Основатель батальона «Восток» рассказал, зачем вернулся в Донбасс
Ветка: Донбасс - путь Домой (Вестник Новороссии)
|
Удаленный пользователь |
| 21 июн 2019 в 07:50 |
В Донецкую народную республику вернулся основатель батальона «Восток» Александр Ходаковский (позывной Скиф). В родных краях в силу ряда обстоятельств он не был около года. Появление в социальных сетях его фотографий на передовой в каске и бронежилете вызвало немало споров — вернулся Скиф, или же всего-навсего выложены старые фото. Федеральному агентству новостей удалось узнать всю правду из первых уст.
— Александр Сергеевич, развейте сомнения! Вы вернулись в Донбасс?
— Я нахожусь на территории. Мой затяжной «отпуск» закончился.
— Какой вы видите на настоящий момент свою миссию в регионе?
— Есть ряд задач — общественных, личных, гражданских. Я вернулся на территорию, и у меня нет разногласия с представителями российской власти, российской системы. Все вопросы, которые у нас были, урегулированы. У меня нет планов и задач штурмовать большую политику местного масштаба. Она на сегодняшний день сформирована. У меня есть свои локальные задачи, которые с меня никто не снимал с точки зрения объективной реальности. Я достаточно компетентный специалист в своей области, я знаю и понимаю вещи в военном отношении, пройдя определенную школу в 2014-2015 годах. Понимаю некоторые вещи, которые другие не видят и не понимают. Мне есть куда прилагать свои усилия, даже если я останусь на том же самом уровне, на котором находился до своего, так скажем, незапланированного выезда на территорию Российской Федерации.
— То есть в ряды Народной милиции (так в ДНР называется ведомство, наделенное функциями министерства обороны. — Прим. ФАН) вы пока не планируете вливаться?
— Я этот вопрос вообще никогда не рассматривал. Я занимаю общественную позицию, которая позволяет мне в какой-то мере быть полезным для ситуации на этом локальном куске территории, который сейчас подвергается очень серьезным нагрузкам. На самом деле мне есть чем заниматься.
Что же касается отношений с местной властью, я могу сказать однозначно, что никакой оппозиционной деятельности я не вел еще при [Александре] Захарченко и сейчас, при [Денисе] Пушилине, вести не собираюсь. Само отнесение меня к разряду оппозиции всегда вызывало у меня только раздражение и недоумение. Я никогда не являлся представителем оппозиции. Я системный человек, но со своей точкой зрения и со своим мнением. И поскольку я системный человек, я защищаю систему. Я вижу ее слабые места и, как нормальный человек, желающий эту систему уберечь и обеспечить ей устойчивость, стараюсь акцентировать внимание на ее слабых местах, чтобы она повысила свой иммунитет. А заглядывать в рот и петь хвалебные оды, когда я наблюдаю какие-то негативные структурные моменты, я не собираюсь. Мое частное мнение озвучивается, а вести плановую работу против существующей власти в моих планах и намерениях нет.
— Все видели в соцсетях ваши фотографии на линии соприкосновения. Какая сейчас ситуация на фронте?
— Вполне закономерно, что я оказался там в соответствующей экипировке и в соответствующей обстановке сразу же по приезде, потому что это основное направление моего внимания. Ситуация достаточно тревожная. Пока нет признаков того, что противник собирается переходить к глобальному наступлению, но в то же время они сейчас занимают очень активную позицию. Каждый день наши порядки обстреливаются со стороны противника. Притом что у нас очень ограниченные возможности. У нас существует очень жесткий запрет на обратный огонь — ответку так называемую. Кроме того, у нас очень ограничены возможности в плане наличия боекомплектов. У нас есть только «неприкосновенный запас», который необходимо иметь. Мы отвечаем противнику молчанием и терпением. А так — регулярно среди ночи, в предутренние часы, в вечерние часы противник считает своим долгом «обрабатывать» наши позиции. Те позиции, которые у нас находятся на самой передней линии, мы регулярно — два раза в месяц — возобновляем, потому что они просто уничтожаются противником.
— С чем вы связываете обострение, наблюдающееся в последние дни?
— Мне кажется, что это следствие складывающейся конъюнктуры в украинской политике, когда [Владимир] Зеленский пытается принимать какие-то меры для того, чтобы, наверное, следовать своей миротворческой линии, а на месте ему явно дают понять, что они не готовы выполнять его прямые приказы. В основном это, конечно, касается националистических формирований, демонстрирующих неподчинение ему как верховному главнокомандующему. То есть ему показывают, что, дескать, мало избраться президентом, надо еще завоевать авторитет.
С одной стороны, это следствие естественного хода войны, потому что мы же продолжаем воевать, мы же не перестали видеть друг в друге противника. А с другой стороны, это следствие того, что внутри, в самой системе украинской политики, сейчас происходят очередные переделы и перестановки. Линия соприкосновения всегда использовалась как аргумент. Для того, чтобы подписать что-то, надо обострить ситуацию. Потом все это тиражируется через СМИ, соответствующим образом интерпретируется, ну и на основе этого предпринимаются какие-то действия, решения. В любом случае состояние дел на передовой часто отражает ситуацию в политике. Они являются дополнениями друг друга.
Все это вместе называется военно-политическим способом поддавливания. Нас таким образом пытаются спровоцировать на какие-то ответные действия для того, чтобы показать, что, мол, они со своей стороны якобы идут на какие-то шаги или уступки, по крайней мере в риторике, а вот эти «прокремлевские боевики», как они нас называют, отказываются от миротворческой логики и все саботируют. Хотя все происходит с точностью до наоборот. У нас просто физически нет возможности им отвечать!
— Как вы видите развитие ситуации в регионе в ближайшей, краткосрочной перспективе?
— При всем нашем пафосе я должен констатировать факт, что мы не располагаем собственной субъектностью. Мы — объект, зависящий от внешних обстоятельств. Мы находимся сейчас в неудобной, невыгодной для нас позиции ожидания развития событий, в частности, на Украине, а также в России и вокруг нее. Мы находимся в болезненном месте, в точке пересечения различных нервных узлов, направлений. Мы пока, и это видно по нашей официальной риторике, никакой активной позиции не занимаем.
— Александр Сергеевич, развейте сомнения! Вы вернулись в Донбасс?
— Я нахожусь на территории. Мой затяжной «отпуск» закончился.
— Какой вы видите на настоящий момент свою миссию в регионе?
— Есть ряд задач — общественных, личных, гражданских. Я вернулся на территорию, и у меня нет разногласия с представителями российской власти, российской системы. Все вопросы, которые у нас были, урегулированы. У меня нет планов и задач штурмовать большую политику местного масштаба. Она на сегодняшний день сформирована. У меня есть свои локальные задачи, которые с меня никто не снимал с точки зрения объективной реальности. Я достаточно компетентный специалист в своей области, я знаю и понимаю вещи в военном отношении, пройдя определенную школу в 2014-2015 годах. Понимаю некоторые вещи, которые другие не видят и не понимают. Мне есть куда прилагать свои усилия, даже если я останусь на том же самом уровне, на котором находился до своего, так скажем, незапланированного выезда на территорию Российской Федерации.
— То есть в ряды Народной милиции (так в ДНР называется ведомство, наделенное функциями министерства обороны. — Прим. ФАН) вы пока не планируете вливаться?
— Я этот вопрос вообще никогда не рассматривал. Я занимаю общественную позицию, которая позволяет мне в какой-то мере быть полезным для ситуации на этом локальном куске территории, который сейчас подвергается очень серьезным нагрузкам. На самом деле мне есть чем заниматься.
Что же касается отношений с местной властью, я могу сказать однозначно, что никакой оппозиционной деятельности я не вел еще при [Александре] Захарченко и сейчас, при [Денисе] Пушилине, вести не собираюсь. Само отнесение меня к разряду оппозиции всегда вызывало у меня только раздражение и недоумение. Я никогда не являлся представителем оппозиции. Я системный человек, но со своей точкой зрения и со своим мнением. И поскольку я системный человек, я защищаю систему. Я вижу ее слабые места и, как нормальный человек, желающий эту систему уберечь и обеспечить ей устойчивость, стараюсь акцентировать внимание на ее слабых местах, чтобы она повысила свой иммунитет. А заглядывать в рот и петь хвалебные оды, когда я наблюдаю какие-то негативные структурные моменты, я не собираюсь. Мое частное мнение озвучивается, а вести плановую работу против существующей власти в моих планах и намерениях нет.
— Все видели в соцсетях ваши фотографии на линии соприкосновения. Какая сейчас ситуация на фронте?
— Вполне закономерно, что я оказался там в соответствующей экипировке и в соответствующей обстановке сразу же по приезде, потому что это основное направление моего внимания. Ситуация достаточно тревожная. Пока нет признаков того, что противник собирается переходить к глобальному наступлению, но в то же время они сейчас занимают очень активную позицию. Каждый день наши порядки обстреливаются со стороны противника. Притом что у нас очень ограниченные возможности. У нас существует очень жесткий запрет на обратный огонь — ответку так называемую. Кроме того, у нас очень ограничены возможности в плане наличия боекомплектов. У нас есть только «неприкосновенный запас», который необходимо иметь. Мы отвечаем противнику молчанием и терпением. А так — регулярно среди ночи, в предутренние часы, в вечерние часы противник считает своим долгом «обрабатывать» наши позиции. Те позиции, которые у нас находятся на самой передней линии, мы регулярно — два раза в месяц — возобновляем, потому что они просто уничтожаются противником.
— С чем вы связываете обострение, наблюдающееся в последние дни?
— Мне кажется, что это следствие складывающейся конъюнктуры в украинской политике, когда [Владимир] Зеленский пытается принимать какие-то меры для того, чтобы, наверное, следовать своей миротворческой линии, а на месте ему явно дают понять, что они не готовы выполнять его прямые приказы. В основном это, конечно, касается националистических формирований, демонстрирующих неподчинение ему как верховному главнокомандующему. То есть ему показывают, что, дескать, мало избраться президентом, надо еще завоевать авторитет.
С одной стороны, это следствие естественного хода войны, потому что мы же продолжаем воевать, мы же не перестали видеть друг в друге противника. А с другой стороны, это следствие того, что внутри, в самой системе украинской политики, сейчас происходят очередные переделы и перестановки. Линия соприкосновения всегда использовалась как аргумент. Для того, чтобы подписать что-то, надо обострить ситуацию. Потом все это тиражируется через СМИ, соответствующим образом интерпретируется, ну и на основе этого предпринимаются какие-то действия, решения. В любом случае состояние дел на передовой часто отражает ситуацию в политике. Они являются дополнениями друг друга.
Все это вместе называется военно-политическим способом поддавливания. Нас таким образом пытаются спровоцировать на какие-то ответные действия для того, чтобы показать, что, мол, они со своей стороны якобы идут на какие-то шаги или уступки, по крайней мере в риторике, а вот эти «прокремлевские боевики», как они нас называют, отказываются от миротворческой логики и все саботируют. Хотя все происходит с точностью до наоборот. У нас просто физически нет возможности им отвечать!
— Как вы видите развитие ситуации в регионе в ближайшей, краткосрочной перспективе?
— При всем нашем пафосе я должен констатировать факт, что мы не располагаем собственной субъектностью. Мы — объект, зависящий от внешних обстоятельств. Мы находимся сейчас в неудобной, невыгодной для нас позиции ожидания развития событий, в частности, на Украине, а также в России и вокруг нее. Мы находимся в болезненном месте, в точке пересечения различных нервных узлов, направлений. Мы пока, и это видно по нашей официальной риторике, никакой активной позиции не занимаем.
Скрытый текст
- +2.20 / 26
-
|
|