Зельва: в истории войн такого не было (окончание)

Цитата: Цитата...

И снова проблема: кто на сей раз возьмется командовать вооруженной ордой окруженцев? На сей раз взвалил на себя эту опасную ношу начальник разведки 10-й армии полковник Смоляков. Вместе с ним был и генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Карбышев.

О Смолякове известно немногое, но все же. Заметка из зельвинской газеты представляет его так: «Александр Смоляков родился в 1898 году в Ростовской области. Участник гражданской войны, дважды ранен. В 1933 году в военной академии руководил курсами по тактике разведывательной работы, а вскоре был направлен в Белорусский военный округ. Накануне войны жил с семьей в Белостоке, был начальником разведотдела штаба 10-й армии. Дружил с военным инженером генералом Дмитрием Карбышевым. Незадолго до войны они вместе инспектировали строительство укреплений на западной границе. Тогда Карбышев бывал в белостокской квартире Смоляковых.
В первые дни войны полковник получил задание руководить отходом войск и беженцев через речку Зельвянку, на которой уцелел лишь железнодорожный мост. По свидетельству очевидцев, после нескольких дней изматывающих боев командир отряда дал приказ уцелевшим бойцам отступить, а сам остался обеспечить прикрытие. И погиб в бою предположительно 28 июня…
Но вернемся в Зельву 1941 года… Войска прибывали, накапливались, прорывались под водительством какого-нибудь лихого командира и снова накапливались и очередной смельчак вел их на прорыв.
Теперь прорываться стало намного труднее: немцы поставили мощный заслон, захватив Слоним.
С самого момента перехода советской границы между штабом Главнокомандующего сухопутных войск и командующим группы армий «Центр» Фон Боком шел спор о глубине охвата танковых клещей. Лишь 25 июня был окончательно утвержден план действий: танковым группам как и прежде было приказано двигаться к Минску, 4-й и 9-й армиям приказано было осуществить малые клещи в районе Белосток – Волковыск. Этот план вызвал ярость Фон Бока, так как танковые группы лишались пехотного прикрытия со стороны полевых армий, тем самым ставились под угрозу их фланги...
И грянул бой. Да не один, а один за другим – три яростных прорыва. Первый бросок в сторону Слонима совершили бойцы разрозненных полков, которых объединил криком, матом, наганом комбриг Сергей Бельченко. Через сутки на второй прорыв сводный батальон повел начальник разведки 10-й армии полковник Смоляков, вместе с ним прорывались и остатки штаба армии вместе с легендарным генерал-лейтенантом Дм. Карбышевым.
И, наконец, в самый главный бой – 27 июня – повел свои войска полковник А.Г.Молев. Это была крупная общевойсковая операция, в которой кроме пехоты, поддержанной артиллерией, участвовали танки, кавалерийский полк и бронепоезд, пришедший в Зельву из Белостока. Ожесточенность этого боя вызвала шок у немецких врачей, которые осматривали трупы своих соотечественников. Они отмечали в своих актах «случаи, когда противник перегрызал солдатам горло»… Прорыв удался лишь отчасти. Немцы сумели перекрыть единственную для 10-й армии трассу, ведущую на выход из окружения.
Поля сражений на военном языке – театры военных действий. На этих «театрах» разыгрывались порой жесточайшие, невиданные в истории войн трагедии. Едва ли не самая первая из них разыгралась между Зельвянкой и Щарой, между Зельвой и Слонимом.

Плохая тем бойцам досталась доля… Хуже просто не бывает: подставлены стратегическими просчетами под сокрушительные удары, марш по «дороге смерти» в зной и под огнем немецких самолетов, прорыв немецкого кольца, безвестная смерть в безнадежном бою либо долгое умирание в лагерях… Смерть отобрала у них все, даже имена, даже могил не удостоила…

Три прорыва… Как вспоминал военный инженер Палий: «Когда наша колонна подошла к окраине Волковыска, начался налет. Сперва были сброшены осветительные ракеты, которые повисли над городком на парашютах, освещая все как днем. Свет был настолько сильным, что можно было бы без труда читать. Дорога была в поле, и скрыться колонне было негде, началась паника. Инженер-генерал-майор Пузырев приказал всем машинам повернуть прямо на распаханные поля и по возможности разъехаться подальше одна от другой, а сам, в ватной куртке, надетой поверх шинели, и в шлеме, отбежал от дороги и лег у кустов.
Самолеты сбрасывали бомбы и еще что-то, что медленно, как блестящие в свете ракет хлопья, оседало на землю. В городе сразу начались пожары. Сразу во многих местах. Самих самолетов видно не было, так как они были выше осветительных ракет.
Потребовалось много времени, пока снова удалось собрать на дорогу машины. Несколько грузовиков пришлось бросить на полях, так как они безнадежно застряли в песке и грязи. Людей перегрузили, слили бензин и поснимали запасные колеса. К Зельве подошли под утро"...
***
Вот он, этот великий скорбный шлях – Волковыск-Зельва-Слоним-Барановичи... Дорога жизни между берегов смерти, между откосов, устланных мертвыми телами, вымощенными черепами. И это не метафора. Ее кюветы стали братскими могилами. Откосы – кладбищами техники. А между ними в этой теснине все же пробивался поток жизни – поток людей, спешащих выйти из западни.

Представляю себе состояние этих людей. Полная неопределенность. Хаос. Смятение. И каждую минуту ты под угрозой смерти от шального осколка, от прицельной пули в спину, от слетевшей с неба авиабомбы...

Пытаюсь представить себе состояние этих людей, не только военных, а всех, кто оказался в той ночной огненной заварухе. Страх? Да – за себя, за жен, за детей.
Отчаяние? Несомненно, ибо ты совершенно беззащитен. Кто-то отдавал приказы, кто-то куда-то выдвигался, занимали позиции, но чаще всего не там, где надо, без знания обстановки… Смерть нависала с неба И только аисты безмолвно взирали на всю эту суету. Они, может быть, и боялись стальных птиц, но куда деваться с насиженной кладки?..
Сегодня о той дороге знают разве что историки да краеведы. Сегодня от той дороги не осталось и воспоминаний. Остались. Но очень немного: раз, два и обчелся…
Сегодня это образцовая шоссейная трасса, идущая из Белостока через Волковыск, Зельву, Слоним в Барановичи. Вот она – красивая, ухоженная, живописно ныряющая с горки на пригорок с великолепным краснолесьем по сторонам.
О тех судьбоносных боях напоминает нынче разве что памятный камень, поставленный в Зельве. На нем имена генерала Карбышева и полковника Смолякова. Жаль, нет имен полковника Молева и многих других героев тех забытых боев.
Благодаря стараниям зельвинских краеведов и минского поисковика Александра Дударёнка, возникают из небытия все новые и новые имена, лица, факты. Но в целом покров тайны и завеса молчания все еще висят над болотистыми берегами Зельвянки.
Есть еще одна историческая переправа: Соловьевская. Спустя месяц после Зельвенской там разыгралась подобная военная трагедия. Но сегодня там сооружен полноценный воинский мемориал и поставлен храм в память погибших воинов.
Соловьевская переправа – это под Смоленском. Зельвенская – в Белоруссии. Но солдаты погибали за общую Родину и справедливость требует равного к ним отношения, достойного увековечивания памяти и тех, и других... Вот они – ожили в бронзе: бегут в атаку с винтовками наперевес, выставив штыки, которые сами собой превращаются в клювы журавлей, а полы плащпалаток – в крылья тех самых прекрасных птиц, воспетых в песне-реквиеме – «...А превратились в белых журавлей». Этот великолепный памятник (пока он существует только в эскизе) создала заслуженный художник России Елена Безбородова – «очередное, рядовое, обычное русское чудо! – Так сказал о ней поэт Михаил Ножкин. – Народное самовыражение...»

А я уже вижу, как маячит этот памятник над теми берегами, над тем полем, где солдаты сорок первого года превращались в белых журавлей...

Он обязательно там встанет. И не только в Зельве.
Те бойцы поступили так, как пелось в песне – «мы за ценой не постоим». За ценой не постояли. Победа осталась за нами. Будем благодарны тем, кто за нее постоял в сорок первом. 


Специально для «Столетия»

• +0.01 / 1