против течения

Цитата: ЦитатаКогда мои русские друзья спрашивают меня сегодня, помнят ли поляки о годовщине нападения гитлеровской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года, то отвечаю им прямо и честно: не помнят.


Происходит это по нескольким причинам. Во-первых, потому, что для поляков Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года, когда прозвучал первый залп с линкора «Шлезвиг-Гольштейн» на Вестерплатте и погибли первые гражданские жители в результате преступной бомбардировки Велюня самолетами Люфтваффе. И это не должно никого удивлять, потому что это результат самой что ни есть польской истории. 

Во-вторых, надо помнить, что 17 сентября 1939 года, согласно секретным протоколам к пакту Молотова—Риббентропа, на территорию Польши вошли советские войска и трудно было тогда и тем более после ожидать, что поляки будут восхищены этим событием. Поэтому в нападении Германии на Советский Союз видели схватку двух врагов, мало их волнующую.

И все-таки ответ на вопрос, есть ли в Польше кто-то, кто помнит о 22 июня 1941 года, звучит так: да, я помню. Благодаря моему отцу. Его 22 июня 1941 года навсегда останется в моей голове. 

...
Историю, которую я сейчас расскажу, мой отец Ежи Вишнёвский рассказывал мне, когда мы жили в Москве и отец работал корреспондентом коммунистического издания «Трибуна Люду». Вспоминал, что это было 23 июня, а может, днем позже. Выйдя на дорогу перед своим домом, он увидел, что во всю ее ширь на восток плыла река бежавших от войны людей. Кто с чемоданчиком, кто с ребенком на руках, кто с коровой. Океан испуганных, смертельно уставших людей ринулся на восток, лишь бы только подальше от бомбардировок и смерти. И вдруг в эту людскую массу вторглась какая то дисгармония. Это против течения толпы людей шли 7–9 человек. Вел их молодой лейтенант. Отец рассказывал, что обратил внимание на маленького солдатика с раскосыми глазами, может, это был казах или узбек, который шел в конце строя с абсолютно каменным лицом и, вытащив штык, пробовал пальцем, является ли его наконечник достаточно острым, чтобы убивать. Эта картинка навсегда запечатлелась в глазах отца — горстка солдат и этот один, проверяющий остроту своего штыка. И пошли. И, наверное, остались там на века...

...
Тогда ни у кого не было сомнений, на чьей стороне будет победа. Немецкие солдаты, благоухающие добротным одеколоном, холеные, уверенные в себе, с современным оружием — на фоне советских солдат тех времен выглядели очень контрастно: исходила от них сила и уверенность в победе. 


Потом отец пошел в леса, в партизанский отряд Армии Крайова, и стрелял по немцам, как умел, а после 1942 года они уже ждали Красную армию. Ту самую, которую так ненавидели в 1939 году. Ждали, потому что знали, что она принесет свободу от неминуемой гибели, которую готовили немцы. И советские солдаты пришли, отцовский отряд был разоружен, и отец рассказывал мне, как тогда ему, 16-летнему пареньку, фронтовые солдаты давали есть и говорили, отбирая ружье, что война не для него и чтобы шел к маме. И пропустили через линию фронта, наверняка нарушая какой-то устав.

Потом отец пережил еще сталинские времена, когда ежедневно, выходя из дома, не знал, вернется ли, потому что аресты тех, кто служил в Армии Крайова, были в порядке вещей. Спустя годы сталинизма пошел учиться и вступил в Коммунистическую партию. Стал журналистом, честным «коммунякой», как у нас говорят пренебрежительно. Скоро минует десять лет с момента кончины моего отца. Незадолго до его смерти я спрашивал отца, стоило ли ангажироваться в социалистическую Польшу, когда уже видел ее падение и возрождение капитализма. Он отвечал, что стоило. Никогда отец не навязывал мне своих мнений и взглядов. Но когда мы вместе приехали в Москву в 1981 году, то за пять лет пребывания в СССР я увидел, как отец уважал вашу страну. Без лакейства, пресмыкания, но с убеждением, что заслуживаете уважения и что наши народы должны быть близки. 

Думаю, что основой этого убеждения была картина того самого события 1941 года, когда советские солдаты шли на верную смерть, считая это своим долгом.