Казахстан & С А
3,056,092
12,932
|
Алёша Попович ( Профессионал ) |
| 30 окт 2018 21:24:24 |
Дети и старухи: последние русские спасаются в Таджикистане
новая дискуссия Дискуссия 185
Почти все русские, кто живет в Таджикистане, хотят уехать. Все, кто могли, уже уехали, остались самые немощные и неудалые или русские старухи, которых держат здесь их покойники
Утром на территорию Свято-Никольского кафедрального собора в Душанбе въехала машина, вышли какие-то люди, открыли багажник и вытащили голый труп пожилой прихожанки, завернутый в какие-то тряпки. Труп бросили к стене храма.
– Она ваша, вот и хороните!
Потом выяснилось, что старушка жила в подвале дома этих людей, переписав на них свою квартиру. В воскресенье ее живую и здоровую видели на Литургии в храме, а во вторник ее труп привезли в багажнике. В справке из морга, скорее всего поддельной, которую удалось вытребовать у «наследников», значилось, что старушка скончалась от цирроза печени.
О том, как за обещания опеки таджики отбирают квартиры у русских старух, рассказов было много, но этот случай владыка Питирим видел собственными глазами.
27 июля 2011 года здесь, в Душанбе, появилась Душанбинская и Таджикистанская епархия Русской Православной Церкви. Здесь было болото, руины, но за семь лет изменилось очень многое, уверяет епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим: «Если Господь посылает людей, значит, здесь есть будущее у нас, не надо отчаиваться».
Мы с владыкой разговариваем утром, днем надо будет вместе с работниками социального отдела раздавать помощь нуждающимся прихожанам, а потом ехать к тем, кто приходить в храм уже не может.
Как правило, это одинокие старушки, прожившие здесь всю жизнь, похоронившие здесь мужей, а то и детей, живущие на катастрофически маленькую пенсию, которой, разумеется, ни на что не хватает. Медицина здесь платная и плохая, лекарства дорогие, цены на продукты чуть ниже, чем в России, но низкими их не назовешь. Тут-то и приходит на помощь Церковь.
Продуктовые наборы, которые раздает и развозит по домам социальный отдел Душанбинской епархии, стали для старушек настоящим спасением, я видел, как в голос плачут эти прожившие тяжелую жизнь бабушки, плачут и благодарят за пакетики с крупами и замороженными курицами. Смотреть на это очень тяжело.
Они приходят, рассаживаются на стулья, ждут, когда из длинного списка прочитают, наконец, их фамилии и уносят драгоценные дары в свои старческие жилища. Эти жилища стоят отдельного описания.
Мы с фотокорреспондентом поехали вместе с церковными соцработниками по адресам. Всякий раз мы видели примерно одно и то же: тюки до потолка, нечистые постели, руинированная обстановка позднесоветских времен, одноконфорочные плитки, стоящие на табуретках, столы с грудами старых и новых рецептов, все выворочено, переломано, брошено, как жизнь владелиц этих руин.
Каждая приговаривает, что вот, дескать, не прибралась, обычно-то у меня, мол, порядок, это только сейчас, потому что болею, жарко, давление, после операции. И совершенно ясно при этом, что никакой у них не порядок, что так у них всегда, точнее, долгие-долгие последние десятилетия, начиная с того времени, когда умерли их близкие, а они перестали понимать свою жизнь, когда ценность их сравнялась с пенсией в две с половиной тысячи рублей.
Так когда-то выглядела моя уже давно покойная бабушка: прямая спина, аккуратный пиджачок, юбка, платок. Валентине Павловне сейчас 79 лет, живет тут с самого рождения, ее, еще двухмесячную, привезли в Таджикистан (тогда Таджикскую ССР) родители, приехавшие на стройку. Ребенком она играла на дворе завода, где работала мама, детских садов не было. Она росла, училась, замуж так и не вышла, жила с родителями, потом умер папа, годы спустя – мама, а Валентина Павловна так и живет в том доме, куда ее привезли в 1939 году.
Зимой, чтобы согреть дом, топит печку, зимы здесь холодные. Раньше государство давало уголь, с прошлого года это прекратилось, так что дрова и уголь Валентина Павловна как-то добывает сама. Ежемесячная пенсия, которую она заработала – 380 сомони, это примерно 2600 рублей. Воду носит от соседей в ведрах, дома воды нет, газа тоже нет, впрочем, газ здесь вообще большая редкость.
Валентина Павловна из тех, кто не хочет никуда уезжать: «Здесь умер мой отец, отсюда его вынесли, здесь умерла моя мама, зачем мне куда-то ехать?» Она сидит в грудах своих вещей и рассказывает о том, как себя чувствует, когда «поднимается сахар», сколько стоят лекарства, почему так и не выучила таджикский язык, как голодала во время войны.
– Самое мое счастливое воспоминание… Наверное, то время, когда я была влюблена, когда мама была здорова, отец и брат живы.
Владыка Питирим говорит, что самая главная проблема в епархии – кадры. Нет священников, нет людей для социальной работы, сейчас всю социалку держит на своих плечах его сестра – Елена Григорьева, взявшая себе в помощники наиболее бодрых старушек.
– Всех, кого можно было, я уже рукоположил, – говорит епископ. – Еще нам иногда присылают выпускников семинарии, правда, вот в этом году, например, никого не прислали.
Когда владыка приехал сюда, было еще хуже, даже жить негде было, он жил в посольстве, потом на квартире одного из прихожан.
– Начали строить тут детский приют, здание самой епархии, без всяких средств. Начинали строить, не зная, как мы все это закончим.
Начальный период был очень трудный. Не видя никаких перспектив, я начал писать статьи на «Православие.ру». Писал то, что у меня накопилось еще со времен академии, делился своими мыслями, рассуждениями, и статьи оказались очень популярными, у меня появилось много читателей, среди них оказался и наш благодетель.
Он сам написал: «Я вам помогу». И действительно, с его помощью мы все достроили, и теперь строим духовно-просветительский центр.
Так что Господь приходит на помощь в самый последний момент. Когда уже не осталось никакой надежды на помощь человеческую, вот тогда вмешивается Господь и начинает сам уже помогать.
Но, знаете, с самого начала было очень благодатно, уныния у меня не было ни одного дня, такого уныния, чтобы опустились руки и не хотелось ничего делать. Были ужасные моменты, когда не заешь уже, чего дальше делать, но это не было уныние.
Сейчас владыка строит при епархии общеобразовательную школу на 300 человек. «Мы меняем детям жизнь», – говорит он. По замыслу, школа будет финансироваться из России, какой-то процент выпускников сможет оставаться работать в епархии, уменьшая, таким образом, кадровый голод. Может быть, выпускники захотят вернуться в школу преподавателями.
– В основном отсюда увозят детей, потому что здесь негде учиться, уровень образования чудовищный, – объясняет епископ, – в государственную русскую школу не попадешь, надо взятку давать, и не маленькую.
И образование, и медицина – все это было разрушено гражданской войной, если бы не война, все было бы совсем иначе.
Душанбинская епархия, несмотря на все трудности, отличается редкостной активностью. Самые первые проекты – образовательные: конкурсы местных воскресных школ, в этом году конкурс пройдет уже в седьмой раз, потом возникли Иоанновские чтения «Христианство и ислам», куда съезжаются ученые и богословы из России, ближнего и дальнего зарубежья. Есть тут и молодежный форум «Искандеркуль» в Фанских горах. Уже действует и развивается приют для детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.
Эту старушку я заприметил еще в храме. Худая, одетая, как капуста, в несколько кофт одна на другую, на шее на веревке висит ключ, говорит, закрывая глаза, как будто через головную боль, вспоминая слова. С ней – сын. Странный человек, который все время молчит, ходит, сгорбившись и прижав руки, огромными прыгающими шагами, словно перескакивает с кочки на кочку.
Позже мы познакомились и побывали у них дома. Любовь Валентиновна живет в трехкомнатной квартире с душевно больным сыном, у Васи шизофрения. Есть и третий член семьи – дочь Ира, у Иры нет ноги, она выползла на коленях, чтобы открыть нам дверь.
Любовь Валентиновна говорит очень тихим голосом. От того, что она часто еще и повторяет по несколько раз свои фразы, полное впечатление подслушанного внутреннего монолога, бормотания, заговаривания, причитания.
– Ноги, как лед, как лед. Ноги, как лед! – ощупывая культю Ирины. – О чем с ней говорить, ну о чем, ноги, как лед! Лекарства она принимает очень много, ужасно, нажрется таблеток! Горстями, прямо горстями, горстями! Ну, хорошо, я буду делать тебе массаж.
– Давай ты не будешь делать массаж, – раздраженно отвечает Ирина.
В комнате Ирины работает телевизор, видимо, круглосуточно. Разбросаны вещи, неизменный ковер на стене, у зеркала-трюмо ряды каких-то бутылочек, тюбиков, на стуле повешено еще одно зеркало. На столе стоит ваза с желтыми цветами. Ирина – не старая еще женщина, замотана в какие-то платки и кофты.
У окна стоит искусственная нога в ботинке. Ирина ее не любит, потому что отрезали ногу неудачно, заживало долго, торчит кость и когда она надевает протез, идет кровь.
Любовь Валентиновна настойчиво уводит нас от дочери, идем за ней вслед в ее комнату. Опять тюки, бесформенные полиэтиленовые пакеты, чем-то набитые, свалены в кучу посреди комнаты. Вид такой, будто жильцы собрали вещи для переезда куда-то, стол с крошками, какая-то нежилая постель.
Хозяйка почему-то все время говорит о болезнях, как с врачом, достает рецепты, перечисляет диагнозы, и все повторяет, повторяет. Наконец, будто вспомнив, что мы пришли к ней по какому-то делу, и, видимо, вспомнив, что мы как-то связаны с церковью, меняет тему.
– Икон у меня достаточно, хватает икон. Молиться я молюсь, тоже молюсь. Так трудно мне заставить себя молиться, каждый день пересиливаю себя, так трудно молиться. Теперь вы помогаете, продукты у нас есть, а вот на лекарства не хватает. С продуктами все в порядке, а вот лекарства, лекарства.
Все трое, Любовь Валентиновна, Ирина и Вася, получают пенсии по инвалидности, на троих на русские деньги выходит примерно 6500 рублей в месяц. В Таджикистане Любовь Валентиновна с 1970 года, муж был пограничником, жили и в Риге, и на Дальнем Востоке, там он участвовал в событиях на Даманском острове, получил травму, которая, судя по всему, привела к болезни. Болел он, по словам жены, 35 лет, умер в 1999 году.
Дочь Ира была замужем за военным, попали в Чернобыль во время известной катастрофы, у Иры начались сосудистые заболевания, потом гангрена, отняли ногу. Муж куда-то пропал.
https://www.miloserd…AtNIv-YXaM
Утром на территорию Свято-Никольского кафедрального собора в Душанбе въехала машина, вышли какие-то люди, открыли багажник и вытащили голый труп пожилой прихожанки, завернутый в какие-то тряпки. Труп бросили к стене храма.
– Она ваша, вот и хороните!
Потом выяснилось, что старушка жила в подвале дома этих людей, переписав на них свою квартиру. В воскресенье ее живую и здоровую видели на Литургии в храме, а во вторник ее труп привезли в багажнике. В справке из морга, скорее всего поддельной, которую удалось вытребовать у «наследников», значилось, что старушка скончалась от цирроза печени.
О том, как за обещания опеки таджики отбирают квартиры у русских старух, рассказов было много, но этот случай владыка Питирим видел собственными глазами.
27 июля 2011 года здесь, в Душанбе, появилась Душанбинская и Таджикистанская епархия Русской Православной Церкви. Здесь было болото, руины, но за семь лет изменилось очень многое, уверяет епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим: «Если Господь посылает людей, значит, здесь есть будущее у нас, не надо отчаиваться».
Мы с владыкой разговариваем утром, днем надо будет вместе с работниками социального отдела раздавать помощь нуждающимся прихожанам, а потом ехать к тем, кто приходить в храм уже не может.
Как правило, это одинокие старушки, прожившие здесь всю жизнь, похоронившие здесь мужей, а то и детей, живущие на катастрофически маленькую пенсию, которой, разумеется, ни на что не хватает. Медицина здесь платная и плохая, лекарства дорогие, цены на продукты чуть ниже, чем в России, но низкими их не назовешь. Тут-то и приходит на помощь Церковь.
Продуктовые наборы, которые раздает и развозит по домам социальный отдел Душанбинской епархии, стали для старушек настоящим спасением, я видел, как в голос плачут эти прожившие тяжелую жизнь бабушки, плачут и благодарят за пакетики с крупами и замороженными курицами. Смотреть на это очень тяжело.
Они приходят, рассаживаются на стулья, ждут, когда из длинного списка прочитают, наконец, их фамилии и уносят драгоценные дары в свои старческие жилища. Эти жилища стоят отдельного описания.
Мы с фотокорреспондентом поехали вместе с церковными соцработниками по адресам. Всякий раз мы видели примерно одно и то же: тюки до потолка, нечистые постели, руинированная обстановка позднесоветских времен, одноконфорочные плитки, стоящие на табуретках, столы с грудами старых и новых рецептов, все выворочено, переломано, брошено, как жизнь владелиц этих руин.
Каждая приговаривает, что вот, дескать, не прибралась, обычно-то у меня, мол, порядок, это только сейчас, потому что болею, жарко, давление, после операции. И совершенно ясно при этом, что никакой у них не порядок, что так у них всегда, точнее, долгие-долгие последние десятилетия, начиная с того времени, когда умерли их близкие, а они перестали понимать свою жизнь, когда ценность их сравнялась с пенсией в две с половиной тысячи рублей.
Так когда-то выглядела моя уже давно покойная бабушка: прямая спина, аккуратный пиджачок, юбка, платок. Валентине Павловне сейчас 79 лет, живет тут с самого рождения, ее, еще двухмесячную, привезли в Таджикистан (тогда Таджикскую ССР) родители, приехавшие на стройку. Ребенком она играла на дворе завода, где работала мама, детских садов не было. Она росла, училась, замуж так и не вышла, жила с родителями, потом умер папа, годы спустя – мама, а Валентина Павловна так и живет в том доме, куда ее привезли в 1939 году.
Зимой, чтобы согреть дом, топит печку, зимы здесь холодные. Раньше государство давало уголь, с прошлого года это прекратилось, так что дрова и уголь Валентина Павловна как-то добывает сама. Ежемесячная пенсия, которую она заработала – 380 сомони, это примерно 2600 рублей. Воду носит от соседей в ведрах, дома воды нет, газа тоже нет, впрочем, газ здесь вообще большая редкость.
Валентина Павловна из тех, кто не хочет никуда уезжать: «Здесь умер мой отец, отсюда его вынесли, здесь умерла моя мама, зачем мне куда-то ехать?» Она сидит в грудах своих вещей и рассказывает о том, как себя чувствует, когда «поднимается сахар», сколько стоят лекарства, почему так и не выучила таджикский язык, как голодала во время войны.
В 1992-1997 годы, после распада СССР,
Таджикистан пережил страшную гражданскую войну, унесшую жизни около 60000 человек,
многие пропали без вести.
Десятки тысяч людей бежали в Афганистан, почти 200000 были вынуждены переселиться в страны СНГ, в основном в Узбекистан и Россию. Количество внутренних переселенцев достигло 1 млн человек. 25000 женщин стали вдовами, 53000 детей – сиротами, разрушены более 35000 жилых помещений, 61 медицинское учреждение полностью выведено из строя, многие школы разграблены и разрушены. За время войны экономика страны была подорвана, Таджикистан стал одной из беднейших стран мира.
Таджикистан пережил страшную гражданскую войну, унесшую жизни около 60000 человек,
многие пропали без вести.
Десятки тысяч людей бежали в Афганистан, почти 200000 были вынуждены переселиться в страны СНГ, в основном в Узбекистан и Россию. Количество внутренних переселенцев достигло 1 млн человек. 25000 женщин стали вдовами, 53000 детей – сиротами, разрушены более 35000 жилых помещений, 61 медицинское учреждение полностью выведено из строя, многие школы разграблены и разрушены. За время войны экономика страны была подорвана, Таджикистан стал одной из беднейших стран мира.
– Самое мое счастливое воспоминание… Наверное, то время, когда я была влюблена, когда мама была здорова, отец и брат живы.
«Уныния у меня не было ни одного дня»
Владыка Питирим говорит, что самая главная проблема в епархии – кадры. Нет священников, нет людей для социальной работы, сейчас всю социалку держит на своих плечах его сестра – Елена Григорьева, взявшая себе в помощники наиболее бодрых старушек.
– Всех, кого можно было, я уже рукоположил, – говорит епископ. – Еще нам иногда присылают выпускников семинарии, правда, вот в этом году, например, никого не прислали.
Когда владыка приехал сюда, было еще хуже, даже жить негде было, он жил в посольстве, потом на квартире одного из прихожан.
– Начали строить тут детский приют, здание самой епархии, без всяких средств. Начинали строить, не зная, как мы все это закончим.
Начальный период был очень трудный. Не видя никаких перспектив, я начал писать статьи на «Православие.ру». Писал то, что у меня накопилось еще со времен академии, делился своими мыслями, рассуждениями, и статьи оказались очень популярными, у меня появилось много читателей, среди них оказался и наш благодетель.
Он сам написал: «Я вам помогу». И действительно, с его помощью мы все достроили, и теперь строим духовно-просветительский центр.
Так что Господь приходит на помощь в самый последний момент. Когда уже не осталось никакой надежды на помощь человеческую, вот тогда вмешивается Господь и начинает сам уже помогать.
Но, знаете, с самого начала было очень благодатно, уныния у меня не было ни одного дня, такого уныния, чтобы опустились руки и не хотелось ничего делать. Были ужасные моменты, когда не заешь уже, чего дальше делать, но это не было уныние.
Сейчас владыка строит при епархии общеобразовательную школу на 300 человек. «Мы меняем детям жизнь», – говорит он. По замыслу, школа будет финансироваться из России, какой-то процент выпускников сможет оставаться работать в епархии, уменьшая, таким образом, кадровый голод. Может быть, выпускники захотят вернуться в школу преподавателями.
– В основном отсюда увозят детей, потому что здесь негде учиться, уровень образования чудовищный, – объясняет епископ, – в государственную русскую школу не попадешь, надо взятку давать, и не маленькую.
И образование, и медицина – все это было разрушено гражданской войной, если бы не война, все было бы совсем иначе.
Душанбинская епархия, несмотря на все трудности, отличается редкостной активностью. Самые первые проекты – образовательные: конкурсы местных воскресных школ, в этом году конкурс пройдет уже в седьмой раз, потом возникли Иоанновские чтения «Христианство и ислам», куда съезжаются ученые и богословы из России, ближнего и дальнего зарубежья. Есть тут и молодежный форум «Искандеркуль» в Фанских горах. Уже действует и развивается приют для детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.
Эту старушку я заприметил еще в храме. Худая, одетая, как капуста, в несколько кофт одна на другую, на шее на веревке висит ключ, говорит, закрывая глаза, как будто через головную боль, вспоминая слова. С ней – сын. Странный человек, который все время молчит, ходит, сгорбившись и прижав руки, огромными прыгающими шагами, словно перескакивает с кочки на кочку.
Позже мы познакомились и побывали у них дома. Любовь Валентиновна живет в трехкомнатной квартире с душевно больным сыном, у Васи шизофрения. Есть и третий член семьи – дочь Ира, у Иры нет ноги, она выползла на коленях, чтобы открыть нам дверь.
Любовь Валентиновна говорит очень тихим голосом. От того, что она часто еще и повторяет по несколько раз свои фразы, полное впечатление подслушанного внутреннего монолога, бормотания, заговаривания, причитания.
– Ноги, как лед, как лед. Ноги, как лед! – ощупывая культю Ирины. – О чем с ней говорить, ну о чем, ноги, как лед! Лекарства она принимает очень много, ужасно, нажрется таблеток! Горстями, прямо горстями, горстями! Ну, хорошо, я буду делать тебе массаж.
– Давай ты не будешь делать массаж, – раздраженно отвечает Ирина.
В комнате Ирины работает телевизор, видимо, круглосуточно. Разбросаны вещи, неизменный ковер на стене, у зеркала-трюмо ряды каких-то бутылочек, тюбиков, на стуле повешено еще одно зеркало. На столе стоит ваза с желтыми цветами. Ирина – не старая еще женщина, замотана в какие-то платки и кофты.
У окна стоит искусственная нога в ботинке. Ирина ее не любит, потому что отрезали ногу неудачно, заживало долго, торчит кость и когда она надевает протез, идет кровь.
Любовь Валентиновна настойчиво уводит нас от дочери, идем за ней вслед в ее комнату. Опять тюки, бесформенные полиэтиленовые пакеты, чем-то набитые, свалены в кучу посреди комнаты. Вид такой, будто жильцы собрали вещи для переезда куда-то, стол с крошками, какая-то нежилая постель.
Хозяйка почему-то все время говорит о болезнях, как с врачом, достает рецепты, перечисляет диагнозы, и все повторяет, повторяет. Наконец, будто вспомнив, что мы пришли к ней по какому-то делу, и, видимо, вспомнив, что мы как-то связаны с церковью, меняет тему.
– Икон у меня достаточно, хватает икон. Молиться я молюсь, тоже молюсь. Так трудно мне заставить себя молиться, каждый день пересиливаю себя, так трудно молиться. Теперь вы помогаете, продукты у нас есть, а вот на лекарства не хватает. С продуктами все в порядке, а вот лекарства, лекарства.
Все трое, Любовь Валентиновна, Ирина и Вася, получают пенсии по инвалидности, на троих на русские деньги выходит примерно 6500 рублей в месяц. В Таджикистане Любовь Валентиновна с 1970 года, муж был пограничником, жили и в Риге, и на Дальнем Востоке, там он участвовал в событиях на Даманском острове, получил травму, которая, судя по всему, привела к болезни. Болел он, по словам жены, 35 лет, умер в 1999 году.
Дочь Ира была замужем за военным, попали в Чернобыль во время известной катастрофы, у Иры начались сосудистые заболевания, потом гангрена, отняли ногу. Муж куда-то пропал.
https://www.miloserd…AtNIv-YXaM
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!