ПМИК Фёдор Селезнёв: Правитель, элита и камарилья

ПМИК Фёдор Селезнёв: Правитель, элита и камарилья
Главный признак принадлежности того или иного исторического деятеля к политической элите, на наш взгляд, это степень его влияния на принятие политических решений. Поэтому мы, взяв за основу подходы, предложенные О.В. Гаман-Голутвиной[1], назвали бы политической элитой социальную группу, являющуюся субъектом подготовки и принятия решений, связанных с управлением государством.
Любая социальная группа имеет внутреннюю структуру: «ядро» (лидер и его ближайшее окружение) и «периферию». Роль лидера во всякой социальной группе чрезвычайно важна. Формальным лидером политической элиты является правитель – человек, за подписью которого до общества доводятся принятые элитой решения. Иногда власть олицетворяют несколько человек. Но обычно для общества власть элиты персонифицирована в образе единственного правителя (монарх, президент, премьер-министр и т.д.). С точки зрения общества, именно правитель несет ответственность за действия, предпринятые от имени государства.
В идеале правитель должен выражать коллективную волю элиты. Однако при этом правитель не является марионеткой элиты. Ведь, обладая «правом решающей подписи», именно он наделяет членов элиты властными полномочиями и другими ресурсами. Поэтому все члены элиты зависимы от правителя и, как и прочие члены общества, обязаны подчиняться ему.
Макс Вебер выделил три вида оправданий подчинения правителю, которые можно определить как рациональное оправдание (право властвовать представлено правителю законом); оправдание традицией (правитель получил власть в силу обычая) и оправдание харизмой (правитель властвует в силу своих особых личных качеств – героизма, мудрости и т.п.).[2]
Тип отношений правителя с элитой в рамках аграрного (традиционного) общества можно, вслед за М. Вебером, назвать патримониализмом[3]. Особенность патримониализма – личностный характер служебных отношений. При переходе к индустриальному обществу личная служба государю превращается в безличную службу государству. Патримониальное чиновничество трансформируется в рациональную бюрократию современного типа.
Уже к концу XVIII в. российский чиновник, по оценке Б.Н. Миронова, по многим признакам приблизился к нарисованному М. Вебером образу рационального бюрократа[4]. Процесс складывания рациональной бюрократии продолжился в царствование Александра I. Этому способствовали: отделение придворной службы от гражданской, введение образовательного ценза при замещении государственных должностей и увеличение их числа в связи с созданием министерств, установление четкой системы чинопроизводства. Возникла устойчивая иерархия профессиональных управленцев[5]. Её верхушка (то, что С.В. Куликов называет «бюрократической элитой»[6]) в XIX – начале XX в. стала интегрирующим элементом правящей элиты.
В связи с этим традиционный тип оправдания власти монарха должен был смениться рациональным. Но этого не произошло. Новый стиль отношений монарха и элиты так и не был выработан. Роберт Уортман, описывая конец эпохи Николая I, отмечает, что высшая элита «все более скептически относилась к дворцовым презентациям»[7]. Историк считает возможным зафиксировать крах сценария власти. Хотя правильнее было бы говорить не о крахе, а о кризисе, обычном для всякого переходного этапа. Он, однако, принял затяжной характер, а в конце XIX – начале ХХ вв. усугубился дряхлением элиты при консолидации противостоящей ей пассионарной контрэлиты. В 1915 г. И.Г. Щегловитов описал эту ситуацию так: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции»[8].
Николай II пытался увеличить пассионарность правящей верхушки Российской империи. При нём важные правительственные назначения получают яркие политики нового, публичного типа (П.А. Столыпин, Н.А. Маклаков, А.Н. Хвостов). Царь искал социально активных людей и вне политической среды. В этом свете нужно рассматривать поддержку Николаем II на определенном этапе иеромонаха Илиодора, возвышение Г.Е. Распутина и формирование камарильи.
Определение этого понятия предложил И.В. Лукоянов. В его понимании камарилья – это «не предусмотренная законодательством система принятия и реализации важных политических решений, за которой стоят безответственные (то есть не занимающие ключевых постов в административном аппарате) и некомпетентные лица, получившие доступ к царю или крупнейшим сановникам». Членов камарильи историк называет «людьми ниоткуда», парализующими обычную деятельность управленческого аппарата[9].
Элита отрицательно восприняла возникновение камарильи (в публицистике того времени именуемой «темными силами»). Глухое недовольство монархом в среде высшей бюрократии по оценке С.В. Куликова нарастало всё сильнее: «Наличие у царя неофициальных советников (А.М. Безобразов, Н.А. Демчинский, А.А. Клопов, кн. В.П. Мещерский, кн. Э.Э. Ухтомский, Филипп) вызывало раздражение». «Сановники испытывали к ним ревность, доходившую до ненависти»[10].
На этой почве между царем и элитой возник конфликт, принявший наиболее острую форму в годы Первой мировой войны, когда олицетворением «темных сил» в глазах элиты стал Г.Е. Распутин. При этом убийство Распутина не привело к разрешению названного противостояния. В восприятии общества место Распутина в качестве «темной силы» тут же занял А.Д. Протопопов. Хотя тот занимал официальный пост (министр внутренних дел) для бюрократической элиты он, как депутат Государственной думы, являлся чужаком. А его неформальный характер отношений с Николаем II позволяет отнести и Протопопова к камарилье.
Борьба элиты против правителя и его окружения стала ярким проявлением кризиса верхов и главной причиной успеха Февральской революции.