Тред №1072334

Заранее прошу прощения за подобные параллели - они могут быть не верны, но когда я давеча услышал, что мы выводим войска из Сирии, мне вспомнилась статья про ...да, Кутузова на Регнуме.

Я её прочел 13 марта, сейчас 15 марта она читается совсем по другому.

И оцените заголовок =)

Своевременное окончание очередной русско-турецкой войны

1806-1812 гг.: Бухарестский мир


Активная политика на европейском направлении, которую вела Россия, исключила возможность концентрации на решающем, Балканском направлении сил, достаточных для такого удара по Османской империи, который принудил бы ее к миру. Русско-французская, русско-шведская, русско-персидская войны не позволяли Российской империи сконцентрироваться в Дунайских княжествах (Кавказско-Малоазиатское направление всегда было вспомогательным). Четыре русских главнокомандующих не могли добиться решающих успехов на Дунае. Генерал И.И. Михельсон и генерала барон К.И. Мейндорф скорее искали способов быстрее добиться мира переговорами с представителями султана и соглашениями с местными враждующими друг с другом правителями, после 1808 г. генерал-фельдмаршал князь А.А. Прозоровский и генерал князь П.И. Багратион перешли к более активным действиям, но без значительных резервов и подготовленных к глубокому движению за Дунай тылов, они не имели возможности добиться решительных успехов.




Турецкие войска терпели поражения в открытом поле, но исключительно успешно обороняли крепости, оставить которые позади в случае движения к Балканам было невозможно. Их штурмы сопровождались потерями, для блокады нужно было время и ресурсы. Списочная численность Дунайской армии Багратиона не превышала 50 тыс. чел., болезни существенно сокращали ее строевой состав.

«Счастье мое, — писал Багратион Военному министру ген. графу А.А. Аракчееву 6(18) октября 1809 г., — что ни одного в плен у меня не взяли и меня считают до 90.000; но коль узнают, тогда надо подумать. Впрочем, признаюсь, я не боюсь в лицо и 100.000, но боюсь, что бежавши вперед буду без хлеба. Если бы я имел 50.000 под ружьем, тогда бы штык мой был самым искусным дипломатом. Я бы в 6 недель был в Адрианополе, и визиря заставил бы подписать мир, не на барабане, а на спине его. Я Вам описывать не могу, какую нужду мы терпим. Даже я — из чего не имею и есть себе изготовить».

Командующие разделяли тяготы своих подчиненных. В 1810 г. Багратион заболел и его сменил пятый командующий — генерал от инфантерии граф Н.М. Каменский. Это был энергичный, активный военный, который в начале своего командования вновь получил приказ из Петербурга вступить в переговоры о мире. Попытка эта окончилась провалом. Каменский перешел к действиям, но его победы в поле не изменили ничего. Усилить армию на Дунае или поднять уровень ее обеспечения было невозможно. Вскоре Каменский умер от лихорадки. На европейском направлении обстановка становилась все сложнее и хуже для России. Угроза столкновения с Францией постоянно нарастала, и в Петербурге считали достижение мира с Турцией одним из способов снятия этой опасности с повестки дня. Большая война между Наполеоном и его союзниками, то есть всей континентальной Европой, и Россией была опасностью, которая чувствовалась и на Балканах. 7(19) марта 1811 года очередным главнокомандующим Дунайской армией в эту войну был назначен ген. от инф. М.И. Кутузов.
«По случаю болезни генерала от инфантерии графа Каменского 2-го, увольняя его до излечения, — говорилось в императорском рескрипте, — назначаем Вас главнокомандующим Молдавской армии. Нам весьма приятно возложением сего звания открыть Вам новый путь к отличиям и славе». Тот принял выбор монарха с достоинством. «Доверенность Государя в столь важном случае, — писал он Военному министру еще 1(13) марта, — заключает в себе все, что только льстить может человека, хотя бы наименее честолюбивого. В летах менее престарелых был бы я более полезен. Случаи дали мне познание той земли и неприятеля. Желаю, чтобы мои силы телесные, при исполнении обязанностей моих, достаточно соответствовали главнейшему моему чувствованию».
Характер военных действий с этим назначением претерпел крупные изменения.
Перед новым главнокомандующим стояла трудная задача: ему нужно было добиться того, что не сумели сделать предшественники, хотя с приездом Кутузова значительная часть армии — 5 дивизий — уже начала выводиться в Россию. На Дунае остались 4 дивизии численностью около 46 тыс. чел. С другой стороны, турецкая армия усилилась до 60 тыс. чел., ее возглавил новый великий визирь Ахмед-паша, который стремился к наступлению. Знание «земли и неприятеля» было совершенно необходимо для достижения мира. Генерал знал визиря еще со времени своего посольства в Константинополь в 1783 г. и прежде всего счел необходимым известить своего старого знакомого о своем назначении и поздравить с успехами Ахмеда на чиновном поприще. На самом деле для оптимизма у Кутузова не было никаких оснований. По донесениям, приходившим из Константинополя, султан рассылал фирманы о сборе войск весной и даже готовился лично возглавить армию на Дунае.

Кутузов думал о будущих переговорах, но его старый знакомый — нет. Большое количество французских инструкторов и прежде всего в артиллерии, придавало Ахмед-паше уверенность в силах. Турки планировали использовать свое численное превосходство и перейти Дунай двумя крупными отрядами. Кутузов первоначально вступил в переговоры с великим визирем, предлагая ему приступить к обсуждению условий мира на условиях отказа России от контрибуции и сокращения территориальных требований. Однако Ахмед-паша отказался от этих выгодных предложений, рассчитывая на успех и на скорое начало русско-французской войны.
Новый главнокомандующий Молдавской армией в своих дальнейших действиях исходил из двух расчетов: 1) невозможно защищать всю линию Дуная от Белграда до устья реки силами 4 дивизий; 2) чтобы удержать турок за Дунаем, их необходимо тревожить на правом берегу реки. Поэтому он и решил перейти в наступление от крепости Рущук, зная, что оно привлечет к себе силы противника. Кутузов никогда не недооценивал противника и не собирался предпринимать действия, чреватые потерями и успехами, которые невозможно будет развить в настоящую победу. «Не упущу случая, — писал Военному министру из Бухареста 20 мая (1 июня), — чтобы не воспользоваться всяким не обдуманным шагом неприятеля. Идти к визирю в Шумлу, атаковать его в сем сильным натурою и некоторую степенью искусства утвержденном укреплении, и невозможно, и пользы никакой бы не принесло; да и приобретение такового укрепления, по плану оборонительной войны, совсем не нужно. Но, может быть, что скромным поведением моим, ободрю я самого визиря, выйти, или выслать, по возможности знатный корпус, к Разграду, или далее к Рущуку. И если таковое событие мне посчастливится, тогда, взяв весь корпус Эссена 3-го, кроме малого числа, которое в Рущуке остаться должно, — поведу их на неприятеля. На выгодном для войск наших местоположении не укрепленного Разграда, конечно, с Божией помощью, разобью я его и преследовать могу, верст до 25, без всякого риску».
Активная оборона не означала отказа от поддержки союзников. Еще в апреле 1811 г. главнокомандующий переправил Кара-Георгию 200.000 ружейных патронов и переправил в Сербию отряд генерал-майора графа И.К. Орурка. Генералу удалось обойти и запрет Австрии на поставку продовольствия сербским повстанцам и заключить секретный договор с австрийскими хлеботорговцами, которые обязались тайно обеспечить поставки продовольствия.

19 июня (1 июля) 1811 г. Кутузов перешел через Дунай с 20 тыс. чел. у Рущука. Для бесперебойного снабжения своей армии он сумел использовать разногласия между великим визирем и пашой Виддина. Мулла-паша боялся, что, в случае успеха армии султана, ему придется покинуть свое фактически никем не контролируемое место и предпочел договориться о продаже турецкой Дунайской флотилии русским за 50.000 червонцев. 22 июня (4 июля) турки, как этого и хотел русский командующий, начали наступление под Рущуком и были разбиты под этой крепостью. Потеряв около 4 тыс. чел., Ахмед-паша немедленно отступил в отдаленный укрепленный лагерь, надеясь встретить там русскую атаку. Кутузов не пошел на поводу у этих планов и принял решение, удивившее всех: «Если пойдем за турками, то вероятно достигнем Шумлы, но потом что станем делать! Надобно будет возвратиться, как и в прошлом году, и визирь объявил бы себя победителем. Гораздо лучше ободрить моего друга Ахмета-бея и он опять придет к нам».
Главнокомандующий решил собрать в единый кулак все свои 4 дивизии. Он вывел гарнизон из Рущука, взорвал его укрепления и вернулся на левый берег Дуная. Из города были эвакуированы все его жители, их дома сожжены. Все понимали, что отступление воодушевит противника, и не ошиблись. Ахмед-паша немедленно занял развалины Рущука и объявил о своей победе. 17(29) июля в штаб Кутузова явился посыльный великого визиря с письмом, в котором тот излагал свои предварительные требования мирного договора — восстановление территориальной целостности довоенных владений Порты. Кутузов ответил отказом. Еще до сражения под Рущуком он вступил в переговоры с правившим в Виддине Муллой-пашой, пытаясь купить у него крупные суда турецкой речной флотилии (400 судов, из них 20 — с пушками). Тот был готов уступить корабли за 50 тыс. золотом, а Кутузов не считал возможным платить более 25 тыс. В конце концов было принято решение построить батарею, блокировавшую турецкие корабли в Виддине. Молла-паша вообще старался придерживаться нейтралитета в этой войне, но после Рущука к нему прислали подкрепление во главе с Измаил-беем — 20 тыс. чел при 18 орудиях. Переговоры сорвались.

Воодушевившись своими успехами, турки начали реализовывать свои старые планы. 20 июля (1 августа) корпус Измаил-бея начал переправляться через Дунай у Калафата, где он был прочно заперт заблаговременно высланным туда 6-тысячным русским отрядом под командованием генерал-лейтенанта А.П. фон Засса. Новости с Дуная весьма порадовали Париж. Там надеялись на продолжение русско-турецкой войны и с неудовольствием смотрели на переброску части Молдавской армии на север.
15 августа 1811 г., на приеме в день своих именин, Наполеон немедленно отметил это в разговоре с русским послом. Естественно, император французов облек свое неудовольствие в форму заботы о русских интересах:
«…отведя пять дивизий из дунайской армии, вы лишили себя средств нанести сильный удар туркам и тем принудить их к заключению выгодного для вас мира. Не понимаю, на чем основаны ваши надежды на мирные переговоры в Бухаресте. Убоявшись мнимой опасности, разглашаемой некоторыми газетами, вы ослабили дунайскую армию до такой степени, что она не сможет поддерживать даже оборонительное положение. Чрезвычайно трудно защищать такую растянутую линию, как от Виддина до Черного моря».
Судя по дальнейшим событиям, Кутузов прекрасно понимал трудность последней задачи, и поэтому придумал для нее оригинальное решение. Он не собирался рисковать жизнями солдат своей ослабленной летними болезнями армии. Август в Бессарабии был вообще чрезвычайно неблагоприятен — количество санитарных потерь постоянно росло. В некоторых полках в строю оставалось только по 600 чел. 28 августа (9 сентября) визирь начал переправляться на левый берег Дуная у деревни Слободзея, в нескольких километрах выше Рущука. Место было выбрано таким образом, что турецкая артиллерия, стоявшая на высоком правом берегу, могла поддержать турецкую армию через реку. Под этим прикрытием турки немедленно укрепили свой лагерь окопами. 2(14) сентября туда переправилось около 36 тыс. чел. Все, что волновало Кутузова — это чтобы как можно больше турок перешло на левый берег реки.
Еще ранее русский главнокомандующий, правильно рассчитав образ действий противника, передвинул ближе к Дунаю 9-ю и 15-ю дивизии, которые играли роль резерва, и 8(20) сентября бросил их усиленными маршами к Слободзее. В результате великий визирь так и не рискнул попытаться отойти от своей переправы. Вопреки его ожиданиям, Кутузов не стал атаковать турецкий лагерь, но прочно окружил его русскими укреплениями. Ночью 1(13) октября 7-тысячный отряд генерал-лейтенанта Е.И. Маркова скрытно перешел Дунай в 12 километрах выше Слободзеи и 2(14) октября внезапно атаковал часть турецкой армии, стоявшей на правом берегу у артиллерии. Турецкий лагерь спал и был разбужен русскими ядрами. Началась паника. В коротком бою Марков рассеял свыше 30 тыс. турок, потеряв только 9 чел. убитыми и 40 ранеными. Были захвачены турецкий лагерь, вся артиллерия, суда и запасы великого визиря. Турецкая армия оказалась в окружении под огнем собственных орудий.
«Все войска наши на левом берегу Дуная, — докладывал позже Кутузов, — были свидетелями ужаса, который распространялся по всему турецкому лагерю, при нечаянном приближении генерала Маркова». В письме к дочери 2(14) октября командующий описал успех Маркова с явным удовлетворением: «Он напал на турецкий лагерь врасплох и овладел им со всеми пушками и багажем. Множество людей взято в плен, множество побито, а добыча огромная. Великий визирь стоит по сю сторону, отрезанный от всякого сообщения с противоположенным берегом. Не ведаю на что он решится, но ему не выбраться из настоящего положения. Он просил перемирия, но получит отказ».

7(19) октября точно такую же операцию, что и Марков, предпринял и фон Засс, переправив часть своего блокирующего отряда под Виддин. При поддержке сербских ополчений 3-тысячный русский отряд разбил войска местного паши. Измаил-бей немедленно бросил Калафат и спешно отступил за Балканы. Русские войска вновь начали активные действия за Дунаем. 10(22) и 11(23) октября были взяты Туртукай и Силистрия. Все это время не прекращали свои действия и сербы, которым оказывалась большая помощь оружием, деньгами и боеприпасами. Успех был полным, но он осложнялся тем, что в окружении оказался и сам великий визирь, который, по турецкой традиции, не имел права вести переговоры в такой ситуации. К счастью, 3(15) октября он бежал из лагеря. Радостный Кутузов поздравил генералов и офицеров своего штаба с этим: «Визирь ушел, его побег приближает нас к миру». Генерал не ошибся — 16(28) октября 1811 г. начались мирные переговоры. Вместе с ними, по словам Кутузова, пришло «забот много и хлопот».
Сразу после побега визиря командующий приказал усилить контроль над рекой. Вниз по течению от турецкого лагеря на дежурство было поставлено 8 русских судов, вверх — 6. Положение блокированной армии стало трагическим. Смертность постоянно росла. Съев всех лошадей, гарнизон лагеря питался травой, страдая от нехватки решительно всего — от дров до чистой воды включительно. Даже утолить жажду было рискованно, так как берег находился под постоянным огнем судов русской флотилии. За водой приходилось идти ночью. Но окруженные продолжали держаться, и еще почти две недели категорически отказывались от предложения капитулировать. Турецкие солдаты пытались подходить к русским позициям, чтобы купить или выменять продовольствие, но командующий строго запретил такой обмен. Около 2 тыс. чел. перебежало на русскую сторону. Между тем полное уничтожение этой армии отнюдь не входило в планы Кутузова — она была ему нужна в качестве залога переговоров. Поэтому он начал подкармливать ее, выделяя поначалу по четверти фунта хлеба на человека, и готовить сохранение этого залога под охраной.

«Если употребить силу противу армии турецкой, у меня, так сказать, под караулом находящейся, — писал он 11(23) ноября 1811 г. Барклаю де Толли, — то я неминуемо разорву негоциации, и, взяв сию армию, хотя и сделаю, что будет Порта иметь тысяч до пятнадцати войска менее, но озлоблю султана и по известному нраву его, отдалю, может быть, надежду к миру надолго, а ежели притом предлагаемые ныне кондиции покажутся двору сходными, какой тяжкой я подвергаюсь ответственности и, может быть, проклятию от целой нации. С другой стороны, держать армию турецкую в таком положении, как я ее имею теперь, время года, может быть, мне долго не позволит; когда льды по Дунаю пойдут, тогда я должен буду снять флотилию с ее позиции, а может быть, и возвратить генерал-лейтенанта Маркова на сию сторону. Единственный способ, который я начинаю приводить в действо, ежели бы мог удаться, есть следующий: так как я продовольствие турецкой армии даю весьма малое и она не имеет при себе, как только летнее платье, то и терпит голод и холод и ежедневно приступает к нашим аванпостам, прося милостины хлебом; некоторые предлагают дорогое свое оружие за несколько булок, огня разводить не имеют чем, так что сожгли все палаточные древки и все попорченные лафеты».
В результате туркам было сделано предложение — продвинуться вглубь страны от Дуная, поближе к русским армейским магазинам, где им будет подготовлен лагерь и обеспечено снабжение по нормам русской армии. Условием была сдача оружия.
23 ноября (5 декабря) 1811 г., остатки турецкой армии капитулировали. 12 тыс. чел. фактически попали в плен (формально они еще не считались военнопленными), трофеями стали и 56 орудий. Перед сдачей в плен в лагере ежедневно погибало по несколько сотен человек. Русские победы повергли Вену в суетливое уныние. Меттерних не скрывал, что любой мирный договор между Россией и Турцией, заключенный на иных условиях, кроме сохранения предвоенных границ, будет невыгоден Австрии. Причина была проста. «Я столько же опасаюсь оскорбленного самолюбия министра, сколько и угрожающего ущерба выгодам Австрии, — докладывал русский посланник из Вены. — Она не может равнодушно смотреть на наши приобретения на востоке, единственной стране, на которую направлены ее притязания на приобретения, могущие вознаградить ее за потери, понесенные в войнах против Франции». Более всего был раздражен Наполеон. Известия с берегов нижнего Дуная привели его в бешенство: «Поймите этих собак, этих негодяев, турок, которые сумели дать себя разбить таким образом! Кто мог это предвидеть и этого ожидать!», — так император Франции отреагировал на эти новости.
Действительно, расчеты Парижа были сорваны. Французская дипломатия напрягала все усилия для срыва мирного договора. Наполеон предлагал султану союз и обещал способствовать возвращению всех территорий, потерянных Турцией за прошедшие 60 лет. Александр I именем Отечества призывал Кутузова употребить все усилия для заключения мира и он выполнил приказ. Его задача упрощалась действиями посла Франции, дошедшего в своем желании удержать султана в войне до угроз, усилиями посла Англии, стремившегося добиться прекращения войны. Положение Турции было чрезвычайно сложным, она нуждалась в мире. У султана не было армии, во флоте начался бунт, столица страдала от нехватки хлеба. Однако и положение главнокомандующего не было простым. Император ждал от него не просто окончания войны.
«Сообразив внимательно все происшедшее и взвесив все обстоятельства, относящиеся к политическому положению Европы, — писал он Кутузову 12(24) декабря 1811 г., — я нахожу: 1) что мир, неприличный достоинству России, будет для нее более вреден, нежели полезен; 2) умаляя оным уважением к могуществу России, докажет явный недостаток твердости кабинета нашего, и; 3) навлечет печальное понятие о наших уполномоченных и о побуждениях, коими они действовали».
Таким образом, главнокомандующему нужно было торопиться с заключением мира, но не идти на уступки в условиях очевидности надвигающейся на Россию войны. Последнее не могло не сказаться на неуступчивости турок. Совет султана, собранный в ноябре 1811 г., выступил за мир только при условии умеренности требований русской стороны. Кутузов, для достижения своих целей, вынужден был проявить немалое дипломатическое искусство. Переговоры о мире были затяжными и сложными. Для их ускорения Кутузов продемонстрировал готовность перейти от слов к действиям. 1(13) января 1812 г он предупредил о возможности прекращения перемирия, после чего сдавшаяся армия переводилась в разряд военнопленных и юридически, что и пришлось сделать 3(15) января. В конце в январе 1812 г. командующий приказал четырем небольшим русским отрядам перейти Дунай у Систово, Силистии, Галаца и Измаила и продемонстрировать турецкому берегу русское оружии. 2(14) февраля это было использовано. Этой демонстрации никто не мешал, и через несколько дней отряды возвратились назад, также беспрепятственно, как и пришли. Простой набег в немалой степени способствовал ускорению дел в Бухаресте.
На последнем этапе переговоры оказались под серьезной угрозой. 11(23) февраля 1812 г. императором был подписан Высочайший рескрипт, в котором было сказано: «…желая кончить решительно войну с Портою, не нахожу лучшего средства для достижения сей цели, как произвести сильный удар под стенами Царьграда морскими и сухопутными силами». В десант были назначены три дивизии, из которых только одна находилась в Крыму, вторая — в составе Молдавской армии, и третья — в Подолии. Войска уже начали движение в Севастополь и Одессу. Во главе экспедиции был назначен генерал-лейтенант герцог Э.О. де Ришелье. Передвижения войск были заметны, и вызывали большую обеспокоенность турецкой делегации. Вслед за этим Кутузов умело использовал не только военный успех, но и слухи о предложениях раздела Османской империи, сделанных Наполеоном еще накануне Эрфурта, которые весьма волновали турок, не особенно доверявших своему парижскому покровителю.
5(17) марта 1812 г. Н.П. Румянцев отправил Главнокомандующему секретное послание, сыгравшее немалую роль в последующих переговорах: «На сих днях прибыл сюда из Парижа флигель-адъютант полковник Чернышев, отправленный курьером от императора Наполеона с письмом к Его Императорского Величеству, в котором он в убедительных изречениях изъявляет готовность свою согласиться с Государем Императором о средствах, могущих служить к его удовлетворению и к сохранению теснейшей связи между Россиею и Франциею. Посол князь Куракин то же самое подтверждает, обращая внимание Высочайшего Двора на несумнительный способ, по дошедшим до него верным сведениям, к прекращению всех с Франциею распрей. Сей способ есть раздел Оттоманской империи или, точнее сказать, провинций, ей принадлежащих в Европе. Сходствие сих известий с дошедшими к нам из Стокгольма найдено Его Величеством столь важным, что он повелел мне немедленно отправить в Вашему Сиятельству курьера с сим известием». Император приказал довести эти сведения до турецкой стороны, сопроводив их заверениями в своей убежденности о необходимости существования Оттоманской империи и мира между ней и Россией. Эти сведения были мастерски использованы Кутузовым, став, очевидно, достойными доверия с точки зрения турок. Это в очередной раз ускорило ход переговоров.
18(30) апреля 1812 г. Кутузов в инструкции русским представителям на переговорах изложил основные требования к будущему мирному договору, сообщенные ему незадолго до этого канцлером. Они состояли из 4 пунктов:
«1. Мирное и спокойное существование сербов и предоставление им возможности самим установить систему гражданского и внутреннего управления в своей стране и самим осуществлять управление; при этом суверенные права султана ни в коей мере не должны быть ущемлены или умалены.
2. Подтверждение привилегий, предоставленных Валахии и остающейся части Молдавии, с добавлениями, относительно которых была достигнута договоренность на конференции в Журжево.
3. Уступка завоеваний, сделанных в Азии во время войны, или, если это окажется невозможным, сохранение status quo в течение пяти лет, после какового срока или даже до его истечения назначенные той и другой стороной комиссары должны приступить к установлению границы путем дружественного соглашения, или же, наконец, полное умолчание в договоре об этой границе.
4. Установление границы в Европе по Серету, согласно договоренности, достигнутой в Журжево».
К началу мая 1812 г. переговоры были близки к завершению. Обе стороны сочли за лучшее пойти на уступки. «Предаюсь великодушию Вашего Императорского Величества, — докладывал из Бухареста 4(16) мая императору Кутузов. — Что я ничего лучшего сделать не мог, тому причиной положение дел в Европе; что я никаких не упустил стараний и способов, тому свидетель Бог.». Кутузов чувствовал приближение развязки, 6(18) мая в Бухарест прибыл адмирал Чичагов с благосклонным рескриптом Александра I, подписанным 5(17) апреля 1812 г.: «Заключением мира с Оттоманскою Портою прерывая действия армии, нахожу приличным, чтобы Вы прибыли в Петербург, где ожидают Вас награждения за все знаменитые заслуги, кои Вы оказали Мне и Отечеству. Армию, вам вверенную, сдайте адмиралу Чичагову». Конечно, император не мог быть уверен в том, что мир будет заключен к моменту приезда преемника Кутузова и на всякий случай тот имел при себе другой рескрипт, предписывающий передать армию Чичагову и отбыть в Петербург для участия в Государственном совете. Император не благоволил Кутузову и явно не желал, чтобы с его именем было связано удачное окончание длительной и не всегда удачной войны. Кутузов понял все и остался в Бухаресте еще 10 дней — до подписания договора.
Султан созвал чрезвычайный совет, из 54 его участников 50 подали голоса за мир, и 16(28) мая 1812 года турки пошли на заключение Бухарестского мирного договора. По его условиям Россия получала Бессарабию, граница в Европе переносилась с реки Днестр на Прут до соединения его с Дунаем, обеспечивалась свобода русского торгового судоходства по этой реке, занятые русскими войсками Дунайские княжества возвращались Турции, но при этом подтверждалась их внутренняя автономия, дарованная на основе Кючук-Кайнарджийского (1774) и Ясского (1791) мирных договоров. Статья 8 обязывала Константинополь предоставить Сербии автономию в вопросах внутреннего управления и право сербским чиновникам собирать налоги в пользу султана. При этом в той же статье Россия вынуждена была пойти на уступки:
«Сообразно тому, что постановлено четвертою статьею предварительных пунктов, хотя нет никакого сомнения, что Блистательная Порта по правилам своим употребит снисхождение и великодушие против народа сербского, как издревле подданного сей державе и дань ей платящего, однако же, взирая на участие, какое сербы принимали в действиях сей войны, признано за приличное постановить нарочные условия о их безопасности. Вследствие чего Блистательная Порта дарует сербам прощение и общую амнистию, и они таким образом не могут быть обеспокаиваемы за прошедшие их деяния. Крепости, какие могли они построить по случаю войны в землях, ими обитаемых, и коих там не было прежде, будут, так как оные для будущего времени бесполезны, разрушены и Блистательная Порта вступит во владение по-прежнему всеми крепостями, паланками и другими укрепленными местами, издревле существующими, с артиллериею, военными припасами и другими предметами и военными снарядами, и она там учинит гарнизоны по своему благоусмотрению. Но, дабы сии гарнизоны не делали сербам никаких притеснений в противность прав, подданным принадлежащих, то Блистательная Порта, движимая чувствием милосердия, примет на сей конец с народом сербским меры, нужные для его безопасности. Она дарует сербам по их просьбам те самые выгоды, коими пользуются подданные ее островов Архипелажских и других мест, и даст им почувствовать действия великодушия своего, предоставив им самим управление внутренних дел их, определив меру их податей, получая оные из собственных их рук, и она учредит, наконец, все сии предметы обще с народом сербским».
Одновременно заключался и секретный договор, по которому Россия обязалась срыть крепости Измаил и Килия, переходящие к ней и впредь не восстанавливать там укрепления. Причиной уступок была близость войны с Францией. Александр не сомневался, что отъезд Наполеона в армию — есть верный признак ее скорого начала. Договором подтверждалось также и право России покровительствовать православным подданным Османской империи. В Закавказье Турция признавала расширение русских владений, но ей возвращалась крепость Анапа. Со своей стороны, Константинополь обязался употребить «добрые услуги свои» для заключения мира между Россией и Персией. Благодаря этому столь вовремя заключенному договору Россия освобождала Дунайскую армию для борьбы с наполеоновским нашествием. «Нет сомнения, — писал 16(28) мая 1812 г. графу Н.П. Румянцеву Кутузов, — что мир, ныне заключенный с Портою, обратит на нее неудовольствие и ненависть Франции, а потому также неоспоримо, что чем более император Наполеон будет делать Порте угрозы, тем скорее решится султан на все наши предложения, почитая тогда союз с нами для собственной своей безопасности необходимым».
В Петербурге остались недовольны условиями договора, считая уступки слишком значительными. Кутузов опять попал в опалу. Александр I был недоволен генералом и обвинял его за неспособность защитить жителей Дунайских Княжеств от «неистовств войск наших». Император был особенно возмущен тем, что генерал нарушил его прямое указание добиться заключения наступательного союза с Турцией. Нельзя не признать, что недовольство императора не было обоснованным. Недоволен остался и султан, быстро нашедший ответственного за уступки. По его приказу в измене был обвинен драгоман Порты Дмитрий Мурузи. После этого Мурузи, уже господарь Молдавии, был вызван в Шумлу, где его арестовали и предали скорому суду, после чего обезглавили. Голова казненного была выслана в столицу и на три дня была выставлена на позор на площади у собора Св. Софии. Расплачиваться за уступки, таким образом, пришлось всем, кроме возглавившего турецкую делегацию великого визиря. Нельзя не отметить, что Кутузову удалось в ограниченные сроки достичь максимальных результатов. Своевременность заключения мира хорошо иллюстрирует следующий факт: договор был ратифицирован Александром I в Вильно 11(23) июня 1812 года, то есть за день до начала наполеоновского вторжения, а манифест о заключении мира последовал лишь после размена ратификационными грамотами, 5(17) августа того же года, когда французы уже глубоко вторглись в Россию.

Что касается Турции, то она особенно активно возражала против утверждения новой границы с Россией в Закавказье и предоставления автономии сербам, даже при условии передачи туркам крепостей в Сербии. Первоначально султан ратифицировал лишь основной текст договора, и лишь 2 июля между двумя империями произошел обмен ратификационными грамотами.
Известие о заключении мира вызвало в Сербии бурную радость. Кара-Георгий издал особое обращение к народу, вслед за чем сербская делегация была направлена в Константинополь для заключения соглашения с султаном. 16(28) августа представители Сербии подписали адрес на имя императора Александра I:
«Сербия и народ сербский, помня бесчисленные благодеяния к ним России, сим обещаются и обязуются единоверной и единоплеменной России, и в будущее время и во все века, остаться верными и приверженными, и никогда и ни в чем ей не изменять, как до сего времени это было доказываемо и словом и делом и верою (сердца и духа) всегда и при всяком случае».


Выделю отдельно

Кутузов не пошел на поводу у этих планов и принял решение, удивившее всех: «Если пойдем за турками, то вероятно достигнем Шумлы, но потом что станем делать! Надобно будет возвратиться, как и в прошлом году, и визирь объявил бы себя победителем. Гораздо лучше ободрить моего друга Ахмета-бея и он опять придет к нам».


зы
на всякий случай добавлю

1) Нет, не считаю, что есть повод кричать ура-ура и бросать чепчики
2) Право или нет руководство России, начав выводить войска - на мой взгляд правы.
Нужно, чтобы Асад уже без России развил успех.
Нужно чтобы местные нац. лидеры понимали, что Россия может существенно помочь, но Россия не будет тянуть на себе всю тяжесть войны.
Нужно было показать, что в мире есть ещё сила, способная оказать существенное, а подчас решающее противодействие "мировому гегемону" и это было показано. Мощно и без соплей.