Как Путин подмял под себя Ближний Восток (Paris Match)

Однажды мне показали кусок берлинской стены, которую подарил Пакистану глава немецкой разведки. Под ним была сделана надпись: «Тем, кто нанес первый решительный удар». В интервью «Пари Матч» в 2011 году бывший пакистанский премьер Первез Мушарраф напомнил нам о роли афганских моджахедов. Именно они заставили славную «Красную армию» отступить впервые за всю ее историю.

Этот роковой для советской империи удар стал для каждого россиянина началом эпохи унижений. И предоставил Владимиру Путину философию завоевания власти. Гордость за президента, который без зонта стоит под проливным дождем перед памятником погибшим во Второй мировой войне резко контрастировала с чувством стыда при виде того, как пьяный Ельцин 20 лет тому назад шатался перед почетным караулом. А в сентябре 2015 года Россия решила прийти на помощь оказавшемуся в тяжелейшей ситуации Башару Асаду. Все обозреватели, в том числе и Барак Обама, предрекали ей новое «афганское болото».

Однако все они ошиблись. Тратив всего 3 миллиона евро в день (США тратили 6, а Франция — 1 во время вмешательств в Ираке и Сирии) и задействовав всего 5 тысяч солдат и 70 самолетов и вертолетов, Россия смогла вернуть себе ключевую роль на международной арене. Это возглавляемая американцами коалиция повторяет сценарий бесконечных войн. Кстати говоря, подход к этим конфликтам был раскритикован в статье полковника Франсуа-Режи Легрие (François-Régis Legrier) в журнале «Дефанс насьональ», которая еще может аукнуться автору. Этот офицер командовал артиллерийскими подразделениями в Ираке во время штурма последнего оплота «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация, — прим. ред). Так, что же говорит Легрие? «Мы уничтожили большую часть инфраструктуры и создали у населения страшный образ освобождения на западный манер, оставив после себя семена для зарождения нового противника». По его словам, мы упорно действуем из задних рядов, а также чрезмерно полагаемся на авиацию и спецподразделения, перекладывая войны на местные силы. «Если победа в сражении достигается на тактическом уровне, то война выигрывается на стратегическом и политическом уровнях. Это диалектика воли, а не ликвидация „плохишей», которой попросту невозможно добиться».

Россия тоже сделала ставку на минимальное участие армии в боевых действиях в Сирии, и ее вмешательство не стало чудодейственным решением для сирийской катастрофы. Как бы то ни было, главное отличие в том, что у нее с самого начала имелась стратегия: поддержка существующих структур, то есть правительства, которое она всегда считала легитимным (несмотря на все его проступки) за неимением достойной доверия альтернативы среди оппозиции. Она развернула на территории страны масштабные операции, которые подразумевали массированные авиаудары и переговоры с мятежниками, что позволило сирийской армии постепенно вернуть себе три четверти территории. Хладнокровный, методичный, безжалостный и кровавый метод, однако цель всегда была предельно четкой: восстановить власть правительства по всей стране. Затем можно переходить к фазе восстановления.

 

Задача огромных масштабов. Вся страна лежит в руинах. По текущим оценкам, каждый второй сириец был вынужден бежать из дома, 69% населения живут меньше чем на 2 евро в день, а безработица превышает 50%. Со стороны коалиции все очень плохо, поскольку ей не рассматривается никакой «план Маршалла», а неожиданная новость о выводе американских сил с севера Сирии наводит на мысль о том, что курдов бросили на произвол судьбы. «Пришло время переложить работу на других», — написал Дональд Трамп в «Твиттере». «Президент США не должен править как Великий герцог Люксембурга», — говорил Андре Мальро (André Malraux). Трамп считает иначе. В таких условиях не удивительно, что Россия постепенно сформировала себе образ несущей стабильность державы, опираясь одновременно на местные рычаги и активную международную дипломатию. Если Америка рассматривает ситуацию как противостояние «лагеря добра и лагеря зла», то Россия поддерживает прочные связи со всеми, как Ираном, так и Саудовской Аравией. От Каира до Анкары и Персидского залива, Путин утвердил свой стиль человека, который при помощи горстки советников принимает решения и действует. На контрасте с этим разобщенность европейцев и нестабильность американской внешней политики (ее бросает то в интервенционизм, то в изоляционизм) в конечном итоге разочаровывают даже наиболее атлантистски настроенных автократов Ближнего Востока. В их представлении президент России стал достойным доверия партнером.

На прошлой неделе в Сочи Владимир Путин, Реджеп Тайип Эрдоган и Хасан Роухани втроем поклялись сохранить территориальную целостность Сирии. Принятие Асада Турцией, наверное, можно считать самым большим успехом Путина. Ведь та же самая Турция финансировала мятежников на пару с Саудовской Аравией и Катаром. Это не говоря уже о ее роли в расширении ИГ*: она пропустила через свою территорию тысячи джихадистов, которые влились в ряды организации. Послание из Сочи предельно прозрачно: ничто в регионе больше не решается без согласия Путина. В декабре Энн Мария Симмонс (Ann Maria Simmons) из «Уолл-стрит джорнел» спросила его, стремится ли он к мировому господству. «700 с лишним миллиардов долларов Соединенные Штаты тратят на оборону, а мы — 46, — ответил Путин. — И вы считаете, что наша цель — управлять миром?»

Настоящее возвращение России на международную арену началось с рождения ИГ. Размахивая знаменем борьбы с терроризмом, Путин ухватился за возможность выступить единым фронтом с Западом. И его образ в общественном мнении улучшился. В конце концов, разве не он в прошлом обещал «мочить террористов в сортирах»? Он также увидел в ИГ способ очиститься от первородного греха войны в Чечне с ее массированными обстрелами, которые, без сомнения, объясняют то, что чеченцы стали самым масштабным иностранным контингентом ИГ… 28 сентября 2015 года Путин обратился с такими словами к американцам с трибуны ООН: «Так и хочется спросить тех, кто создал такую ситуацию: „Вы хоть понимаете теперь, что вы натворили?». Но, боюсь, этот вопрос повиснет в воздухе, потому что от политики, в основе которой лежит самоуверенность, убежденность в своей исключительности и безнаказанности, так и не отказались. Уже очевидно, что возникший в ряде стран Ближнего Востока и Северной Африки вакуум власти привел к образованию зон анархии, которые немедленно стали заполняться экстремистами и террористами». Он стремился представить вмешательство в Сирии в рамках борьбы с терроризмом. Сегодня же он стал ключевым игроком на Ближнем Востоке. С Асадом смирились даже американцы: не потому, что они считают его приемлемым, а потому, что других вариантов просто нет. Последние враждебные сирийскому правительству силы сгруппировались в провинции Идлиб и представляют собой связанных с «Аль-Каидой» джихадистов. Что касается курдов, они ведут переговоры с Башаром Асадом, поняв, что международное сообщество даже не собиралось предоставлять им территорию, хотя они и послужили пушечным мясом в борьбе с ИГ.

Тем временем в Варшаве американцы пытались вовлечь союзников в повторение в Иране того, что было с Ираком. Как-никак, отличие здесь всего в одной букве… Выглядит это все достаточно грубо. Около 60 стран согласились участвовать после изменения темы конференции: формирование коалиции против Ирана сменили на «обсуждение будущего Ближнего Востока». Опасающиеся обмана западноевропейские страны не отправили туда ни одного высокопоставленного дипломата. В день годовщины иранской революции советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон (John Bolton) надувал щеки: «Скоро у вас уже не будет никаких годовщин…» Америка сначала вышла из соглашения по иранской ядерной программе, а теперь старательно идет к конфликту с Тегераном.

Самое странное в том, что чем меньше американское руководство скрывает это, тем более абсурдной выглядит война. Кроме того, в отличие от кампании в Ираке в 2003 году, США будут совершенно одни в этой авантюре. Франция, Германия. Великобритания, Китай и Россия решили придерживаться договора с Ираном. Европа ищет механизмы для обхода американских санкций, которые пугают многие предприятия. Таким образом, конференция в Варшаве лишь подчеркнула ослабление связей между союзниками. Точно такое же впечатление сложилось и два дня спустя на конференции в Мюнхене, где Ангела Меркель и Майк Пенс (Mike Pence) представили два совершенно разных взгляда на трансатлантические отношения. На конференции в Сочи же все было однозначно: три страны заявляют готовность принять эстафету на Ближнем Востоке после ухода американцев. Иначе говоря, Путин не просто так улыбался на лыжном курорте в компании белорусского автократа Александра Лукашенко.

*запрещена в РФ.