Тред №1037647

Естественно, что из России это жонглирование представляется беспомощной тупостью западного агитпропа, очередным признаком вырождения еще недавно грозной машины информационно-психологического оружия. Ведь у нас теперь не только узкопрофильные американисты, а провинциальные функционеры "Единой России" знают и имя профессора Джина Шарпа, и чуть не наизусть учебник так называемых ненасильственных революций. И когда среди прижатых налогом дальнобойщиков обнаруживаются НПО-шники, накануне обучавшиеся в Штатах "организации гражданского общества", наша пропаганда говорит: маска, я тебя знаю. Благо успели, видимо, изучить и скрининг-доклад Беркмановского центра Гарварда за 2010 год, где чуть ли не первым из социальных "уязвимых сообществ" числились автомобилисты. Благо хлопотуны о гражданском обществе и искатели уязвимых групп на западные гранты теперь подлежат регистрации в качестве иностранных агентов. И в итоге менеджеры National Endowment for Democracy, Open Society Foundations и прочих "неравнодушных" опекунов вынуждены подсчитывать упущенную выгоду и искать другие страны-мишени (target nations) для применения своих талантов.

Более того, российское пропагандистское иновещание, распространившее свои мощности на пространстве от Латинской Америки до Индонезии, стало не только "коллективным агитатором", но и центром притяжения для массы молодых и активных репортеров и стрингеров, пылко отрицающих несправедливый американоцентричный миропорядок. Доказательство тому – вошедший в обиход западного военного и политического истэблишмента термин "гибридная война" – будто бы некое новое оружие, изобретенное за кремлевскими зубцами. Когда успехи нашего виртуального оружия приумножаются неожиданным блеском физических войск, свидетельством боевой силы авиации и ракетостроения, не считаться с нашей страной, не посвящать ей ежедневные заголовки на первых страницах уже невозможно. При этом даже самые пристрастные западные авторы "путинологического" (в терминах Леона Арона) направления не могут отрицать, что "гибрид", а если быть точными – сплав отечественной физической и виртуальной мощи достигнут, в отличие от Китая и Турции, без ограждения общества информационными барьерами, без полицейских осад нелояльных медиа-компаний, без отключения Twitter и Facebook.

Весьма показательны были итоги дискуссии в US Army College под эгидой Центра стратегических и международных исследований (CSIS), совмещенные с имитационной игрой между армиями "красных" и "синих". Один из участников, военный эксперт Джозеф Джилберт рассказывал, что задачей игры было исследование трех рисков. Первый, чисто военный, касался вероятности военного вторжения России в Прибалтику. Второй исследуемый риск состоял в возможности такого националистического (а вовсе не либерального) бунта в России, при котором доступ к стратегическому оружию мог бы достаться русским радикал-империалистам. Третий – гипотетическая ситуация "дворцового заговора" а-ля путч 1991 года. Все три вероятности были расценены как минимальные, т.е. было признано, что наша власть а) всерьез, б) надолго, в) не поддается импульсам, ставящим второстепенное выше главного. Что касается имитационной игры, то в ней выиграли "красные", то есть воображаемые русские – по двум причинам: 1) красным" нужно выиграть, а не добиться равновесия, 2) "красные" (внимание!) гораздо меньше, чем "синие", отягощены "условностями и обязательствами". И ведь что правда, то правда: российский Конституционный суд в одной ситуации может признать приоритет международного права над национальным, а в другой, когда такой уступкой внешние стороны начинают злоупотреблять – принять решение ровно противоположное. Почему? Потому что высшая судебная власть нашей страны не стала так называемой "группой влияния". Согласно Национальной стратегии публичной дипломатии и стратегических коммуникаций принятой в США в канун выхода на сцену "технологий 2.0", правовое сообщество, пресса и экспертные круги страны-мишени являются приоритетными "группами влияния", через которые (а не только через НПО) можно непосредственно задействовать "уязвимые сообщества" или поставить в тупик власть – именно такую роль правовая элита Египта сыграла в 2011 году при отрешении Хусни Мубарака.

Когда элитные круги государства, которое мы в нескольких поколениях привыкли называть потенциальным противником" (в мировой войне), признает наши преимущества именно в том, что нашу власть не удалось сделать слепым колониальным инструментом, можно, конечно, порадоваться. Однако похвала от бывшего "потенциального противника", а сегодня, если быть точными, – от ценностного антипода нашей страны – имеет свою оборотную сторону. Она создает головокружение от успехов, а такое головокружение имеет свойство порождать аберрацию восприятия. Например, мы слышим в наш адрес некое уступчиво-двойственное суждение, а оно нам (нашему пропагандистскому сообществу) кажется похвалой. Второй нехороший эффект головокружения от успехов – это потребность в новых похвалах, своего рода "жажда оценки" от заокеанских инстанций, которые глубоко в подсознании даже очень искренних патриотов воспринимаются как вышестоящие.

Чтобы не быть голословным, приведу три примера. Пример первый – с уходом из Персидского залива американского авианосца "Теодор Рузвельт" в октябре. Это действие американской стороны подавалось гостелеканалом "Россия-24" как знак признания Вашингтоном того факта, что Москва перехватила инициативу в регионе – то есть чуть ли не как отступление Америки. Фактически авианосное присутствие в Заливе прерывалось а) всего на два месяца; б) согласно решению, принятому еще в августе; в) на фоне жесткого спора о военном бюджете в Конгрессе, который был 30 октября разрешен путем повышения потолка госдолга. Главной же предпосылкой временного ухода из Залива было достижение доверия между Вашингтоном и Тегераном. И именно по этой причине "ястребы", оппонировавшие этому решению, ссылались на то, что "обезоруживание" морского пространства будет болезненно воспринято "по другую сторону Залива", то есть в Саудовской Аравии и Катаре. К сожалению, пропагандисты не потрудились отследить политическую и экономическую конъюнктуру военного решения, прежде чем делать шапкозакидательские выводы.

Пример второй – со статьей президента Совета по международным отношениям (CFR) Ричарда Хааса, вышедшей в свет поздним вечером 24 ноября и посвященной удару турецкого истребителя по российскому бомбардировщику, уже последовавшей государственной реакции на этот удар и визиту в Россию президента Франции, только что побывавшего в Вашингтоне. Эта статья была воспроизведена на отечественных медиа-ресурсах без первых двух абзацев и последней фразы и приобрела посредством такого обрезания комплиментарный вид. В подправленном виде первое лицо надпартийного института, десятилетиями выполнявшего функцию, аналогичную идеологическому отделу ЦК в Советском Союзе, оказывался еще одним союзником нашей страны в споре с турецким руководством. На самом деле Ричард Хаас счел в этот день необходимым успокоить широкий, особенно "ястребиный", американский экспертный круг, призвав его не бить глобальную тревогу по поводу "неконтролируемого" поведения как Турции, так и России, а отнестись к этой ситуации прагматично. А именно, использовать ее для оказания влияния на обе стороны. И при этом не возмущаться тем, что Франция настроена видеть русских своим союзником в сирийской кампании против ИГИЛ*. "Если французам так хочется, не нужно им мешать", – написал Хаас. Что касается характеристик России (в двух первых абзацах) и Турции (в третьем и четвертом), то она была в равной степени пренебрежительной.

В Военной доктрине информационного противоборства США, принятой в начале правления Джорджа Буша-младшего (тогда Ричард Хаас за свой доклад по арабскому миру и получил высшую должность в CFR), присутствует термин "стратегическое умолчание" (reticence). Так, Буш в публичных выступлениях записывал в актив Вашингтона состоявшиеся "цветные революции 1.0" (Грузия, Украина, Киргизия, Ливан), но умалчивал об аналогичных проектах, которые провалились (в Венесуэле, Белоруссии, Узбекистане, Казахстане, Азербайджане, Албании). Проводя параллели с Леонидом Брежневым, можно применить к подобному умолчанию расхожий термин советского "периода застоя" – лакировка (точно так же финансовые подтасовки бушевской семейной компании Enron – то же, что у нас называлось припиской).

Если государственные СМИ приуменьшают наши внутренние проблемы, отвлекая внимание на внешний мир и нашу особую роль в мировой трансформации – это подлинно стратегическое умолчание: отучившись от самобичевания и "чернухи" 90-х годов, мы лечим неустойчивые души надеждой, а внешнему миру демонстрируем свою стойкость, контрастирующую с паникой стран "старой Европы". Однако если пропагандист произвольно выбирает из оценки заведомо влиятельного западного стратега (из уст Хааса обычно исходят целеуказания для американской внешней политики) только "позитив", отбрасывая суть месседжа, и особенно если кажущееся "ободрение" нашей страны доводится до лиц, принимающих решение в Кремле (посредством жирного подчеркивания "подходящих" фраз) – это совсем иной вид умолчания. Это скорее можно сопоставить с докладом Горбачеву о том, как на местах замечательно внедряется кооперативная реформа, с умолчанием о том, как разверзающаяся фискальная дыра истощает союзный бюджет.

Есть умолчание и умолчание. Точно так же – есть разоблачение и разоблачение. Пример третий. Когда экс-либерал Георгий Бовт (в последнее время число либералов, переквалифицировашихся в патриоты, растет как-то подозрительно) в гостелеэфире рассказывает, что в бизнес ИГИЛ вовлечен целый ряд стран, это полезно и познавательно. Но вслед за полезным разъяснением следует сожаление о том, что Турцией не занялась организация под названием FATF, аналитика меняет качество. Дело не в том, что в черном списке произвольно (с международно-правовой точки зрения) созданного надзорного ведомства фигурировала не только "Турция наряду с Зимбабве", но и наша страна, в то время как Гаити и Экваториальная Гвинея там никогда не значились. Дело в том, что, адресуясь произвольно выбирающей жертв в конфискационных целях международной инстанции, мы, во-первых, признаем авторитет этого "надзирателя", а во-вторых, что еще хуже, "доводим до ее сведения" о непорядках у географического и цивилизационного соседа. То есть выступаем перед этим колонизационным по предназначению ведомством с позиции "снизу вверх" – как школьный ябедник.

До сих пор Россия вызывала восхищение широкой аудитории, в равной степени на Западе и Востоке, последовательностью и решимостью в отстаивании исторической памяти и справедливости (в истории с украинским переворотом и спасением Крыма от бандеровской инфекции), а затем в поддержке осажденного смертельным врагом союзника, его государственности и уникальной культуры (в истории с Сирией), и давали понять, что за ценой не постоим, приводили лидеров бывших империй в состояние стыда и неловкости, а "нерешительного Обаму" выставляли под огонь внутренних критиков. Эта тактика была в равной степени рискованной и выигрышной, и этот выигрыш после удара Каспийской флотилии стал переходить в материальную форму на оружейном рынке. Удар турецкого истребителя с военной точки зрения предоставил дополнительную свободу действий – оправдал предоставление осажденному союзнику мощных противоракетных средств, подтолкнул на его (и нашу) сторону правительство Ирака. Но в политической сфере одна за другой стали звучать фальшивые ноты, диссонирующие с нашим собственным, планомерно культивированным образом воителя и защитника. Не может воитель и защитник быть одновременно ябедником.

Бывает в истории так, что воитель и защитник является одновременно вынужденным вассалом – так было с Александром Невским, громившим тевтонского интервента, но платившего дань Орде. Однако вассальные отношения отличаются от колониальных политически и стилистически. Как только вассал начинает наушничать суверену на своего соседа или, предположим, некий князь сдает наместнику брата, на вассала с этого момента смотрят как на холопа. "Стук" в FATF (Transparency International, OCCRP, ICIJ и т.п.) на другую страну, будь то даже Украина – это холопство.

Мало того, в сегодняшней мировой ситуации аналог Орды, то есть превосходящей по потенциалу империи – это не Соединенные Штаты Америки. И именно в 2015 году влияние Вашингтона на мировые события беспрецедентно сократилось, а влияние Поднебесной империи в ее новой реинкарнации – беспримерно, фантастически возросло. Разумеется, мы догадываемся, что именно это уравнивание сил предоставляет нам возможность вольнее вести себя на мировой арене, чем когда-либо. И не только нам, но и куда меньшим по размеру и потенциалу странам, – от Египта, военный лидер которого пришел к власти вопреки желаниям и расчетам американских элит, до маленькой Македонии, где сорвался последний из суррогатных переворотов новейшего времени.

В этом меняющемся мире мы могли позволить себе невиданную роскошь – игры на противоречиях в лагере бывшего "потенциального противника", провоцировать их клевретов друг против друга в разных точках мира, от Украины до далекой Малайзии.

Но ни в коем случае не давать провоцировать себя в интересах одного американского клана против другого. И ни в коем случае не докладывать на другую страну в ту инстанцию, которая – пока что – имеет санкционные рычаги влияния и на твою страну, на ее экономику, а не только на произвольно избранных влиятельных лиц и их родственников. Поскольку это два разных качества политики – приличествующий и не приличествующий полюсу мирового влияния.

 

Год 2015-й начался с шокировавшего Вашингтон вступления в учрежденный Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций ведущих европейских стран вслед за странами АСЕАН, а заканчивается установлением стратегического партнерства Китая с Великобританией, в которой есть и французский элемент – а именно участие EDF в проекте реконструкции британской АЭС Hinkley Point. Экономический рычаг Китая – владение американскими долговыми обязательствами – лишь один из "крючков", за который Пекин цепко удерживает Вашингтон. Другой крючок – зависимость от импорта множества категории доступных потребительских товаров. Третий – та самая идеологически привилегированная отрасль альтернативной энергетики, то самое материальное выражение "прогрессистских" ценностей, которое не воплотить в реальности, даже пропаганды ради, без китайских лантаноидов.

Очень разные элиты очень разных стран мира тянутся сегодня к Китаю не потому, что очарованы китайской культурой, не потому, что подвержены влиянию китайской пропаганды (она пока сильна только в обороне), и даже не по соображениям выгодных инвестиций. Страны мира, от Аргентины до Грузии, от Таиланда до Зимбабве, от Греции до Молдовы, осознанно или неосознанно ищут у Китая защиты от метастазов злокачественного недуга, исходящих из-за океана. Слишком очевидны разрушительные итоги экспериментов по "ломке менталитета" – будь то в Восточной Европе, Латинской Америке или Африке, а последним "моментом истины" стал, несомненно, Ближний Восток с ИГИЛом. Ключевое преимущество "мягкой власти" США по Дж.С.Наю, автору этого термина – привлекательность американской модели – больше не работает. Именно по этой причине некоторые американские военные аналитики – в частности, Джеймс Холмс из Navy War College – предлагают вовсе не тратиться на массивные и длительные информационно-пропагандистские кампании в странах-мишенях, а прибегнуть вместо этого к обыкновенной серии физических диверсий с расчетом на "кумулятивный эффект" (статья Холмса вышла за неделю до взрывов в китайском Тяньцзине).

Финансовые проблемы то и дело озвучиваются Белым Домом в споре с Конгрессом. Например, когда Барак Обама упрекал своих экспертов в том, что ему вместо аналитики по Ближнему Востоку предлагают "мумбо-юмбо", в следующей фразе пояснялось: "Непонятно, с чего они (советники) предлагают начать и сколько нам это будет стоить".

Расходы на суррогатные революции окупались конфискацией имущества "клятых" диктаторов, членов их семей и лояльных режиму олигархов – от Туниса до Украины (доселе не получивших из США даже конфискованных 15 лет назад активов Павла Лазаренко). Но чем больше накапливалось негативного опыта, тем более затратными становились "цветные" смены режимов. Кончились не стратегии и не человеческие (если сказать точнее – недочеловеческие) ресурсы. Кончились деньги на долгосрочные дестабилизационные операции. Соответственно, способ решения своих бюджетных проблем за чужой счет стал другим: теперь он состоит в грубой и безапелляционной конфискации или точечных санкциях – от компаний до спортивных ассоциаций, от физических лиц, до отдельно взятых месторождений природных ресурсов на чужой территории. В этом году жертвами самых внушительных государственных (формально ведомственных) вымогательств стали британская корпорация British Petroleum и столь же именитый германский концерн Volkswagen, а среди банков – Deutsche Bank, несмотря на привилегированный статус при ФРС. И соответственно, совершенно особый статус волков-добытчиков" приобрели финансовая разведка Федерального казначейства (OFAC) и Агентство охраны окружающей среды (EPA), на которое точили зубы индустриалисты из Конгресса (из обеих партий), но безрезультатно.

Если этот хватательный рефлекс не применяется направо и налево, то только в силу "условностей и обязательств", которые, как признавали сценаристы игры в CSIS, отягощают ныне не только страны-мишени стратегии США, но и саму Америку. Прежде всего – перед Китаем, в силу вышеназванных "крючков", благо таких возможностей диверсификации экспорта, как у Китая, нет ни у кого. В куда меньшей степени – перед евровассалами, поскольку на них Америка имеет пока собственные "крючки".

Англо-китайский банк HSBC попал под "каток" американских ведомств в связи с делом ФИФА. Но вдруг обнаруженные злоупотребления Зеппа Блаттера были для этого не единственным поводом. В конце апреля этого года выяснилось, что Лондон не просто "смотрит направо" (в сторону Китая, но и пытается выстроить нечто вроде собственной квази-империи в новой ипостаси. На торжествах памяти битвы при Галлиполи, помимо принца Чарльза присутствовали премьеры Канады, Австралии, а также главы малых, но крайне специфических африканских и восточноевропейских государств, включая Нигер, Гану, Южный Судан, Боснию, Албанию и Косово. Любому специалисту на наркотрафику такой набор наводит на определенные мысли – особенно учитывая, например, предпочтении Южного Судана перед куда более близким Турции Суданом со столицей в Хартуме. За океаном отреагировали не сразу – ждали исхода выборов, ведь сам личный имиджмейкер Обамы, Дэвид Аксельрод, обслуживал тогдашнего лидера лейбористов Эда Милибэнда. И только когда британский народ отверг экологическую программу протеже Белого Дома, а тори, вопреки расчетам, получили уверенное большинство, финразведка и ФБР ударили по полной программе; HSBC был вынужден частично свернуть бизнес в Англии со сменой бренда и полностью свернуть его в Турции.

Лондону не позволили выстроить независимый от Штатов центр глобального влияния, в котором Турция оказывалась в вассальной роли. Но не прошло и полгода, как Си Цзиньпин прибыл в Лондон и был принят с необыкновенным торжеством всей королевской фамилией, кроме принца Гарри, а сделка по Hinkley Point поставила жирную точку в идеологическом споре Кэмерон-Милибэнд. Таким образом, старания вашингтонских ведомств предотвратить создание альтернативного полюса влияния привели к тому, что семья Виндзор-Маунтбаттен предпочла субъектности, пусть на очень сомнительных основаниях, статусу прямого вассала Китая. Вряд ли этого хотели Барак Обама и Джек Лью, но ничего поделать не могли. Точно так же – не смогли воспрепятствовать: а)первому с 1949 года личной встреч лидеров Китая и Тайваня, б)встрече Ли Кэцяна с лидерами Японии и Южной Кореи с зарыванием "топора войны"; в) приглашению Китая на саммит АСЕАН проводящей этот саммит самой "антикитайской" страной региона – Филиппинами.

В канун саммита АСЕАН Белый Дом собственноручно притормозил приглашение новых членов в свое драгоценное Транстихоокеанское партнерство – чтобы не опозориться перед лицом отказа. Никогда еще Обама не подвергался таким нападкам за "нулевое лидерство", как после саммитов АСЕАН и АТЭС. После чего, в кулуарах, буквально топал ногами на лидеров Конгресса, принуждая их согласовать поэтапное увеличение госдолга, чтобы прекратить уже ставший регулярным "позор на весь мир" с так называемыми "остановками правительства".

Но тот итог саморазрушения, с которым Соединенные Штаты завершат этот год, – не только посткризисный результат "отказа" прежде совершенного механизма сбыта гособлигаций (бондов), и не только роста притяжения Поднебесной. Есть еще одно обстоятельство, тянущее потенциал Вашингтона на дно – обстоятельство, к сожалению, не распознанное российской экспертной элитой и не перенесенное на уровень многоадресной пропаганды. Это обстоятельство – клановый раскол американской элиты, уходящий в середины 1990-х годов, а если быть точнее – к 1996 году, когда за пост госсекретаря США конкурировали Мадлен Олбрайт и Томас Пикеринг.

Роль этого раскола возрастала тем больше, чем дальше воплощалась в самой Америке и в ее фактических колониях постиндустриальная парадигма; чем больше приумножались ряды интернетизированной молодежи с массовым врожденным дефектом идентичности, превращаясь в мировое перекати-поле без рода и племени; чем больше сектор энтертейнмента вытеснял сектор производства; чем больше в этом секторе плодилось, размножалось и диверсифицировалось потребление средств, изменяющих восприятие и деградирующих личность; чем больше, в конечном итоге, политика Соединенных Штатов и Европы определялась не столько в Вашингтоне и Брюсселе, сколько в городе Кабул и провинции Гильменд.

 

Как мы помним, сценарий "арабской весны", вызвавший резкое неприятие одновременно в Израиле и Саудовской Аравии, сводился к свержению и экспроприации "диктаторов" с передачей власти партиям, принадлежавших к течению ихванизма, т.е. "Братьям-Мусульманам". Сценарий фактически разрабатывался с 1994 года, когда после насильственного прихода к власти "просвещенного" эмира Катара в столице маленького эмирата стал строиться Город образования с филиалами американских университетов – от Гарварда до RAND Corp. Необходимый инструмент для тотального (как планировалось) "сноса диктатур" в 2011 году предоставили изобретатели Facebook и Twitter, а многосторонняя подготовительная работа велась Центром Ближнего Востока Brookings, его дочерней структуры POMED, а также в "цифровом" аспекте – Беркмановским центром Гарварда. Столь же хорошо известно, что к этому процессу подключилась Турция, когда Башар Асад не захотел делиться властью с местными ихванами, а затем предоставил широкое самоуправление курдам на периферии страны. Вначале пожертвовавший собой Каддафи, а затем Асад не позволили этой эпидемии распространиться на все страны региона, а затем проект ихванской "реформации" – ее всерьез ставили в один ряд с христианской Реформацией времен Лютера – был свернут.

Тогда, в конце 2012-начале 2013 года, потерял влияние и катарский эмират, и духовный наставник ихванов Юсуф Карадави. Это произошло после прихода на пост госсекретаря Джона Керри усилиями мощного лобби с собственной сетью центром и институтов, вовлекавших американскую иранскую диаспору. Это был реванш Томаса Пикеринга, главы Американо-Иранского совета (позже – консультативного совета Национального Ирано-Американского совета) над Мадлен Олбрайт и ее заместителем, президентом Brookings Стробом Тэлботтом. Поводом для этого реванша было так называемое "дело Бенгази" – история с убийством посла США в Ливии Криса Стивенса, сразу же после его встречи с турецким консулом в Бенгази. И тогда же, формально под предлогом разбалтывания государственной информации любовницам, должность главы ЦРУ потерял Дэвид Петреус, армейский генерал с длительным сроком службы в Ираке, а затем глава контингента международных сил (ISAF) в Афганистане.