее новую, неклассическую (постклассическую – система против «одной, отдельно взятой страны») фазу, закончившуюся односторонним выходом СССР из холодной войны и его поражением. Во внутренней политике рейганомика и тэтчеризм были направлены если не на демонтаж, то на серьезное ослабление welfare state, этого внутризападного «щита и меча» значительной части среднего и рабочего классов, а следовательно, против, них и их организаций (профсоюзов и т.п.). Кроме того, рейганомика сама по себе нанесла удар по США.
Число людей за чертой бедности стало расти, росли также торговый дефицит, дефицит бюджета, государственный долг. 19 октября 1987 г. рухнул Уолл-стрит, индекс Доу–Джонса за один день упал на 508 пунктов, или на 23,4% – абсолютный рекорд. В сентябре 1987 г. английский Economist возвестил urbi et orbi: если в 1981 г. мир должен был США 141 млрд долл., то в 1986 г. уже США задолжали миру 246 млрд долл. То была цена экономического курса и «военного кейнсианства» Рейгана. От немедленного краха Америку спасало только то, что она была военно-финансовым центром формирующейся новой глобальной экономики – «глобального Франкенштейна», державшегося, кроме США, еще на двух китах – Японии и Германии.
На западную чашу весов исторического противостояния была брошена вся совокупная политико-экономическая мощь Запада в целом, которая резко выросла по отношению к СССР в конце века. Япония потеснила СССР со второго места в мировом производстве, ФРГ наступала СССР на пятки. Финансово-экономическая мощь Японии и ФРГ позволяла Западу в целом компенсировать американские расходы на гонку вооружений. У СССР таких компенсаторов не было. Да и в военном плане ситуация изменилась. Западные союзники США всегда вносили в натовскую «копилку» намного больше, чем союзники СССР по Варшавскому договору. Однако с конца 1970-х гг. эта доля в абсолютном измерении стала весьма значительной. Так, в 1980 г. США тратили на оборону 111,2 млрд долл. (по стоимости доллара на 1978 г.), а СССР – 107,3 млрд долл. – почти одинаково. А вот расходы НАТО существенно превышали расходы Варшавского договора (193,9 млрд против 119,5 млрд.). Если в 1945–1975 гг. государства СССР и США противостояли друг другу, по сути, в одиночку, то в 1980-е гг. это уже было противостояние государства СССР и принципиально иной, новой политико-экономической целостности – глобализирующегося Запада/Севера, ядром которого была глобальная аватара США – Глобамерика.
Ныне Америка, похоже, готова не позволить России быть не только державой, но и вообще быть.
Но Америка предполагает, а История располагает.
Кого-то кризис XXI в. зацепит больше, кого-то меньше. Однако избежать его полностью не удастся никому. Ни в одной отдельно взятой стране не только не удастся построить светлое будущее, но ни одной отдельно взятой стране не удастся в одиночку выскочить из ловушки под названием «глобальный капитализм/ капиталистическая глобализация». И ещё: не удастся выскочить без борьбы с частью Хозяев мировой игры ( с частью – потому что другая часть может оказаться союзником, по крайней мере, тактическим). Теоретически больше шансов позже других упасть в кризис, дольше отсидеться – у США. У них больше материальных, финансово-информационных и военно-технических средств и возможностей отсрочить кризис. Уже ясно, как это будет делаться. Во-первых, путём создания хаоса на максимальном пространстве планеты, которые американцы не могут полноценно (т.е. в качестве государств, даже проамериканских) контролировать и откуда вынуждены уходить, переходя к глобальной стратегической обороне (ср. Римская империя эпохи Траяна и после). Речь идёт о решении своих проблем путём осложнения жизни другим – прежде всего Европе и Китаю. Во-вторых, США, по-видимому, всё больше будут превращаться в большой (глобальный) и по возможности, единственный офшор. Для этого нужно вскрыть и уничтожить или экспроприировать офшоры, владельцев размещённых там средств – заставить перевести их в США. В итоге мы получим офшорную крепость «Америка» в море хаоса. Штука, однако, в том, что хаос - «чужой» – уже поселился в американском теле, он зреет в нём с 1960-х годов («бразилианизация» Америки), и по иронии истории этот «чужой», это «нечто» может прорвать плоть и появиться на свет, забрызгивая кровью господ в белых костюмах именно тогда, когда защитники крепости будут праздновать победу. Другой вопрос – чем может стать этот «чужой», это «нечто» для всего мира. Вряд ли чем-то хорошим. Но сначала он сожрёт хозяина.