Мировая экономика после КОВИД-19: роль и место РоссииХотя на российскую экономику эпидемия ударила относительно слабее чем в Европе, Америке или Китаю, - фактические потери по итогам 2020 года ожидаются в пределах от 0,8 до 2% ВВП, - сложившиеся тенденции не обошли РФ как крупную экспортную экономику мира. Прежде всего, в секторах торговли энергоносителями, некоторыми видами другого сырья.
Все существовавшие до сентября 2019 года прогнозы развития рынков утратили свою актуальность. Например, вместо уверенного наращивания объемов экспорта природного газа в Европу (200 млрд кубометров в 2017, 225 млрд кубометров в 2018) с перспективой выхода на отметку в 280 – 300 млрд кубов к 2025 – 2027 годах, по итогам 2019 удалось добиться лишь 219 млрд м3, а в 2020 ожидается снижение до 193 млрд кубов. Падение объемов в сочетании со снижением экспортных цен грозит потерей около 25% экспортной газовой выручки.
Схожая проблема стоит по нефти, углю, и практически всем видам базового сырья. Точная картина его отгрузок на момент проведения еще отсутствует, однако уже очевидно, что Евросоюз, на который приходилось 70% российского экспорта, к докризисным цифрам спроса в ближайшей перспективе не вернется. Более-менее внятное восстановление можно ожидать не ранее начала 2022 года. Да и то, результат будет зависеть от ряда начатых кризисом политических тенденций.
Последнее особенно наглядно проявляется в связи с обострением противостояния США с Китаем. Проигрывая ему в торговой войне правительство США пытается реализовать на практике все оставшиеся рычаги влияния на остальной мир, в первую очередь на Европу, для организации торговой изоляции КНР, экономика которой, в сущности, похожа на российскую.
В том смысле, что доля внешнеторгового оборота в ВВП Китая составляет 26,4%, аналогичный показатель у РФ – 43%. Вследствие чего сложности со сбытом промышленных товаров на экспорт неизбежно ведут к сокращению объемов внутреннего промпроизводства КНР, а значит оборачиваются снижением ее спроса на сырье и энергоносители.
Являясь крупнейшим потребителем ресурсов, Китай самым непосредственным образом влияет на баланс их спроса и предложения на международном рынке, что непосредственным образом сказывается на текущих ценах и перспективах их изменения в будущем.
Падение цен оборачивается не только снижением доходов российской экономики, но и порождает три группы фундаментальных проблем стратегического уровня.
Во-первых, обостряется борьба за рынки и нарушается сложившийся механизм ценообразования, что крайне затрудняет стратегическое планирование. В частности, только из-за падения цен на газ сроки окупаемости газопровода «Северный поток–2» сдвигаются минимум на 5–7 лет, тем самым лишая «Газпром» возможностей к финансированию новых крупных инфраструктурных проектов. А также вынуждает серьезно перерабатывать бюджетные планы Российской федерации.
В том числе в стратегически важных для будущего экономического и социального развития страны – базовых госпрограммах. Денег на их финансирование в ранее запланированных объемах нет и в предстоящие 2 года вероятнее всего не будет.
Во-вторых, эпидемия поставила под сомнение перспективы дальнейшего продолжения европейского интеграционного проекта. Что, в свою очередь, обострило там трения, как на уровне между входящими в ЕС государствами и центров в Брюсселе, так и между ведущими группировками правящей элиты внутри самих национальных государств. Это вылилось в утрату предсказуемости даже среднесрочного европейского экономической и, главное, политической линии.
Например, с одной стороны, Еврокомиссия выступает за блокирование газопровода СП-2 жесткими рамками Третьего энергопакета, а Германия настаивает на его реализации вне рамок Европейской энергетической хартии. Но в то же время, правительство ФРГ демонстрирует нерешительность в принятии собственных законов, выводящих СП-2 из-под ТЭП, а германский газовый регулятор подтверждает распространение норм ТЭП на СП-2. В результате затрудняется оценка целесообразности дальнейших действий по проекту.
И не только по нему. Из примерно 600 млрд долларов внешнеторгового оборота РФ более 420 млрд приходится на Евросоюз. Усиление там внутренних политических трений формирует угрозу стабильности торговых отношений, а значит и экономическим перспективам России в целом.
Теоретически логичным стратегическим ответом в указанных условиях выглядит переориентация внешнеторговых операций с запада на восток, в Китай. Но такой шаг не может быть реализован быстро, требует значительных долгосрочных инвестиций в инфраструктуру, перестройки экономических цепочек, а также несет ряд важных рисков.
Торгуя с Европой, Россия взаимодействовала с достаточно рыхлым союзом 28 стран, лишь пять из которых по размеру экономики превосходили российский, да и то не фатально. К примеру, Германия по ВВП превосходит Россию лишь в 2,4 раза, Франция – в 1,68 раза, Италия – в 1,25 раза.
Это позволяло разговаривать с ними в известной степени на равных, в том числе используя существующие между ними собственные трения. Тогда как ВВП КНР превосходит российский в 10 раз, что предопределяет заметно другой баланс отношений, не во всем удобный и выгодный Москве.
В-третьих, вызванные эпидемией экономические сложности у постсоветских стран обострили проблемы российского интеграционного проекта. Как большого – ЕАЭС и ОДКБ, - так и малого – с Союзным государством. Причем именно Минск своими метаниями в поисках экономического спасения сегодня доставляет больше всего проблем.
Формат СГ долгое время понимался в качестве эталонной технологической схемы собирания бывших советских земель назад в одно общее централизованное сильное государство. Нынешняя позиция Минска подчеркивает интерес лимитрофов к России только в качестве щедрого источника бесплатных бонусов и преференций, что российским интересам принципиально не соответствует.
https://russtrat.ru/analytics/1592299218-1055