Константин Семин: Русский язык — самая важная часть нашего сознания

Константин Семин: Русский язык — самая важная часть нашего сознания
Нужно сражаться с деградацией, с обволакивающем вырождением. Воспринимать каждого школьника, каждого ребёнка как рубеж обороны и сражаться за каждую детскую душу и за каждую детскую голову.
Я отношусь очень трепетно, даже болезненно, к тому, что происходит с языком. Считаю, что это самая важная часть нашего сознания, и разрушение языка воспринимаю как свою личную трагедию. Язык каждого человека возникает под воздействием не измеряемого множества переменных факторов. Это, конечно же, и семья, это, безусловно, чтение, и качественный состав твоей книжной полки, и количество времени, проведённого тобой в детстве за чтением — всё это формирует ароматный, точный русский язык. С другой стороны, я бы хотел бы напомнить известные и затасканные в нашу эпоху торжествующей безграмотности слова Пушкина: «Без грамматической ошибки, как уст румяных без улыбки, я русской речи не люблю». Соответственно, я далёк всё-таки от пренебрежительного, высокомерного отношения к тем людям, которые пишут с ошибками или говорят порой не совсем грамотно по-русски. Иногда они оказываются более честными, более достойными и более искренними людьми, чем те, кто говорит по-русски безупречно — как часть нашей интеллигенция, часто обладающей безукоризненным знанием не очень родного для неё языка. Поэтому я не вижу большой беды, если человек изъясняется, может быть, не очень красиво. Если человек совершает ошибки, это не катастрофа. Катастрофа, когда ошибки совершает народ, когда «средняя грамотность по палате» падает всё ниже и ниже, когда представители той самой интеллигенции начинают использовать русский язык для борьбы с русским языком и со всем, что представляет из себя русская, советская цивилизация, в первую очередь советская.

Поделюсь двумя наблюдениями. Я только что прилетел из Кишинёва. И был потрясён тем, как мало осталось от нашего общего прошлого на улицах, в вывесках, в ежедневном обиходе. Пришло новое поколение, выросли люди, которые по-русски уже не говорят и не думают. Нам казалось, что это не произойдёт, что это невозможно — а это произошло и это возможно. И всё, что связывало нас, потихонечку девальвируется, теряет ценность, рассыпается и исчезает в прошлом. Тоже самое видел на Украине. Когда побывал там в первый раз в 2000 году, не увидел в Киеве никаких особых отличий от любого другого нашего города,. А спустя 14 лет я понял, что это уже практически заграница, и выросло новое поколение, которое не знает и не хочет знать русского языка.

Сейчас в Молдавии я 2,5 часа просидел на пограничном контроле в довольно унизительном положении. Не я один, дело не в том, что я журналист, нас было несколько, и мы были виноваты лишь тем, что у нас есть российские паспорта и нет прямых родственников в Кишинёве. Это говорит не столько о жестокости конкретных людей, которые нас заставили так долго проверяться, сколько об уровне отношений между бывшими советскими республиками и о том, что происходит с этим ареалом распространения русского языка. Я напомню, что этот ареал достиг максимальных размеров в истории именно в годы советской власти, когда на русском языке говорило около полумиллиарда человек и до миллиарда понимало русский язык. А сегодня я боюсь, что даже из 143 миллионов человек, населяющих нашу страну, далеко не все могут считаться носителями русского языка. Хотя, может быть, они и являются русскими по происхождению или хромосомно-генному своему строению. Это, конечно, большая трагедия. Если говорить коротко, русский язык вырождается, русский язык умирает.

Второй пример, которым я хотел поделиться с вами, коль скоро мы вспоминаем сегодня Пушкина. Для того, чтобы понять, насколько неразрывно связано место, занимаемое Пушкиным в нашем сознании, и советская цивилизация, насколько Пушкин был необходим Советскому Союзу, советской культуре, я предлагаю забить любому интересующему в картиночном поисковике интернете «1937» — цифры, декларируемые как «страшная, зловещая» дата, как год, с которым связаны «жуткие преступления». Вместе с этими цифрами рекомендую ввести фамилию Пушкина и посмотреть, что будет. Вы увидите огромное количество фотографий, газетных сканов (например, «Литературной газеты» 1937 года), отчёты о собраниях и конференциях. Но самое интересное, что должно броситься вам в глаза, это дни Пушкина, проводившиеся советской властью в национальных республиках Советского Союза — в Узбекистане, в Казахстане и в других республиках, где не то что Пушкина читать не должны были бы, если бы страна развивалась так, как она развивалась до 1917 года — а и говорить на русском не должны были бы.

Сегодня ЕГЭ сдают наши бедные дети, лишённые на самом деле полнокровного русского языка. Выросло целое поколение с тех пор, как ЕГЭ, в том числе по русскому языку, провозгласил в своей программе Герман Греф. Напомню, что в 1999 году Греф возглавил Центр стратегических разработок, а в документах ЦСР как раз ЕГЭ было одним из ключевых моментов. Прошло почти 20 лет. Что случилось с поколением, которое выросло по заветам Грефа и Фурсенко, что наблюдаю я в своих поездках и встречах?

То, что я наблюдаю, известно всем и каждому. Каждый из нас, кто хоть чуть-чуть застал другое время, воспитывался в другую эпоху и привык хотя бы какое-то количество страниц в неделю прочитывать, конечно, не может не видеть катастрофический развал образования, падение грамотности, неспособность нашего нового поколения выражать свои мысли. Отсутствие этих мыслей как таковых, потому что язык — это отражение мышления. Если разрушено мышление, если человек не способен мыслить рационально, если не способен вычленять причины и следствия в происходящем вокруг него, то он и говорит таким же образом. Эта эклектичная, хаотическая речь является отражением раздробленного, перемолотого в фарш мышления. Что толку об этом сокрушаться, в очередной раз возносить руки к небу и кричать, что «всё пропало» — и так это вменяемому человеку ясно. Я просто хочу ещё раз подчеркнуть, что этот распад мышления, этот распад языка связан не с кознями конкретного человека, который задумал в Центре стратегических разработок уничтожить наше образование и извести его на корню, потому что так выгодно каким-нибудь злобным силам снаружи или внутри. Не в этом дело. Этот человек всего лишь винт, всего лишь функция во всей системе. Теперь система настроена не на образование и воспитание, а на другую задачу. В этой системе колониального компрадорского капитализма человек, который был бы в состоянии мыслить, который был бы в состоянии давать себе ответы на насущные, повседневные, ежедневные вопрос — он не нужен. Нужен человек-функция, нужен человек- винт, такой же, каким сам является Греф, нужен человек-приводной ремень.

Сам Греф об этом высказывается совершенно откровенно. Существует знаменитая видеозапись, где он говорит о том, что знание (и знание языка, видимо) нужно держать в секрете, потому что человек образованный является большой опасностью для тех, кто управляет. Он прямо сказал: «Если каждый человек сможет участвовать напрямую в управлении, что же мы науправляем?.. Как только все люди поймут основу своего «я», самоидентифицируются — управлять, то есть манипулировать ими будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания. В иудейской культуре Каббала, которая давала науку жизни, она 3000 лет была секретным учением, потому, что люди понимали, что такое снять пелену с глаз миллионов людей и сделать их самодостаточными. Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции».

Вам это не напоминает циркуляр «О сокращении гимназического образования», прозванный «манифестом о кухаркиных детях» — нормативный акт, подписанный в 1887 году? То же самое. Это ведь говорит не Греф — это говорит класс. Господствующий класс открыто, ничего не стесняясь, провозглашает свои цели. Почему он так открыто и бесстыдно об этом говорит? Потому что понимает, что ему ничто не угрожает, всё развивается именно таким образом. Поэтому он совершенно спокойно выполняет задачу разрушения. Нет в этом никакого заговора, а есть закономерное следствие тех перемен, которые произошли со страной в 1991 году. Пришёл к власти новый класс, у этого класса есть свои аппетиты, свои приоритеты, он совершенно не собирается никого развивать — никто же никому ничего не должен, никто никому ничем не обязан. Хочешь в Ломоносовы и Пушкины — становись, не получилось — брат, это твои проблемы, не дошёл ты из Холмогор до центра цивилизации. Греф, Набиуллина, Дворкович — все эти фигуры, как в тире, меняются через какое-то время. И общество начинает ненавидеть кого-то другого, не видя за этими трафаретами подлинной сути происходящего. Вырождение языка и вырождение человека (ведь речь идёт не только о языке, а о человеке как таковом) связано с системой общественных отношений, на которую мы перешли. Эта система отношений убивает мой любимый, мой единственный русский язык, без которого я не представляю своей жизни. Поэтому говорю об этом на каждом углу и, может быть, как кому-то кажется, сгущаю краски. Но я не могу их не сгущать, видя, что происходит с языком.

Чем дальше уезжаешь от Москвы, тем больше шансов встретить культурного человека — пока, по крайней мере. Но это не навсегда так, потому что московская цивилизация дотянется до самого отдалённого, до самого медвежьего угла. И состарятся те советские учительницы, которые ещё кое-где сохранились, и уйдут они на пенсию, и им на смену придут другие люди. И они приходят. Я не думаю, что есть какие-то катакомбы, какие-то культурные резервации, в которых сохраняется русская или советская словесность, высокая литература, нравственность и так далее. Но я убеждён, что, несмотря на вырождение и деградацию, ничего не потеряно окончательно. Нельзя сказать, что всё погибло и пропало. Вспомните, что происходило с русским и нерусским культурным сознанием после Гражданской войны. Какая была беспризорность, безграмотность, алкоголизм, кокаинизм, морфинизм и что угодно ещё. Уголовщина проникла в самые недра народной жизни, в том числе и уголовный язык. Вспомните «Республику ШКИД», вспомните, с каким человеческим материалом приходилось иметь дело большевикам. И, тем не менее, послереволюционное поколение дало нам выдающихся людей, дало бессмертных героев, в том числе Великой отечественной войны. Поколение Победы в основном закончило уже советскую школу и было носителям советского сознания. Поэтому я думаю, что нельзя даже 30-ю годами разврата и надругательства перебить то, что в народе существует и тяга к образованию, и тяга к прекрасному, и тяга к культуре. Эти способности есть в любом человеке, и в нашем они есть в не меньшей степени, чем в любом другом. Нас сажают на иглу, опускают в пропасть безработицы, бедности и нищеты. Но это бывало и раньше — хотя не так страшно, как нынче, но бывало.

Поэтому я призываю всех не отчаиваться, а сражаться с деградацией, с обволакивающем вырождением. Воспринимать каждую квартиру, каждую книжную полку, каждого школьника, каждого ребёнка как рубеж обороны и сражаться за каждую детскую душу и за каждую детскую голову. Это ответственность всех взрослых сегодня — читать детям, если они не читают сами, усаживать за книги, подкладывать необходимые им книги. Если они не читают книг — нужно лезть в социальные сети и в социальных сетях насаждать, проталкивать, протискивать норму — какая среда, такое и средство борьбы со средой. Пропагандировать разумное, доброе, вечное. Русскую литературу, советскую литературу, русскую поэзию, советскую поэзию, русскую классику, советскую классику. Совершенно необязательно только русскую и советскую, конечно же, есть множество иностранных авторов, которые тоже необходимы, человек должен быть всесторонне развит.

Но, конечно, всё это необходимо делать, осознавая, что причина происходящего, базис — это общественные отношения. Нельзя потушить пожар, если он имеет низовой характер, если горит почва под ногами, если горят основы, в первую очередь, экономические основы бытия. Ими нужно заниматься для того, чтобы спасти наше культурное достояние, то, что от него осталось, без этого невозможно поправить дела.

Я бы не призывал надеяться на чудесные перемены по мановению власти. Этим переменам неоткуда взяться. Сейчас произошла чудовищная, катастрофическая история с утечкой ответов на приближавшийся экзамен по математике. Вдруг выяснилось, что всё это можно подсмотреть и заранее подготовиться. Нам же всегда разъясняли, что ЕГЭ — это абсолютная прозрачность, и секретность, и конкурентность, и равенство условий. Теперь выяснилось, что нет, ничего подобного. Скандал произошёл буквально только что. Приведёт ли этот скандал к пересмотру всей системы ЕГЭ? — я не стал бы на это надеяться. Идёт внутренняя бюрократическая война между силами, которые всё-таки настроены хотя бы с этим разобраться, попрощаться с тестами, отменить эти совершенно уничтожительные технологии — и силами, которые пытаются сохранить все свои «завоевания». Но я думаю, что результат этой борьбы не будет определяющим, он ничего радикальным образом не изменит.

Видите ли, ЕГЭ и Греф — это не единственные причины деградации языка. Сегодня сознание детей формируется не книжкой. Абсурдно винить научно-технический прогресс в том, что у нас Ютуб пришёл в каждый дом, что происходит ютубизация массового сознания, детского в том числе. Дети начинают разговаривать другим языком. Я не о «мемасиках», не о неологизмах, которые невозможно запретить — язык пластичен, синтетичен, он всегда впитывает всё, что его окружает, и он всегда изменяется, невозможно его забетонировать, невозможно вернуть букву «ять» в него, никто к этому и не призывает. Но когда поднимаются все шлюзы, когда разломаны все плотины и когда детское сознание затапливается огромным количеством просто вырожденческих образов и стереотипов — это катастрофа. Это приводит к стремительной примитивизации сознания. И это то, что происходит сейчас безо всякого ЕГЭ. Потому что нет ничего, что можно было противопоставить влиянию западного кинематографа, западной массовой культуры, массовой популярной музыки. В Советском Союзе она была, и это был Чайковский по сравнению с тем, что сегодня ежедневно попадает из радиоприёмников или из наушников в детский мозг. Это и компьютерные игры — много всего. Производство культурных ценностей — это конвейер. Если этот конвейер разломан, если он приватизирован, если он находится в чужих руках, то не одно ЕГЭ виновато в том, что происходит. И наивно уповать на то, что ЕГЭ отменят или придёт хороший министр и грудью заслонит ребёнка от накрывающей его волны. Не заслонит и не придёт. Нужно воспринимать проблему в комплексе. И нужно понимать, что рубеж обороны, борьбы за будущее страны в целом, культуры, языка, проходит по каждой конкретной семье, по каждому конкретному дому, и касается каждого конкретного ребёнка и каждого конкретного родителя. И перекладывать ответственность на какого-то человека, сражающегося в министерских кулуарах за твоё будущее, абсурдно и бессмысленно. Это ты отвечаешь за своё будущее, это ты пятницу провёл за пивной бутылкой, а не за тем, чтобы прочитать ребёнку что-нибудь или побудить его к тому, чтобы он что-то почитал.

Не бывает языка в вакууме, не бывает творца — поэта, музыканта — в вакууме. И поэт, и музыкант, и любой другой творец зависит напрямую от материальных условий существования, в конечном счёте от средств распространения своего таланта. Если эти средства творческого производства находятся в частных, корыстных руках, то ты сколько угодно можешь уповать на гениальность — о новом Пушкине никто не узнает, он умрёт в безвестности и нищете, и никто о нём не вспомнит до тех пор, пока ситуация в общественных отношениях будет выглядеть так, как теперь.

Об англификации. Помните, какое-то время назад мы трепыхались ещё, сопротивлялись тому, что у нас магазинные, ресторанные вывески переписываются на английский лад. Была попытка освободить города от этих названий. И что — эта попытка удалась? Пройдите сейчас по любому городу, включая Москву, и почитайте вывески магазинов, почитайте названия. Я оказался в Архангельске, когда мы снимали «Последний звонок» — и просто обалдел. Это уже не Архангельск, это какой-то другой город. По крайней мере, когда ты идёшь по центру и сморишь по сторонам, то там нет русских названий, просто нет. Почему так происходит? Да потому, что это диктуется рынком. А почему это продаётся лучше? Да потому, что коммерциализированно всё, и все, раскрыв рот, смотрят в сторону иностранщины. Потому что уничтожено всё своё. Масштабы этого не осознаются нами.

Здесь хочу вспомнить сталинский репродуктор. В каждой деревне был установлен этот чёрный раструб. Сейчас наши враги скажут — «это для того, чтобы вести свою советскую пропаганду». Хороша была пропаганда — симфонии классиков и современных композиторов, оперы русских мастеров. Лучшие драматические спектакли лучших театров. Постоянно и многократно в течение дня звучала проза и стихотворения в исполнении лучших артистов страны. И это формировало уже не какой-то узкий слой культурно развитых людей, а подавляющее большинство народа. Вот то, чего сейчас нет. Вернётся сталинский репродуктор — очистится и воскреснет русский язык.
Добавил бы, что выковывал культуру не только сталинский репродуктор. Это и ленинский «репродуктор», это «репродуктор» тех подвижников, которые шли в деревни после Гражданской войны, чтобы открывать там школы, чтобы учить детей. Это была абсолютная преемственность с гениями прошлого. И абсолютная верность идее, делу, духу марксистско-ленинского учения, которое провозглашает всё культурное достояние человечества достоянием социалистического общества. Каждый член этого общества имеет полные права на все сокровища. Был сформирован и открыт Эрмитаж для доступа самых простых людей, никогда не смевших даже приблизиться к этому зданию, были распахнуты музеи, стремительно начал расти общий культурный уровень, и начало меняться массовое сознание в стране.
Именно такой народ, культурный народ, народ, тянувшийся из вековой отсталости к свету образования, и сломал хребет фашизму. А этот народ, конечно, не мог представить себя без Пушкина. А Пушкина мы, в свою очередь, не можем представить не только без «Сказки о Царе Салтане» или «Руслана и Людмилы», но и без «Дубровского», без «Капитанской дочки», без этого дремлющего в русском народе, в русском сознании стремления к справедливости. Над ним можно очень долго измываться но, в конечном счёте стремление к справедливости нельзя игнорировать — это никогда и никому не удавалось.