15 октября 1991 года был принят Закон по которому треть населения страны была лишена гражданства

ЦитатаМамыкин: цель получения гражданства Латвии — свалить из страны

Да, я был негражданином, это было безумно обидно. Сначала я не мог получить квадратную печать в советском паспорте — она давала постоянный вид на жительство в Латвии. Тогда, в 1993 году, регистраторы населения «замордовали» меня, всю мою семью, покойных дедушку с бабушкой какими-то справками, бумагами. Где вы работали, есть ли у вас годы стажа; блин, какие годы стажа, мне в 1993 году было 17 лет, я еще был несовершеннолетним!

Получили мы в конце концов этот квадратный штамп в советский паспорт — потом долго не могли получить паспорта неграждан. Их ввели только к 1997 году и очень мало выдавали. Получить эти желтые, а потом фиолетовые паспорта было сложно, была создана большая коррупционная схема по их выдаче. Сперва они были неправильно напечатаны, потом их производство отдали какой-то «левой» канадской фирме — огромное количество латышского правящего истеблишмента «наварилось» на этих фиолетовых паспортах.

С 1995 года для неграждан открылись «окна натурализации». По этим «окнам» я мог получить гражданство Латвии то ли в 2012-м, то ли в 2015-м году. Но под сильным давлением западных стран — США и Германии, в первую очередь, — власти Латвии вынуждены были провести референдум, и на референдуме 1998 года с перевесом в полпроцента голосов эти «окна натурализации» отменили, и я пошел и натурализовался.

У меня лично не было никаких трудностей с латышским языком: я на нем говорил лучше, чем иной латыш. Надо написать их версию истории на экзамене по истории — так и быть, напишу. Но мне было безумно неприятно, когда спустя несколько недель после экзаменов я позвонил в комитет по натурализации узнать, что там с моей заявкой на гражданство, и мне ответили: мы вас проверяем по «мешкам КГБ». Я говорю: вы там что, охренели, что ли! Мне 15 лет было, когда Советский Союз развалился. Не вербовал КГБ школьников, незачем ему было. Они мне: все понимаем, но такой закон.

Потом еще по какой-то картотеке проверяли, не был ли я держателем конспиративной квартиры, не участвовал ли в подавлении диссидентства. Я им опять: не мог я в детском саду быть держателем конспиративной квартиры и преследовать диссидентов. И они мне снова: таковы нормы закона.  Наконец, проверили они меня по всем картотекам, пригласили меня и других натурализантов на торжественную церемонию получения гражданства Латвийской Республики в Управление по натурализации. Это был такой конвейер по производству новых граждан. Они там флаги, венки развешивали. Свечки зажигали.

Я прочитал текст клятвы: «Не жалея своей жизни, бороться за независимость Латвии, если надо — отдать и жизнь». Потом на эту строчку подали жалобу в Конституционный суд, и ее убрали, но в 2000 году, когда я получал гражданство, был именно такой текст. Мало кто из латышей — граждан от рождения — способен сказать такое, не то что подписать. А я это еще и прочел. С выражением. Смотрю, у тетки-регистраторши слезы текут. Так начала всхлипывать, что свечку задула.
А мне в тот момент было смешно. Когда проверяли по «мешкам КГБ», было неприятно, а когда клятву читал, было смешно. Клятва юного пионера рядом с этим отдыхает.

Это фантасмагория, но в то же время обыденность. Сотни тысяч русских в Латвии через то же прошли. Поэтому те девятьсот, тысяча, тысяча сто человек, которые в год получают гражданство, к латвийскому паспорту сразу покупают билет в один конец: у них цель — получить этот проклятый паспорт, сесть в самолет и забыть как страшный сон эту вонючую Латвию.

И, насколько я могу судить по фрагментам социологических исследований за последние 5–7 лет, те, кто уезжает, не голосуют в стране проживания на выборах в Латвии. Не приходят на избирательные участки в посольства. Они хотят забыть эту страну, она для них — отрезанный ломоть. И это — самое страшное.