Что думала аристократия о русском народе

Что думала аристократия о русском народе? 

Очень показательна для понимания этого, сатира В. М. Дорошевича  

  

   В 12 часов дня в роскошных покоях графа Закулды-Закулдайского сидели гости, ели ломтями ананасы и пили большими стаканами шампанское.

   -- Господа, -- воскликнул, поднимаясь с места, граф Егозин, -- позвольте провозгласить тост! За скорейшее возобновление крепостного права!

   -- Ура! -- дружно грянули все присутствующие и полезли чокаться с графом.

   -- Да, любезнейший граф, -- сказал князь Болтай-Болдаревский, -- конечно, в возобновлении крепостного права единственный путь к спасению России. Но не следует забывать о другой, весьма важной реформе, которая должна сопутствовать. О введении всеобщего, повсеместного и ежечасного дранья. Лоза! Лоза, -- говорю я, -- вот орудие. От розги произрастёт то древо жизни, которое покроет тенью благополучия родную Русь!

   -- Ура! -- крикнули было присутствующие, но их остановил князь Тугоуховский-младший:

   -- Да! Но не разучился ли наш распущенный народ пороться? Не потерял ли он привычки?

   -- Не потерял! -- с живостью воскликнул граф Егозин. -- Не потерял! Напротив, народ только и жаждет, чтоб его пороли! Со мной был случай...

   -- Неужели вас? -- с испугом воскликнула княжна Кики.

   -- Не меня, а я! -- внушительно отпарировал граф. -- Гощу я в деревне и куда ни пойду, мужик за мной, погорелец. У меня в деревне, надо вам сказать, берёзовый лес чудный. Ходит за мной и канючит: "берёзки бы мне, ваше сиясь!" Не могу я в толк взять: чего ему от меня нужно? Но вдруг меня словно осенило, "Эврика!" Завёл я его в лес, разложил и всыпал: И что ж вы думаете? -- успокоился! Встал, почесался, сказал: "здорово". Сам признал, что ему это здорово. И побежал стремглав поделиться радостью с семейством. С тех пор он больше не нищенствовал. А к высшим преисполнился такого благоговения, что, как завидит меня издали, бросается бежать сломя голову других о моём приближении оповещать!

   -- Да, но земство! Земство! -- воскликнул барон Гамбринус. -- Земство -- вот наша язва. Земство, которое ходатайствует об окончательном упразднении порки!..

   -- Какое это земство? -- с удивлением спросила княжна Мими.

   -- А вот, которое о дорогах заботится. Дороги строит.

   -- Ах, это! -- рассмеялась княжна. -- Его надо упразднить. Кузен Поль отлично говорит. Вы знаете, -- он "вице". У него уж и проект готов. Земские собрания разгонят при помощи пожарных!

   -- Как так пожарных? -- заинтересовалось всё общество и даже перестало пить шампанское.

   -- А так! Как соберутся земские в собрание, окружить дом пожарными и пустить воду из брандсбоев в собрание. И разгонять не надо, -- сами разбегутся.

   -- Но кто ж тогда с дорогами будет возиться? -- наивно спросила баронесса Нини. -- Такое неприятное дело!

   -- Поль говорит: "мы". У него и на это проект готов. Он "вице", но когда его сделают "самим", он говорит: "Прикажу, чтоб крестьяне не смели в город ездить. Чего им там делать? Пусть дома сидят и землю пашут. Вот и не нужно будет никаких дорог". Просто, хорошо и экономия.

   -- Всё это так, -- меланхолически воскликнул князь Репов-Морковский, -- всё это так! Но у нас есть ближе враг, которого надо упразднить. Суд присяжных так называемый! Суд, где говорят людям: "убей мать твою, и отца твоего, и детей твоих, и мужа твоего, и всех ближних твоих -- и приходи к нам, оправдаем!" Суд, где проповедуют: "Убей!" "Укради!" "Прелюбодействуй!" Вот язва! Вот что надо упразднить прежде всего.

   -- Да! Упразднить! И, кроме того, пересмотреть уложение! Теперь его пересматривают, но разве это пересмотр? -- воскликнул граф Забодай-Бодаевский. -- Пересмотреть и, вместо всякого суда, ввести просто смертную казнь. Вешать просто и вешать за ребро!

   -- За ребро! Это очень стильно, -- за ребро! -- протянула графиня Додо и вытянула свои ножки в ажурных чулочках.

   -- Да, но прежде всего надо упразднить школы, -- пискливым голосом воскликнул юный графчик Подскрёбыш-Закатальский, -- школы упразднить!

   -- Какие?

   -- Всякие!

   -- Я не понимаю даже, -- воскликнула, пожав плечами, баронесса Лили, -- зачем грамота, когда нечего читать? Что может мужик прочесть в наших так называемых толстых журналах? Я поняла бы ещё, если б мужиков учили французской грамоте. Там хоть есть литература!

   -- Ça viendra {Это придёт (фр.).}! -- успокоил её на самом лучшем французском языке Тугоуховский-младший и, обратившись к сидевшему тут же монакскому посланнику, шутливо спросил его:

   -- Ты что же сидишь, как кикимора? Что скажет Европа, если ввести такие реформы для русского народа?

   -- Русский народ -- свинь! -- улыбнулся тот. -- Еуроп нишево кафарить не будет. Сэки, дюша мой, зделай твае одолженые!

   Все рассмеялись, бодро допили шампанское и поехали всей компанией к Палкину, где и спросили двухрублёвый обед.

  

   Было 11 часов утра. Только что вставший пьяный мужик Никита Бегемотов бил свою жену Анисью и говорил странные и непонятные слова.

   Многострадальная пьяница-женщина после двадцать второго удара спросила:

   -- За что ж ты меня бьёшь?

   -- Кого люблю, того и бью! -- отшутился Никита. -- Пошла стряпать! Сейчас к нам придут гости. Ты что нынче готовишь-то?

   -- Курицу с рисом! -- ответила Анисья.

   -- Самый лучший способ, как дешевле всего приготовить курицу, такой: взять у соседа потихоньку курицу, ощипать её живою и положить в самовар. И чай "скуснее", и курица уварится.

   В это самое время в избу вошёл мужик Аким.

   Войдя, он, конечно, не перекрестился, потому что у Никиты, который учился в земской школе, образов в избе не было, а в так называемом переднем углу висел портрет Фердинанда Лассаля.

   Вошедший Аким и Никита ударили, по грубости нравов, друг друга по уху, меряя силу, обругались самыми ужасными словами, и между ними произошёл следующий шутливый разговор:

   -- Водку пьёшь?

   -- Пью.

   -- В трактир ходишь?

   -- Хожу.

   -- Подати платишь?

   -- Замолол! {Разговор записан с буквальной точностью со слов кузена Вово, отлично знающего деревню.}

   Все расхохотались, и Аким с Никитой, в ожидании завтрака, выпили ведро водки и пошли развлекаться жестоким обращением с животными.

   Они вырвали ногу бегавшей курице, завязали узлом хвост корове, выломали четыре особенно выдававшихся ребра у бедной, старой лошади и повесили за задние ноги собаку, привязав к её морде за хвост кошку, так что весь двор наполнился адским рёвом, и они не слыхали, как подъехал уездный земский начальник взыскивать подати.

   Аким и Никита немедля убили уездного земского начальника, спрятали труп в солому и пошли завтракать.

   -- Подкрепим свои силы, -- сказал Никита, -- а потом составим прошение, что мы голодающие, и поедем к соседнему помещику рубить его лес!

   -- Отлично! -- смеясь, сказал Аким. -- Но как же мы поедем назад в темноте? Это далеко!

   -- А мы подожжём его усадьбу! -- захохотал Никита.

   -- Ура! -- воскликнул Аким и стал пить водку.