Контуры постэпидемиологического мира через призму национальной безопасности России

К настоящему моменту критичность разрушения прежней экономической (и вытекающей из этого политической) модели мира стало окончательно очевидным. Из этого следуют 12 выводов.


Наблюдается пересечение двух базовых тенденций. Привычные механизмы «контроля и учета», на основе которых с 90-х годов ХХ века формировалось представление о происходящем, в соответствии с которым принимались управленческие решения, утратили актуальность.
Например, страны ОПЕК больше не управляют мировым рынком нефти, а Саудовская Аравия оказалась не союзником, а прямым конкурентом американскому проекту «сланцевой революции» и вытекающей из него стратегии США по восстановлению экономического доминирования над миром.
С другой стороны, концепция общемирового свободного рынка утратила своих главных бенефициаров. В первую очередь – Соединенные Штаты, оказавшиеся неспособными продолжать выигрывать в экономической и торговой конкуренции. В Европе – по энергоносителям с Россией. У себя дома – по промышленным товарам и передовым технологиям с Китаем. Вообще в мире – с российским вооружением.
Единственной стороной, сохраняющей заинтересованность в сохранении прежнего экономического мироустройства оказывается Китай, но Вашингтон категорически противится этому даже ценой разрушения общего рынка как такового.
В результате общее торговое, экономическое и теперь политическое пространство распадается на отдельные регионы, тяготеющие к кластеризации. Доминантом в ЮВА становится Китай. На обоих американских континентах – Соединенные Штаты, пытающиеся собрать «к себе» максимально большое число государств АТР. Включая Австралию и Новую Зеландию.
Еще борьба ведется за окончательную принадлежность Японии, Ю.Кореи и Индии. Ради чего Вашингтон даже пытается запустить в оборот новый топоним – индо-тихоокеанский регион.
Евросоюз находится в состоянии неопределенности, предполагающей две наиболее вероятные перспективы будущего: упрочнение ЕС вокруг Брюсселя с ростом антироссийской направленности результата и переформатирование нынешней Общей Европы ближе к смыслу изначальной идеи Союза угля и стали в формате «Европы двух скоростей».
Интересам России больше соответствует второй вариант. Но в любом случае «постковидный мир» явно требует переориентации российской внешней торговли на Китай и ЮВА. Дальнейшее ее сохранение в критичной (около 70%) зависимости от торговли только с Европой стратегически ошибочно.
Вторым направлением приложения усилий в экономической и политической экспансии окажется Африка. Это важно, так как Черный континент сегодня остается единственным, даже последним оставшимся, доступным направлением российской экономической экспансии, в котором отставание России в гражданских передовых технологиях наименее заметно.
Айфоны последней модели африканцам мало интересны, а вот менее дорогие, но более эффективные, чем западные, вооружения – наоборот пользуются большим спросом. Что открывает для Москвы хорошую перспективу менять высокотехнологичное оружие на сырье и доступ к их внутренним рынкам сбыта.
Также новые экономические условия, несмотря на их первоначальную негативность в смысле падения цен на энергетический экспорт, открывают варианты качественной перестройки фундаментальной модели отношений с соседями по постсоветскому пространству.
С переходом от абстрактных идеалистических мотивов и целей всевозможных сближений и интеграций, сложившихся на представлениях первой половины 90-ых годов на этапе распада СССР, к чисто прагматичной модели обмена ресурсных преференций на конкретные условия, прямо предусматривающие вхождение территорий в состав РФ на правах обычных регионов.
Это является необходимым условием формирования Россией собственного устойчивого экономического и политического кластера, имеющего перспективу в следующем раунде геостратегической конкуренции в XXI веке.
 
 
ДОКЛАД
«Контуры постэпидемиологического мира через призму национальной безопасности России»
 
1. Экономические итоги кризиса, вскрытые эпидемией
Вспышка эпидемии COVID-19 привела к результатам, далеко выходящим за чисто медицинский аспект. Необходимые карантинные мероприятия не только вошли в противоречие с требованиями работоспособности хозяйственного механизма, они оказались пресловутой последней соломиной, вскрывшей кризис фундаментальных параметров международной экономики.
Наиболее значимым результатом следует отметить фактическое разрушение базового энергетического рынка. Как нефтяного, так и газового.
Мировые цены на нефть обвалились с 67 долларов в октябре 2019 года до 31,74 долларов за баррель марки Brent в первой декаде марта 2020. В некоторые моменты котировки опускались ниже нуля. Так фьючерсный контракт на американскую легкую нефть West Texas Intermediate (WTI) с поставкой в мае 20 апреля 2020 стоил минус 37,63 доллара за баррель. Привязанная к цене Brent российская марка Urals в короткий период также опускала до минус двух долларов.
И хотя произошедшее не вызвало ажиотажного всплеска практического спроса, итог показал, что сложившийся механизм ценообразования не отличается адекватностью. Котировки, основанные на механизме фьючерса, носят спекулятивный характер и по объему в 8 – 9 раз превышают размер фактических торгов физическим товаром в действительности.
Более того, механизм долгосрочных контрактов в изрядной степени пиковые колебания демпфирует. Так, при фьючерсах в начале мая ниже 22 долл. за баррель, фактическая средняя цена отгрузки российской нефти находилась немногим ниже отметки в 45 долларов, т.е. поступления в Резервный фонд сохранялись, хоть и в весьма небольших объемах. Но при этом истерика в СМИ создает нисходящее давление на перспективы долгосрочных контрактов и мотивирует покупателей выставлять иски поставщикам с требованием понижения контрактных цен задним числом.
Неадекватность и противоречивость индикативного механизма, основанного на сиюминутной котировке фьючерсных контрактов привела к взрыву противоречия в балансе спроса и предложения. При суммарном объеме нефтедобычи в 100 млн барр. в сутки, фактический суммарный мировой спрос оказался на 20–25 млн барр ниже. Что привело к накоплению фатального избытка предложения, как раз и толкнувшего биржевые цены к обвалу.
Аналогичным образом реагируют и все остальные рынки. Остановка производств из-за карантина, слухи о выходе в финальную стадию строительства дополнительных мощностей по сжижению газа, а также «американская сланцевая революция», в сочетании с потеплением климата привела к удешевлению природного газа, например, в Европе, с 5,56 до 1,6 доллара за миллион британских тепловых единиц. А имеющиеся в ЕС газовые хранилища, по состоянию на конец мая 2020 года, заполнены более чем на 74%, тогда как обычно к этому периоду показатель не превышал 8–12%.
Остановка производств в период с февраля по середину мая текущего года привела к сокращению спроса на сталь на 30–32%, на 40% на уголь, на 70% на бетон и большинство видов строительных материалов. Объем авиаперевозок упал на 82%, спрос на самолеты сократился на 90%, объем перевалки стандартных морских контейнеров в европейских портах уменьшился почти на треть.
 
2. Причины
Причин происходящего три. Во-первых, за прошедшие два десятка лет в мире произошло серьезное перераспределение производящих мощностей, разделившее мир на тех, кто товары создает, и тех, кто их преимущественно потребляет.
Из 30,3 трлн долларов совокупного объема мирового промпроизводства, на Китай приходится 9,17 трлн, тогда как на США – 3,3 трлн, на Японию – 1,44 трлн, на Россию – 1,2 трлн, на Германию – 1,047 трлн долларов.
Следовательно, как только Китай закрылся на карантин, из-за чего остановил производство, в мире мгновенно обострились перекосы в системе добычи и поставок первичных ресурсов. Когда за ним последовала Европа, система международной торговли окончательно рухнула.
Во-вторых, текущее ранжирование ведущих государств по степени международного влияния не соответствует их нынешнему фактическому весу. Америка продолжает считать себя безусловным экономическим лидером планеты с ВВП в 21,5 трлн долларов по итогам 2019 года. Занимающий второе место в рейтинге Китай имеет 14,2 трлн.
На третьем месте Япония (5,2 трлн), на четвертом Германия (4,2 трлн), на пятом Британия (2,98 трлн). Россия (1,64 трлн) относится к двенадцатому месту, хотя по объему промышленного производства должна считаться четвертой, заметно превосходящей Германию.
Очевидность несоответствия положения вещей лидеры, в первую очередь, США, стремятся компенсировать монетизацией накопленного неофициального влияния через сложившиеся механизмы политического и монетарного доминирования. Например, путем введения разнообразных экономических санкций, как против РФ, так и против собственных союзников, с РФ сотрудничающих.
В-третьих, правящие элиты западных стран оказались расколоты во взглядах на дальнейшую стратегию развития. Столкнувшись со сложным сочетанием разнообразных угроз и прямых противоречий, они не смогли организовать эффективные коллективные действия, наоборот скатившись к внутренней грызне, используя кризис в качестве инструмента давления на оппонента.
Это привело к запаздыванию принимаемых мер и усугублению кризиса не только в экономике, но уже и в политике. В итоге, вместо усиления интеграции, абсолютно все акторы перешли в режим «каждый за себя».
В Европе это выразилось в противоречии между Брюсселем и национальными правительствами, справедливо ожидавшими получения экстренной помощи от Еврокомиссии, но так ее и не дождавшимися. Вместо ЕС, эффективную, а главное оперативную и бесплатную поддержку оказали Россия, Куба и Китай.
Руководство США вообще зациклилось на убеждении в абсолютности собственного превосходства и обязанности всех прочих, включая союзников по коллективному Западу, просто перечислять Америке денежные преференции даже прямо в ущерб себе.
 
3. Прогноз на ближайшую перспективу
Под действием эпидемии все перечисленное наложилось друг на друга и привело к синергетическому эффекту. Антикризисные меры срочно потребовали больших объемов внеплановых расходов.
Кризисная программа ЕС принята, в первом этапе на 420 млрд евро, находится в стадии принятия второго этапа на 750 млрд, и уже анонсируется в качестве мер третьего этапа еще на 1,5-2 трлн евро.
Срочные мероприятия по спасению американской экономики толкнули ФРС напечатать более 2 трлн долларов в течение пяти недель апреля–мая, и предполагают довести объем экстренных вливаний до 6–8 трлн долларов до конца текущего года. Это 22,8 и 37,2% от ВВП ЕС и США соответственно.
В поисках источников финансирования оба ключевых мировых рынка – американский и европейский – пошли по пути наращивания попыток принуждения геополитических торговых конкурентов меньше им продавать и больше у них покупать.
В частности, Трамп требует от Китая согласиться на 15% повышение американских таможенных пошлин на китайские товары и услуги при одновременном расширении объема закупки американских товаров на 250 млрд долларов или на треть от текущего уровня американского экспорта в Китай.
Это создает проблему разрыва связности сложившегося механизма торговых отношений. Восстанавливающийся после карантина Китай активно стимулирует восстановление промышленного производства внутри страны, но сталкивается с усложнением экспорта продукции на ключевые рынки сбыта.
Что в свою очередь негативно влияете на спрос на базовое сырье, а значит и на цены. И круг замыкается.
Внутри Евросоюза складывается принципиальное противоречие стратегического целеполагания. Собравшиеся в Еврокомиссии еврооптимисты пытаются использовать кризис для реформирования европейского проекта через деньги.
Дать их на антикризисные меры председатель ЕК фон дер Ляйнен предлагает либо из кармана только шести финансовых стран-доноров (прежде всего Германии, Бельгии и Нидерландов), либо за свет введения во всех странах ЕС прямых налогов, собираемых в бюджет ЕК минуя бюджеты национальных правительств.
Расчет делается на сочетание невозможности уклониться от запуска антикризисных программ и активном нежелании стран-доноров компенсировать потери всех 27 стран ЕС только за свой счет.
США пытаются вообще отделить американскую экономику от общемировой с формированием закрытого автаркичного кластера, на основе союза Канады, Мексики, большинства (по возможности всех) стран Центральной и Южной Америки, под непосредственным американским политическим и экономическим руководством.
Это вынуждает Китай также задуматься над консервацией интеграционного проекта «Пояса и Пути» и также начать реализацию мер по формированию собственного кластера на основе стран ЮВА и значительной части АТР.
Кроме того, складывающиеся условия толкают США к объявлению прямой войны Китаю в перспективе ближайших 5–6 лет – смотри Доклад Института Русских стратегий «Оценка вероятности и практической формы вооруженного конфликта между США и Китаем».
 
Выводы
Все перечисленное формирует для России следующий состав угроз и требует подготовки мер по их купированию.
Во-первых, Европа теряют перспективу основного российского внешнеторгового партнера. Как по причине углубления ее внутренней экономической стагнации по причине исчерпания внешних и внутренних рынков сбыта, так и ввиду неизбежного обострения торговой войны, а далее и политического противостояния с США, являющимися главным рынком сбыта европейских товаров, и единственным, с которым у ЕС сохраняется положительное торговое сальдо, которое Вашингтон будет стремиться любыми способами обнулить. Что сделать он может только через сокращение объемов торговли и расширения масштабов антиевропейских финансовых санкций.
Все перечисленное, в сочетании со стремлением ЕС к абсолютизации «зеленой» энергогенерации, неизбежно грозит усилением попыток еврооптимистически настроенной части правящей элиты Европы усилить давление на Россию и сокращать объем торговли с ней. Следовательно, необходимо ускорение переориентации внешней торговли на ЮВА и Китай.
Во-вторых, в отношениях с ЕС Москве необходимо определиться с ключевыми целями. Вариант реорганизации «по фон дер Ляйнен» очевидным образом интересам России противоречит. Соответственно, необходимо сосредоточить усилия на поддержке франко-германского проекта «Европы двух скоростей». В том числе с перспективой пересборки ЕС в новом составе. Вероятно, без ряда входящих в него сегодня стран Восточной Европы.
В-третьих, России необходимо наращивать емкость внутреннего рынка и, что еще важнее, усиливать концентрацию на своей территории промышленных мощностей лимитрофов. Как это успешно делал Китай, и как это Россия делает с украинской промышленностью. Что можно перебазировать – перебазируется, что нельзя – блокируется, используя освобождающиеся сектора и сегменты своего внутреннего рынка для развития масштабов и темпов импортозамещения.
В-четвертых, бесплодные попытки Белоруссии и ряда других постсоветских стран, найти экономически рациональную замену российским поставкам сырья и энергоносителей показывает целесообразность пересмотра ценовой политики с ними. В сторону ужесточения привязки получения преференций с выполнением конкретных условий.
В том числе политического характера. С целью достижения условий вхождения регионов в состав РФ как источников квалифицированной и/или относительно дешевой рабочей силы. А в направлении Средней Азии – еще и в качестве удешевления доступа к их сырьевой ресурсной базе. Только если на западном направлении допустимы методы политической интеграции, то в отношении стран Туркестана – только экономической из-за большого демографического навеса.
В-пятых, упрочение российского экономического влияния в Средней Азии необходимо и для конкретизации границы сфер взаимных интересов между РФ и КНР в регионе.
В-шестых, все три основных конкурента России (США, Европа, Китай) оказываются вынуждены обострять борьбу за максимизацию контроля над ресурсами Африки. Это важно, так как Черный континент сегодня остается единственным, даже последним оставшимся, доступным направлением российской экономической экспансии, в котором отставание России в гражданских передовых технологиях наименее заметно.
Айфоны последней модели африканцам мало интересны, а вот менее дорогие, но более эффективные, чем западные, вооружения – наоборот пользуются большим спросом. Что открывает для Москвы хорошую перспективу менять высокотехнологичное оружие на сырье и доступ к их внутренним рынкам сбыта.
Кроме того, можно отметить следующее:
1. Эпидемия коронавируса в мире показала возможность эффективной нейтрализации органов высшего государственного и военного управления национальных государств без риска нанесения ответного удара по агрессору, которого невозможно идентифицировать.
2. Существует неразличимая граница между реальной опасностью от эпидемии и чрезмерной концентрацией власти в руках правящих элит.
3. Пандемия страха идёт впереди пандемии вируса, что делает общество податливым к сворачиванию институтов либеральной демократии, однако власти всех стран опасаются своевременных жёстких мер и упускают благоприятные моменты для локализации эпидемии. Полумеры же только усугубляют положение, в результате чего создаются предпосылки к эскалации политического кризиса. 
4. Разрушению поддаются все национальные структуры государственного управления, в первую очередь социально ориентированные (повсеместный крах национальных систем соцобеспечения и здравоохранения).
5. Эпидемия создала новые очаги социальных конфликтов и обострила прежние. Неустойчивость государственных систем возросла.
6. Национальные государства как институт ослабели, но усилились ТНК и подчинённые им фонды. Глобальные корпорации через монополию в финансах, информатике и  фармацевтике агрессивно позиционируют  себя как единственных спасителей человечества, что было невозможно до эпидемии.
7. Постпандемическое оживление мировой экономики становится для России новым источником политических рисков.
8. Газовые магистральные трубопроводы из России в ЕС и Азию становятся поводом для удара США по экономике России.
9. Появились новые инструменты политической дестабилизации.
10. Эпидемия не только ослабила существующие национальные институты государства, но и показала возможности биологической войны между государствами. Определён спектр защитных мероприятий для инициирующего нападение государства-агрессора и оценён эффект инициативы в биологической атаке.
11. Определены пределы неконтролируемого отклонения от сценариев превентивной биологической войны, и созданы перечни мер по локализации подобных отклонений.
12. Безопасность Центральной Евразии в целом снизилась, вокруг России качественно усилилась зона нестабильности, однако контуры её остались прежними.