Большой передел мира

В ситуации такого рода присоединение региона к любому стабильному государству, хотя бы к США или Турции, предпочтительнее участия в гражданской войне, тем более что ни одна из конфликтующих сторон не выражает интересов Крыма. Единственным реальным вариантом являлся уход полуострова именно в Россию – не только с исторической, но и с военно-политической точки зрения. Севастопольская база ВМФ РФ была и остается гарантом безопасности его населения в отличие от базы НАТО, которая неизбежно сменила бы ее в кратчайшие сроки в случае отсутствия российской реакции на происходящее в Киеве после свержения режима Януковича.

Доверие к возможностям и желанию ВС стран Североатлантического альянса выступать защитниками гражданского населения на территориях, не входящих в его состав, есть миф, о чем свидетельствует история действий НАТО за последние два десятилетия, будь то в Югославии или на Ближнем и Среднем Востоке. Опыт Югославии, Ирака, Афганистана и Ливии перечеркнул репутацию блока как нейтральной миротворческой силы, по крайней мере в профессиональной среде, далеко не только отечественной. Однако этот опыт мало что означает для широкой публики, в том числе украинской. Публика полагается на стереотипы, наподобие того, что государственная система западного типа – благо, автоматически приводящее к процветанию страны, НАТО – гарант безопасности от любой внешней угрозы и т. д.

Порочная практика уступок

В этой связи выступления представителей высшего руководства НАТО, периодически объявляющих действия России в отношении Украины новой угрозой для альянса, которая заставляет Брюссель считать Москву потенциальным противником, ничего в сложившемся балансе сил не меняют. Де-факто блок демонстрировал и продолжает демонстрировать в отношении РФ агрессивную наступательную политику, направленную на ослабление ее позиций и вытеснение с постсоветского пространства. В какой-то момент эта деятельность должна была пересечь пределы допустимого – так называемые красные линии. Что едва не произошло в Грузии в 2008-м и произошло на Украине в 2014 году.

Искреннее возмущение западных политиков по этому поводу выглядит наигранным. Разве только Россия была окончательно списана со счетов в реализуемых ими доктринах и причина сегодняшней вспышки возмущения по поводу ее действий – следствие растерянности перед лицом явного несоответствия этих доктрин реальности. Отметим, что блок ограничивается и скорее всего будет ограничиваться впредь словами, которые призваны воздействовать не на Россию, а на западных законодателей, обеспечив их поддержку увеличения бюджетирования военных программ.

Это делает актуальным публичную демонстрацию позиции РФ по упомянутым красным линиям, которые Москва не позволит пересечь без соответствующих последствий. Теория бесконечных уступок России западному сообществу, исходя из которых оно должно в какой-то момент поверить в ее добрые намерения, проявить себя как реальный партнер и выстроить режим наибольшего благоприятствования, в том числе в топливно-энергетической сфере, не оправдала себя.

Россия делала в сфере безопасности многочисленные безрезультатные шаги навстречу Западу при всех президентах, которые ее возглавляли. Итог этих действий пока сомнителен – не из-за того, что уступок было мало, а как представляется, именно из-за того, что их было слишком много. Во всяком случае политика Ирана в отношениях с западным миром демонстрирует несомненную результативность гибкой, хотя и целенаправленной жесткости. Это же можно сказать о внешнеполитическом курсе Израиля – до торжества в начале 90-х годов в этой стране идеи мирного процесса.

Практика уступок давлению Запада и вовлечения союзников и мирового сообщества в решение вопросов безопасности ослабила Израиль и чрезвычайно затруднила его борьбу с внешней агрессией. Зависимость израильского ВПК от сотрудничества с США, несмотря на высокий технологический уровень американских разработок, ограничила его возможности по разработке собственных высокотехнологичных оборонных систем, не зависящих от решений Вашингтона по их поставке. Последние, как и в случае с Россией, конкурируют или могут конкурировать с американскими ВВТ на мировых рынках. Что, в частности, ставит вопрос о том, в какой мере события, происходящие на Украине, имеют в качестве одной из целей ее разрыв с РФ в военно-технической области и ликвидацию остатков украинского ВПК.

Евроинтеграция и деиндустриализация

Имеющиеся военно-технические связи России с Украиной по ряду критически важных позиций, включая производство баллистических ракет, вертолетных двигателей, гидротурбин для ВМФ и прочего наследия межреспубликанской кооперации советских времен, делают ее уязвимой в свете фактического прекращения Киевом поставок оборонной продукции, в том числе оплаченной Москвой. Это ставит на повестку дня вопрос о максимально быстрой замене украинских партнеров отечественного ВПК либо о его прямом контроле над ними вне зависимости от реакции США и ЕС. Касается это и возможности утечки с территории Украины технологий производства ВВТ, в том числе критических – ракетных и ядерных.

Украинско-российские отношения традиционно рассматриваются прессой с точки зрения газового транзита или давления, которое оказывают на население радикальные националисты. Периодически высказываемые отечественным военно-политическим истеблишментом опасения по поводу расширения присутствия НАТО на постсоветском пространстве, как правило, воспринимаются людьми, далекими от военной сферы, как милитаристские фобии. В то же время преобладание в украинском правительстве сторонников антироссийской линии, вплоть до интеграции в Североатлантический альянс, означает для нашей страны как минимум существенное ослабление национальной системы ПРО. И это опасность сугубо практическая.

Нарастающий экономический и политический шантаж России по теме Украины со стороны ЕС, примером которого является требование признать легитимность президента Порошенко в обмен на согласие продолжить обсуждение газопровода «Южный поток», дает все основания предположить, какие формы могла бы принять интеграция РФ в Европу, о которой так много говорилось западными и либеральными отечественными политиками. Пример таких высокоразвитых стран, как Венгрия и Чехия, а также прибалтийских республик, которые за время присутствия в ЕС практически потеряли национальную промышленность, показывает, какой именно интеграция быть не должна.

В то же время деиндустриализация России идет вне всякой связи с евроинтеграцией и без получения каких бы то ни было преимуществ от ликвидации технологической базы страны в пользу заимствования узлов и комплектующих из-за рубежа даже для космической и оборонной сфер. Показателем того, к чему это приводит на практике, является увеличение числа срывов запусков космических ракет, по крайней мере серии «Протон». В какой мере украинский кризис позволит вывести отечественный ВПК из кризиса, в котором он де-факто находится около четверти века, – вопрос, на который пока нет ответа.

Разворачивающаяся на юго-востоке Украины гражданская война с опасностью массовой гибели гражданского населения – серьезный вызов для России. С одной стороны, военные действия разворачиваются вблизи нашей границы, что является прямой угрозой национальной безопасности. С другой – значительную проблему для Москвы представляет комплекс гуманитарных вопросов. Атаки украинских ВВС и бронетехники, а также артиллерийские обстрелы городов Донбасса по аналогии с событиями, происходившими в Ливии и происходящими в Сирии, теоретически напрашивались на объявление бесполетной зоны, которая должна быть введена ООН. Однако ни о чем подобном речь не идет и скорее всего идти не будет.

Вопрос о том, в какой мере украинские события являются асимметричным ответом Запада на позицию России по Сирии, который часто задают отечественные СМИ, в данном случае не главный. Главное – понимание того, что именно должна делать или, напротив, не делать в сложившейся ситуации Россия. В том числе ее политики, дипломаты и Вооруженные Силы – на фоне национального консенсуса в отношении того, что Новороссия – не Крым и стратегия здесь должна быть другая.

Задачи Москвы

Потерю Крыма Украина смогла пережить – в конце концов она существовала без него на протяжении доброй половины своей истории в советские времена, когда возникла в современных границах благодаря Ленину и Сталину. Потеря одной или многих областей юго-востока означает окончательный распад страны с предсказуемым концом ее правительства, которое, исходя из этого, готово на самые жесткие меры.

Провал украинского проекта означает резкое усиление позиции евроскептиков, которые набирают аппаратный вес, влияние на истеблишмент и поддержку со стороны избирателей Старого Света, и это вполне может оказаться соломинкой, которая сломает спину европейского верблюда. Допустить такого исхода лидеры ЕС не могут. Да и Соединенные Штаты, несмотря на то, что они всегда готовы ослабить Европу, совершенно не рассчитывают на провал европейского проекта. Из этого мы можем сделать выводы о том, что Брюссель и Вашингтон поддержат все решения Киева, связанные с эскалацией силового сценария.

Москву в этой связи ждет решение нескольких разнонаправленных задач. Во-первых, это организация гуманитарной помощи в районы так называемой АТО, а также вывод из наиболее угрожаемых зон гражданского населения, в первую очередь из числа наиболее уязвимых категорий. Открытие коридоров на российско-украинской границе для эвакуации из зоны военных действий детей – первая и главная цель в этой сфере деятельности, которая вполне может быть поддержана международным сообществом, несмотря на его предвзятость к России.

Второе – поддержка местного сопротивления киевским властям, которых отечественное экспертное сообщество все чаще характеризует как хунту. Речь идет не о прямом военном вмешательстве, которое возможно только в случае массовой гибели мирного населения, но об использовании опыта, восходящего к вьетнамской войне. Так, поскольку главной проблемой для обороняющихся является наличие у атакующей стороны авиации и тяжелой техники, она должна быть выбита вместе с личным составом, осуществляющим ее эксплуатацию. Что предполагает наличие в регионе необходимых ВВТ в достаточном количестве, а также личного состава, способного максимально эффективно применять ее по прямому назначению на практике.

Третье – фактор политического и экономического давления на действующее руководство Киева и лидеров радикальных партий и экстремистских формирований. Имущество и активы этих людей и аффилированных с ними лиц и организаций может быть по прямой аналогии с американскими и европейскими санкциями в отношении России выведено из-под их контроля. Имеются в виду активы не только на территории РФ. Те, кто имеет непосредственное отношение к происходящему на юго-востоке, включая события в Одессе и Киеве, должны быть охарактеризованы как военные преступники со всеми вытекающими из этого последствиями, в том числе на международной арене.

И последнее – по порядку, но не по значению. В отношении лидеров и активистов партий и движений, представляющих прямую военно-террористическую угрозу для России, должен быть применен весь комплекс мер по их превентивной нейтрализации. Опыт Израиля и США по борьбе с терроризмом за пределами их собственных границ, а также отечественный на Северном Кавказе позволяет в этом вопросе опереться на большую практику. Возможность вооруженных вылазок украинских националистов, поддерживаемых властями Киева, на российскую территорию и организации ими терактов на объектах инфраструктуры имеет вполне практическое наполнение. Действия такого рода могут быть предотвращены только активной наступательной политикой за пределами страны.

В этой связи существенное значение приобретает сбор сведений о реальном состоянии дел в вооруженных формированиях, действующих на территории Украины, на чьей бы стороне они ни воевали, включая армию, национальную гвардию, «сотни майдана», вооруженные отряды «Правого сектора», «Удара», «Свободы» и криминальные группировки. Последние в ходе украинского кризиса получили практически неограниченный доступ к вооружениям, в том числе армейского образца. С учетом того, что до сорока тысяч выходцев из уголовного мира пополнили ряды националистических отрядов, исходное число боевиков которых можно на сегодня оценивать примерно в двадцать тысяч человек, параметры проблемы более или менее ясны.

Отдельный вопрос – иностранные наемники из частных военных компаний, включая нанятые в качестве личной охраны местными олигархами 300–400 человек из бывшей «Блэкуотерс» Эрика Принса. Присутствие их на Украине подтверждено многочисленными свидетельствами, которые позволяют рассчитывать на захват и предъявление международной прессе кого-либо из лиц этой категории. При этом речь идет именно о профессиональных наемниках, а не о мотивированных добровольцах из числа украинской диаспоры, в первую очередь американской и канадской, которых можно найти среди боевиков «Правого сектора».

Характерной особенностью обсуждения украинской проблемы является диспут о том, до каких пределов в случае, если это окажется неизбежным, может быть доведена операция по принуждению действующего украинского руководства к миру. Приглашение президентом Порошенко в качестве консультанта экс-президента Грузии Михаила Саакашвили, ближайшее окружение которого имеет практический опыт организации успешных террористических атак в России, включая теракт в аэропорту «Домодедово», делает этот сценарий весьма вероятным.

Отметим, что значительное число экспертов в этой связи говорят о потенциальной зоне безопасности на уровне границы 1939 года. Что ставит вопрос о контроле над территориями, когда-то принадлежавшими Польше, Чехии, Венгрии или Румынии, перед правительствами этих стран, вовлекая их в умиротворение Украины для защиты проживающих там этнических меньшинств.

Членами ШОС являются Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан, странами-наблюдателями — Афганистан, Индия, Иран, Монголия и Пакистан.