Русский дух.

Точная численность войск Батыя, вторгшихся в русские земли, неизвестна. Большинством русских дореволюционных историков размер орды определялся в 300 000 воинов, а с учётом отрядов, примкнувших по пути, и отрядов народов, покорённых на пути к Волге, озвучивалась цифра в 500 000 человек Схожие оценки давали советские историки. Древнерусские летописи не дают точных цифр, указывая только на огромный размер монгольской армии. Её многочисленность подтверждают и армянские источники. Между тем, огромные цифры называют европейские источники. Так, Плано Карпини говорил о 600 000 воинах, осаждавших Киев, а венгерский хронист Симон писал о полумиллионе монголов, вторгшихся в Венгрию

Возвращение Евпатия домой.
Они опоздали.
Это стало явным, когда ещё не показалась из-за бора гора над Окой, на которой стоял их город. Девственно чистым было зимнее небо над лесом. Ни одного печного дымка.
Когда дружина выехала из-за бора, глазам гридней предстал чёрный, обугленный горб горы.
Вскоре они увидали первых мертвецов. Это были мужики, бабы, дети, старики со старухами. Те, кого гнали перед собой на стены враги, те, кто должен был волочь к стенам своего города стеноломную, камнебойную смерть. Те, кто, увидев, куда и зачем их привели, бросились с голыми руками на чужаков или просто спокойно опустились в снег: убивайте, мол. А дальше нейдём.
Их было много— десятки, может быть и сотни. В другое время воевода склонил бы голову над их последней отвагой. Сейчас он ехал мимо с пустым сердцем, ибо тщетной была эта отвага. Не спасла она города над Окой.
Потом, у самих стен— у того места, где были стены,— на раскатах он увидел остальных. Тех, кто всё-таки шёл на град впереди врага. Что они кричали землякам, сородичам на стенах перед смертью? Умоляли не стрелять, загораживаясь трясущимися руками? Или, наоборот, смерти просили?
В другое время воевода задумался бы о слабости человеческой. А сейчас сердце его было пусто, ибо он сам оказался слаб— слишком слаб, чтобы защитить родной город или хотя бы умереть вместе с ним…
Поднимались меж пепелищ по заваленному телами взвозу. Копыта коней выстукивали «опо-зда-ли, о-по-зда-ли».
Кричи теперь, что мчался изо всех сил. Что спал в седле на ходу. Что разлетались под копытами сугробы, трещал речной лёд за спиной и в страхе бежали прочь, забыв зимнюю лютость, серые стаи. Что, если бы ещё быстрее, не сдюжили б кони и дружина заснула бы посреди зимних лесов вечным сном…
Кричи! Что кричать, кому?
Старику, сжавшему в руках половинки разрубленной иконы?
Распятой посередь двора голой малолетке со смёрзшимися в мутные льдинки на посерелых щеках слезами боли, стыда и смертного страха?
Кузнецу, чью семью настигли посреди улицы, ведущей к воротам детинца, что в последние мгновения видел: гибнет напрасно, никто не ушёл, ни жена, ни дочери, ни младшенький, прикорнувший в алой луже под тыном?
Кому, воевода? Может, вот этому псу, лежащему у ворот рядом с хозяином, утыканному стрелами, но успевшему— морда в крови— дотянуться до чьей-то глотки?
Пёс сумел— не защитить, так хоть с честью погибнуть. А ты, воевода, не сумел. Вот и весь сказ. Вот и весь суд…

Пронеслась по русской земле молва, будто на безлюдных развалинах сожженной Рязани упавшие колокола сгоревших церквей сами зазвонили… Передавали, что вечевой колокол вдруг поднялся из пепелища, повис в воздухе и загудел, сзывая рязанский народ на борьбу с поганью…
Рассказывали, что во многих местах всколыхнулась разгромленная Русь, что укрывавшиеся в лесах мужики собираются в отряды сторонников, что во главе их встал удалой витязь Евпатий Коловрат, лихой медвежатник, знающий лесные тропы, ходы и выходы, что его отряд уже не раз нападал на мунгальские разъезды и уничтожал целые отряды сильных супостатов.
Слыша такие разговоры, пахари и охотники, много лет промышлявшие в лесах, все, у кого рука не ослабла и глаза не померкли, стали поспешно привязывать подтужинами к дреколью ножи и обломки кос, точить на черном камне копья и рогатины и, засунув топор за пояс, направлялись на перекрестки дорог разыскивать боевые дружины Евпатия-медвежатника.
Тем временем Евпатий Коловрат двинулся на север, по следам Батыевой рати.
Примкнувших охочих людей Евпатий разбивал на десятки и сотни, назначал им атаманов и всем давал наказы, как биться с хитрыми и находчивыми врагами, к каким прибегать уловкам, как не поддаваться на татарские обманы. Едва ли треть ратников Евпатия была на конях. Но и пешцы не отставали от конников и быстрым шагом или побежкой делали большие переходы.
Евпатий торопился. Расспрашивать встречных, куда пролегла кровавая Батыева тропа не приходилось — шли от пепелища к пепелищу. Иногда попадались запорошенные снегом трупы монгол рыскавших отрядами в поисках добычи. Кто их настиг — неизвестно, кругом только вой вьюги.
Последний бой.

Русские воины атаковали неприятеля из леса, разгромив их стан и нанеся монголам тяжёлое поражение.
И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек их татарскими. Татарам почудилось, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно
О том, сколько боёв провёл отряд Коловрата с татарами, тоже нет единого мнения. Некоторые считают, что рязанцы нанесли несколько успешных партизанских ударов по армии Батыя, вызвав в рядах монголов настоящую панику. Воины Батыя были язычниками и верили, что с ними сражаются не люди, а разгневанные духи павших рязанцев.
Самого Батыя всерьёз обеспокоили удары в тыл и существенные потери. Он немедленно развернул против отряда рязанцев большие силы. Преимущество в численности и решило исход противостояния. Монголам, настигнувшим отряд Евпатия Коловрата, удалось отсечь русских воинов от леса, навязав им полевое сражение фактически в полном окружении.
«Зачистку» возглавил монгольский командир Хостоврул, брат жены самого Батыя, намеревавшийся взять живым дерзкого русского командира. Однако атаки монголов не возымели успеха. Больше того, погиб и сам Хостоврул. Монгольское войско несло тяжелейшие потери в схватке с горсткой упрямых русских, которые истекали кровью, но отказывались покориться.
Согласно преданию, Батый, не желавший далее терять своих людей в этой резне, выслал посла к русским с вопросом: «Чего вы хотите?». «Только умереть!» — последовал мрачный ответ.
Покончить с сопротивлением отряда Коловрата удалось лишь тогда, когда против окружённых русских воинов пустили в ход камнемётные машины, предназначенные для разрушения укреплений.
Из 1700 русских взять живыми монголам удалось лишь шестерых израненных бойцов. Евпатий Коловрат погиб на поле боя.
Батый через толмача спросил у пленных, кто они такие и почему преследовали и убивали его людей. Пленники отвечали, что они рязанцы, мстили монголам за разорение родной земли и убийство близких. Уцелевшие воины вели себя уверенно и посоветовали Батыю не откладывать собственную казнь.
Батый повелел принести тело погибшего русского командира. Он долго вглядывался в лицо Коловрата, а затем сказал: "С тысячей таких богатырей, как этот русский витязь, я мог бы завоевать весь мир!"
В знак уважения к мужеству русских Батый велел освободить пленных и отдать им тело Евпатия Коловрата для того, чтобы они могли похоронить его с почестями.
11 января 1238 года Евпатия Коловрата торжественно похоронили на рязанской земле.