6 лет назад, 21 октября 2014 года украинские военные преступники (предположительно из карбатов "Луганск-1" и "Айдар") расстреляли двух мирных жителей поселка Сокольники, пенсионерку Ирину Пащенко и водителя Сергея Вальвак, принимавших участие в проведении Референдума 11 мая 2014 года.
Ирина Викторовна Пащенко (15.06.1951) уроженка Славяносербска . Активная общественница, в прошлом комсомольский активист.
В 2004, работая заворготделом Славяносербской РГА, возглавила районный избирательный штаб В.Януковича. После победы "помаранчевой революции" подвергалась преследованиям. Затем на пенсии в селе Сокольники организовала массовые протесты против попыток начала работ по добыче сланцевого газа на территории села. Активный участник Русской весны 2014 и Референдума 11 мая. Ирину расстреляли первой, набросив ей на лицо какую-то тряпку. По словам Елены, жены Сергея Вальвак, перед тем как расстрелять Ирину избили.
Второй убитый во время карательного набега в Сокольниках – Сергей Анатольевич Вальвак (22.02.1967) работал водителем . Осталась жена и трое детей. Трудился в совхозе "Знамя", затем в агрофирмах, вывозя зерно в зернохранилища. По словам родных Сергей не принимал участие в проведении Референдума 11 мая, но также был убит карателями. Мужчину застрелили двумя выстрелами в голову во дворе собственного дома 21 октября 2014. Жену и двоих детей заставили зайти в дом.
Рассказывает жена погибшего Елена Николаевна Вальвак:
«В тот день в Сокольники украинские военные зашли рано утром. По деревне прошли, проехали, постреляли. К нам уже приехали около 9 часов утра. Подъехали ко двору БТР и легковая машина. Словно знали, куда шли. Вошли с бумажкой в руках, на ней было что-то написано, но мне-то они её не показывали. Дома были мы с батей, дочь 15-ти лет и пятилетний сын. Старший сын, ему тогда уже 23 года исполнилось, в это время был в другом дворе. Его наши мужики остановили, сказали: "Постой здесь…", — и не пустили домой. Народ ведь стал выходить, когда приехали машины. Я в окно глянула — остановились возле нас. Стали выходить навстречу. Муж первый вышел, я за ним, доча за нами, а меньшому мы сказали сидеть в хате, не стали за собой тянуть. Те зашли, без всякого. Имя-фамилию по паспорту начали у нас спрашивать. Муж сказал, я повторила, а они говорят:
— Вы обе в хату, — на нас с дочей. — А вы пройдёмте с нами (Сергею).
Один из военных только разговаривал. Их было человек семь. Нам сказали идти в хату, а сами стали идти на огород. Собаки начали хватать за ноги, у нас там маленькие шавочки были. Приказали закрыть. Мы собак прикрыли, а на нас автоматы наставили и криком:
— Так! В хату!
Малая в доме осталась, а я опять попыталась выходить, а они мне снова: "Зайди!".
Так помыкалась, помыкалась по дому, опять хотела выходить со стороны огорода, и опять приказ: "В хату!". Подошла к окнам, смотрю, они уже отъезжают, думаю: "Где ж батя?". Стала выходить, по двору туда-сюда — нэмае нигде, выхожу в огород, а он там лежит.
Выстрелов мы не слышали, были в доме, а люди, которые были на улице, слышали хлопки. Говорят, у главного был какой-то длинный автомат, с насадкой. Стреляли в голову. Одна пуля прошла навылет, другая осталась.
Я ж вышла не в себе, кричу: "Убили!" — а мне соседи: "Ты что — дура?!".
Сын тут подбежал, люди говорят: "Не подходи!"
А что "не подходи"?! Я его уже крутила-вертела, а он уже мёртвый. Скорую вызывали, но сами отвозили батю в Славяносербск, в морг. Когда были в приёмном покое, говорили, что ещё один труп привезли от нас.
Я не знаю, за что убили моего мужа, но действовали они как каратели. А он не был ополченцем. Он работал водителем. Как война началась, тоже работал, помогал всем, но при этом ополченцем он не был. Те, что пришли его убивать, обронили, что идет «зачистка деревни». Только потом я поняла, что они могли так же запросто и нас с детьми "зачистить".