История Великой Отечественной войны.
350,466
2,665
|
AndreyK-AV ( Практикант ) |
| 13 янв 2019 11:04:26 |
Посреди России. Первый день войны по воспоминаниям очевидцев
новая дискуссия Дискуссия 219
Наткнулся на ещё один интересный материал,
он очень соответствует тому что об этом рассказывали родственники, пережившие
Первый день войны по воспоминаниям очевидцев
Первый день войны по воспоминаниям очевидцев
Несколько лет назад собирал материал об Уфе, Башкирии военной поры, в том числе, воспоминания о первых днях войны — хотелось понять, как люди воспринимали происходящие, что чувствовали. Некоторые свидетельства приведу.
Вот одно из них: «Воскресный день двадцать второго июня многие работники завода проводили на природе. Я, Геннадий Давыдов, с женой поехал речным трамваем вверх по Белой на пляж, любимое место отдыха уфимцев. В двенадцать часов дня проходим по деревне. Смотрим, колхозники идут с поля, собираются группами, о чем-то спорят. Лица у всех хмурые, говорят про какую-то беду. Подумали, сначала, что в деревне случился пожар, но от них я узнал, что началась война».
Из воспоминаний Аи Гизатуллиной: «Отчетливо помню день двадцать второго июня. Он был солнечный, теплый. Меня послали в магазин. Тогда мы жили на улице Новомостовой в Уфе. В магазине вовсю говорили о войне. Я тут же побежала домой. И застала ребят нашего двора. В комнате, где висела большая карта, они о чем-то шумно спорили.
Кажется, о том, что немцам не удастся глубоко проникнуть в пределы нашей страны… Кто-то даже объяснял, какими станут ответные действия Красной Армии и водил пальцем по Европе. Так ворвалась в нашу жизнь война».
Одному из уфимцев запомнился разговор во дворе, услышанный через открытое окошко.
— Ну что там слышно нового? — спрашивает дворник соседку.
— Да вот, бутыль с керосином разбила.
— Да нет, я про войну.
— Какую?
— Ты что, не знаешь? Час назад сказали, что немец на нас пошел. Бомбит наши города
Многие вспоминают толпы людей перед уличными репродукторами, которые с напряженным вниманием вслушиваются в слова слегка заикающегося Молотова. А некоторым из слушавших его тогда показалось, что он не столько заикается, сколько удивляется тем вещам, которые раскрылись перед ним только что.
Председатель одного из колхозов Матраевского района в первый же день войны собрал митинг и произнес речь. Односельчанам особенно запомнилась одна фраза: «В Петров день, товарищи, в Берлине будем чай пить!»
«…Двадцать первого июня в Белебеевском педагогическом училище состоялся выпускной вечер, — вспоминал один из партийных руководителей республики Тагир Ахунзянов, — мы, еще осенью прошлого года направленные в школы на долгосрочную педпрактику (в связи с финским конфликтом и надвигающейся опасностью большой войны многие учителя были призваны в армию), получили документы о завершении учебы и, как принято в таких случаях, всю ночь весело гуляли по улицам города. Жил я тогда на квартире у одной тетушки.
Когда я вернулся, она с беспокойством сказала: «Смотри, времени-то сколько?» Ходики показывали четыре часа. А через два часа, в четыре по московскому времени, немцы начали бомбить наши города, лавиной бросились на нашу землю.
Выходит, в учительском звании мирного времени я пробыл всего два часа, да и то ночью…Днем, когда Молотов объявил о начале войны, мы, группа выпускников, пошли в военкомат: немедленно отправьте нас на фронт! Но нам приказали разъехаться по своим районам…»
Роза Ахтямова, работавшая в годы войны сначала медсестрой в военном госпитале, а затем добровольцем ушедшая на фронт, вспоминает: «Помню, на поле еще не высохла роса, мы пошли полоть сорняки. Позади — детство и год усердной учебы в педагогическом техникуме, впереди — счастливая молодость.
Возвращались с работы на закате солнца. Устали, но пели веселые песни. Как только подошли к деревне, нас остановили и упрекнули, что мы поем, когда нужно плакать. Так мы узнали о войне. Все пошло кувырком. Нас перевели в медицинское училище и учили по ускоренной программе. Отец ушел на фронт, два брата-близнеца тоже. Все трое погибли».
Врач Екатерина Кадысева: «Был жаркий летний день, почти все горожане были на реке Белой. Вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучал голос диктора, сообщившего, что в 14.00 по радио выступит нарком иностранных дел. Началась война. День померк, мы побежали в школу. Всех, кто пришел, собрали в спортивном зале.
Перед нами выступил директор, который сказал, что мы должны готовиться заменить старших. На следующий день весь наш класс отправился в Стерлитамакский зерносовхоз. Вставали с зарей и по утренней росе шли три километра. Работали на волокушах, а когда была скошена пшеница, нас перевели на ток веять зерно. Так прошло первое военное лето…»
Так всем и запомнилось это лето, разделенное надвое. Первый день войны изменил характер действий, поступков, мыслей, во временной протяженности стал не просто начальной точкой отсчета событий, но водоразделом, расколовшим жизнь на две несоединимые части — на ту, что была до войны, и на ту, что настала теперь.
Очевидцы вспоминают — в первые дни войны многие ожидали сообщений о нашем победоносном контрнаступлении — никак иначе быть не могло! Ждали вестей по радио, включали поверку временем, вестей же не было почти никаких. Что произошло? Ждали, когда же по радио выступит Он.
Радио же говорило о больших сражениях. Красная Армия вела непрерывные бои на сменяющих друг друга направлениях, причем каждое новое неизменно оказывалось восточней предыдущего. Читали речь Черчилля о нападении на Россию, опубликованную в газетах, и нисколько не верили в искренность английского премьера.
В сводках «От Советского Информбюро…» называлось количество подбитых вражеских танков и уничтоженных самолетов, рассказывалось о подвигах красноармейца, забросавшего гранатами взвод фашистов, или о пулеметчике, уничтожившем целую роту, но, что было особенно горько и необъяснимо, заканчивал сообщение диктор Левитан тем, что сдан врагу очередной советский город.
Все это вступало в противоречие с теми лозунгами, которые были у всех на слуху, со строчками из песен: «…если враг полезет к нам матерый, он будет бит повсюду и везде», «…на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом», «…врагу мы не позволим рыло сунуть в наш советский огород».
Обстановка в тылу была не только тяжелой, но и неясной, трудно поддающейся пониманию. Объясняя причины войны, кто-то говорил, что немец Гесс, наверное, договорился с англичанами, которые согласились на мир за счет России, если немцы свергнут коммунизм. Но слишком многого, конечно, не говорили и сказать не могли — правительство, партийные органы объявили о борьбе с паникой и паникерами. Случалось, прямо в городских очередях производились аресты.
Многим в те дни казалось — если перебросить на фронт еще сколько-то танков, послать на немцев дополнительно еще сколько-то самолетов, выдвинуть на рубежи еще сколько то пушек, — то враг остановится. Но правда была проще и страшней. Страна оказалась не готова к затяжной войне не только по количеству и качеству вооружения, но сами люди не были настроены на долгую изнурительную войну. Все это пришлось делать в спешке, на ходу, содрогаясь от поражений на всех фронтах…
два архивных документа
Постановление Башкирского обкома ВЛКСМ об организации курсов медсестер и сандружинниц от 25 июня 1941 года
Указание Военного отдела обкома ВКПб райкомам и горкомам от 4 июля 1941 г. о развертывании производства лыж и лыжных палок.
он очень соответствует тому что об этом рассказывали родственники, пережившие
Первый день войны по воспоминаниям очевидцев
Первый день войны по воспоминаниям очевидцев
Несколько лет назад собирал материал об Уфе, Башкирии военной поры, в том числе, воспоминания о первых днях войны — хотелось понять, как люди воспринимали происходящие, что чувствовали. Некоторые свидетельства приведу.
Вот одно из них: «Воскресный день двадцать второго июня многие работники завода проводили на природе. Я, Геннадий Давыдов, с женой поехал речным трамваем вверх по Белой на пляж, любимое место отдыха уфимцев. В двенадцать часов дня проходим по деревне. Смотрим, колхозники идут с поля, собираются группами, о чем-то спорят. Лица у всех хмурые, говорят про какую-то беду. Подумали, сначала, что в деревне случился пожар, но от них я узнал, что началась война».
Из воспоминаний Аи Гизатуллиной: «Отчетливо помню день двадцать второго июня. Он был солнечный, теплый. Меня послали в магазин. Тогда мы жили на улице Новомостовой в Уфе. В магазине вовсю говорили о войне. Я тут же побежала домой. И застала ребят нашего двора. В комнате, где висела большая карта, они о чем-то шумно спорили.
Кажется, о том, что немцам не удастся глубоко проникнуть в пределы нашей страны… Кто-то даже объяснял, какими станут ответные действия Красной Армии и водил пальцем по Европе. Так ворвалась в нашу жизнь война».
Одному из уфимцев запомнился разговор во дворе, услышанный через открытое окошко.
— Ну что там слышно нового? — спрашивает дворник соседку.
— Да вот, бутыль с керосином разбила.
— Да нет, я про войну.
— Какую?
— Ты что, не знаешь? Час назад сказали, что немец на нас пошел. Бомбит наши города
Многие вспоминают толпы людей перед уличными репродукторами, которые с напряженным вниманием вслушиваются в слова слегка заикающегося Молотова. А некоторым из слушавших его тогда показалось, что он не столько заикается, сколько удивляется тем вещам, которые раскрылись перед ним только что.
Председатель одного из колхозов Матраевского района в первый же день войны собрал митинг и произнес речь. Односельчанам особенно запомнилась одна фраза: «В Петров день, товарищи, в Берлине будем чай пить!»
«…Двадцать первого июня в Белебеевском педагогическом училище состоялся выпускной вечер, — вспоминал один из партийных руководителей республики Тагир Ахунзянов, — мы, еще осенью прошлого года направленные в школы на долгосрочную педпрактику (в связи с финским конфликтом и надвигающейся опасностью большой войны многие учителя были призваны в армию), получили документы о завершении учебы и, как принято в таких случаях, всю ночь весело гуляли по улицам города. Жил я тогда на квартире у одной тетушки.
Когда я вернулся, она с беспокойством сказала: «Смотри, времени-то сколько?» Ходики показывали четыре часа. А через два часа, в четыре по московскому времени, немцы начали бомбить наши города, лавиной бросились на нашу землю.
Выходит, в учительском звании мирного времени я пробыл всего два часа, да и то ночью…Днем, когда Молотов объявил о начале войны, мы, группа выпускников, пошли в военкомат: немедленно отправьте нас на фронт! Но нам приказали разъехаться по своим районам…»
Роза Ахтямова, работавшая в годы войны сначала медсестрой в военном госпитале, а затем добровольцем ушедшая на фронт, вспоминает: «Помню, на поле еще не высохла роса, мы пошли полоть сорняки. Позади — детство и год усердной учебы в педагогическом техникуме, впереди — счастливая молодость.
Возвращались с работы на закате солнца. Устали, но пели веселые песни. Как только подошли к деревне, нас остановили и упрекнули, что мы поем, когда нужно плакать. Так мы узнали о войне. Все пошло кувырком. Нас перевели в медицинское училище и учили по ускоренной программе. Отец ушел на фронт, два брата-близнеца тоже. Все трое погибли».
Врач Екатерина Кадысева: «Был жаркий летний день, почти все горожане были на реке Белой. Вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучал голос диктора, сообщившего, что в 14.00 по радио выступит нарком иностранных дел. Началась война. День померк, мы побежали в школу. Всех, кто пришел, собрали в спортивном зале.
Перед нами выступил директор, который сказал, что мы должны готовиться заменить старших. На следующий день весь наш класс отправился в Стерлитамакский зерносовхоз. Вставали с зарей и по утренней росе шли три километра. Работали на волокушах, а когда была скошена пшеница, нас перевели на ток веять зерно. Так прошло первое военное лето…»
Так всем и запомнилось это лето, разделенное надвое. Первый день войны изменил характер действий, поступков, мыслей, во временной протяженности стал не просто начальной точкой отсчета событий, но водоразделом, расколовшим жизнь на две несоединимые части — на ту, что была до войны, и на ту, что настала теперь.
Очевидцы вспоминают — в первые дни войны многие ожидали сообщений о нашем победоносном контрнаступлении — никак иначе быть не могло! Ждали вестей по радио, включали поверку временем, вестей же не было почти никаких. Что произошло? Ждали, когда же по радио выступит Он.
Радио же говорило о больших сражениях. Красная Армия вела непрерывные бои на сменяющих друг друга направлениях, причем каждое новое неизменно оказывалось восточней предыдущего. Читали речь Черчилля о нападении на Россию, опубликованную в газетах, и нисколько не верили в искренность английского премьера.
В сводках «От Советского Информбюро…» называлось количество подбитых вражеских танков и уничтоженных самолетов, рассказывалось о подвигах красноармейца, забросавшего гранатами взвод фашистов, или о пулеметчике, уничтожившем целую роту, но, что было особенно горько и необъяснимо, заканчивал сообщение диктор Левитан тем, что сдан врагу очередной советский город.
Все это вступало в противоречие с теми лозунгами, которые были у всех на слуху, со строчками из песен: «…если враг полезет к нам матерый, он будет бит повсюду и везде», «…на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом», «…врагу мы не позволим рыло сунуть в наш советский огород».
Обстановка в тылу была не только тяжелой, но и неясной, трудно поддающейся пониманию. Объясняя причины войны, кто-то говорил, что немец Гесс, наверное, договорился с англичанами, которые согласились на мир за счет России, если немцы свергнут коммунизм. Но слишком многого, конечно, не говорили и сказать не могли — правительство, партийные органы объявили о борьбе с паникой и паникерами. Случалось, прямо в городских очередях производились аресты.
Многим в те дни казалось — если перебросить на фронт еще сколько-то танков, послать на немцев дополнительно еще сколько-то самолетов, выдвинуть на рубежи еще сколько то пушек, — то враг остановится. Но правда была проще и страшней. Страна оказалась не готова к затяжной войне не только по количеству и качеству вооружения, но сами люди не были настроены на долгую изнурительную войну. Все это пришлось делать в спешке, на ходу, содрогаясь от поражений на всех фронтах…
два архивных документа
Постановление Башкирского обкома ВЛКСМ об организации курсов медсестер и сандружинниц от 25 июня 1941 года
Указание Военного отдела обкома ВКПб райкомам и горкомам от 4 июля 1941 г. о развертывании производства лыж и лыжных палок.
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!