Большой передел мира

Деятельность любой террористической организации в представлении большинства людей сводится к планированию, подготовке и осуществлению террористических актов. В действительности, это лишь вершина айсберга. Все известные террористические организации большое внимание уделяют экономической поддержке тех групп населения, на которые они опираются и которые, как они утверждают, защищают. Поэтому стабильные террористические группы нельзя рассматривать только с военной или полицейской точек зрения. Нужно обращать внимание и на другие стороны их деятельности — экономическую, образовательную, культурную и т.д

Доходы от нефти
Распространено мнение, что ИГ (орг. запрещена в РФ  ред.) получает наибольшую прибыль, продавая нефть перекупщикам. Но этот пункт не главный в структуре доходов организации. В лучшие времена нефтяные спекулянты, которые вели дела с группировкой, могли получать от 200% до 500% прибыли. Однако с тех пор и рыночная цена на нефть упала, и себестоимость добычи увеличилась. А из-за авианалетов коалиции и ВКС РФ на автоцистерны контрабандистов возросли риски и расходы на транспортировку. Объемы нелегальных поставок нефти и без того были небольшими, а теперь и вовсе почти сошли на нет. Здесь же стоит отметить, что нефтепродукты, приобретенные у ИГ, поставлялись не каким-то крупным покупателям и производствам, а перепродавались частным (нередко нелегальным) заправкам в Турции, иракском Курдистане или Иордании. Так что все заявления о том, что «Исламское государство» получает от нефти $3 миллиона, $1 миллион или даже несколько сотен тысяч долларов в день, сильно преувеличены.

Согласно внутренним отчетам группировки, в богатейшем нефтяном регионе Сирии — Дейр-эз-Зоре — в январе 2015 года террористы зарабатывали на нефтедобыче лишь $60-$70 тысяч в день. Куда большую выгоду группировка получает от самостоятельного использования нефтепродуктов и от их продажи местному населению. Последнее, кстати, приобретает нефть для дальнейшей перегонки на микроНПЗ.

К слову, мирное население нередко страдает от бомбардировок нефтяных объектов. Когда удары наносятся по буровым, то этот ущерб косвенный. Когда же бомбят микроНПЗ, ущерб прямой, потому что то не всегда объект бомбардировки принадлежит ИГ. Да и бомбежки автоконвоев с нефтью тоже не наносят прямого ущерба группировке — вместо нее жертвами становятся контрабандисты.
Банковская система
После захвата Мосула «Исламским государством» мировые СМИ сообщили, что организация получила доступ к $400 миллионам, хранящимся в местных банках. Но, во-первых, все эти миллионы были большей частью в иракских динарах, а не долларах, что накладывало определенные ограничения на оборот этих средств. Во-вторых, банковская деятельность куда сложнее, чем просто хранение денег. Гарантийный фонд никогда не равен 100%. Это значит, что количество наличных денег, находящихся в банке, всегда меньше общей суммы вкладов. Иными словами, если все вкладчики придут забирать свои деньги, что логично, когда целый город переходит в руки террористов, то банку не хватит средств, чтобы рассчитаться даже с половиной. Взять наличные средства из других отделений невозможно. Совершить безналичный перевод в другой банк и отправить вкладчика туда тоже нельзя — правительство Ирака быстро отрезало мосульские и другие банки, попавшие в руки ИГ, от общей банковской системы. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «Исламское государство» стало не столько обладателем огромных сумм денег, сколько должником местных жителей.

Для начала группировка взяла тайм-аут и закрыла все банки на три месяца. Средства тех, кто был записан во враги группировки, конфисковали. Чтобы избежать массового отзыва вкладов из мосульских банков, экономисты ИГ ввели сложную процедуру получения разрешения на съем денег со счета и ограничили максимальную сумму выводимых средств  10% от вклада, но не более 10 миллионов иракских динаров (на тот момент около $6,5 тыс.).

Понимая, что просто так взять деньги в банковском сейфе невозможно, ИГ ввело пятипроцентную комиссию на переводы и снятие средств. Так оно получает свою долю с банковского сектора. Надо отметить, что группировка экспроприировала только государственные банки, оказавшиеся в ее власти. Частные же банки обложены налогами, но формально они не находятся в собственности организации.
Торговля археологическими ценностями
Другим якобы крупным источником доходов организации принято считать археологические ценности. Черный рынок археологических ценностей в Сирии сформировался задолго до прихода ИГ. Местные жители активно продают древние артефакты, чтобы прокормиться. Группировка присоединилась к этому процессу и попыталась его упорядочить хотя бы на своей территории. В ИГ действует специальный орган, в ведении которого находятся различного рода памятники и достопримечательности. Комитет по достопримечательностям обязан поддерживать памятники исламского периода (различные крепости и мечети) и уничтожать все остальные, которые противоречат Шариату. Кроме этого, комитет занимается лицензированием работы т.н. «черных копателей». Человек, желающий заняться раскопками на археологическом объекте, должен обратиться в указанный комитет, чтобы получить разрешение и участок для поисков. Кроме этого, он обязан показывать найденное. После этого ему выставляется счет в размере 20% от оценочной стоимости находки — т.н. хумс. Если «черный копатель» добудет что-то, что по Шариату подлежит уничтожению (например, статуи, барельефы, мозаики и т.д., содержащие изображения людей или животных), то данные предметы изымаются комитетом. Поэтому некоторые зарывают обратно такие артефакты в надежде позже пробраться на объект и вынести находку.

По оценкам специалистов, «черный рынок» исторических ценностей из Ирака и Сирии достигает $50 миллионов в год. Доходы группировки от этой деятельности  $1-2 миллиона в год. Обычно сбытом артефактов занимаются сами «копатели», а ИГ ограничивается взиманием налогов.
Продажа заложников
Из-за пропаганды группировки считается, что «Исламское государство» не продает заложников, а показательно их казнит. На самом деле это не всегда так. Пленные постоянно становятся предметом торга между всеми сторонами конфликта в Сирии и Ираке. Как и в случае с историческими ценностями, это — общий рынок, где ИГ лишь один из участников. Впрочем, не всегда речь идет о продаже за деньги. Иногда хотят обменяться пленными, иногда выдвигают какие-то политические требования, а иногда назначают конкретную цену. Она зависит от гражданства и статуса выкупаемого. Если, например, захваченного езида можно было освободить за $3000 (сумма сильно зависит от пола, возраста, а также благосостояния семьи похищенного), то за граждан Западной Европы требуют в сотни раз больше. Из-за высокой цены последних в регионе существует целая сеть информаторов, готовых за пару тысяч долларов заманить доверчивого иностранца в смертельную ловушку.

В ИГ даже существует специальный отдел, который постоянно отслеживает перемещения иностранцев и при случае похищает их. Аналогичную работу ведут все группировки, желающие заполучить заложника, за которого можно потребовать большой выкуп. По неофициальным данным, организации из Франции, Италии, Испании и Германии успешно выкупали своих граждан у ИГ. На этом группировка зарабатывает от $10 до $40 миллионов в год.
Пожертвования из-за рубежа
Считается, что в бюджете ИГ большая роль отводится иностранным пожертвованиям. Нередко можно услышать, что «Исламское государство» — проект Саудовской Аравии, Катара, США, да кого угодно, в т.ч. и России. А раз так, значит, из этих стран обильным потоком должно идти финансирование группировки. На самом же деле ни раньше, ни сейчас иностранные спонсоры не играли и не играют ключевой роли в экономике организации. За 2005 год тогда еще «Аль-Каида в Ираке» заработала $4,5 миллиона. Лишь 5% от этой суммы поступили в казну группировки в качестве добровольных пожертвований. Главной же доходной статьей стал рэкет. В 2010 году отделение ИГ в северной Найнаве за месяц собрало около $30 тысяч «пожертвований и штрафов», что составило 10% от ее выручки. Штрафы группировка выписывала местным жителям, а пожертвования поступали отнюдь не из-за рубежа, а давались все тем же местным населением.

Другое дело, когда сторонники группировки объявляют сборы денег среди неравнодушных. Организатор таких сборов может не скрывать свои цели и открыто говорить, кому пойдут деньги, а может заявлять, что все пожертвования пойдут на помощь беженцам, восстановление инфраструктуры в разрушенной войной стране и т.д. В последнем случае это не только финансирование терроризма, но и мошенничество. Но и собранные суммы крайне редко превышают $10 тысяч.
Зарплата госслужащих
А вот действительно серьезные доходы в размере десятков и даже сотен миллионов долларов «Исламское государство» получает от… официальных правительств Ирака и Сирии.

Дело в том, что на оккупированных группировкой территориях осталось заметное количество бюджетников. Работают они на различных предприятиях — электростанциях, насосных станциях, в университетах, в больницах, где необходим квалифицированный труд. Труд, отсутствие которого по своим последствиям хуже, чем деятельность ИГ. А значит, они должны получать заработную плату от правительства, т.к. формально их наниматели  официальные власти страны, а не террористы. И действительно, такие выплаты осуществляются. Зарплаты и пенсии отправляются в контролируемые правительствами города, находящиеся неподалеку от места жительства получателя. Например, выплаты для работающих в Ракке направлялись в Алеппо, а для трудящихся Мосула — в Киркук. Жители этих городов вынуждены регулярно выезжать в указанные населенные пункты для получения зарплаты. Затем работники возвращаются обратно, и ИГ отбирает у них в виде налога до половины суммы. Впрочем, Багдад в середине 2015 года прекратил выплату зарплат жителям захваченных ИГ территорий. Это сильно ударило по бюджету группировки в Ираке, но еще больнее ударило по местному населению.
Сельское хозяйство
Напрямую ИГ не получает денежные средства от сбыта сельскохозяйственной продукции. Оно облагает производителей натуральным налогом в размере 5-10%. Кроме этого, группировка конфисковала зернохранилища на контролируемых ею территориях. Имея значительные запасы зерновых и контролируя зернохранилища, организация обладает большим влиянием на продовольственный рынок, может даже устанавливать цены на базовые продукты. Так, например, в 2014 году, сразу же после захвата Мосула и прилегающих территорий, цены на муку были снижены в два раза с 10 до 5 тысяч иракских динаров за килограмм. Разумеется, это длилось недолго и цены вернулись на прежний уровень сразу после исчерпания запасов конфискованного зерна.

Более четверти жителей сельской местности Ирака и до прихода ИГ зависели от государственных дотаций на продовольствие. Вместо выплат или параллельно с ними группировка стала раздавать хлеб, муку, скот, мясо и прочие сельскохозяйственные товары. Все это делается под видом выплаты мусульманского налога  закята.

В 2015 году на территории, контролируемой ИГ, было убрано около 2,4 млн тонн пшеницы и ячменя, что принесло группировке в виде натурального налога примерно $56 миллионов. Населением этих территорий было потреблено менее 1 миллиона тонн. Остальное было либо зарезервировано, либо продано: аграрии нашли способ продать зерно иракскому правительству через посредников. В любом случае, как показал анализ спутниковых снимков, в ИГ хорошо справились с возникшими трудностями. Даже проблемы с водой, созданные турецкими властями в 2014 году, не помешали получить лучший урожай, чем на территориях официальных правительств и других группировок.

При необходимости ИГ продает сельхозтовары. В Дейр-эз-Зоре средства, вырученные от продажи сельхозпродукции (не только зерновые, но и скот), составили 10% от всего бюджета.
Конфискация имущества
Наибольшую прибыль группировке приносят конфискации. Изымают имущество представителей других религий, покинувших место проживания, или атеистов. Например, в 2014 году после захвата Мосула один из бежавших от ИГ христиан, занимавшихся сельским хозяйством, принял звонок от боевиков, которые предлагали ему вернуться, принять ислам или заплатить налог — джизью в размере $500 — и продолжить свой бизнес. Получив отказ, террористы уведомили его, что в таком случае они конфискуют все его имущество, включая землю. Аналогичные предложения получили тысячи христианских семей, вынужденно покинувшие свои дома. Конфискуется все — автотранспорт, недвижимость, скот, наличные деньги, а также запрещенные Шариатом предметы вроде сигарет, алкоголя, наркотиков, которые подлежат уничтожению. Данная статья доходов порой может исчисляться миллионами долларов в месяц и доходить до половины всей выручки группировки. Однако это непостоянный источник доходов. Поэтому финансовая отчетность группировки выглядит странно. Например, сумма в $300 тысяч, полученная за неделю в результате конфискаций, может соседствовать с суммой в $150 (не тысяч).
Закят и прочие налоги
В ИГ предприниматели должны платить налоги в пользу государства. Налоги есть разные, например, существует транспортный налог (от $200 до $800). Но главный налог маскируется под упомянутый исламский закят. Традиционно закят составляет 2,5% от прибыли. Так, весь бизнес Мосула приносил группировке около $3 миллионов в месяц. Для сравнения, семью годами ранее вымогательство у мосульских предпринимателей давало группировке доход лишь в $5 миллионов в год. Вообще этот налог стал легализованным рэкетом. Группировка давно занималась откровенным вымогательством, получая с каждого крупного проекта, реализуемого на контролируемой ею территории, от 5 до 10 процентов от полной его стоимости. В 2008 году ИГ в Найнаве только за второе полугодие пополнила кассу почти на $5 миллионов. 40% из них были получены за счет вымогания закята у местного бизнеса. И уже тогда организация столкнулась с рядом финансовых проблем. Экономисты группировки жаловались на то, что она сильно зависит от одного-двух источников финансирования, хромает экономический менеджмент и дисциплина. Боевики просили выделить средства на покупку газировки и вообще главари отрядов больше времени проводят, выпрашивая деньги, чем воюя. В это же время выяснилось, что на содержание административного аппарата тратится больше, чем на боевые действия. В дальнейшем многие из этих проблем были решены, но появились новые.
Зарплаты боевиков
Деньги приносят даже иностранные боевики. Они не только не отправляют деньги родственникам, но наоборот, просят, чтобы им самим присылали финансовую помощь. Дело в том, что «зарплаты» боевиков ИГ постоянно падают. Интересно, что в конце 2015 года они были снижены с потрясающей формулировкой: «В Коране 10 раз упоминается Джихад имуществом вместе с Джихадом души. И в 9 случаях Джихад имуществом стоит перед Джихадом души поэтому, и в связи с чрезвычайными обстоятельствами всем без исключения муджахидам в два раза сокращаются денежные выплаты». Если несколько лет назад при удачном стечении обстоятельств боевик мог рассчитывать на $1000 в месяц, то затем эта сумма снизилась до $500-600, а в последнее время упала до $250. И это не минимальная ($50) и даже не средняя «зарплата» террориста, а очень даже хорошая по меркам ИГ. Поэтому денежные переводы от родственников и друзей играют важную роль в жизни боевика.

С выходцами из России и СНГ в рядах ИГ злую шутку сыграли экономические проблемы России. Дело в том, что при падении курса рубля денежный поток сократился в два раза из-за того, что переводы осуществляются в иностранной валюте. В связи с этим и положение боевиков-иностранцев заметно ухудшилось. Сама организация напрямую не получает эти деньги, да и общие суммы в сравнении с другими доходами ИГ незначительны. Но все равно группировка имеет свои выгоды от такой практики. Она перекладывает часть финансового бремени по содержанию собственных боевых отрядов на их членов и членов их семей.
Расходная статья бюджета
Расходы на зарплаты  самая крупная расходная статья ИГ. По самым скромным оценкам, она отнимает около ста миллионов долларов в год. Выплаты зарплат составляют около 40% всех трат группировки (примечательно, что этот показатель стабилен на протяжении многих лет). Вместе с содержанием военных баз и тренировочных лагерей, а также с обеспечением внутренней безопасности доля расходов доходит до 70%.

Еще 25% тратятся на государственные нужды, в том числе медицину и образование, строительство инфраструктурных объектов и прочее. На пропаганду тратится не более 3% бюджета. В Дейр-эз-Зоре, например, медиаслужбы ИГ получали около $150 тысяч. Оставшиеся 5% расходуются на выплату помощи бедным слоям населения, пенсии семьям убитых и сидящих в тюрьмах боевиков.

Эти 5% — расходы на выплату закята. Того самого, на который собираются миллионы. Закят — это налог, который подлежит перераспределению, и он не может оставаться у собирающего. Суммы, собранные под видом закята, могут конкурировать с доходами от нефти и сельского хозяйства. Так, например, за один месяц в начале 2015 года в Дейр-эз-Зоре было собрано закята имуществом (т.е. деньгами) на сумму в $1,2 миллиона. Перераспределение закята производится круглый год, но его пик приходится на месяц Рамадан. Так, в июне 2016 года в провинции Ракка было роздано $830 тысяч. В августе того же года в провинции Алеппо перераспределено $450 тысяч. Видно, что суммы собранных средств не совсем совпадают с распределенными. Очевидно, что «Исламское государство» присваивает часть налога себе. Оправдано ли это с точки зрения ислама? Да. ИГ не стало бы собирать закят вообще, если бы не могло забирать его часть. Кроме всего прочего, налог жертвуется и на содержание боевиков. Казалось бы, нет никаких противоречий. Но при этом надо отличать целевые пожертвования, которые проходят по одноименной статье, и закят. Платящий закят обязан его платить, но не обязан отдавать его на военные нужды. Однако в силу того, что группировка узурпировала право сбора и распределения мусульманского налога, нет никакой возможности отказаться от финансирования организации.
ИГ и международная изоляция
Казалось бы, что из-за санкций экономика ИГ должна быть изолирована от международной. Однако это не так. Во-первых, не все банки, захваченные группировкой, возможно отключить от финансовой системы страны. Здесь наибольшие проблемы у сирийских властей. Во-вторых, на Ближнем Востоке распространена расчетная система «хавала». Она основана на системе взаимозачетов, для того чтобы перевести деньги из одной страны в другую, достаточно, чтобы брокер данной системы имел партнера в стране, куда надо перевести деньги. Далее он получает денежные средства от того, кто осуществляет перевод, и сообщает партнеру, сколько нужно выплатить получателю перевода. Хавала не регулируется и часто может рассматриваться как незаконная банковская деятельность. Благодаря простоте и закрытости переводов от посторонних глаз система пользуется популярностью не только у добропорядочных граждан, но и у криминальных элементов и террористов. Через нее деньги с легкостью переводятся в ИГ, выводятся за рубеж для организации терактов в третьих странах или для закупки необходимых предметов и оборудования для нужд группировки (беспилотники, оружие, медицинские принадлежности и т.д.). Несмотря на всевозможные запреты, ИГ не находится в полной экономической изоляции. Хотя это не сильно-то ему помогает.
Валюта на территории ИГ
На территории группировки имеют свободное хождение сразу 4 валюты  национальные денежные единицы Сирии и Ирака фунт и динар соответственно, американский доллар и собственная валюта  золотой динар. Золотой динар  монета крупного достоинства. Один динар весит 4,25 грамма, изготовлен из золота 875 пробы. Нехитрые подсчеты дают нам цену золота в монете, равную примерно 4500 рублей. Есть и более мелкие монеты  серебряный дирхам и разменный медный фулус. Сама группировка объясняет появление собственной монеты религиозно-историческими причинами. Именно такой была денежная система времен Пророка Мухаммеда. Кроме этого, боевики полагают, что всеобщий эквивалент в виде золотой монеты честнее и лучше знаковой формы денег  банкнот. Стоит сказать, что организация имеет давнюю историю использования золота в своих финансах. Например, в 2008 году отделение группировки в иракской провинции Дияла внесло в казну 4 килограмма золота. Но основным платежным средством все равно оставался доллар и иракский динар.

Несмотря на громкое анонсирование золотого динара в 2015 году, реально он практически не используется. Эмиссия новой валюты была скорее символической. Какие-то свидетельства его хождения появились лишь через год после объявления о нем и остаются эпизодическими (динарами стараются выплачивать зарплату боевикам группировки). Деньги ИГ не могут составить конкуренцию ни доллару, ни национальным денежным средствам Сирии или Ирака.
Итог
ИГ демонстрирует полное отсутствие экономической политики. Нет программ развития, нет поддержки бизнеса, нет ничего, что могло бы заставить подозревать организацию в желании заниматься производством. В лучшем случае оно принуждает людей к выращиванию хлеба. Этим и ограничивается его вмешательство в реальную экономику. Во всем остальном производитель предоставлен самому себе. Все, что интересует группировку, — получение денег в виде налогов. Экономика и «Исламское государство» существуют параллельно. Причем ИГ зависит от экономики, а экономика от него — нет. Неизбежно бизнес убежит с территорий ИГ, если оно не будет раньше выбито оттуда военными разных стран. Кроме этого, односторонняя заинтересованность делает группировку попросту ненужной в глазах местного населения. Это не значит, что велик риск восстания, как полагают некоторые западные эксперты. Но это лишает жителей инициативы. Когда человек знает, что в лучшем случае он получит счет на оплату непомерного (а рано или поздно аппетиты группировки станут такими) налога, то у него опускаются руки.

ИГ может только воевать. И дело даже не в том, что группировка видит только экстенсивный путь развития, дело в том, что ей попросту нечего терять. ИГ не привязано к территории и потому легко относится к потерям и приобретениям.

Пока организации удается сводить концы с концами и даже завершать день в «зеленой зоне». Но уже сейчас группировка перешагнула порог кризиса не только военного, но и экономического.

Петр Дергачев, RUPOSTERS

Метки по теме: боевики ИГИЛ; борьба с ИГИЛ в Ираке; Вербовка в ИГИЛ; доходы ИГИЛ; ИГИЛ; оружие для ИГИЛ

Деятельность любой террористической организации в представлении большинства людей сводится к планированию, подготовке и осуществлению террористических актов. В действительности, это лишь вершина айсберга. Все известные террористические организации большое внимание уделяют экономической поддержке тех групп населения, на которые они опираются и которые, как они утверждают, защищают. Поэтому стабильные террористические группы нельзя рассматривать только с военной или полицейской точек зрения. Нужно обращать внимание и на другие стороны их деятельности — экономическую, образовательную, культурную и т.д

Доходы от нефти
Распространено мнение, что ИГ (орг. запрещена в РФ  ред.) получает наибольшую прибыль, продавая нефть перекупщикам. Но этот пункт не главный в структуре доходов организации. В лучшие времена нефтяные спекулянты, которые вели дела с группировкой, могли получать от 200% до 500% прибыли. Однако с тех пор и рыночная цена на нефть упала, и себестоимость добычи увеличилась. А из-за авианалетов коалиции и ВКС РФ на автоцистерны контрабандистов возросли риски и расходы на транспортировку. Объемы нелегальных поставок нефти и без того были небольшими, а теперь и вовсе почти сошли на нет. Здесь же стоит отметить, что нефтепродукты, приобретенные у ИГ, поставлялись не каким-то крупным покупателям и производствам, а перепродавались частным (нередко нелегальным) заправкам в Турции, иракском Курдистане или Иордании. Так что все заявления о том, что «Исламское государство» получает от нефти $3 миллиона, $1 миллион или даже несколько сотен тысяч долларов в день, сильно преувеличены.

Согласно внутренним отчетам группировки, в богатейшем нефтяном регионе Сирии — Дейр-эз-Зоре — в январе 2015 года террористы зарабатывали на нефтедобыче лишь $60-$70 тысяч в день. Куда большую выгоду группировка получает от самостоятельного использования нефтепродуктов и от их продажи местному населению. Последнее, кстати, приобретает нефть для дальнейшей перегонки на микроНПЗ.

К слову, мирное население нередко страдает от бомбардировок нефтяных объектов. Когда удары наносятся по буровым, то этот ущерб косвенный. Когда же бомбят микроНПЗ, ущерб прямой, потому что то не всегда объект бомбардировки принадлежит ИГ. Да и бомбежки автоконвоев с нефтью тоже не наносят прямого ущерба группировке — вместо нее жертвами становятся контрабандисты.
Банковская система
После захвата Мосула «Исламским государством» мировые СМИ сообщили, что организация получила доступ к $400 миллионам, хранящимся в местных банках. Но, во-первых, все эти миллионы были большей частью в иракских динарах, а не долларах, что накладывало определенные ограничения на оборот этих средств. Во-вторых, банковская деятельность куда сложнее, чем просто хранение денег. Гарантийный фонд никогда не равен 100%. Это значит, что количество наличных денег, находящихся в банке, всегда меньше общей суммы вкладов. Иными словами, если все вкладчики придут забирать свои деньги, что логично, когда целый город переходит в руки террористов, то банку не хватит средств, чтобы рассчитаться даже с половиной. Взять наличные средства из других отделений невозможно. Совершить безналичный перевод в другой банк и отправить вкладчика туда тоже нельзя — правительство Ирака быстро отрезало мосульские и другие банки, попавшие в руки ИГ, от общей банковской системы. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «Исламское государство» стало не столько обладателем огромных сумм денег, сколько должником местных жителей.

Для начала группировка взяла тайм-аут и закрыла все банки на три месяца. Средства тех, кто был записан во враги группировки, конфисковали. Чтобы избежать массового отзыва вкладов из мосульских банков, экономисты ИГ ввели сложную процедуру получения разрешения на съем денег со счета и ограничили максимальную сумму выводимых средств  10% от вклада, но не более 10 миллионов иракских динаров (на тот момент около $6,5 тыс.).

Понимая, что просто так взять деньги в банковском сейфе невозможно, ИГ ввело пятипроцентную комиссию на переводы и снятие средств. Так оно получает свою долю с банковского сектора. Надо отметить, что группировка экспроприировала только государственные банки, оказавшиеся в ее власти. Частные же банки обложены налогами, но формально они не находятся в собственности организации.
Торговля археологическими ценностями
Другим якобы крупным источником доходов организации принято считать археологические ценности. Черный рынок археологических ценностей в Сирии сформировался задолго до прихода ИГ. Местные жители активно продают древние артефакты, чтобы прокормиться. Группировка присоединилась к этому процессу и попыталась его упорядочить хотя бы на своей территории. В ИГ действует специальный орган, в ведении которого находятся различного рода памятники и достопримечательности. Комитет по достопримечательностям обязан поддерживать памятники исламского периода (различные крепости и мечети) и уничтожать все остальные, которые противоречат Шариату. Кроме этого, комитет занимается лицензированием работы т.н. «черных копателей». Человек, желающий заняться раскопками на археологическом объекте, должен обратиться в указанный комитет, чтобы получить разрешение и участок для поисков. Кроме этого, он обязан показывать найденное. После этого ему выставляется счет в размере 20% от оценочной стоимости находки — т.н. хумс. Если «черный копатель» добудет что-то, что по Шариату подлежит уничтожению (например, статуи, барельефы, мозаики и т.д., содержащие изображения людей или животных), то данные предметы изымаются комитетом. Поэтому некоторые зарывают обратно такие артефакты в надежде позже пробраться на объект и вынести находку.

По оценкам специалистов, «черный рынок» исторических ценностей из Ирака и Сирии достигает $50 миллионов в год. Доходы группировки от этой деятельности  $1-2 миллиона в год. Обычно сбытом артефактов занимаются сами «копатели», а ИГ ограничивается взиманием налогов.
Продажа заложников
Из-за пропаганды группировки считается, что «Исламское государство» не продает заложников, а показательно их казнит. На самом деле это не всегда так. Пленные постоянно становятся предметом торга между всеми сторонами конфликта в Сирии и Ираке. Как и в случае с историческими ценностями, это — общий рынок, где ИГ лишь один из участников. Впрочем, не всегда речь идет о продаже за деньги. Иногда хотят обменяться пленными, иногда выдвигают какие-то политические требования, а иногда назначают конкретную цену. Она зависит от гражданства и статуса выкупаемого. Если, например, захваченного езида можно было освободить за $3000 (сумма сильно зависит от пола, возраста, а также благосостояния семьи похищенного), то за граждан Западной Европы требуют в сотни раз больше. Из-за высокой цены последних в регионе существует целая сеть информаторов, готовых за пару тысяч долларов заманить доверчивого иностранца в смертельную ловушку.

В ИГ даже существует специальный отдел, который постоянно отслеживает перемещения иностранцев и при случае похищает их. Аналогичную работу ведут все группировки, желающие заполучить заложника, за которого можно потребовать большой выкуп. По неофициальным данным, организации из Франции, Италии, Испании и Германии успешно выкупали своих граждан у ИГ. На этом группировка зарабатывает от $10 до $40 миллионов в год.
Пожертвования из-за рубежа
Считается, что в бюджете ИГ большая роль отводится иностранным пожертвованиям. Нередко можно услышать, что «Исламское государство» — проект Саудовской Аравии, Катара, США, да кого угодно, в т.ч. и России. А раз так, значит, из этих стран обильным потоком должно идти финансирование группировки. На самом же деле ни раньше, ни сейчас иностранные спонсоры не играли и не играют ключевой роли в экономике организации. За 2005 год тогда еще «Аль-Каида в Ираке» заработала $4,5 миллиона. Лишь 5% от этой суммы поступили в казну группировки в качестве добровольных пожертвований. Главной же доходной статьей стал рэкет. В 2010 году отделение ИГ в северной Найнаве за месяц собрало около $30 тысяч «пожертвований и штрафов», что составило 10% от ее выручки. Штрафы группировка выписывала местным жителям, а пожертвования поступали отнюдь не из-за рубежа, а давались все тем же местным населением.

Другое дело, когда сторонники группировки объявляют сборы денег среди неравнодушных. Организатор таких сборов может не скрывать свои цели и открыто говорить, кому пойдут деньги, а может заявлять, что все пожертвования пойдут на помощь беженцам, восстановление инфраструктуры в разрушенной войной стране и т.д. В последнем случае это не только финансирование терроризма, но и мошенничество. Но и собранные суммы крайне редко превышают $10 тысяч.
Зарплата госслужащих
А вот действительно серьезные доходы в размере десятков и даже сотен миллионов долларов «Исламское государство» получает от… официальных правительств Ирака и Сирии.

Дело в том, что на оккупированных группировкой территориях осталось заметное количество бюджетников. Работают они на различных предприятиях — электростанциях, насосных станциях, в университетах, в больницах, где необходим квалифицированный труд. Труд, отсутствие которого по своим последствиям хуже, чем деятельность ИГ. А значит, они должны получать заработную плату от правительства, т.к. формально их наниматели  официальные власти страны, а не террористы. И действительно, такие выплаты осуществляются. Зарплаты и пенсии отправляются в контролируемые правительствами города, находящиеся неподалеку от места жительства получателя. Например, выплаты для работающих в Ракке направлялись в Алеппо, а для трудящихся Мосула — в Киркук. Жители этих городов вынуждены регулярно выезжать в указанные населенные пункты для получения зарплаты. Затем работники возвращаются обратно, и ИГ отбирает у них в виде налога до половины суммы. Впрочем, Багдад в середине 2015 года прекратил выплату зарплат жителям захваченных ИГ территорий. Это сильно ударило по бюджету группировки в Ираке, но еще больнее ударило по местному населению.
Сельское хозяйство
Напрямую ИГ не получает денежные средства от сбыта сельскохозяйственной продукции. Оно облагает производителей натуральным налогом в размере 5-10%. Кроме этого, группировка конфисковала зернохранилища на контролируемых ею территориях. Имея значительные запасы зерновых и контролируя зернохранилища, организация обладает большим влиянием на продовольственный рынок, может даже устанавливать цены на базовые продукты. Так, например, в 2014 году, сразу же после захвата Мосула и прилегающих территорий, цены на муку были снижены в два раза с 10 до 5 тысяч иракских динаров за килограмм. Разумеется, это длилось недолго и цены вернулись на прежний уровень сразу после исчерпания запасов конфискованного зерна.

Более четверти жителей сельской местности Ирака и до прихода ИГ зависели от государственных дотаций на продовольствие. Вместо выплат или параллельно с ними группировка стала раздавать хлеб, муку, скот, мясо и прочие сельскохозяйственные товары. Все это делается под видом выплаты мусульманского налога  закята.

В 2015 году на территории, контролируемой ИГ, было убрано около 2,4 млн тонн пшеницы и ячменя, что принесло группировке в виде натурального налога примерно $56 миллионов. Населением этих территорий было потреблено менее 1 миллиона тонн. Остальное было либо зарезервировано, либо продано: аграрии нашли способ продать зерно иракскому правительству через посредников. В любом случае, как показал анализ спутниковых снимков, в ИГ хорошо справились с возникшими трудностями. Даже проблемы с водой, созданные турецкими властями в 2014 году, не помешали получить лучший урожай, чем на территориях официальных правительств и других группировок.

При необходимости ИГ продает сельхозтовары. В Дейр-эз-Зоре средства, вырученные от продажи сельхозпродукции (не только зерновые, но и скот), составили 10% от всего бюджета.
Конфискация имущества
Наибольшую прибыль группировке приносят конфискации. Изымают имущество представителей других религий, покинувших место проживания, или атеистов. Например, в 2014 году после захвата Мосула один из бежавших от ИГ христиан, занимавшихся сельским хозяйством, принял звонок от боевиков, которые предлагали ему вернуться, принять ислам или заплатить налог — джизью в размере $500 — и продолжить свой бизнес. Получив отказ, террористы уведомили его, что в таком случае они конфискуют все его имущество, включая землю. Аналогичные предложения получили тысячи христианских семей, вынужденно покинувшие свои дома. Конфискуется все — автотранспорт, недвижимость, скот, наличные деньги, а также запрещенные Шариатом предметы вроде сигарет, алкоголя, наркотиков, которые подлежат уничтожению. Данная статья доходов порой может исчисляться миллионами долларов в месяц и доходить до половины всей выручки группировки. Однако это непостоянный источник доходов. Поэтому финансовая отчетность группировки выглядит странно. Например, сумма в $300 тысяч, полученная за неделю в результате конфискаций, может соседствовать с суммой в $150 (не тысяч).
Закят и прочие налоги
В ИГ предприниматели должны платить налоги в пользу государства. Налоги есть разные, например, существует транспортный налог (от $200 до $800). Но главный налог маскируется под упомянутый исламский закят. Традиционно закят составляет 2,5% от прибыли. Так, весь бизнес Мосула приносил группировке около $3 миллионов в месяц. Для сравнения, семью годами ранее вымогательство у мосульских предпринимателей давало группировке доход лишь в $5 миллионов в год. Вообще этот налог стал легализованным рэкетом. Группировка давно занималась откровенным вымогательством, получая с каждого крупного проекта, реализуемого на контролируемой ею территории, от 5 до 10 процентов от полной его стоимости. В 2008 году ИГ в Найнаве только за второе полугодие пополнила кассу почти на $5 миллионов. 40% из них были получены за счет вымогания закята у местного бизнеса. И уже тогда организация столкнулась с рядом финансовых проблем. Экономисты группировки жаловались на то, что она сильно зависит от одного-двух источников финансирования, хромает экономический менеджмент и дисциплина. Боевики просили выделить средства на покупку газировки и вообще главари отрядов больше времени проводят, выпрашивая деньги, чем воюя. В это же время выяснилось, что на содержание административного аппарата тратится больше, чем на боевые действия. В дальнейшем многие из этих проблем были решены, но появились новые.
Зарплаты боевиков
Деньги приносят даже иностранные боевики. Они не только не отправляют деньги родственникам, но наоборот, просят, чтобы им самим присылали финансовую помощь. Дело в том, что «зарплаты» боевиков ИГ постоянно падают. Интересно, что в конце 2015 года они были снижены с потрясающей формулировкой: «В Коране 10 раз упоминается Джихад имуществом вместе с Джихадом души. И в 9 случаях Джихад имуществом стоит перед Джихадом души поэтому, и в связи с чрезвычайными обстоятельствами всем без исключения муджахидам в два раза сокращаются денежные выплаты». Если несколько лет назад при удачном стечении обстоятельств боевик мог рассчитывать на $1000 в месяц, то затем эта сумма снизилась до $500-600, а в последнее время упала до $250. И это не минимальная ($50) и даже не средняя «зарплата» террориста, а очень даже хорошая по меркам ИГ. Поэтому денежные переводы от родственников и друзей играют важную роль в жизни боевика.

С выходцами из России и СНГ в рядах ИГ злую шутку сыграли экономические проблемы России. Дело в том, что при падении курса рубля денежный поток сократился в два раза из-за того, что переводы осуществляются в иностранной валюте. В связи с этим и положение боевиков-иностранцев заметно ухудшилось. Сама организация напрямую не получает эти деньги, да и общие суммы в сравнении с другими доходами ИГ незначительны. Но все равно группировка имеет свои выгоды от такой практики. Она перекладывает часть финансового бремени по содержанию собственных боевых отрядов на их членов и членов их семей.
Расходная статья бюджета
Расходы на зарплаты  самая крупная расходная статья ИГ. По самым скромным оценкам, она отнимает около ста миллионов долларов в год. Выплаты зарплат составляют около 40% всех трат группировки (примечательно, что этот показатель стабилен на протяжении многих лет). Вместе с содержанием военных баз и тренировочных лагерей, а также с обеспечением внутренней безопасности доля расходов доходит до 70%.

Еще 25% тратятся на государственные нужды, в том числе медицину и образование, строительство инфраструктурных объектов и прочее. На пропаганду тратится не более 3% бюджета. В Дейр-эз-Зоре, например, медиаслужбы ИГ получали около $150 тысяч. Оставшиеся 5% расходуются на выплату помощи бедным слоям населения, пенсии семьям убитых и сидящих в тюрьмах боевиков.

Эти 5% — расходы на выплату закята. Того самого, на который собираются миллионы. Закят — это налог, который подлежит перераспределению, и он не может оставаться у собирающего. Суммы, собранные под видом закята, могут конкурировать с доходами от нефти и сельского хозяйства. Так, например, за один месяц в начале 2015 года в Дейр-эз-Зоре было собрано закята имуществом (т.е. деньгами) на сумму в $1,2 миллиона. Перераспределение закята производится круглый год, но его пик приходится на месяц Рамадан. Так, в июне 2016 года в провинции Ракка было роздано $830 тысяч. В августе того же года в провинции Алеппо перераспределено $450 тысяч. Видно, что суммы собранных средств не совсем совпадают с распределенными. Очевидно, что «Исламское государство» присваивает часть налога себе. Оправдано ли это с точки зрения ислама? Да. ИГ не стало бы собирать закят вообще, если бы не могло забирать его часть. Кроме всего прочего, налог жертвуется и на содержание боевиков. Казалось бы, нет никаких противоречий. Но при этом надо отличать целевые пожертвования, которые проходят по одноименной статье, и закят. Платящий закят обязан его платить, но не обязан отдавать его на военные нужды. Однако в силу того, что группировка узурпировала право сбора и распределения мусульманского налога, нет никакой возможности отказаться от финансирования организации.
ИГ и международная изоляция
Казалось бы, что из-за санкций экономика ИГ должна быть изолирована от международной. Однако это не так. Во-первых, не все банки, захваченные группировкой, возможно отключить от финансовой системы страны. Здесь наибольшие проблемы у сирийских властей. Во-вторых, на Ближнем Востоке распространена расчетная система «хавала». Она основана на системе взаимозачетов, для того чтобы перевести деньги из одной страны в другую, достаточно, чтобы брокер данной системы имел партнера в стране, куда надо перевести деньги. Далее он получает денежные средства от того, кто осуществляет перевод, и сообщает партнеру, сколько нужно выплатить получателю перевода. Хавала не регулируется и часто может рассматриваться как незаконная банковская деятельность. Благодаря простоте и закрытости переводов от посторонних глаз система пользуется популярностью не только у добропорядочных граждан, но и у криминальных элементов и террористов. Через нее деньги с легкостью переводятся в ИГ, выводятся за рубеж для организации терактов в третьих странах или для закупки необходимых предметов и оборудования для нужд группировки (беспилотники, оружие, медицинские принадлежности и т.д.). Несмотря на всевозможные запреты, ИГ не находится в полной экономической изоляции. Хотя это не сильно-то ему помогает.
Валюта на территории ИГ
На территории группировки имеют свободное хождение сразу 4 валюты  национальные денежные единицы Сирии и Ирака фунт и динар соответственно, американский доллар и собственная валюта  золотой динар. Золотой динар  монета крупного достоинства. Один динар весит 4,25 грамма, изготовлен из золота 875 пробы. Нехитрые подсчеты дают нам цену золота в монете, равную примерно 4500 рублей. Есть и более мелкие монеты  серебряный дирхам и разменный медный фулус. Сама группировка объясняет появление собственной монеты религиозно-историческими причинами. Именно такой была денежная система времен Пророка Мухаммеда. Кроме этого, боевики полагают, что всеобщий эквивалент в виде золотой монеты честнее и лучше знаковой формы денег  банкнот. Стоит сказать, что организация имеет давнюю историю использования золота в своих финансах. Например, в 2008 году отделение группировки в иракской провинции Дияла внесло в казну 4 килограмма золота. Но основным платежным средством все равно оставался доллар и иракский динар.

Несмотря на громкое анонсирование золотого динара в 2015 году, реально он практически не используется. Эмиссия новой валюты была скорее символической. Какие-то свидетельства его хождения появились лишь через год после объявления о нем и остаются эпизодическими (динарами стараются выплачивать зарплату боевикам группировки). Деньги ИГ не могут составить конкуренцию ни доллару, ни национальным денежным средствам Сирии или Ирака.
Итог
ИГ демонстрирует полное отсутствие экономической политики. Нет программ развития, нет поддержки бизнеса, нет ничего, что могло бы заставить подозревать организацию в желании заниматься производством. В лучшем случае оно принуждает людей к выращиванию хлеба. Этим и ограничивается его вмешательство в реальную экономику. Во всем остальном производитель предоставлен самому себе. Все, что интересует группировку, — получение денег в виде налогов. Экономика и «Исламское государство» существуют параллельно. Причем ИГ зависит от экономики, а экономика от него — нет. Неизбежно бизнес убежит с территорий ИГ, если оно не будет раньше выбито оттуда военными разных стран. Кроме этого, односторонняя заинтересованность делает группировку попросту ненужной в глазах местного населения. Это не значит, что велик риск восстания, как полагают некоторые западные эксперты. Но это лишает жителей инициативы. Когда человек знает, что в лучшем случае он получит счет на оплату непомерного (а рано или поздно аппетиты группировки станут такими) налога, то у него опускаются руки.

ИГ может только воевать. И дело даже не в том, что группировка видит только экстенсивный путь развития, дело в том, что ей попросту нечего терять. ИГ не привязано к территории и потому легко относится к потерям и приобретениям.

Пока организации удается сводить концы с концами и даже завершать день в «зеленой зоне». Но уже сейчас группировка перешагнула порог кризиса не только военного, но и экономического.

Петр Дергачев, RUPOSTERS

Метки по теме: боевики ИГИЛ; борьба с ИГИЛ в Ираке; Вербовка в ИГИЛ; доходы ИГИЛ; ИГИЛ; оружие для ИГИЛ

Еще долго конструктор будет лежать в коробке, а цветные карандаши в ящике стола. Играть и рисовать некому. Белокурые мальчуганы Отто и Онни (их имена в переводе означают богатство и счастье) с грудного возраста живут у чужих людей. Финские власти изъяли их из семьи, когда старшему не было и года, а младшему всего три месяца. Теперь они подросли, приемных родителей зовут мамой и папой, родных — по именам. Однажды разлучив семью, воссоединять ее социальные службы не собираются.

"Они сейчас будут думать, что дети уже слишком давно там живут, уже привыкли, и если их переведут обратно к нам, это может быть травмой для них. Я выносила, родила и, получается, на этом кто-то зарабатывает", — рассказывает Виктория Исаева, мать Отто и Онни.

В Финляндии пособия приемной семье или приюту на каждого ребенка доходят до 90 тысяч евро в год — это около 5 миллионов рублей. Четыре года назад Виктории поставили условие: хочешь сохранить детей, избавься сначала от мужа. Якобы в молодости он употреблял наркотики, а значит опасен. Потом ей самой сказали, что она плохая мать. За мальчиками тут же пришли, сначала их отдали в так называемую короткую семью (на время), а потом — в длинную.

"Мне очень тяжело говорить об этом. Это трагедия, когда видишь, как государство забирает твоих собственных детей. Это настоящее воровство, и ничего с этим не поделаешь", — говорит Теему Кутила, отец Отто и Онни.

Таковы финские законы. Органы соцзащиты здесь наделены огромными полномочиями. При малейшем подозрении (именно подозрении, а не доказанном факте) на ненадлежащий уход ребенка могут забрать тайком от родителей из школы или детского сада. Еще недавно происходили десятки подобных случаев ежегодно, и это только с русскоязычными семьями и гражданами России. Сейчас благодаря усилиям дипломатов и правозащитников их намного меньше. В 2015 году было 18 официально зарегистрированных обращений в российское консульство, в этом году пока только три.

Так удалось помочь Виктории Медведевой, у которой забрали троих детей. И она, и ее малыши — граждане России, но это не помешало финским соцработникам поместить их в приют.

"При мне воспитатель кинул младшую дочку на кровать с разгона, ребенок забоялся. Как они одевают детей на прогулку: они сами стоят в куртках, дети стоят в футболках", — рассказывает Виктория Медведева.

Теперь Виктория и ее дети в России. Причиной отъема малышей, собственно, и было намерение матери увезти своих родных детей в их родную страну. Финны не видят проблем и огрехов в своем законодательстве. И все же — это внушает надежду — идут на контакт. Детские уполномоченные по правам детей обеих стран заключили меморандум о сотрудничестве.