А заседания в боярской Думе именно так и проходили, со страхом не попасть в струю, вылезть наперед с неправильным мнением.
ЦитатаСобралась большая боярская Дума. Петр сидел на троне молча, угрюмый, -- в царских ризах и бармах. Бояре отводили душу витиеватыми речами, ссылались на древние летописи, плакали о попрании святынь. Уж и вечер засинел в окнах, на лица полился из угла свет лампад, -- бояре, вставая по чину и месту, отмахивали тяжелые рукава и говорили, говорили, шевелили белыми пальцами, -- гордые лбы, покрытые потом, строгие взоры, холеные бороды и пустые речи, крутившиеся как игрушечное колесо по ветру, оскоминой вязли в мозгу у Петра. Никто не говорил прямо о войне, а, косясь на думного дьяка Виниуса, записывающего с двумя подьячими боярские речи, плели около... Страшились вымолвить, -- война! -- разворотить покойное бытие. А вдруг да снова смута и разорение? Ждали царского слова, и, очевидно, как бы он сказал, так бы и приговорили.
Но и Петру жутко было взваливать на одного себя такое важное решение: молод еще был и смолоду пуган. Выжидал, щурил глаза. Наконец заговорили ближайшие и уже по-иному -- прямо к делу. Тихон Стрешнев сказал:
-- Конечно, воля его, государева... А нам, бояре, животы должно положить за гроб Господень поруганный да государеву честь... Уж в Иерусалиме смеются, -- куда же позору-то глыбше?.. Нет, бояре, приговаривайте созывать ополчение...
Лев Кириллович по тихости ума понес было издали -- с крещения Руси при Владимире, но, взглянув на кисло сморщившееся лицо Петра, развел руками:
-- Что ж, нам бояться нечего, бояре... Василий Голицын ожегся на Крыме. А чем ополчение-то его воевало? Дрекольем... Ныне, слава Богу, оружия у нас достаточно... Хотя бы мой завод в Туле, -- пушки льем не хуже турецких... А пищали и пистоли у меня лучше... Прикажет государь -- к маю месяцу наконечников копий да сабелек поставлю хоть на сто тысяч... Нет, от войны нам пятиться не можно...
Ромодановский, посипев горлом, сказал:
-- Мы б одни жили, мы бы еще подумали... А на нас Европа смотрит... На месте нам не топтаться, -- сие нам в неминуемую погибель... Времена не Гостомысла, жестокие времена настают... И первое дело -- побить татар...
Тихо стало под красными низкими сводами. Петр грыз ногти. Вошел Борис Алексеевич Голицын, обритый наголо, но в русском платье, веселый, -- подал Петру развернутый лист. Это была челобитная московского купечества; просили защитить Голгофу и гроб Господень, очистить дороги на юг от татар, и если можно, то и города рубить на Черном море. Виниус, подняв на лоб очки, внятно прочел бумагу. Петр поднялся -- мономаховой шапкой под шатер.
-- Что ж, бояре, -- как приговорите?
И глядел зло, рот сжал в куриную гузку. Бояре восстали, поклонились:
-- Воля твоя, великий государь, -- созывай ополчение...