Политическая пружина, скрытая снегами

Политическая пружина, скрытая снегами
Развитие глобальной политики подтвердило выводы о свершившемся к новому 2016 году узле 16/17 Дна Надлома Глобализации. Декабрьские резолюции СБ ООН 2253 и 2254 конституировали контртеррористическое ядро нового глобального центра. Последующие события, включая совместное заявление Путина и Обамы о примирении в Сирии и «начало вывода» российских ВКС, начало координации РФ с ОПЕК, встреча папы и патриарха, резолюция Конгресса США о геноциде христиан – суть переориентация глобальных элит на это новое ядро и новые политические рельсы.


Скорее всего, не случаен и временной рубеж, к которому произошла эта переориентация от конкуренции к координации. Каждому узлу исторического процесса соответствует смена политического центра, после которого идет финальный распад связи элит с прежним центром (однополярным финансовым в нашем случае) и переподчинение новой коалиционной конфигурации. Так в Сирии как проекции и полигоне нового порядка часть оппозиции наладила связь с базой РФ в Латакии, другая часть – с западным центром по перемирию в Иордании, третья – с ними же, но через арабскую коалицию. Понятно, что за каждой боевой группой в Сирии стоят те или иные глобальные игроки.

Завершение такой переориентации к новой структуре составляет промежуточный малый узел «смена режима». Наглядные примеры из нашей истории – узел 18/19 Провал в финальный период распада СССР случился на светский Новый год 1992. Уровнем ниже в РСФСР/РФ узел Смены центра случился перед гражданским «новым годом» 7 ноября. При этом именно федеральный центр РФ был политическим центром для будущего СНГ с его коалиционным центром Совета глав государства. В самой РФ с 1 января 1992 года произошла запланированная ноябрьским съездом «смена режима», начало реформ.

Аналогично на рубеже 1917/18 сначала в ноябре произошла смена центра в Петрограде от временного правительства к ВЦИК и Совнаркому будущей РСФСР, но также по ходу переориентации и к коалиционным Центральной Раде в Киеве, другим национальным центрам. Смена режима для РСФСР произошла одновременно с большим узлом 13/14 Смены центра на уровне Большой России – в момент перехода к новому времени и фактическому выполнению Брестского мира.

Так и сейчас смена центра глобализации произошла перед светским новым 2016 годом, значимым для РФ, США, Европы, а смена режима в этом центре и завершения узла 16/17 Глобализации – к астрономическому новому году, религиозно значимому для элит всех значимых держав, включая персов, арабов, евреев, тюркских народов. Весеннее равноденствие задает отсчет времени для всех цивилизаций и мировых религий. Теперь, когда глобализационная Большая Двадцатка переформатировалась вокруг нового коалиционного ядра, она сама становится новым центром уровнем выше – началось движение к моменту смены режима Глобализации. Этот малый узел должен совпасть с завершением узла 20/21 Всемирной Истории, то есть процесса развития мировой культуры и его центра – политической культуры. С учетом разницы масштабов до этой смены режима остается еще год-другой. И наиболее подходящим рубежом, значимым для всех элит, вовлеченных в мировой культурный процесс, является столетие Великой Русской революции. Именно по этому поводу будут главные виртуальные битвы историков, политологов, публицистов, блогеров.

Когда мы говорим об участии лидеров России в коалиционном центре глобальной политики вместе с лидерами США, ЕС, Китая, других держав, речь не идет обо всей федеральной политическое элите, а только об её ядре – центре центра. Это ядро участвует и в глобальной политике, и уровнем ниже – в евразийской политике постсоветских элит, и в еще меньшей «матрешке» российского политического процесса. При этом в глобальное ядро российские политики входят не напрямую, а как часть, пусть и центральная ядра всей постсоветской политической элиты. На практике это означает, что Россия в лице своих лидеров не смогла бы утвердить себя в сирийском кризисе как глобальный игрок, если бы не смогла до этого доказать, что может управлять политическими кризисами у себя под боком, как в бывшем государстве Украина.

Россия не смогла бы эффективно показать себя в Сирии, если бы не была на все сто уверена в своем контроле, как над союзниками, так и над оппонентами в украинском кризисе. Поэтому начало сирийской кампании с 29 сентября прошлого года есть такая же смена центра постсоветских элит и смена режима для лидирующей российской части. А на новый год после бессрочного продления минских соглашений наступила и смена режима для всего российско-украинско-белорусско-казахского центра постсоветской элиты. Однако мы ранее утверждали, что узел 19/20 для Большой России случился к параду 9 мая 2014 года, завершившего «Крымнаш». Похоже, что за два кризисных года постсоветские элиты прошли активную стадию испытаний новой конфигурации и их центр переформатировался для конструктивной стадии постепенного восстановления связей.

Прогнозировать дальнейшее развитие можно теперь достаточно уверенно, но прежде чем перейти к дальнейшим судьбам федерального центра и внутренней политики, есть смысл взглянуть с высоты всемирной истории на общий механизм сопряжения внешней и внутренней политики, характерный именно для России.

Как мы выяснили в предыдущей главе, на уровне Большой России кроме федерального центра с опорой на субъект РФ имеют большое значение три ветви ближнезарубежной политики в виде системы союзов с опорой на постсоветские республики. Аналогично и в другие периоды российской истории, используемые для сравнительного анализа, имперский центр опирался на базовые российские губернии, а отношения с окраинами строились через посредство тамошних элит со своими центрами, будь то грузинские цари, казахские ханы или прибалтийские герцоги, либо царские наместники во главе местного круга элит.

Эти три ветви союзной политики через управление лимитрофными территориями и путями сообщения сопряжены с такими же коммуникативными ветвями других цивилизаций – европейской, атлантической, ближневосточной. Кроме этих широких интерфейсов в федеральном (имперском) центре есть узкий круг политиков, военных, магнатов, спецслужбистов, вовлеченных в непосредственные контакты с такими же политическими центрами великих держав. В зависимости от фазы развития самой России и стадии всемирной истории формируется баланс влияния по каждой из этих широких ветвей и каналов связи. Например, в 19 стадии всемирной истории (1720-1945) ведущей была милитаристская европейская ветвь глобальной политики, соответственно, прибалтийская ветвь российской имперской элиты и военная аристократия в Питере. На следующей 20 стадии (до 2017) доминировала атлантическая финансистская ветвь глобальной политики, соответственно ей – украинская и кавказская ветвь в союзной элите, и внешнеэкономическая аристократия в Москве.

Однако внешние формы политического процесса зависят и от стадий эволюции самого политического центра (имперского, союзного, федерального). Поэтому, например, схожесть политического лидерства Путина и Александра I закономерна, а не случайна. И тут, и там лидер опирается на воссозданную централизованную вертикаль в фазе развития вокруг узла Консолидации. Внешний контекст и тогда, и сейчас испытывает Дно Надлома - соответственно внутри 19 фазы всемирной истории, и сейчас внутри завершающей четверти ее Надлома. Только сейчас процессы масштабом шире и уровнем выше при схожей динамике из-за ускорения истории и лучшей управляемости нижних уровней.

Уточним на всякий случай, что Консолидация при Александре I – это гегелевское повторение петровской Инициации в рамках всей имперской эпохи (последней четверти Подъема). А нынешняя Консолидация (узел 19/20 Надлома) является по своим масштабам параллелью к узлу 9/10 Инициации имени Петра I. В отличие от Инициации, подчиненной внешним центрам, Консолидация утверждает самостоятельность политического центра, и связана с централизацией управления на основе имперских или выполняющих имперскую роль государственных институтов. Это тоже причина большего сходства с Александром. Но есть содержательные параллели и с началом петербургской имперской эпохи.

И при Петре Алексеевиче, и при Александре Павловиче, и при Владимире Владимировиче – российская власть была вовлечена в европейские или глобальные «разборки» в связи с глубоким кризисом отношений и расколом между господствующими державами. А равно – при Иосифе Виссарионовиче или при Михаиле Федоровиче, и в более ранних узлах российской и всемирной истории. Уклониться от этой почетной обязанности «таскать каштаны» для более сильных держав политические лидеры не могут, ибо тогда их просто сместили бы через каналы влияния, соединяющие доминирующие ветви элит. Ибо доминирование военной аристократии или финансистов опирается на их незаменимую роль в текущем глобальном раскладе. Единственное, что можно в такой ситуации – это воспользоваться расколом и дракой внешних сильных игроков, чтобы они сами способствовали нашему усилению и вовлечению в качестве противовеса конкурентам.

Россия в силу ее географии и вытекающих из нее традиций никогда не была и не может быть самым сильным игроком той или иной фазы развития. Ни центром милитаризма как Швеция или Германия, ни центром финансовой власти как Британия или США, ни даже центром образцового полицейского государства как Франция или до нее Порта. Не знаю, как будет на большой стадии Гармонизации всемирной истории – лет через сто, а во всемирном Надломе у народов Большой России своя особая судьба. По крайней мере, в последнюю тысячу лет.

Россия всегда до сих пор находилась на периферии развития тех или иных технологий власти. Экспансия мировых центров военных или торгово-финансовых технологий, или полицейского контроля торговых путей достигала здешних мест на пике могущества. А потом, по мере роста влияния конкурентов, начинала отступать, оставляя здесь своего рода периферийную автономию.

Так, северная, балтийская торговая ветвь европейской цивилизации оставила в Новгороде и примыкающих низовских землях оружейные технологии и варяжские способы военных походов на гребных судах. Откуда и пошли русские по руслам рек. Северная, степная периферия византийской цивилизации создала в лесостепных землях и в верховьях Днепра, Десны, Оки торговые сети, которые, увы, стимулировали, прежде всего, набеги на соседей и работорговлю. Северная, закаспийская ветвь исламской цивилизации привнесла по Волге культуру форпостов, как Булгар, откуда окрестные князья и ханы перенимали умения пополнять казну и расширять контроль. А в равноудаленном междуречье Волги и Оки сформировался баланс всех трех влияний, отгородиться от которых невозможно в силу открытости и малонаселенности территории.

Однако не только с запада, востока и юга, но и с севера тоже всегда исходило влияние – суровых природных условий, приучающих здешние народы к солидарности и мобилизации коллективных усилий в неблагоприятные периоды. Всякий раз, когда вне России, в центрах очередной глобальной фазы развития, назревал узловой кризис, он обязательно отражался на России как на «слабом звене», видимой периферии той или иной ветви мирового развития. Каждый раз это опережающее кризисное ослабление России вызывало давление соседних цивилизаций с активным переходом лимитрофов к участию в этом давлении, попытках решения нарастающих проблем за счет этой вроде бы обычной периферии.

Ничего личного, все державы так делают в отношении своих периферий на Юге, Востоке или Западе. Но на Севере с его глубинной культурой общей мобилизации для выживания – такое давление приводит к особым эффектам «сжатой пружины». И каждый раз «сжатие пружины» вызывало мобилизацию ресурсов, быструю перестройку системы в самой России на фоне углубления кризиса в основной текущей ветви исторического процесса. Так что к моменту его полного созревания внешнего кризиса Россия уже была достаточно мобилизована, чтобы сжатая пружина пошла в обратном направлении. В зависимости от силы кризиса у западных или южных соседей обратный ход пружины мог продвинуться на всю лимитрофную полосу и даже, как в прошлую мировую перезагрузку, до Эльбы.

Исторический опыт сжатия и отдачи российской «пружины», осознание последствий растраты мобилизованных страшным напряжением ресурсов на контроль дальних и чуждых краев – тоже является фактом и фактором зрелого развития. Это двести и даже сто лет назад балканские скалы манили освободительных романтиков, а после самой страшной войны пели уже иначе: «Не нужен нам берег турецкий…» Тем не менее, нынешний глобальный кризис и участие в нем России полностью повторяет извечный алгоритм распрямления сжатой пружины. И опять «умом Россию не понять», как это она ухитряется из очередного безнадежного, казалось, кризиса снова «выйти в дамки» и занять еще более почетное место за глобальным «круглым столом» великих держав.

Вряд ли у соседних цивилизаций достаточно своего, совсем иного опыта экспансии, чтобы осознать этот механизм, не раздражаться всякий раз и не впадать в истерики по нашему поводу. Все-таки наш опыт развития вопреки обстоятельствам уж очень специфический. Однако нам самим уже пора прийти к философскому самосознанию, и это философское самосознание цивилизации составит содержание начавшейся великой культурной революции Надлома российской истории. А поскольку речь о самой противоречивой и сложной части всемирно-исторического процесса, то это российское самосознание явится центральной частью давно и далеко идущей всемирной культурной революции.

Кстати, напомню, что завершающая четверть Подъема после узла Инициации тоже была великой культурной революцией. Однако, как и в период юности личности, речь идет не столько о самосознании, сколько о самоопределении по отношению к родительской традиции и внешнему контексту, выработке языка для такого общения, в том числе с внутренним голосом. Это самосознание «плоти» (по Ап.Павлу), исполнительной ипостаси личности или сообщества. Последняя четверть Надлома – это процесс самосознания души, инвентаризация своих мотивов и отношений, что соответствует кризису среднего возраста личности. Однако мы в России сейчас находимся в самом начале этого философского самопознания. Работы одного автора или даже обмена мнениями нескольких философов достаточно для начала такого процесса, но нужны десятилетия для завершения культурной работы всего общества.  

Если вернуться с высоких уровней на нашу грешную землю и к внутренним делам России, то победный пафос должен, как и после всех предшествующих «мировых перезагрузок», смениться озабоченностью. Кризис – тоже «не тетка», особенно его последствия, мобилизация ресурсов для участия в глобальной политической игре имеет свою цену для общества, весьма высокую. При этом самосознание элит, так или иначе встроенных в ветви глобальной элиты, также оставляет желать лучшего, и чем выше, то есть ближе к глобальным центрам, тем менее адекватны такие элиты по отношению к роли России и оценке дальнейшего развития. Все это уже создало и еще создаст проблемы для внутреннего развития, особенно политического.

Конечно, разница с послепетровским или с александровским временем, да даже и с «второй мировой» перезагрузкой сейчас существенная - в культурном развитии общества. Зрелость русской цивилизации заключается, например, в той же способности политических и военных аналитиков рассчитать оптимальный по силе, затратам и месту приложения силовой рычаг в глобальной политике. Хотя в значительной степени такой результат в Крыму и Сирии был предопределен влияниями извне, давлением и стимулами со стороны глобальных партнеров. Финансистам был нужен нефтедоллар, но также и контроль за валютными резервами России, так что финансы для военной модернизации приходилось выгрызать и прятать между прочими расходами вроде олимпийских. С другой стороны, элитам второго мира – Китая, Индии, как и сделавшим на них ставку лондонским банкирам, нужен был противовес, который поддерживали заказами на военную технику, стимулируя ее развитие для экспорта. Заметим, что если бы финансовых и политических ограничений не было, и не нужно было прятать от западных партнеров статьи расходов на восстановление военной мощи, то такой внушающей всеобщей трепет эффективности, как в Крыму и в Сирии, вряд ли удалось бы достичь. Именно «сжатая пружина» от внешнего давления при ограниченности ресурсов мобилизует по-настоящему культурные элиты на творческий поиск.

Куда большие проблемы в этой «третьей мировой» перезагрузке были и остаются на финансовом фронте глобальной обороны. Хотя благодаря точным точечным воздействиям в ближневосточное «солнечное сплетение» энергетических интересов, координация нефтегазовых держав происходит теперь уже при российском, а не саудовском (то есть американском) лидерстве. Российское лидерство, в отличие от американского означает учет общих интересов, нахождение их справедливого баланса, чтобы все страны, в том числе Россия жили по средствам. Впрочем, для перевода Запада и особенно США на такую жизнь по средствам, придется помогать им адаптироваться лет десять минимум. Но даже постепенное приближение к идеалу «жить на свои» для России означает огромное облегчение по сравнению с прежней данью сначала глобальному милитаризму, а потом финансовому глобализму. Хотя всем нам предстоит еще отдать дань вопросам глобальной безопасности и борьбы с терроризмом, но здесь уже не будет рычага для ограбления, только для торможения развития всех стран.

В завершение попробуем уточнить роль и место России среди других цивилизаций. Усиление России происходит каждый раз при глобальных кризисах, вследствие вбирания ею противоречий и кризисов извне и выработки внутри себя ответа на этот вызов времени, с последующим стабилизирующим участием в глобальной политике, когда внешний кризис достигает своего пика. Одни цивилизации специализируются на технологиях, включая военные, другие – на торговле и финансах, третьи – на развитии государства как полицейской машины. Россия специализируется на разрешении противоречий и поддержании баланса между остальными центрами силы. Если бы речь шла о субъектах национальной элиты – то это роль монарха, ограниченного давлением более сильных игроков, но обладающего символическим капиталом и собственными ресурсами, мобилизуемыми для противовеса любым разрушительным влияниям.

Об этом свидетельствует и весьма политизированный народ, готовый мобилизоваться для борьбы за справедливость в мире. Это очень раздражает те части элиты, что служат каналом связи с внешними элитами, в том числе элиты лимитрофов. Но именно таковы опыт и историческая память народа, интуитивно чувствующего правильность именно такого способа постоянного возвращения и возвышения.

А если сравнить отношение обывателей и даже неполитических элит к политике с отношением других народов к России, то параллелей будет более чем достаточно. Нам инкриминируется и агрессивность, и неэкономическое отношение к огромным ресурсам, которые тратятся не на себя, а на участие в глобальной политике, и много еще чего. В общем, пока что отношение к России среди элит и в СМИ как к Ельцину в 93-м, что соответствует фазе развития глобализации.