Тред №1073441

Нация «Крымской весны»


«Сытый» патриотизм эпохи стабильности сменился подлинным патриотизмом, патриотизмом достоинства

События «Крымской весны» навсегда подвели черту под «постсоветским» периодом и вернули Россию в мировую историю. «Крымская весна» перепрограммировала политический и идеологический код России. Последующие события, включая помощь России населению Донбасса, борьбу за соблюдение Минских соглашений и успешную военную кампанию в Сирии, также, как и поддержка абсолютным большинством населения страны политики Владимира Путина – свидетельствастановления в России сильной политической нации и превращения современной России в полноценное национальное государство.

Основателю политического сионизма Теодору Герцлю принадлежит остроумное определение нации: «Нация — это общность людей в прошлом, объединенная в настоящем против общего врага». Это, безусловно, гипербола – однако всегда в истории общие угрозы, как и общие победы, сплачивали национальную общность.

Важное психологическое ощущение российского «посткрымского» общества – осознание окончания эпохи стабильности и предопределенности. Это сознание касается не только государственной политики, но и повседневности. Закончился характерный для «тучных» нулевых «сытый» патриотизм, когда казалось, что современный мир – это мир безграничных возможностей, а достигнутые предыдущими поколениями результаты уже по факту гарантируют привилегированное положения России в мире.


Кровавый украинский Майдан, состоявшийся при прямой поддержке США, присоединение Крыма и начало гражданской войны на Донбассе, введение антироссийских санкций США и ЕС четко продемонстрировали – Россия вступила в серьёзное геополитическое противостояние с негарантированным исходом. Стало ясно: отныне будущее страны – дело каждого. И при наличии могущественных врагов России это будущее перестало быть безоблачным. По большому счету, новое психологическое самоощущение российского общества – это сознание страны, вступившей в войну.


Вступление в «холодную войну» объединило общество и обусловило так удивляющую западных экспертов и российских ультралибералов общенародную поддержку национального лидера вопреки экономическим трудностям. Несмотря на усложнение экономической ситуации, рейтинг Владимира Путина продолжает оставаться беспрецедентно высоким. Объяснение этому одно - на политического лидера нации спроецировалось её коллективное чувство собственного достоинства. Поэтому можно уверенно говорить, что подлинная «революция достоинства» произошла именно в России. «Сытый» патриотизм эпохи стабильности сменился подлинным патриотизмом, патриотизмом достоинства.

Одним из важнейших проявлений этого «внутреннего» патриотизма, просыпающегося в нации в кризисные периоды, безусловно, стала беспрецедентная акция «Бессмертный полк», когда в честь 70-летия Победы десятки тысяч людей прошли по Красной площади с портретами своих предков, создавших ту Победу.

Успех быстрого присоединения Крыма первоначально воодушевил российское общество и создал ощущение реальности быстрого объединения всех исторически русских земель в единое государство. Первые добровольцы, отправившиеся на гражданскую войну в Донбасс из России, были движимы именно этим чувством. Прочно вошедшее в новый российский лексикон слово «Новороссия» лингвистически близко «новой России».

Возникший после воссоединения Крыма с Россией общественный патриотический подъем создал ощущение, что эта «новая Россия» доступна буквально «здесь и сейчас», стоит только совершить небольшое усилие. Но суровая реальность развеяла эти иллюзии. Дальнейшие события показали, что пророссийские движения в других, кроме Донецкой и Луганской, областях Восточной Украины, не оправдали изначально возлагавшихся на них надежд: с одной стороны, они оказались слабыми, чтобы противостоять агрессивному фашизирующемуся режиму современной постмайданной Украины, с другой – они не смогли определиться со своими конечными целями. Часть радикальных сторонников воссоединения в России даже сформировали относительно малочисленное, но информационно активное сообщество критиков, ставящих в вину российской власти недостаточную «решительность».

Между тем, едва ли российская власть может исправлять ошибки другого народа. То, что виделось многим российским патриотам победным шествием, в действительности оказалось началом упорного геополитического противостояния. Серьёзная борьба не выигрывается «наскоком».

Многие недооценили масштаб происходящих в мировой политике событий. По этой причине можно иногда услышать критику российской операции в Сирии, начавшейся чуть более через год после «Крымской весны». Между тем, «Сирийская осень» - логичное продолжение политики «посткрымской» России, борющейся за свои национальные интересы, а вовсе не проявление неких «имперских амбиций» России.

Во-первых, Россия защищает единственное оставшееся на Ближнем Востоке исторически союзное ей государство, разрешающее размещать на своей территории российские авиационные и военно-морские базы. Демонстративный отказ от союзных обязательств означал бы публичный акт предательства.

Во-вторых, и это даже более важно, чем дипломатические соображения, – Россия действует на Ближнем Востоке против своего давнего врага, радикального салафитского фундаментализма. Россия столкнулась с исламистским терроризмом и на Кавказе, и в других регионах. Всем памятны взрывы жилых домов в 1999 году и захват заложников на представлении мюзикла «Норд-Ост» на Дубровке, чудовищный теракт в Беслане. Сегодня значительная часть террористов – выходцев из России – уехала в ИГИЛ (группировка запрещена в России) в надежде принять участие в строительстве «всемирного халифата».

Победив в Сирии, многие из них вернулись бы в Россию не просто с боевым опытом – но и с победной мотивацией. Трудно предсказать последствия для России такого варианта развития событий.

Россия провела в Сирии самую настоящую «маленькую победоносную войну» и заставила считаться с собой и США, и ближневосточные арабские монархии. Россия становится в хорошем смысле эгоистичной и начинает не только на уровне правительства, но и на уровне всего общества осознавать свои национальные интересы.

Это очень важный момент, так как отличие понятия «национальные интересы» от «государственных интересов» в том, что они осознаются всей нацией или, по крайней мере, её абсолютным большинством. Россия отказывается от иллюзий глобальных идеологических проектов, но при этом предельно жестко борется за свои жизненные интересы. Такое поведение характерно не для идеологической империи, а для полноценного и сильного национального государства.

И фразой-символом, олицетворяющим трансформацию России в национальное государство, безусловно стал термин «русский мир». Однако «русский мир» - вовсе не этническое понятие, в которое его пытаются трансформировать русские этнонационалисты. Также это и не абстрактное культурно-цивилизационное понятие, которым можно промаркировать все русскоговорящее сообщество в мире. Последнее уместно для развития гуманитарного сотрудничества, но все же недостаточно для определения нации.

«Русский мир» также символизирует уход от прежних концепций советского и постсоветского интернационализма, в рамках которых Россия «обязана» в силу своей особой миссии оказывать поддержку другим нациям и государствам в ущерб себе – в обмен на смутные и регулярно нарушаемые обещания поддержать российскую политическую позицию на международных площадках.

«Русский мир» - это мир, который создает вокруг себя и для себя российская нация. При этом новая российская нация – это ни доминирование большого этноса над малыми, ни «плавильный котел». В центре российской нации не столько русские гены, сколько русская цивилизация. Именно цивилизационно-культурная концепция, концепция «русского мира» вопреки критике российских этнонационалистов, оказывается вполне дееспособной даже на уровне обыденной жизни.

Можно привести пример Рамзана Кадырова, гордящегося своей принадлежностью к России, но подчеркивающего свою этническую принадлежность. В публичной риторике он не разделяет для себя понятия «русский» и «чеченец», считая себя и тем, и другим. Можно вспомнить о популярности истории «дикой дивизии» в Дагестане и Ингушетии, об использовании «имперского» флага (ставшего в 90-х и 2000-х символом русского националистического движения) болельщиками футбольных клубов республик Северного Кавказа.
Таким образом, даже на бытовом уровне формируется единая общность, объединяющая этносы – при этом ни подавляющая их, ни объединяющая их в бесформенную общность. Они особым, можно даже сказать, пока не вполне ясным, причудливым способом вписываются в единое целое новой российской или русской нации. Единая русская (или российская) нация оформляется как единство в многообразии.

Свершившийся факт национальной консолидации потребует от государственного руководства пересмотра традиционных методов управления страной, характерных для имперского прошлого. Отныне глубинный общественный запрос, проявляющийся локально и в виде внешне малозначимого события, может вызывать значительное массовое движение. Государственной власти и высшему руководству страны предстоит пойти навстречу этому процессу и значительно интенсифицировать диалог с обществом по комплексу проблем – от экономических до национально-культурных.

В свою очередь, наиболее сильным политико-общественным институтам, в том числе «партиям власти» в лице «Единой России» и ОНФ, предстоит серьёзно задуматься о своей идеологии и базовом целеполагании. Новая российская нация – серьёзная сила, требующая с собой серьёзного, обстоятельного разговора.

Автор: Никита Бабкин,
Генеральный директор Бюро Стратегические Коммуникации
Член Комитета РАСО по политтехнологиям