Молдавия

ЦитатаМарк Евгеньевич, выборы все ближе и ближе. В то же время нет ощущения, что 30 ноября станет каким-то судьбоносным днем, который внесет определенность и однозначность на все следующие четыре года. Нет яростных споров, дискуссий, предвыборного ажиотажа. Быть может, это впечатление ложное? Что происходит?

Мне кажется, что ничего не происходит. Ну, кроме того, что идет быстрый и очевидный обвал всей парламентской и партийной системы. Все политические партии теряют авторитет и рейтинги, границы между партиями становятся все менее различимыми, а действия и заявления их лидеров у всех вызывают лишь раздражение и зевоту. Сразу скажу, что ситуация эта — паршивая. Потому что, когда политические партии перестают отражать коренные интересы избирателей, то все это заканчивается каким-то ну уж очень скверным образом. У истории на сей счет припасено невообразимое число вполне закономерных, но при этом достаточно подлых политических фиаско. От исчезновения государственности и мучительного общественного распада в горниле гражданской войны до тотального захвата власти в стране каким-нибудь очередным маньяком, обезумевшим от страстной любви к самому себе.

Что же случилось?

Изменились цели выборов. Цели борьбы. И для партий власти, и для оппозиции.

Конечно, все это произошло не вдруг. Так называемые правые партии уже пять лет добивают все, что хоть как-то ассоциируется с гражданскими правами, с демократией, с государственностью. Сначала они убили институт президентства, превратив высшую должность в стране в символ собственного антиконституционного всемогущества. Тогда же произошла приватизация по партийному признаку всех ветвей власти, включая власть судебную. Потом режим несколько раз подряд наглядно продемонстрировал, что и Конституционный суд — это всего лишь элитный юридический бордель, состоящий из мальчиков и девочек по вызову, готовых исполнить любую фантазию заказчика. Посмотрите социологические опросы. Все эти институты, не физические лица, а именно институты, структуры — судебная система, президент, правительство — достигли рекордного антирейтинга. Им не доверяют более 80 процентов. Добавим сюда криминальную экономическую политику последних лет, живодерство в социальной сфере, хладнокровный садизм в образовании и здравоохранении,  и мы получим главный эффект проевропейкого правления — разгосударствление Молдовы.  

И вот пришел черед распада партийной системы и резкой деградации всей общественно-значимой повестки дня. Посмотрите, что в фокусе нынешней политической дуэли политических партий! Планы экономической модернизации? Те или иные варианты решения приднестровского вопроса? Обсуждение того, как Молдове вырваться из удушающего энергетического гетто? Как выкарабкаться из уже случившейся демографической катастрофы и обвального сокращения экономически активного населения? Как преодолеть коррупцию, ставшую в Молдове победившим общественным строем? — Нет. Всего этого нет. Это больше не темы для политических дискуссий. Зато идет сплошная музыкальная дуэль в духе радиостанции «Шансон». Кто кого перепоет и переиграет! — Вот главная интрига! Кто круче — Филипп Киркоров или Стас Михайлов? Плахотнюк на трубе или Брегович с духовым оркестром? Иосиф Кобзон или София Ротару?       

В отношении партий власти тут все было и остается понятным. Набедренной повязки из знамени Евросоюза им вполне достаточно для того, чтобы без всяких там идей и стратегий идти на выборы с одной-единственной задачей — сохраниться во власти и не сесть в тюрьму. И не страшно, что число избирателей этих партий снижается от опроса к опросу. Рис, макароны, гречка и просто деньги должны восполнить бреши в предвыборных рейтингах. Но обвала авторитета партий власти уже не остановить.  Включая организационный распад этих партий. Сначала падет ЛДПМ. Потом с пылью, грязью и  скандалом, под тяжестью собственного веса обрушится небоскреб из «кизяка и баксов» под названием Демократическая партия. Все это произойдет достаточно скоро. Уже нет сомнений в том, что следующий парламент не усидит отведенные ему четыре года. Коррупционная безыдейность — слишком шаткая основа для долгосрочного выживания такого политического класса. А других основ у него нет. И не появится.

Откровенно говоря, все это было понятно и раньше. Но вот то, что к этому процессу партийного распада добровольно и неожиданно подключились коммунисты, стало самой трагической сенсацией! Пять лет ПКРМ являлась не только единственным организатором сопротивления режиму, но фактически единственным полюсом легитимности в стране. Пока коммунисты не признавали президента-узурпатора, били наотмашь по всем крупным и мелким злодеяниям власти, именно коммунисты давали надежду на то, что ситуация поправима, что правда, закон, справедливость восторжествуют. И пока коммунисты претендовали на победу, этой партии было простительно все, включая поражение. Пока коммунисты претендовали на победу, в политической системе всего молдавского государства ощущался пульс, поддерживалось давление живого организма.        

Но ПКРМ отказалась от победы. Не от идеи вступления в Таможенный союз, не от лозунга «Молдова без олигархов», не от уличных акций — это все частности, инструменты подтверждения победной репутации. ПКРМ отказалась от самой идеи победы — это главное. И теперь о ней даже не заикается. Цели борьбы изменились.

И каковы на Ваш взгляд эти цели теперь? И почему Вы не рассматриваете иной ход событий? К примеру, партии власти провалятся так глубоко, что ПКРМ все-таки обретет победу? Или иной вариант: допустим, в Парламент пройдут еще несколько левоцентристских формирований, они образуют блок с коммунистами и сформируют новое правление. Чем не сценарий?

Нет таких сценариев. Выборы выигрывают до выборов. Могущество демонстрируют задолго до дня голосования. В том числе и тем, что с порога дают понять партиям власти, что их главные козыри в предвыборной борьбе — подкуп и фальсификация — не пройдут. А вместе с ними не пройдут и молдавские евромайданы. «Даже не пытайтесь, господа!» — это грозное предупреждение должно было быть вбито в головы лидеров партий власти, подручных чиновников, представителей местных органов власти и прочих специалистов-наперсточников. Они должны были уже шкурой ощущать, что коммунисты — это будущая власть, которая в случае чего применит к ним ко всем известные статьи Уголовного кодекса. Они должны были видеть зримо и отчетливо эту силу на улицах городов, в каждом селе: то ли в облике протестной пехоты, защищающей демократический выбор, то ли в ипостаси бесстрашных политических офицеров на парламентской трибуне. Но сегодня уже нет ни того, ни другого. Взлет предвыборной кампании, обозначившийся 1 мая массовой демонстрацией и представлением проекта предвыборной платформы, был сбит сначала вероломным приступом идейного оппортунизма, а потом организационной расправой с теми, кто с этим оппортунизмом не согласился.

Ну и самое главное. Не политические партии, тем более оппозиционные, формируют политическое большинство в молдавском Парламенте. Напомню, что это большинство формирует некий гражданин, по фамилии Тимофти. Именно он, согласно Конституции, вынесет на суд законодательного органа кандидатуру будущего премьера. Раз, другой, третий! И, ежели эта кандидатура не наберет большинства голосов, то, пардон, — повторные выборы.

Еще недавно у ПКРМ был широкий спектр противодействия этой патовой ситуации. Во-первых, ПКРМ не боялась выборов, ни очередных, ни досрочных. Во-вторых,  при появлении Тимофти не только коммунисты, но и сотни тысяч их сторонников могли вполне себе так демократично в мегафон задать простые вопросы: «А кто ты, собственно, такой, дедушка Николай? Тебе ли — ничтожному узурпатору — шантажировать Парламент перспективой роспуска? Может, ты сам как-то по-хорошему, по-английски слезешь с президентского кресла? А не то, не ровен час, молдавский народ воспользуется немеркнущим европейским опытом киевского майдана и погонит тебя куда подальше…». Полагаю, что гражданин Тимофти не стал бы на своей шкуре испытывать действенность таких европейских инструментов политического убеждения. Но сегодня у ПКРМ нет на все это ни моральной силы, ни силы организационной. Сегодняшним лидерам нравится, когда их хвалят вчерашние оппоненты от партий власти за то, что они избавились от всех этих «талибов» и смутьянов, что сегодняшняя ПКРМ — мудрая, вменяемая, трезвая, осторожная партия, с которой, наконец, можно иметь дело.

А потому сразу после дня выборов начнутся переговоры. Если будет нужда в голосах ПКРМ, то сварганят право-левую коалицию. Хотя я думаю, что ПКРМ в любом случае пригласят поучаствовать во власти. Учитывая противоборство эгоизмов на правом фланге, ПКРМ будет, несомненно, востребована в качестве комфортного противовеса в рамках будущей коалиции. И будет проведен кастинг на пост такого премьера, который удовлетворит взыскательным вкусам и ЛДПМ, и Демпартии, и ПКРМ. И такой премьер будет найден. Эту коалицию торжественно назовут каким-нибудь почетным названием, типа «За стабильность и развитие», а коммунисты войдут в правление и будут в нем демонстрировать «здоровые силы», нацеленные на дружбу с Россией и молдавским народом. А заодно заявят, что наступил конец репрессиям по отношению к «нашим людям на местах» и вообще — все в порядке, «чертовски хочется работать», а не прозябать в оппозиции.

Таким образом, цели предстоящей парламентской баталии у всех без исключения участников одинаковы: отхватить большее число мандатов для создания максимально выгодных условий в переговорах по коалиции. Понятное дело, чем больше мандатов от твоей партии — тем на большее число министров, судей и послов ты можешь претендовать в общевластном пироге. Ну, а оппозиции в следующем парламенте уже не будет. Это очевидно.

Ну, может, это хорошо, что политики начинают понимать друг друга? Что между ними всё меньше противоречий и разногласий? Разве это плохо, когда наш премьер заявляет, что Молдова не будет антироссийской площадкой, когда Стрелец говорит, что видит исправившихся коммунистов в будущем коалиционном правлении, а Воронин подтверждает необходимость дальнейшей европейской модернизации?

Да уж, странное дело приключилось. Когда ведущие политики, наконец, нашли друг с другом общий язык, то вдруг выяснилось, что они его утратили с избирателями. В первую очередь потому, что общество учуяло, что этот консенсус не имеет к ним никакого отношения. Люди поняли, что штиль в верхах — верный признак того, что их сдали. И правые, и левые. И крупные политические тюлени, и суетящаяся околопарламентская мелкотня.

Понимаете, ведь за всеми этими недавними геополитическими спорами о Востоке и Западе, о ЕС и Таможенном союзе скрывались достаточно прозаические и осязаемые вещи. Одни хотели жить, как в Европе. Другие — хотели просто жить, выжить. А всем вместе им хотелось и хочется примерно одного и того же: жить без коррупции, без олигархов, в условиях справедливой судебной системы, жить так, чтобы не умирать от кабальных коммунальных тарифов, жить в условиях, когда и образование, и здравоохранение, и экономика развиваются, когда дети реже болеют, а родители дольше живут, а ты сам в состоянии их обеспечить.

Теперь наступает ясность. Основные политические игроки фактически заявили, что всё останется по-прежнему. Не будет ни дешевого газа, ни русского рынка, ни экономического развития, ни рабочих мест, ни гражданских свобод, ни по-европейски прозрачных и последовательных антикоррупционных процессов, а во власти останутся те же самые самодовольные физиономии.

Вы считаете, что в обществе зреет некое общее раздражение всеми действующими политическими партиями?

Не раздражение, а полное их неприятие. По-простому говоря: сговору ленивых и пресытившихся политических имитаторов противостоит другой, более масштабный, настоящий, подлинный общественный компромисс. Этот масштабный общественный компромисс основан на простом тезисе: так жить нельзя! Так считает тотальное большинство страны. И этому тезису соучастники очевидного право-левого сговора не могут противопоставить ничего, кроме своей совокупной политической импотенции, муравьиного мировоззрения и попытки объяснить, что стабильность их персонального положения — это то же самое, что стабильность социальная, общественная, что незыблемость их статуса вершителей и вещателей равняется всенародному благу.  

Но, как известно, импотенцию, в том числе политическую, трудно скрыть. А уж найти правильные и умные слова для того, чтобы объяснить, что это лучшее из возможных состояний, — не способен даже самый искусный демагог. У власти и примирившейся с ней оппозицией больше нет слов, цепляющих за живое. Никого сегодня не обманешь бормотологией про то, что нужно, мол, дружить и с Западом, и с Востоком, хранить мир и стабильность. Сегодня с этим глубокомысленным тезисом согласна вся Молдова. Просто, когда это говорят действующие элиты, всем понятно, что они ничего не хотят менять. А когда об этом ворчит общество, то совершенно ясно, что речь идет об отчаянном желании перемен. И дело не только в том, что и на Западе, и на Востоке бывают разные друзья, что «дружить» можно по-разному. Просто то, что является миром и стабильностью для одних, для других означает капитуляцию, безоговорочную и беспросветную. И проблема как раз состоит в том, что таких «других» сегодня большинство. И они, знаете, как-то не скоро еще будут готовы взять и просто так сдаться в плен.

А Вы, что же, считаете, что Молдова могла вступить в Таможенный союз, избежав столкновений с половиной общества? Вы считаете, что продолжать европейские реформы можно в условиях членства в одной организации с Россией, Беларусью и Казахстаном?Неужели нельзя действительно просто дружить с Россией и Европой?

Я приведу такой пример. Он во многом отвечает на ваши вопросы. Мой один очень хороший коллега все пытался мне объяснить, что не нужно хвататься, как за панацею, за такие темы, как интеграция на восток, что это совершенно бесперспективный и непонятный проект, что основная задача политиков — это борьба с коррупцией, с олигархами, за справедливую судебную систему, без всякой там геополитики.

Как минимум, весьма романтичный взгляд на вещи!

Молдове нужен Таможенный союз не для того, чтобы потрафить ностальгическим вкусам той части общества, которая ориентирована на Восток. Не для того, чтобы по-садистски лишить европейской перспективы тех, для кого Шекспира не бывает в русском переводе. Таможенный союз нужен Молдове для выживания и развития, в первую очередь экономического.

Сегодня это развитие в Молдове невозможно. То есть экономика какая-то тут есть и будет, но развития не будет. И не потому, что люди тут какие-то иные. С людьми как раз все в порядке. Просто мы действительно находимся в настоящем энергетическом гетто. В международном рейтинге стран Европы по стоимости электроэнергии Молдова занимает аж 28‑е место. Стоимость электроэнергии в Молдове значительно выше, чем в Румынии и в Украине. С ценой на газ для потребителей та же ситуация. В настоящее время удельный вес энергоресурсов составляет 10-12% стоимости молдавских товаров, в то время как в Европейском Союзе этот показатель — всего 2%. В подобных условиях практически невозможно ставить задачи повышения конкурентоспособности молдавской экономики ни по одной из отраслей, включая аграрный сектор. Само экономическое развитие в стране становится невыгодным и обреченным на поэтапное сворачивание. Что, собственно, и наблюдается. Это вообще-то и есть наша главная проблема, а не отсутствие каких-то там структурных реформ, которым нет внятного определения ни в одном учебнике.

В этих условиях Таможенный союз, интеграция в эту структуру — единственный способ принципиального снижения цен на энергоносители, а значит — главное условие для того, чтобы молдавская экономика стала возникать как полноценное явление. И слава богу, что такой инструмент появился, что он существует. Невзирая ни на какие противоречия внутри этого союза! Нам еще предстоит дорасти до этих противоречий.

Преодолеем эту энергетическую астму, запустим процессы развития, значит, появятся объективные условия для более высоких требований к образованию, к инновациям и науке, появится иное, более масштабное требование к модернизации судебной системы, появится иное давление на государственные и политические институты.

И что же, это единственный и безальтернативный путь развития?

Ну, почему же. Перед страной открывается иная, также вполне ощутимая перспектива. Она уже видна невооруженным глазом. Молдова очень скоро превратится в большое такое, по-европейски ухоженное, поле для гольфа, с хорошими дорогами, которые ведут только к фольклорно-этнографическим заповедникам, в которых будут доживать свой век старики и радовать иностранных туристов умением плести корзины и ковры. Иными словами, в условиях демодернизации просто ограничиваться общедемократическими требованиями — значит, в лучшем случае, менять одного главного олигарха на другого. Причем всякий раз на более худшего. Требования европеизации страны невозможно разорвать с активной экономической интеграцией на восток. Одно без другого невозможно.

Что же касается потенциального внутриполитического конфликта, то вопрос ведь состоит том, как, каким путем вести Молдову в Таможенный союз. Можно это, конечно, делать так, как Янукович. Вероломно, подло, келейно. Но ведь можно поступать иначе, путем плебисцита, активного объяснения разницы между выживанием и развитием сегодня и перспективой вступления в ЕС через тридцать лет. Ведь и через тридцать лет никто не примет в ЕС поле для гольфа в качестве полноценной страны. Примут только страну, но страной в экономическом смысле нам еще предстоит стать. То есть, даже для сторонников однозначного европейского выбора интеграция в Таможенный союз может быть не безоговорочным злом, а закономерным этапом на пути к большой Европе. 

Кроме того, согласитесь, что решению, принятому большинством народа,  трудно будет сопротивляться силовыми приемами евромайданов. Более того, такой референдум не отвергнет партнерство с ЕС, а даст мощные основания для перезаключения Соглашения с Европейским союзом, от предательского к партнерскому. Или кто-то предполагает, что в такой новой ситуации ЕС откажется вести переговоры с Молдовой? Не откажется. А будет вести их с азартом, особенно если с молдавской стороны будет ответственные и по-европейски компетентные политики, а не мутные и безгласные коллаборационисты.   

Марк Евгеньевич, и все-таки, Вы собираетесь как-то дальше отстаивать собственные политические взгляды? Каким Вы видите свое политическое будущее? Ходит, к примеру, много слухов о том, что Вы консультируете различных политиков, ведете какие-то переговоры об участии в иных политических проектах.

Я воспользуюсь этим интервью для того, чтобы заявить раз и навсегда некоторые важные для меня вещи. Последним политиком, с которым я работал, был Владимир Воронин. И эта работа раз и навсегда завершилась утром 7 июня. Ни с какими иными политиками я не собираюсь связываться в ближайшие лет пятьдесят. Кроме того, я не вижу никакого своего, особенного политического будущего и полностью прекращаю всякую политическую деятельность. Мне этот вид активности не особо нравился и прежде, но я чувствовал некую моральную ответственность. Теперь у меня такой ответственности нет. Ибо невозможно идти в разведку с теми, кто, оказывается, собрался на рыбалку.   

На научной, исследовательской ниве у меня огромное количество дел, которые могу сделать только я. В том числе в ипостаси коммуниста. В политике у меня таких дел не осталось. В известном смысле это последнее интервью на политические темы.