Ответ гласит, что мы оказались в этом положении из-за блефа — и явного желания президента России Владимира Путина наш блеф разоблачить. Одна из возможных реакций на эту безрадостную ситуацию — продолжать блефовать в надежде, что Путин, в конце концов, моргнет первым. Другой, гораздо
.
Скрытый текст
Когда холодная война подошла к концу, Соединенные Штаты начали направо и налево раздавать формальные и неформальные гарантии безопасности странам в отдаленных уголках земного шара. Они стали дополнением к более старым гарантиям, данным во время многолетней конфронтации Запада с Советским Союзом и его многочисленными сателлитами и государствами-клиентами.
К тому времени США уже официально посредством НАТО обязались защищать Западную Европу, а также Японию и Южную Корею. Наша договоренность с Тайванем была менее явной, но все понимали, что едва ли мы закроем глаза на малейшее поползновение Китая вторгнуться на остров.
Реакция Америки на вторжение Ирака в соседний Кувейт всего за несколько месяцев до окончательного распада СССР продемонстрировала, что США намерены использовать свое военное и дипломатическое влияние для предотвращения трансграничных военных конфликта на Ближнем Востоке — и наказывать правительства, нарушающие этот запрет.
Позднее, в 1990-х годах, НАТО начала расширяться на восток, распространяя свою мощь за пределы собственных границ, например, на Балканы, с целью остановить ужасное кровопролитие в государствах бывшей Югославии. Впечатляющие теракты 11 сентября, спланированные в контролируемом талибами Афганистане Аль-Каидой* (запрещена в России), побудили США и их союзников по НАТО развернуть свои силы еще дальше, теперь уже на всю Южную Азию. Последующее вторжение и оккупация Ирака, предпринятые Соединенными Штатами и некоторыми их союзниками помимо НАТО, представили как необходимые для устранения угрозы для Америки и ее союзников на Ближнем Востоке, с которой мириться никак нельзя. Восемь лет спустя НАТО развернула свою мощь по всему Средиземному морю, свергнув правительство Муаммара Каддафи в Ливии.
Каждый из этих шагов был расширением зоны военного влияния США, и многие из них сигнализировали о том, что НАТО временами становится уже не оборонительным, а наступательным альянсом. Каждый раз США и их союзники демонстрировали, что они готовы использовать военную силу, чтобы бросать вызов и побеждать гораздо более слабые страны по всему миру. Поступая таким образом, мы начали формировать нечто, что немало напоминало зачаточную всемирную полицию с США во главе. Но в этом были и неоспоримые минусы.
Во-первых, внешняя политика, призванная наказывать «злодеев», как это выразил бывший президент Джордж Буша после 11 сентября, создала для нас ряд проблем. Мы стали нести прямую ответственность за безопасность в тех местах, куда вторглись. И эти страны вместо того, чтобы со временем самим научиться заботиться о себе, стали зависимыми, вынуждая Соединенные Штаты и наших союзников продлевать бессрочные внутренние и внешние обязательства в области безопасности, а единственной альтернативой этому оказывалась такая, которая в конечном итоге приводит к гражданской войне или диктатуре. Мы видели, как различные версии этого сценария в разные периоды времени за последние два десятилетия разворачивались в Ираке, Ливии и Афганистане.
Но это не единственный и даже не самый большой недостаток американского подхода к внешней политике после окончания холодной войны.
Мы смогли участвовать сразу в нескольких небольших (хотя и неразрешимых) вооруженных конфликтах по всему миру, потому что в каждом случае наш противник был намного слабее нас. Но мы также дали неявные гарантии безопасности в тех местах, где у сильной или развивающейся региональной державы были свои, конкурирующие с нашими, интересы. И мы справлялись с этими ситуациями, действуя так, словно намерены защищать определенные страны от масштабных военных угроз, хотя на самом деле никогда не были к этому готовы.
Такой подход к ведению внешней политики работал достаточно хорошо до тех пор, пока никто не разоблачил этот наш блеф. Наша готовность и способность развернуть свою мощь на Ближний Восток, Южную Азию и Северную Африку всегда работали как предполагаемое свидетельство нашей решимости.
Но теперь наши геополитические соперники больше не готовы все время нам уступать. Путин, например, похоже намерен проверить предположение о том, что в российском ближнем зарубежье (на Украине, а также в Грузии и Белоруссии) у России на карту поставлено гораздо больше, чем у нас. И вполне вероятно, что исход этого теста будет в его пользу. Недавний опрос YouGov, проведенный по заказу Института Чарльза Коха, например, свидетельствует, что только 27 процентов американцев поддержали бы войну с Россией из-за ее вторжения на Украину. Неясно даже, сможет ли Европейский союз ввести новые болезненные экономические санкции против России в ответ на такое вторжение — и все это означает, что Путин вполне может победить в своем стремлении остановить расширение НАТО.
Это не помешало некоторым аналитикам выступать за то, чтобы мы продолжали блефовать и дальше, опасаясь, что отступление подтолкнет и Китай в свою очередь проверить, готовы ли мы защитить Тайвань от вторжения. (Некоторые даже зашли так далеко, что вопреки всякому правдоподобию предположили, что, если позволить России вторгнуться в Украину без военных последствий, это полностью разрушит НАТО и поставит нас на тропу к мировой войне.) Но было бы лучше честно признать последствия блефа и отступить на позиции, с которых мы действительно готовы бороться с угрозой войны, предельно ясно продемонстрировав эту решимость нашим геополитическим соперникам.
Мы не можем гарантировать безопасность одновременно и в Восточной Европе, и на Ближнем Востоке, и в Северной Африке, и в Южной, Восточной и Юго-Восточной Азии. Но мы можем использовать нашу по-прежнему внушительную военную и экономическую мощь, чтобы влиять на ход событий в некоторых избранных местах. В каких же именно? США много чего совершили по всему миру после окончания холодной войны. Но мы пока не до конца сделали этот трудный выбор, который всегда приходится делать любой конечной силе.
Кризис на Украине следует рассматривать как возможность взяться за этот болезненный, но необходимый процесс более разумного выбора полей для наших сражений.