Идеология Солженицына
11 дек 2018 в 11:43
Удаленный пользователь
|
---|
Предлагаем вниманию читателей «100 книг» большую работу Егора Холмогорова, посвященную генезису и эволюции идеологии Александра Солженицына, не только одного из крупнейших русских писателей, но и ведущего идеолога и пророка консерватизма в ХХ веке. В статье показывается, как начав полемику с русофобскими антинациональными тенденциями в мировоззрении советской интеллигенции, образованщины, Солженицын не ограничился «веховским» противопоставлением подлинного просвещения и мнимого полупросвещения, но и подверг решительной критике сами основы просвещенческой идеологии, лежавшей в основе как коммунистического, так и западно-либерального проектов. Целью солженицынской идеологической стратегии не допустить смыкания, идеологической и политической конвергенции двух направлений просвещенчества и напротив — направить их ко взаимному ослаблению и уничтожению. Личные усилия Соллженицына были направлены на торпедирование конвергенции и разрядки и увенчались, в итоге, блистательным успехом, — крах советской системы открыл дорогу к возвращению России на путь национальной идентичности и традиции, и превращению Москвы в форпост консервативных сил планеты, а Запад, в соответствии с солженицынскими же пророчествами, начал погружаться в свою версию коммунистического тоталитаризма, связанную с «культурным марксизмом». Поляризация традиционалистских, «просолженицынских», и либеральных сил на современном Западе всё более очевидна.
Первая часть работы уже опубликована в альманахе «Тетради по консерватизму» № 4 2017, посвященном наследию «Вех». Вторая готовится к публикации в том же издании. Значительная часть работы переведена на английский язык и опубликована на англоязычных ресурсах: «Alexander Solzhenitsyn — A Russian Prophet» и «Solzhenitsyn Against US-Soviet Convergence«. Русский пророк Александр Солженицын был, без преувеличения, самым политически успешным писателем в мировой истории. Были, разумеется, монархи-поэты, хотя никогда их дарования не были по настоящему исключительными. Были удостоенные нобелевской премии по литературе политики, как Уинстон Черчилль. Были литераторы, дослужившиеся до тех или иных государственных постов, как веймарский премьер-министр Гёте. Однако слово только одного из по настоящему крупных писателей сотрясало континенты и находилось в центре глобальных политических процессов, меняя их ход на тектоническом уровне. Только одному писателю удалось оставить своей нации развернутую идеологическую и политическую программу, которая с его кончиной становится не менее, а более актуальной. И это Солженицын. Сегодня мы в России, нравится кому-то или нет, входим в политическую эпоху, определяемую именно мыслью и словом Солженицына. Причем не того Солженицына, который представлен в официозных интеллигентских хрестоматиях, и вывернутым наизнанку вариантом которого является “враг народа Солженицын” как неизменный объект неокомуннистических истерик. Политическим фактом становится как раз подлинный Солженицын собранный из его подлинных текстов – романов и рассказов, статей, речей и интервью. Одни формулы писателя стали официальной частью государственной политики, как “сбережение народа”. Другие являются политическим фактом, как реализация его призыва к учреждению в России национального-авторитаризма вместо слепого копирования западных многопартийных демократий. Третьи, как его стремление к развитию земств, “демократии малых пространств” ещё ждут своего часа. До многих солженицынских тезисов дозревание нашего общественного и политического сознания происходит прямо на наших глазах. Много лет Александр Исаевич указывал на то, что страшнейшим и пагубнейшим событием русской истории были церковные реформы, спровоцировавшие старообрядческий раскол. Не было ничего нелепей, чем борьба против вернейшей православию и трудолюбивейшей части народа. Сегодня мы видим и в государстве и в Церкви осознание необходимости исцелить ту старую рану. 30 августа 1991 года Солженицын написал президенту Ельцину письмо, призывая его отказаться от автоматического признания советских административных границ государственными. Полтора десятилетия писатель подчеркивал, что рассматривать Крым и Севастополь как Украину – нелепо, да и восточным украинским областям, Новороссии, не худо бы дать высказаться на референдумах с кем они хотят быть. Неприятие стремления “поссорить родные народы”, воплотить проект Украины как анти-России проходит сквозь всё творчество Солженицына, усматривавшего в себе и русские (Солженицыны) и малороссийские [украинские] (Щербаки) корни. Всё это казалось ушедшим на третий план на момент его кончины, однако с 2014 года мы живем в реальности, где обозначенные писателем ориентиры для нас особенно важны. Одной из тревог Солженицына была судьба единства России, несправедливость того типа федеративного устройства, который угрожает “парадом суверенитетов”, нелепость договоров центра и республик, недопустимость дискриминации русского языка. Солженицын одним из первых забил тревогу по поводу американского закона “О порабощенных нациях”, где Россия называлась “оккупирующей” некие “Идель-Урал” и “Казакию”. И вновь мы сегодня ощущаем, как солженицынское наследие становится для нас остроактуальным. Доминируют не только идеи, но и конкретные исторические оценки писателя. Именно он поднял на щит как государственного деятеля Столыпина. И сегодня Пётр Аркадьевич стоит в центре русского политического канона. Солженицын же обратил внимание на фигуру Парвуса в истории нашей революции. И вот уже без подсвечивания вклада этого международного авантюриста не обходится ни один рассказ о русской катастрофе. Разве что к императору Николаю II наша эпоха оказалась настроена гораздо теплее, чем Солженицын, отношение которого, впрочем, тоже проделало всё более приближавшего его к монархизму эволюцию. Иногда кажется, что слову Солженицына покоряется даже природа. Провозглашенное им обращение к русскому Северо-Востоку, установка на освоение его трудных пространств, казалось, когда оно впервые было сформулировано, утопичной мечтой. На слова: “Мы, Россия — северо-восток планеты, и наш океан — Ледовитый, а не Индийский”, резонно отвечали, что океан потому и Ледовитый, что там лёд, а вечная мерзлота для жизни не приспособлена. И вдруг — ускоренное очищение Арктики от льда, вызывает международный геополитический ажиотаж, уже идут разговоры о необходимости интернационализации Севморпути и то что вовремя не был услышан призыв писателя о необходимости освоения Севера может дорого обойтись. Впрочем, лучше поздно чем никогда. Солженицынское наследие является не только русским, но и всепланетным политическим явлением. Кто как не он в “Гарвардской речи” оповестил Запад о том, что он не одинок на планете, что цивилизации, подсчитываемые западными историками и культурологами – это не просто декоративные элементы, а живые исторические миры, ни одному из которых не может быть навязана западная мерка. И Россия входит в число этих исторических миров как уникальная цивилизация. Да и сама западная мерка далека от былой высоты христианской цивилизации, подвережна оказалась духовной коррозии. Этот прогремевший некогда солженицынский тезис о невозможности глобалистского конца истории переоформила на себя западная политология в лице Хантингтона, взяв на вооружение концепцию “столкновения цивилизаций”. С другой стороны, именно он лёг в основу российской внешней политики после “Мюнхенской речи”. Опубликованный на Западе “Архипелаг ГУЛАГ” произвел грандиозную детоксикацию западных элит от отравления коммунизмом – “опиумом интеллектуалов” (как выражался Раймон Арон). Другое дело, что этот поворот не дал им прививки от породившего большевизм воинствующего атеизма. Либеральный антикомунизм закономерно привел к торжеству коммунизма в новом, модернизированном обличье “культурного марксизма”, — левого феминизма, разнузданной “толерантности”, расистского “антирасизма”, построению настоящего ЛГБТлага. Однако и эта перспектива была предсказана Солженицыным, предположившим, что в определенный момент покончившая со своим коммунистическим тоталитаризмом Россия в ужасе будет смотреть на торжество построенного либералами “коммунизма” западного. Но в центре внимания и забот Солженицына всегда оставался не мир, не абстрактное человечество, а русский народ. Он писатель с пожалуй наиболее обостренным и сознательно выработанным чувством национального из всех, кого прославило перо во второй половине ХХ века. Его противостояние коммунизму невозможно понять без учета его главного мотива: русский народ не может и не должен быть средством ни для каких утопий и экспериментов, коммунистических ли, прогрессистских ли. Политические проекты, которые вместо сбережения народа превращают его в расходный материал – для империи, для мировой революции, для торжества индустриализма или космической гонки, в равной степени Солженицыну неприемлемы. Хорошо то, что умножает и улучшает русскую народную жизнь, а то, что к этой главной цели не ведет, то дурно. Его бескомпромиссный убежденный антикоммунизм и готовность сокрушить красную власть любой ценой связан именно с глубокой убежденностью в том, что западническая марксистская утопия привела к колоссальной кровавой растрате народных сил, к выработке отношения к русскому человеку как к винтику и сырью, к прекращению органического развития страны, и в духовной и в хозяйственной сфере. Лейтмотив его книг – не только показать тот урон, который наносит коммунистическая диктатура жизни и душе русского человека, но и открыть силы сопротивления, свободу, таящуюся в этой душе. Но столь же беспощаден как к коммунизму он и к западнической, да и просто западной русофобии. Именно он клеймит отчужденную от традиции и корней интеллигенцию кличкой “образованщина”. Он возвращает в актуальный политический лексикон понятие “русофобия” (которое вскоре оформит в целостную теорию его ближайший соратник Игорь Шафаревич) и формулирует определение этой русофобии – рассмотрение исторической России как отсталой “страны рабов” и утверждение, что советская система является естественным продолжением исторической русской государственности – московской и петербургской, так же базирующихся, якобы, на попрании человека и жестокости. В полемике с русофобами Солженицын формулирует тезис о нормальности дореволюционного исторического пути России и категорически отвергает не только большевизм, но и феврализм, как плод нигилистического желания переделать и перетрясти Россию, в сущности не зная её. Солженицын противостоит как словесным кривлияниям ненавидящих “эту страну” плюралистов, так и холодной убежденности западных политологов и политиков в том, что главным врагом Запада является не коммунизм, а как раз русские. Солженицын публично обличает планы американских генералов в случае войны с Россией прицельно бомбардировать именно русское население и сам постепенно осознает не только своё, но и русского народа положение как “зернышка промеж двух жерновов” — коммунистического и западно-либерального. Но ясно для него и то, что оба эти жёрнова, в сущности, части одной адской машины по обезбоживанию человека, — антихристианского “гуманизма”. Коммунизм и либерализм лишь братья произведенные на свет идеологией Просвещения, ведущей человека по катастрофическому пути поклонения Материи вместо Духа, что неизбежно ведет и к замусориванию и деградации самой материи. Солженицын выступает с последовательной и развернутой доктриной анти-Просвещения. Возвращение к Богу, добровольное самоограничение и самостеснение человека, память об обязанностях вместо разгула “прав”, приоритет внутренней свободы и недопустимость принесения народной жизни в жертву не только ради тоталитарной утопии, но и ради разгула свободы. Доктрина Солженицына – одна из наиболее последовательных и политически чётких консервативных философий, сформулированных за последние столетия. Тем более, что дуэль Солженицына с призраками Вольтера и Руссо продолжается и после его смерти, причем счет, по прежнему, в пользу русского писателя. Именно деятельности Солженицына по недопущению конвергенции советской и западной систем, по нравственной компрометации коммунизма и пробуждение на Западе духа радикального противостояния красному злу, по критике либеральных начал самого Запад и его лицемерного гегемонизма, наконец, усилия вернувшегося на родину писателя по нравственной консолидации России на национальной, консервативной, народнической, критической по отношению и к западничеству и к неокоммунизму платформе – всему этому глобальный просвещенческий проект обязан тем кризисом, в котором он пребывает сегодня. Причем это не только идеологический, выражающий себя во всё более тоталитарном либеральном саморазрушении западной цивилизации, но и геополитический кризис, выразившийся в том, что бывшая некогда центром мирового коммунизма, то есть одного из полюсов Просвещения, Москва на глазах превращается (если не уклонится, конечно, от солженицынских заветов и этого пути) в своего рода Ватикан, или, если угодно, Мекку консерватизма. Именно здесь центр защиты образа человека в его традиционном христианском понимании. Добился такого положения дел Солженицын при помощи тонкой и во многом парадоксальной стратегии. И первой пробой этой стратегии, манифестом нового русского традиционализма стал сборник “Из под глыб”, составленный Солженицыным и Шафаревичем. Именно для него впервые были сформулированы ключевые тезисы и установки, которые станут в последствии фундаментом доктрины Солженицына. Именно здесь обозначен круг работ и проведено различение идейных друзей и врагов, которое сохранит актуальность для всей дальнейшей солженицынской публицистики. ... http://100knig.com/ideologiya-solzhenicyna/ Отредактировано: Гималаев Илья - 01 янв 1970
|
|
![]() |
AndreyK-AV ( Практикант ) |
11 дек 2018 в 11:59 |
![]() |
Удаленный пользователь |
11 дек 2018 в 12:05 |
![]() |
Удаленный пользователь |
11 дек 2018 в 12:47 |
![]() |
Удаленный пользователь |
11 дек 2018 в 12:59 |
![]() |
AndreyK-AV ( Практикант ) |
11 дек 2018 в 13:52 |
![]() |
Удаленный пользователь |
11 дек 2018 в 14:01 |
![]() |
AndreyK-AV ( Практикант ) |
11 дек 2018 в 14:18 |
![]() |
Удаленный пользователь |
11 дек 2018 в 14:39 |
![]() |
repetitor ( Слушатель ) |
12 дек 2018 в 13:36 |
![]() |
AndreyK-AV ( Практикант ) |
12 дек 2018 в 19:51 |
Цитата: repetitor от 12.12.2018 13:36:58